Развитие законодательства, регулирующего цензуру печати в конце XIX — начале XX в

Передовая общественность России возлагала большие надежды на смену престола и ждала прогрессивных реформ от молодого императора Николая II. В этот период, по оценкам группы писателей, «русская печать, связанная по рукам и ногам, находится в полной зависимости от министров…»^[1]. В ходатайстве на имя императора русские ученые, литераторы и публицисты просили оградить печать от «произвола администрации изданием закона о печати»^[2].

В начале XX в. все чаще в прессе и выступлениях деятелей революционного движения звучали призывы о полном освобождении печати от цензуры. Причем предполагалось этого добиться конституционным путем, что, естественно, не устраивало власть. Сохранились воспоминания современников о прогрессивной деятельности газеты «Русские ведомости». Сотрудник редакции Анучин в начале 1900;х гг. имел беседу с министром внутренних дел В. К. Плеве, который сделал устное предупреждение: «Если заговорите о необходимости конституции, я вас закрою»^[3].

В проект русской конституции, выработанной и опубликованной в 1905 г. группой членов «Союза освобождения», была, в частности, включена статья, в которой указывалось: «Совершаемые посредством печати нарушения закона или права отдельных лиц могут быть преследуемы лишь судебным порядком. Цензура во всех ее видах упраздняется и не может быть восстановлена. От редакторов, издателей и содержателей типографий не могут быть требуемы залоги»^[4].

В проекте также указывалось на недопустимость таких карательных полномочий администрации, как предостережение, запрещение розничной торговли, приостановление и прекращение выпуска издания. Рассмотрение дел в отношении прессы должно впредь осуществляться в судебном порядке.

О либеральном характере предполагаемых реформ говорит и то обстоятельство, что в комментариях к статье о свободе слова преследование за так называемые вредное, антиправительственное или антирелигиозное направление произведений печати «должно быть безусловно осуждаемо как противное принципам гражданской свободы».

В этот период отмечается рост политической активности партий, организующих антиправительственный выступления не только в центре, но в глубинке Российской империи. Под давлением общественности власти вынуждены были отступить. Например, создание легальных социал-демократических изданий в Сибири Г. А. Порхунов связывает с выходом Манифеста 17 октября 1905 г., а затем — временных правил о печати.

Цензура формально была отменена, политические партии смогли выпускать легальную прессу^[5].

В начале XX в. было издано несколько законодательных актов, имевших целью закрепить новый порядок выпуска периодических печатных изданий, направленный на ослабление цензурных ограничений. Так, в указе от 12 декабря 1905 г. в п. 8 предписывалось поставить печатное слово в строго определенные законом пределы. Именно для реализации этой цели создавалась особая комиссия под председательством Кобеко.

На основании выработанных комиссией положений было решено отменить ст. 148 Устава, разрешавшую коллегии министров прекращать выход повременных изданий, равным образом и ст. 154, предоставлявшую министру внутренних дел право прекращать выпуск повременного издания, подлежавшего предварительной цензуре, на срок не более 8 мес. Министру было предоставлено право сообщать о принятом решении Правительствующему Сенату и одновременно с таким представлением приостанавливать издание собственной властью впредь до решения Сената.

Указ Сенату «О временных правилах о повременных изданиях» от 24 ноября 1905 года значительно облегчил положение повременной печати. Цензура повременных изданий, как общая, так и духовная, отменялась во всех городах, оставаясь в силе вне городов. Были также отменены все административные взыскания, налагаемые на повременные издания, и залоги. Отменена пресловутая ст. 140 Устава о цензуре и печати, дававшая министру внутренних дел право воспрещать оглашение в печати какого-либо вопроса государственной важности, за исключением сообщений о передвижении войск и о средствах обороны (в отношении последних право министра внутренних дел было сохранено).

Для выпуска в свет нового повременного издания в одном из городов Империи, необходимо было подать местному губернатору или градоначальнику заявление, содержащее: а) указание города, в котором издание будет выходить; б) наименование издания, программу, срок выхода, подписную цену; в) имя, отечество, фамилию и местожительство издателя и ответственного редактора или редакторов; г) указание типографии, в которой издание печатается. Ответственным редактором мог быть только русский подданный, достигший 25 лет, правоспособный и не привлекавшийся к судебной ответственности по обвинению в преступлениях, предусмотренных ст. 7 Положения о выборах в Государственную Думу. Разрешение на издание, если не было законных препятствий, выдавалось не поздние 2 недель; для изданий, выходящих не на русском языке, этот срок увеличивался до 2 месяцев.

Каждый номер выходившего повременного издания одновременно с выпуском его из типографии представлялся в установленном порядке местному чиновнику по делам печати. В каждом номере указывались фамилия ответственного редактора и издателя, а также типография, в которой номер напечатан, а равно и адрес редакции.

Несмотря на то что административные взыскания были упразднены, по распоряжение местного органа по делам печати на отдельные номера мог быть налагаем арест, если номер содержал признаки преступного деяния или не удовлетворял формальным требованиям о выходных сведениях. Распоряжение об аресте должно быть немедленно представлено в судебное учреждение, которое рассматривало дело в первом распорядительном заседании. Суд, утверждая арест, мог постановить о приостановлении повременного издания до судебного приговора. Суду предоставлялось право налагать арест и приостанавливать издание также и вследствие возбужденных прокуратурой обвинений в совершении преступлений путем печати.

«Временные правила для неповременной печати» (Указ от 26 апреля 1906 г.) упразднили предварительную цензуру и для непериодических изданий. Кроме того, прежние цензурные комитеты были переименованы в комитеты по делам печати, а цензоры — в инспекторов по делам печати.

Несмотря на все законодательные инициативы и изменения действующего законодательства, упразднение предварительной цензуры не означало «водворения свободы печати», так как законом были установлены значительные ограничительные меры.

В частности, неповременные издания объемом более пяти печатных листов, за некоторыми исключениями (ст. 167 устава), должны представляться одновременно с выпуском из типографии содержателем последней или управляющим местному комитету или инспектору по делам печати в установленном количестве экземпляров.

Издания объемом не более пяти листов выпускались из типографии не ранее как по прошествии двух дней. Если издание не превышало одного листа, то выходило в свет только лишь по прошествии семи дней. Делалось это, на наш взгляд, с той целью, чтобы лишить издателей, не зависимых от властей, оперативности распространения информации. Данное решение, по сути, являлось завуалированным ограничением на выпуск повременных изданий.

Инспектор по делам печати мог налагать арест на все экземпляры издания, если в нем заключались «признаки преступного деяния, преследуемого не в порядке частного обвинения». Одновременно с наложением ареста инспектирующие учреждения должны были передавать вопрос об аресте на решение судебного установления.

Однако закон в данном случае, отмечал проф. В. В. Ивановский, «впадал здесь в необъяснимое противоречие». В законе сказано, что «в случае отсутствия оснований к возбуждению уголовного преследования суд, если в представленном на его рассмотрение произведении печати, объемом не более пяти печатных листов, заключаются признаки преступного деяния, постановляет приговор об уничтожении означенного произведения или части его».

Здесь совершенно непонятно, — писал в своей работе проф. В. В. Ивановский, — каким образом при наличности признаков преступного деяния могли отсутствовать основания к возбуждению уголовного преследования и каким образом, не вчиняя уголовного преследования, суд мог постановлять приговор. Чтобы выйти из этого противоречия, остается только предположить, что закон имеет в виду преступные деяния, не предусмотренные уголовным законом, что хотя и представляет собой юридический нонсенс, но дает возможность суду уничтожать издания «вредного» направления.

Министру внутренних дел предоставлялось право образовывать временные комитеты по делам печати и назначать в их состав должностных лиц. Лица, не исполнившие установленных законом требований в отношении неповременных изданий, могли подвергаться или денежным штрафам, или тюремному заключению до 6 месяцев по приговорам мировых судей, уездных членов окружных судов и самих окружных судов, в зависимости от степени вины.

Сокращение ограничительных мер не означало окончательной отмены цензуры. Сохранялись разного рода взыскания (штрафы, приостановка издания, предупреждения и пр.) к издателям, выпускавшим в свет «неугодные» с точки зрения властей статьи в периодике или книги. Более того, Указ от 28 марта 1906 г. «Об изменении и дополнении Временных правил о периодической печати» ужесточил наказания за их нарушение. За 1906 г., по оценкам исследователей, различным взысканиям подверглись более 250 издателей и журналистов, было закрыто 370 периодических изданий^[6].

«Отмена цензуры повременных и неповременных изданий не создала свободы печати» — отмечал проф. В. В. Ивановский. — Борьба за сохранение старых бюрократических устоев заставляет правительство прибегать для обуздания печати к таким мерам, которые по своей суровости далеко оставляют за собою прежнюю цензуру"^[7]. Достаточно сказать, что за всякое неодобрение правительственных действий редакторам и издателям угрожали тысячные штрафы или тюремное заключение, налагаемое в административном порядке.

Во многом ввиду этого обстоятельства некоторые издания как когда-то в государствах западной Европы сами «подчиняли себя цензуре». О свободе печати не могло быть речи до тех пор, пока не будут установлены конституционные гарантии этой свободы.

Свобода печатного слова ограничивалась опосредованно и другими мерами, к числу которых принадлежал надзор за деятельностью типографий, литографий и других заведений, имевших какое-либо отношение к печати. Надзор за этими заведениями находился под наблюдением главного управления по делам печати. В столицах и городах Вильно, Киеве, Одессе, Риге, Варшаве и Тифлисе были учреждены должности особых инспекторов, в других городах вводились должности чиновников по особым поручениям, которые назначались губернаторами.

На открытие типографии, литографии или другого заведения такого рода требовалось получить разрешение. Каждая типография, литография и металлография должны были иметь особую книгу, в которую вносились все предназначенные к напечатанию работы с указанием тиража и формата. После выполнения заказа типография и другие подобные заведения были обязаны до выпуска издания в свет (выдачи заказчику) представлять в учреждения по делам печати определенное число экземпляров.

Торговля принадлежностями тиснения и произведениями печати подлежали надзору. Заведения, производившие или продававшие принадлежности тиснения, должны были иметь шнуровую книгу, в которую заносились данные о продаже, сделанной на фабрике или в магазине, с указанием имени, звания и местожительства покупателя. В случае привоза принадлежностей тиснения из-за границы, таможенные учреждения сообщали об этом органам контроля за книгопечатанием.

Для открытия книжных магазинов и кабинетов для чтения также требовалось получить разрешение. В отношении библиотек министр внутренних дел в соответствии с правилами 1884 г. имел право: 1) указывать местным начальствам те произведения печати, которые не должны быть допускаемы к обращению в публичных библиотеках и читальнях и 2) закрывать всякого рода публичные библиотеки и читальни в случае признанной в том необходимости. Первый пункт касался и книжных магазинов.

Задача иностранной цензуры заключалась в том, чтобы привозимые из-за границы книги дозволять к обращению или запрещать, при этом, как было сказано в законе, «с известными условиями или безусловно». Цензурный устав рекомендовал цензорам обращать при этом наибольшее внимание на цель книг, дух их и намерение автора.

В комитеты иностранной цензуры из главного управления по делам печати доставлялись сведения о книгах, журналах и листках, печатание которых или обращение в народе запрещались внутренней цензурой. Университеты, императорская академия наук и другие учреждения пользовались правом получения из-за границы произведений печати без разрешения комитетов по делам печати.

Духовные книги, относившиеся к православному исповеданию, до издания законов о печати в 1906 г., оставались в ведении духовной цензуры, главным органом которой являлся Святейший синод с подчиненными ему духовными цензурными комитетами. Главными из них являлись цензурные комитеты в С.-Петербурге и Москве, рассматривавшие все духовные сочинения на русском языке и переводы. Другие комитеты, в частности, при духовных академиях, рассматривали и разрешали к напечатанию лишь сочинения лиц училищного ведомства.

По оценкам дореволюционных исследователей, духовная цензура отличалась большей строгостью, нежели светская, что являлось следствием ее назначения. В силу этого обстоятельства задачи духовных цензурных учреждений были определены шире. Так, они наблюдали за тем, чтобы духовные сочинения не только не заключали в себе ничего противного христианской вере, но чтобы и в литературном отношении были безукоризненны. В особенности это касалось сочинений, предназначаемых к изучению в школах. Устав говорил о таких книгах, что они должны быть «или по системе лучше и чаще, или по методу удобнее, нежели прежние книги».

Духовная цензура должна была следить и за тем, чтобы книги, предназначавшиеся для общественного употребления, заключали в себе «мысли, сообразные с учением церкви, были бы написаны литературным слогом и изложены ясно и правильно».

Таким образом, духовной цензуре, в противоположность цензуре светской, принадлежало не только одно наблюдение за соответствием содержания книг с учением церкви, но и критика их, т. е. оценка правильности их мыслей. Однако и разработчики устава и правоприменители понимали, что такие обширные задачи невыполнимы. «Само собою разумеется, говорилось в уставе, что как никакое человеческое сочинение не может быть совершенно, то комитет, при рассматривании таких сочинений, руководствуется благоразумным снисхождением».

Не должны были допускаться сочинения с большими недостатками, а о тех из них, которые явно были противны духу христианства и его нравственному учению, комитет обязан был представлять Святейшему Синоду. В особенности строго относился устав к переводам: «переводы вообще не одобряются по важным недостаткам изложения, как-то, темноте, погрешностям, нечистоте языка и безрассудным опущениям, нарушающим связь сочинения».

Новые переводы книг уже изданных одобрялись к напечатанию только тогда, когда они были или полнее или в самом переводе исправнее прежних (ст. 272). Определения комитетов о книгах, касавшихся наиболее важных вопросов, представлялись Св. Синоду и такие сочинения печатались с его разрешения (ст. 283). В Св. Синод подавались также жалобы на определения комитетов (ст. 296). Содержатели типографий за напечатание книг, не одобренных духовным цензурным комитетом, подвергались наказаниям по Уголовному уложению. Если же эти сочинения явно были противны христианской вере и нравственности, то цензурный комитет немедленно доносил о том в Святейший Синод, а содержатель типографии предавался суду (ст. 300). Предварительная духовная цензура повременных изданий была уничтожена законом 24 ноября 1905 г., неповременных — законом 26 апреля 1906 г.

24 декабря 1906 г. было принято Положение Совета Министров «Об установлении уголовной ответственности за восхваление преступных деяний в речи или печати». Совет Министров в изменение и дополнение подлежащих узаконений на основании ст. 87 Основных государственных законов постановил отныне применять новые правила в отношении публичных выступлений и печати.

В документе, в частности, отмечалось, что «виновный в восхвалении преступного деяния в речи или сочинении, публично произнесенных или прочтенных, или в распространении, или публичном выставлении сочинения или изображения, заведомо содержащих такое восхваление», подвергался заключению в тюрьме на время от двух до восьми месяцев, или аресту не свыше трех месяцев, или денежному взысканию не свыше пятисот рублей^[8].

Таким образом, цензура, как сказано выше, должна была обращать наибольшее внимание на дух или направление сочинений, не запрещая отдельных слов или выражений. Кроме того, цензура «не имела права входить в разбор справедливости или несправедливости частных мнений и суждений писателя, если они не противны общим правилам цензуры»^[9]. При цензуровании статей, касающихся частей: военной, судебной, финансовой и предметов ведомства министерства внутренних дел, цензоры обязаны были руководствоваться особо изданными наставлениями.

Все вышеназванные, а также другие запретительные положения цензурного законодательства, о которых речь пойдет ниже, имели вовсе не безапелляционный характер. Так, например, допускалось использовать в печати критику существующего положения дел в государстве, науках, учениях и т. д. Однако при рассмотрении сочинений и статей о несовершенстве существующих в Империи постановлений дозволялись к печати только специальные ученые рассуждения, «написанные тоном, приличным предмету, и притом касающиеся таких постановлений, недостатки которых обнаружились уже на опыте». А в рассуждениях о недостатках и злоупотреблениях администрации и судебных мест не допускалось печатание имен лиц и названия мест и учреждений.

В утвержденных 23 апреля 1906 г. Основных государственных законах в ст. 37 было закреплено следующее положение о свободе мысли и свободе печати: «каждый может, в пределах, установленных законом, высказывать изустно и письменно свои мысли, а равно распространять их путем печати или иными способами»^[10].

• [1] Самодержавие и печать в России / под ред. С. А. Венгерова. СПб., 1906.С. 23.
• [2] Там же. С. 7.
• [3] Розенберг В. А. Из истории русской печати. Организация общественногомнения в России и независимая беспартийная газета «Русские ведомости"(1863—1918 гг.). Прага, 1924. С. 132.
• [4] Основной государственный закон Российской империи. Париж, 1905.С. 6.
• [5] Порхунов Г. А. Печать как средство воздействия политических партийв Сибири на городскую демократию (1905—1914 гг.) // Гуманитарное знание. Серия «Преемственность»: Ежегодник. Вып. 5. Сб. науч. тр. Омск, 2001.С. 153—163.
• [6] Жирков Г. В. История цензуры в России XIX—XX вв. М.: Аспект Пресс, 2001.
• [7] Ивановский В. В. Учебник административного права. Казань, 1908.С. 200.
• [8] Сборник законов и справочных сведений о печати / сост. В. И. Чарно-луский. М., 1907. С. 9.
• [9] Ивановский В. В. Учебник административного права. Казань, 1908.С. 195.
• [10] Хрестоматия по истории отечественного государства и права (X век —1917 год) / сост. проф. В. А. Томсинов. М., 2001. С. 311.