Присвоение чужого. 
Психологические основы педагогической реабилитации

Кража и иное имущественное посягательство — понятия сугубо общественные, ибо право собственности есть сложная социальная категория, содержание которой определяется не только правовыми, но и нравственными нормами существующей формации. С учетом того, что в каждом государстве есть люди, придерживающиеся в своих взглядах на собственность не только нормативных установок, но и пережитков прошлого и чуждой идеологии, воспитательный подход в семье и среде неформального общения может варьироваться в широких пределах. Базисная установка «не смей брать чужого» обычно прививается в каждой семье, во всяком случае со слов старших, ибо родители отлично понимают, что грозит их ребенку, если он этого правила не усвоит. Другое дело — их личный пример, который может породить совсем иное представление о возможности присвоения чужого имущества.

В дошкольном и младшем школьном возрасте кража — всегда следствие плохого воспитания. Запущенные или излишне избалованные дети, не получившие навыка разделять свое и чужое, попросту не находят альтернативы соблазну присвоить понравившуюся вещь. С началом обучения в школе такие альтернативы быстро закрепляются.

В отроческом возрасте у запущенных в воспитательном отношении детей взгляд на кражу дифференцируется в зависимости от среды обитания. Нравы уличного общения допускают присвоение чужого с соблюдением известных «правил игры». Например, красть у «своих», т. е. приятелей, родных, одноклассников, ближайшего окружения, нельзя, и это правило сравнительно редко нарушается. В то же время не требуется большого внутреннего сопротивления для того, чтобы взять вещь или даже отобрать ее силой у «чужого», т. е. не входящего в круг ближайшего общения. Нравственная основа честности как отношения личности к самой себе еще не является надежным внутренним регулятором поведения, и средовой фактор доминирует над индивидуальным.

В подростковом возрасте имущественные посягательства содержат в себе состав преступления, ибо с 14 лет наступает период правоответственности. Однако еще длительное время в мотивах присвоения чужого корыстные побуждения уступают место стремлениям другого рода. Достаточно указать, что общая сумма ущерба от краж, совершаемых подростками, в среднем на один случай не очень велика. Отсутствие потребительской выгоды наталкивает на мысль, что истоки следует искать в психологии личностных реакций, тем более что подавляющее большинство такого рода преступлений совершается группами подростков. Малокорыстная групповая имущественная преступность несовершеннолетних выглядит, с точки зрения взрослого человека, еще более нелепо, если учесть, что способ присвоения чужого в большинстве случаев несет в себе высокую вероятность разоблачения (вещи похищаются у знакомых, раздариваются в кругу, известном потерпевшему, и т. п.).

Не вдаваясь в описание криминологических аспектов имущественных посягательств несовершеннолетних, остановимся лишь на тех моментах, которые важны для их педагогической реабилитации.

Одним из тяжких правонарушений, предусматривающих значительное наказание, является открытое присвоение чужого имущества. Взрослые люди, реализующие свои корыстные побуждения в форме грабежа или разбоя, обычно прибегают к ним для устрашения жертвы и обеспечения своей безопасности. Подростки же редко ставят перед собой цель личного обогащения. Значительно чаще имущественное посягательство осуществляется «попутно», наряду с такими действиями, как хулиганство, избиение и др. И лишь затем, когда «противник повержен», у него в качестве «трофея» изымаются некоторые вещи или деньги. Манера распоряжаться награбленным еще более обнаруживает мотив хвастовства: вещи раздариваются знакомым, причем нередко — знакомым с потерпевшим.

С учетом того, что подростки хорошо осведомлены об ответственности за подобного рода действия, демонстративное пренебрежение ею свидетельствует в большинстве случаев о том, насколько эмоциональные детерминанты поведения могут в этом возрасте доминировать над разумными доводами правосознания. У запущенных в воспитательном отношении подростков пренебрежение возможностью разоблачения может означать стремление приобрести «авторитет» в среде уголовных преступников, где тяжесть санкций, применяемых за содеянное, по их мнению, может служить им достойной аттестацией.

Нападение именно с целью завладеть чужим имуществом также встречается в структуре подростковой преступности, но значительно реже. В каждом случае такого рода нужно ясно представлять, какую роль играл корыстный мотив в действиях как отдельного подростка, так и группы в целом.

Кража (тайное хищение имущества) тоже нередко содержит элементы игры, увлекающей подростков эмоциональными мотивациями. Для них сам способ совершения преступления: предварительное распределение ролей, обсуждение деталей, необходимость скрываться и рисковать — несет в себе значительный романтический заряд. Личное пренебрежение к похищенному, которое раздается, теряется, продается за бесценок, длительное время позволяет несовершеннолетним в душе не считать себя преступниками. С эгоизмом, свойственным этому возрасту, они рассматривают преступную ситуацию прежде всего со своих позиций (что я выиграл и чем рисковал), а затем уже — с позиций потерпевшего (что он при этом потерял). Лишь в сравнительно редких случаях, когда дети из неблагополучных семей подходят к подростковому периоду со сложившимися навыками присвоения чужого, их кражи носят признаки истинного воровства (обеспечение выгоды, конспирация, узкий круг посвященных соучастников и т. п.). Когда такие подростки становятся лидерами криминальных групп, правонарушения последних начинают носить оттенок «гангстеризма»: жестокие законы внутригрупповых отношении, запугивание неустойчивых, желание приобрести известность в преступном мире.

Отдельно следует рассмотреть мотивацию имущественных посягательств девочек и девушек, которая по многим признакам отличается от мальчишеской и юношеской. В детском и отроческом возрасте на чужое чаще покушаются девочки из неблагополучных семей, где эгоизм родителей лишает ребенка тех привлекательных мелочей, которые и создают очарование детства. Они крадут игрушки, сласти, красивые безделушки. Украденные вещи долго скрываются от окружающих, чтобы ими можно было потом «поиграть в свое удовольствие».

В подростковом возрасте объектом присвоения становятся модные и красивые вещи. Причем, анализируя причину проступка, следует иметь в виду некоторые специфические женские черты его мотивации. Наиболее простым мотивом выступает зависть плохо одетой и малообеспеченной девушки к своим сверстницам, гардероб которых соответствует подростковым понятиям о «престижной» одежде. Вещи похищаются из раздевалок, квартир, общественных мест. Однако назвать только словом «зависть» весь сложный комплекс переживаний, толкающий девушку к краже, было бы не совсем верно. Дело в том, что источником зависти у подростков (в отличие от взрослого человека) служит не стремление возвыситься над окружающими, а тревожная озабоченность, как бы «не оказаться хуже других». Чем беднее духовно среда общения девушки, тем большее значение имеет для нее одежда. «Отставание» переживается как унижение, а это уже может заставить ее рисковать своей репутацией честного человека.

Сложнее бывает установить мотив кражи, если она совершается в процессе обмена вещами. Девушки, особенно из числа проживающих в общежитиях, часто пользуются гардеробом друг друга. При этом красивые вещи могут быть похищены. Инициаторами расследования инцидента в этих случаях выступают, как правило, родители потерпевшей, так как сами подростки редко прибегают к «третейскому суду» для разрешения подобного рода конфликтов.

Значительно реже, но все-таки встречаются случаи, когда девочки или девушки соучаствуют в краже для того, чтобы помочь своей подружке в приобретении вещей, на которые у нее не хватает средств («благородность» цели оправдывает риск). Обычно такие мотивы свойственны девушкам с мальчишеским складом характера.

И наконец, бывает, что участие девушки в краже остается незамеченным, поскольку ее совершает юноша, чтобы сделать ей (с ее одобрения) подарок с целью продемонстрировать симпатию. В среде педагогически запущенных подростков известный риск при этом имеет для девушки своеобразную привлекательность.

Итак, далеко не каждый несовершеннолетний, присвоивший чужое, заслуживает, чтобы его впредь называли вором или грабителем. Конечно, если ориентироваться на официальную аттестацию деяния, эти слова совпадают с уголовной оценкой действия, однако, если ставить перед собой задачу педагогической реабилитации, торопиться наклеивать ярлык не следует. Согласится ли сам несовершеннолетний с тем, что его отнесли к столь неприветствуемой группе людей? Захочет ли он реабилитировать себя в наших глазах? Это будет зависеть от того, насколько точно мы установим истинную природу мотивов его противоправного побуждения.

Что такое вор с точки зрения несовершеннолетнего? Прежде всего это жадный человек, готовый унизиться для получения материальной выгоды. Такой образ сформирован с детства сказками, книгами, рассказами взрослых. Естественно, что подросток, рискнувший взять чужое, чтобы порадовать приятелей, не считает себя вором в том смысле, который он в это слово вкладывает. Для него это удача, риск, демонстрация личной храбрости. Признаваясь при разоблачении в своих «подвигах», он не чувствует унижения. Воспитателю нужно провести значительную работу, для того чтобы подвести его к осознанию негуманности содеянного и внушить понимание честности как личного достоинства человека. Недаром наиболее болезненным моментом бывает уличение в краже для улучшения собственного благополучия. Крадущих «для себя» подростки не любят и не уважают.

При оценке любого случая противоправного поведения подростка с позиций педагогической диагностики необходимо установить, насколько мотивы конкретного поступка отражают более общие закономерности расстройства его средовой адаптации.

Наиболее доступными в воспитательном отношении будут случаи, когда в силу социальной незрелости подросток переносит в наказуемое поведение мотив детской шалости. Будучи правильно ориентирован всем предшествующим воспитанием на социально адекватные способы регуляции отношений с окружающими, он попадает под влияние временных чувств, обусловленных ситуацией и сузивших критические возможности мышления. В глубине души у него не возникает сомнений в том, что он не может быть отвергнут обществом как уголовный преступник. Его раскаяние вполне искренно. Считая себя жертвой обстоятельств, подросток без проблем и затруднений возвращается к правопослушной форме поведения.

Более сложные переживания испытывают подростки, совершившие правонарушения по наивности или руководствуясь мнимыми групповыми ценностями, но вынужденные под страхом разоблачения скрывать (а тем более продолжать) противоправную деятельность. Ощущение зависимости от чуждой среды является постоянным источником сильного психического напряжения. Разоблачение воспринимается ими с чувством облегчения, так как дает возможность вернуться к психологически близким и понятным формам правопослушного поведения в коллективе сверстников.

Если подросток принимает нравы криминогенной группы как свои, передавая лидеру функции активной воли без внутреннего сопротивления, это означает недоразвитие духовных ценностей высшего порядка и требует от воспитателей значительной работы. В таком случае необходимо не только вызвать отвращение к нравственной стороне преступления, но и оживить потребности и интересы к коллективному общению в среде сверстников.

И наконец, наиболее сложными в воспитательном отношении оказываются подростки, противоправное поведение которых бывает обусловлено накоплением аморальных взглядов, навыков и привычек, полученных в обстановке педагогической и семейной запущенности. В мотивации их поведения обращает на себя внимание нечеткость различения дозволенного и недозволенного, правовые суждения отличаются наивностью, мотивы противоправного поведения бывают обременены предрассудками, а в совершении преступлений просматривается враждебность к окружающим. Раскаяние таких подростков — результат длительной и кропотливой реабилитационной деятельности.