Учреждение цензуры и особенности ее правового регулирования в Российском государстве (1721—1804 гг.)

Хронологические рамки учреждения цензуры в России открываются в 1720—21 гг. Хотя задолго до этой даты, по свидетельству ряда исследователей, редактирование, корректура и, возможно, цензура вносились в рукописные тексты времен Ивана Грозного и даже в более ранние работы, например, в «Повесть временных лет»^[1].

Первое упоминание о деятельности, связанной с запретами на распространение книг, имевшей нормативно-правовой характер, относится к середине XVI в. «У нас первые постановления о книжном деле были произведены на Стоглавом Соборе», — отмечал проф. А. Я. Антонович^[2].

В современных изданиях исследователи также ссылаются именно на постановления Стоглавого собора: «Уже Стоглавым собором (1551) были предприняты меры по наблюдению за правильностью переписывания церковных и юридических книг. Нередко авторы преследовались за их сочинения. Появление раскольничьей рукописной литературы повлекло немедленное применение карательной цензуры: духовные соборы и московские патриархи предавали рукописи анафеме»^[3].

Инициатором ограничений в книжном деле считается царь Иван Васильевич, поставивший вопрос об ограждении народа от книг, распространявших еретические заблуждения, в нескольких главах соборных постановлений 1551 г. Так, в главе 41 сказано: «не токмо в царствующем граде Москве, но и по всем градом, царю свою царскую грозу учините и заповедь, и святителем всем, коемуждо в своем пределе, по всем градом запретити с великим духовным запрещением, чтобы православные христиане богомерзких книг еретических у себя не держали и не чли, а которые держали у себя такие еретические отреченные книги и чли их, и иных прельщали, и те бы о том каялися отцом своим духовным, и впредь бы у себя таких еретических отреченных книг не держали и не чли, а которые учнут у себя впредь такие книги держати и чести, или учнут иных прелыщати и учити, и им быти от благочестивого царя в великой опал и в наказании, а от святителей, по священным правилам, быти в отлучении и в проклятии».

Безусловно, постановления Стоглава были направлены против распространения еретических заблуждений. Как отмечали исследователи российской истории, «пользы принесли они мало, ереси в XVI в. быстро размножались, что вызывало ряд новых мер»^[3]. В царствование Алексея Михайловича в Разбойном приказе «жгли живаго за богохульство, за церковную татьбу… за чернокнижество, за книжное преложение, кто учнет вновь толковать воровски против апостолов, пророков и святых отцов с похулением».

Более систематическое правовое регулирование книжного дела отмечено в период царствования Петра I. В его время появились в обращении книги, «с многими противностями восточной церкви», вследствие чего в 1720 г. издан указ, по которому печатать книги дозволялось не иначе, как после заявления духовной коллегии^[5].

Профессор П. И. Люблинский называл пять периодов развития цензурного законодательства: 1) эпоха, предшествовавшая изобретению книгопечатания, когда в руках церковных властей и университетов сосредоточивались права по наблюдению за правильностью переписки церковных и юридических книг; 2) эпоха расцвета местной и ведомственной цензуры; 3) эпоха государственно-полицейской цензуры; 4) период замены предварительной цензуры — карательной и 5) период замены цензуры ответственностью по суду за преступления печати^[6].

Как отмечается в статье В. Якушкина, в XVII в. «мы еще совершенно не встречаем каких бы то ни было общих распоряжений о цензуре.

Литература

тогда была почти только духовная, наблюдение за нею принадлежало высшему духовенству… при том же типографский станок был исключительно в распоряжении правительства"^[7].

В качестве мер предупредительного характера просмотр книг духовного содержания стал применяться в период царствования Петра I. В параграфе 3 части III Духовного регламента, утвержденного 25 января 1721 г., устанавливалось, что богословские сочинения прежде печати должны быть представлены в «коллегиум», который обязан рассмотреть письмо, «нет ли в… оном погрешения, учению православному противного»^[8].

С 1720 по 1724 г. отдельными указами было постановлено: не продавать церковных книг и изображений, не рассмотренных Синодом; отбирать старопечатные книги и взамен их выдавать новые, исправленные; отыскивать по монастырям исторические рукописи и книги и присылать их в Сенат^[9].

Синодским указом от 13 октября 1724 г. «Об объявлении раскольничьих рукописных книг духовным правителям» было установлено, чтобы «противные благочестию раскольнические рукописные книги… ни тайно, ни явно, ни под каким видом держать не дерзали, под опасением жестокой казни…»^[10].

Петр I, издавая постановления о книжном деле, имел в виду книги богословского содержания. Из небогословских книг исключение сделано было только для книг исторических, которые по указу императора, должны быть печатаны с апробации Синода. Начало цензуры небогословских книг относится к периоду царствования Елизаветы Петровны. В 1742 г. определялось представлять газету «Российские Ведомости» «для апробации в Сенат». В том же году книги, напечатанные после смерти Анны Иоанновны, предписывалось представлять в типографии для перемены в них императорского титула или для уничтожения в них «имен, в два правления бывших известных персон».

Как свидетельствуют исследования XIX в.^[11], развитию в России печатного дела во многом способствовала Екатерина II. В 1771 г. императрица разрешила иноземцу И. М. Гартунгу устроить первую частную «привилегированную», «вольную» типографию и словолитное художество. Их владельцу дозволялось печатать книги исключительно на иностранных языках, а «объявления всякие с дозволения полиции». В словолитной разрешалось литеры лить для собственных нужд, а также для казенных типографий. Императрица признавала, что дело это «нужное и для общества полезное»^[12]. Процесс развития книгопечатания набирал обороты, новым книгопродавцам разрешалось открывать собственные типографии и печатать книги на «российском и иностранных языках».

Мотивом к установлению цензуры, по мнению исследователей, Екатерина II считала «предосторожность, чтобы не могли иногда выходить такие книги или сочинения, кои противны христианским законам, или правительству, или же добронравию».

• 22 августа 1776 г. предварительная цензура была распространена на всю гражданскую литературу и сосредоточена по-прежнему в академии, а духовная цензура состояла в Синоде. Впрочем, еще раньше, а именно в 1765 г., наблюдение за печатным делом было возложено на особо назначаемых от академии и Синода смотрителей, обязанных наблюдать, «чтобы в печатаемых книгах ничего противного закону, правительству и благопристойности не было».
• 15 января 1783 г. Указом Правительствующему Сенату о типографиях полиции было поручено следить, за тем, «чтобы в книгах ничего противного законам Божиим и гражданским или же к явным соблазнам клонящегося издаваемо не было; чего ради от управы благочиния отдаваемые в печать книги свидетельствовать»^[13]. Таким образом, в Российской империи впервые была установлена общая предварительная цензура.

В 1790 г. вышла книга А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву». Сочинение было цензуровано в установленном порядке и допущено к печати Управою благочиния, но напечатано «с прибавкою после цензуры многих листов… в собственной типографии» автора. В июне состоялся суд над Радищевым. Писатель обвинялся по ст. 13 гл. 22 Соборного уложения, которая гласила: «а которые воры чинят в людях смуту и затевают на многих людей своим воровским умышлением затайные дела, и таковых воров за такое их воровство казнить смертью»^[14]. Произведение, наделавшее много шума в столице, было признано именным указом Екатерины II от 4 сентября 1790 г. «самыми вредными умствованиями… оскорбительными и неистовыми выражениями»^[15]. Радищев был приговорен к смертной казни, но помилован императрицей и сослан в Сибирь на 10 лет.

Централизация цензуры в академии и Синоде не могла не тормозить развития печати, и 15 января 1793 г. издан указ, которым наблюдение за печатным делом значительно децентрализовалось. В указе сказано, что «типографии не следует различать от прочих фабрик и рукоделий».

В соответствии с Указом императора от 16 сентября 1796 г. была учреждена цензура из одной духовной и двух светских частей, особо составляемых. Отныне она передавалась под наблюдение губернских начальников в Москве, Петербурге, Одессе, Риге. В столицах цензурная деятельность находилась под ведением Сената, а также Академии наук и университета. В портах цензура устраивалась для наблюдения, чтобы на кораблях привозимые сочинения, как газеты, так и другие не были пропускаемы без прочтения.

Ужесточение цензурных правил произошло во времена правления Павла I, который при помощи военной дисциплины и полицейских мер стремился подавить любые проявления личностной и общественной свободы. В июле 1797 г. предписывалось книги, «цензурою признаваемые недозволенными, представлять на усмотрение совету». На следующий год было запрещено печатать географические карты без разрешения географического департамента. Вскоре все цензоры были подчинены Санкт-Петербургской цензуре, без разрешения которой нельзя было ничего печатать. Апогея цензурные меры достигли с утверждением указа о запрете выпускать «из-за границы всякого рода книги, на каком бы языке они ни были без изъятия, равномерно и музыку». Последнее обстоятельство объяснялось возможностью укрывать за нотами недозволенную мысль^[16].

С этой же целью в 1799 г. был утвержден штат цензоров в Вильно. Еще через три года в пограничных пунктах учреждены цензурные управления для рассмотрения ввозимых в Россию книг.

Дело доходило до придирчивых и невероятных ограничений. Высочайшим повелением предписывалось вместо слова «обозрение» писать «осмотрение», вместо «врач» — «лекарь», вместо «граждане» — «жители, обыватели», вместо «отечество» — «государство». Слово «общество» совсем было запрещено к упоминанию в печати^[17].

В период царствования Александра I отмечаются отдельные послабления в цензуре, выразившиеся в возврате к прежнему, более упрощенному порядку цензуры. Были сняты запреты с издательского дела, стали открываться частные типографии, правительство разрешило ввозить книги из-за границы. Стала издаваться масса книг, в том числе переводных — экономических, юридических, философских. Получила развитие русская литература, появились новые журналы разных направлений — «Вестник Европы», «Журнал российской словесности», «Северный вестник»^[18].

Император в Указе от 9 февраля 1802 г. «Об уничтожении цензур, учрежденных в городах и при портах; о дозволении открывать вольные типографии и о поручении губернаторам рассматривать вновь издаваемые книги» предписывал лишь «печатные книги свидетельствовать от Управы благочиния (в столицах)»^[19].

В соответствии с п. 4 Манифеста «Об учреждении министерств» от 8 сентября 1802 г. типографии, цензура, издание ведомостей и сочинений были определены в Министерство народного просвещения (МНП)^[20].

В XVIII в. в России все очевиднее зрела идея подчинить жесткому контролю со стороны государства всю издательскую деятельность и распространение иностранных книг. Однако на оформление и законодательное закрепление цензурной политики государства (до принятия первого устава о цензуре) потребовалось более восьмидесяти лет^[21].

Самостоятельного рассмотрения заслуживает история создания Цензурного устава Российской империи 1804 г. и практика его применения.

Вступление на престол и последующая деятельность императора Александра I и его окружения, по оценкам современников и исследователей, носила либеральный характер. Большую роль в осуществлении реформ играл Негласный комитет. Несмотря на то что это был неофициальный орган, многое из задуманного сподвижниками Александра I претворилось в жизнь (учреждение министерств, освобождение владельческих крестьян, преобразования учебных заведений и принятие университетского устава и др.). Именно члены Негласного комитета участвовали в подготовке первого цензурного устава^[22].

В фондах Российского государственного исторического архива^[23] нами обнаружены и впервые исследованы документы по подготовке первого российского устава о цензуре.

Как следует из обнаруженных и изученных документов, в ноябре 1803 г. чиновниками Министерства народного просвещения были переведены на русский язык и направлены для рассмотрения министру гр. П. В. Завадовскому Датский манифест о свободном книгопечатании и Устав о цензурах Французской Республики.

Предваряя замечания к Датскому манифесту, один из разработчиков российского устава Н. Н. Новосильцев указывал на необходимость таких постановлений, «в которых бы определительно было показано все то, что печатать запрещается, — то есть: все, что противно духу гражданской власти и религии, или клонится к оскорблению личной чести и за что сочинители, переводчики, издатели или типографщики должны подвергаться строжайшему взысканию»^[24].

Материалы для подготовки цензурного устава составили также всеподданнейший доклад министра народного просвещения от 9 июля 1804 г. и именные указы, касающиеся организации цензуры в 1773—1801 гг.^[25] По сложившейся в российской юриспруденции классификации к числу законов, направленных для обеспечения безопасности, относились уставы.

Первый российский Устав о цензуре был собственноручно утвержден Александром I 9 июля 1804 г. в Санкт-Петербурге. На поднесенном императору экземпляре стояли подписи государственных деятелей, участвующих в его подготовке, — Михаила Муравьева, князя Адама Чарторыйского, графа Северина Потоцкого, Николая Новосильцева и др. В том же году устав был опубликован. Он стал главным документом и практическим руководством не только для цензоров, но и для сочинителей, переводчиков, издателей книг и содержателей типографий.

«Устав этот, несмотря на то, что был основан на началах административного произвола, оказался самым либеральным из всех когда-либо созданных в России», — указывает в своей работе Ю. М. Батурин^[26].

В первом российском цензурном уставе не приводятся основные толкования ключевых понятий, как это делается в современном законодательстве. Однако некоторые положения имеются. Попытаемся дать им современную трактовку.

Как мы уже отметили, в уставе не приведено определение цензуры. Вместе с тем в первых статьях Отделения I «О цензуре вообще» (устав состоял из трех отделений и содержал 47 статей) сказано, что обязанностью цензуры является рассмотрение всякого рода книг и сочинений, назначаемых «к общественному употреблению». В данном случае цензуру, т. е. рассмотрение книг и сочинений следует считать деятельностью определенных должностных лиц государственных органов и духовных служб.

Главным предметом такой деятельности считалось «доставление обществу книг и сочинений, способствовавших истинному просвещению ума и образованию нравов», и удалению книг и сочинений, противных такому намерению. На этом основании ни одна книга или сочинение не должны были напечатаны, ни пущены в продажу, не пройдя процедуру рассмотрения цензурой.

Для осуществления цензурной деятельности в соответствии с уставом были учреждены цензурные комитеты при университетах из профессоров и магистров, состоящие под непосредственным ведением университетов. Каждый из подобных комитетов рассматривал книги и сочинения, печатаемые в типографиях, состоящих в округе того университета, при котором данный комитет находился. Комитет рассматривал также книги и сочинения, поступающие из-за границы и предназначавшиеся для университетских чиновников.

Для книг и сочинений, печатавшихся в округе СанктПетербургского университета, до открытия университета цензура была учреждена под ведением попечителя. Цензурный комитет составили ученые, находившиеся в тот период в столице Российской империи и назначенные для проведения цензурирования.

В соответствии со ст. 6 Устава цензура книг и сочинений, издаваемых Главным училищ правления, академий, также кадетскими корпусами, государственной медицинской управой, находившихся в Санкт-Петербурге и других ученых обществах, утвержденных правительством, и казенных мест, возлагалось на попечение и отчет данных учреждений и их начальников. Печатать такие книги и сочинения могли в принадлежащих этим учреждениям или других типографиях.

В первом уставе также устанавливалось, что церковные книги и сочинения подлежат рассмотрению духовной цензуры, находящейся под ведением Святейшего Синода и епархиальных архиереев. Церковные книги и сочинения печатались в синодской или иных типографиях, подведомственных Синоду.

Журналы и другие периодические сочинения, выписываемые через почтамты из-за границы, рассматривались в учрежденной при почтамтах цензуре, которая руководствовалась правилами Устава о цензуре.

В ст. 10 определялся порядок цензурирования рукописных пьес, представляемых на всех, не исключая и придворных, театрах как в столицах, так и в других городах. До представления вышеуказанные произведения рассматривались цензурными комитетами, а где нет комитетов — директорами народных училищ под надзором местного начальства.

Рассмотрение и разрешение к напечатанию театральных афиш и подобных тому объявлений и известий зависело, как сказано в уставе, от гражданского начальства, т. е. губернских органов управления.

Во втором отделении «О цензурных комитетах» подробно регламентировалась деятельность цензурных учреждений. Каждый цензурный комитет в положенное время проводил заседания. Цензоры, входившие в комитет, «разделяли между собой поступающие книги и сочинения», и по прочтении представляли письменные донесения, за верность которых несли ответственность. Своеобразное разделение труда регулировалось распоряжениями председателя цензурного комитета или должностного лица, выполнявшего его обязанности, что носило административно-управленческий характер.

В случаях, когда цензор сомневался одобрить к напечатанию книги и сочинения, а также книги и сочинения, в отношении которых принималось решение о запрещении, представлялись в полное собрание цензурного комитета для разрешения «по большинству голосов», т. е. рассматривались на заседаниях комитета.

Если состав цензурного комитета имел сомнения о рассматриваемых им книгах и сочинениях, то предписывалось «испрашивать через попечителя разрешения от Главного училищ правления». Данное учреждение входило в Министерство народного просвещения и ведало, наряду с прочими, вопросами цензуры.

В ст. 15 цензурным комитетам и цензорам особо устанавливалось наблюдать, чтобы в книгах и сочинениях ничего не было «противного закону Божию, правлению, нравственности и личной чести какого-либо гражданина». Цензор, одобривший книгу или сочинение, противное указанному предписанию, как нарушитель закона, подвергался ответственности «по мере важности вины».

При обнаружении в рукописях мыслей и выражений, оскорбляющих личную честь гражданина, благопристойность и нравственность, цензурный комитет, отказав в напечатании такого сочинения, объявлял причины запрещения и удерживал его у себя. В случае поступления рукописи, «исполненной мыслей и выражений, явно отвергающих бытие Божие, направленных против веры и законов Отечества, оскорбляющих верховную власть или совершенно противную духу общественного устройства и тишины», комитет немедленно предпринимал меры для «отыскания сочинителя и поступления с ним по законам».

В ст. 33—36 устанавливались координационные принципы деятельности, в частности, предписывающие обязательное уведомление других государственных учреждений о запрещенных сочинениях. Порядок отчетности цензурных комитетов выражался в предоставлении попечителям университетов ежемесячных выписок из журналов с последующим направлением их в Главное правление училищ.

В Отделении III содержались положения для сочинителей, переводчиков, издателей книг с подробной инструкцией о порядке представления сочинений для цензуры и издания. Обязательным условием было напечатание имени содержателя типографии на заглавном листе сочинения. В ст. 40 определялся порядок обжалования в Главное правление училищ в случае неодобрения или задержания сочинений, запрещения продажи напечатанных книг, а также других притеснений.

Устав также предусматривал ответственность содержателей типографий за нарушения цензурных правил, выражавшихся в напечатании не одобренных книг. За подобные нарушения предусматривалась конфискация тиража с взысканием затрат на издание.

Опыт Устава 1804 г. показал, что недостаточно лишь провозгласить «совершенную свободу тиснения, возвышающую успехи просвещения». Без необходимых правовых гарантий и механизма судебной защиты, по мнению ученых, неизбежен полный произвол цензуры^[27].

Несмотря на действие принятого устава, власти искали пути реформирования цензуры. Поиск возможностей ее усиления не оставлял в покое государственных мужей. Так, 25 июня 1811 г. при общем учреждении министерств было организовано особое ведомство полиции, круг действия которого был определен словами «ведает все учреждения, к охранению внутренней безопасности относящиеся»^[28]. Особенной канцелярии министра полиции была поручена «цензурная ревизия», наблюдение за тем, «чтобы не обращались книги, журналы, мелкие сочинения и листки без установленного от правительства дозволения», а также «иностранные сочинения неодобрительного содержания»; от министра полиции зависели и «дозволения на представление новых театральных сочинений и на печатание афиш, объявлений» и т. п.^[29] Таким образом, пишет В. Я. Якушкин, ведомству полиции были предоставлены отчасти надзор за цензурным ведомством (министерством народного просвещения), отчасти и сама цензура^[30].

Нормы и положения цензурного законодательства получали свое развитие, толкование и более подробный порядок применения в нормативных актах министерств. Так, 4 января 1825 г. министр народного просвещения утвердил «Правила к наблюдению при чтении периодических изданий отечественных и иностранных»^[31]. В них, в частности, определялся перечень направлений и течений общественной мысли, веры, морали и нравственности, запрещаемых к напечатанию.

В цензурной практике данного периода встречались примеры, когда роль цензора принимали на себя министры, военачальники и другие высокопоставленные чиновники. Так, в июле 1825 г. состоялась переписка между министром народного просвещения адмиралом А. С. Шишковым и военным министром генералом от артиллерии А. А. Аракчеевым. В ответ на разрешение о публикации статьи-рецензии на книгу «О военных поселениях» граф Аракчеев строго указал: «…единожды навсегда ничего не было помещаемо в издаваемых журналах о военных поселениях иначе, как-то, что будет именно от меня сообщаемо»^[32]. Министр народного просвещения незамедлительно дал знать об указании своего военного коллеги циркуляром попечителям учебных округов, при этом сообщалось о «высочайшей государе императоре воле». Чиновники с мест сообщали о получении и принятии сего для надлежащего исполнения.

Как видим, учреждению цензуры при министерстве народного просвещения предшествовала тщательная проработка вопроса, обоснование вводимых правил. Представители власти выступали в пользу цензурных ограничений. По мнению министра графа Завадовского, изложенному в докладе в Государственный совет, система предупредительной цензуры не препятствовала мыслить и свободно учить^[33]. Поскольку цензура выступала не только как полицейское учреждение, но и педагогическое, она была учреждена в ведении Министерства народного просвещения.

«На попечение Министерства просвещения, — писал кандидат философского факультета Дерптского университета К. Дюгамель, — возложена цензура всех книг, кои печатались в Империи, за исключением книг духовного содержания греко-российской веры, которые рассматриваются в Святейшем Правительствующем Синоде, и газет в Литовских и Остзейских губерниях, которые рассматриваются местным начальством»^[34].

Созданные при университетах особые цензурные комитеты из профессоров оказались не действенными институтами, а методы и приемы «педагогической» цензуры — невыгодными для правительства.

В июне 1826 г., через полгода после восстания декабристов на Сенатской площади, император Николай I утвердил новый, крайне реакционный устав, получивший среди литераторов и журналистов соответствующий эпитет — «чугунный»^[35]. Таким образом, была открыта новая страница истории цензурного законодательства России.

• [1] См.: Кушнир М. И. Указ. соч. С. 13—17.
• [2] Антонович А. Я. Курс государственного благоустройства (полицейскогоправа). Ч. 1. Киев, 1889. С. 327.
• [3] Батурин Ю. М. Указ. соч. С. 87; Российское законодательство X—XX вв.еков: В 9 т. Т. 2. М., 1985. С. 242.
• [4] Батурин Ю. М. Указ. соч. С. 87; Российское законодательство X—XX вв.еков: В 9 т. Т. 2. М., 1985. С. 242.
• [5] Полное собрание законов Российской империи (далее — ПСЗ). I. Т. VI.1830. № 3693.
• [6] Энциклопедический словарь Русского библиографического институтаГранат. 7-е изд. Т. 45. Ч. 3. М., б. г. Ст. 285—286.
• [7] Якушкин В. Я. Из истории русской цензуры // Русская печать и цензурав прошлом и настоящем. М., 1905. С. 2.
• [8] ПСЗ. I. Т. VI. 1830. № 3718.
• [9] См.: Антонович А. Я. Указ. соч. С. 328.
• [10] ПСЗ. I. Т. VII. 1830. № 4578.
• [11] Исторические сведения о цензуре в России. СПб., 1862.
• [12] ПСЗ. I. Т. XIX. 1830. № 13 572.
• [13] ПСЗ. I. Т. XXI. 1830. № 15 634.
• [14] Уложение, по которому суд и расправа во всяких делах в Российскомгосударстве производится… СПб., 1790. С. 245.
• [15] ПСЗ. I. Т. XXIII. 1830. № 16 901.
• [16] Якушкин В. Я. Из истории русской цензуры // Русская печать и цензурав прошлом и настоящем. М., 1905. С. 18.
• [17] Русская старина. 1871. Апрель. С. 531—532.
• [18] «Дней Александровских прекрасное начало». Первое десятилетие19 в. // Высшее образование сегодня. 2002. № 4. С. 55.
• [19] ПСЗ. I. Т. XXVII. 1830. № 20 139.
• [20] ПСЗ. I. Т. XXVII. 1830. № 20 406.
• [21] См.: Чернуха В. Г. Цензура в Европе и России // Цензура в России: История и современность. Сб. научных трудов. Вып. 1. СПб., 2001. С. 10.
• [22] См.: Батурин Ю. М. Указ. соч. С. 88; Негласный комитет и его проекты. Политическая деятельность Негласного комитета // Международный исторический журнал. 2000. № 11. С. 45—46.
• [23] Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 733. Оп.118. Ед. хр. 36. Л. 1—13, 34—36.
• [24] РГИА. Ф. 733. Оп. 118. Ед. хр. 36. Л. 10.
• [25] Там же. Ед. хр. 51. Л. 2—4.
• [26] Батурин Ю. М. Указ. соч. С. 89.
• [27] См.: Батурин Ю. М. Указ. соч. С. 89.
• [28] ПСЗ. I. Т. XXXI. 1830. № 24 686.
• [29] Министерство внутренних дел России: 1802—2002. Историческийочерк в 2 томах / под общ. ред. В. П. Сальникова. Т. 1. СПб., 2002. С. 40—42.
• [30] Якушкин В. Я. Из истории русской цензуры. С. 31—32.
• [31] РГИА. Ф. 735. On. 1. Ед. хр. 14. Л. 1.
• [32] РГИА. Ф. 735. On. 1. Ед. хр. 96. Л. 4.
• [33] См.: Шеймин П. Н. Полицейское право. Одесса, 1887. С. 452.
• [34] Дюгамель К. Указ. соч. С. 337.
• [35] Васильев А. В. Законодательство и правовая система дореволюционнойРоссии: Учеб, пособие, для вузов / под ред. С. А. Комарова. СПб., 2004. С. 132.