Относительное подчинение. 
Синтаксис русского языка: университетский курс

Некоторые вопросы теории

Относительное подчинение было предметом многочисленных частных и общих исследований, посвященных синтаксису русского языка^[1]. Сущность его, место среди других типов и форм синтаксической связи обычно принципиальных дискуссий не вызывают. В какой-то мере исключение составляет позиция, высказанная в 60-х годах И. А. Василенко, подвергшим сомнению правильность наиболее распространенного решения вопроса о месте относительного подчинения среди других форм связи в сложном целом^[2]. И. А. Василенко исходит из той посылки, что в современном русском языке наиболее общим является противопоставление союзных и бессоюзных сложных предложений. Формально оно выражается наличием или отсутствием союзов. Союзами же признаются слова, лишенные собственного лексического значения и служащие средством реализации синтаксических отношений, создаваемых «в результате действия сложных лексико-грамматических факторов самих частей сложного предложения»^[3]. Союзам противостоят «слова… местоименного происхождения, которые выполняют не только функции союзов, выразителей отношений между словами и частями сложных предложений, но и имеют то или иное лексическое значение и по функции в предложении подобны знаменательным словам»^[4]. Это относительные слова, которые «совершенно противоположны по функциям союзам». Поэтому «сложные предложения с относительными словами в зависимой части следует считать бессоюзными предложениями»^[5]. Бессоюзные предложения далее, по принципу наличия или отсутствия относительного слова, предлагается делить на две группы: предложения с относительной связью и предложения с «безотносительной» связью (без относительных слов)^[6].

Однако отнесение сложных предложений с относительными словами к бессоюзию на том основании, что относительные слова, в отличие от подчинительных союзов, не утрачивают лексического значения, представляется неверным по ряду причин. Во-первых, если уж главным критерием разграничения подчинительных союзов и относительных слов выдвигать их семантику, то она должна быть тщательно исследована, хотя бы применительно к относительным (союзным) словам. В любом случае мотивировка, что относительные слова «имеют то или иное лексическое значение», не может считаться достаточной, ибо она не указывает на главное: каким именно (какого свойства) лексическим значением характеризуется относительное слово? Как бы то ни было, при определении значения относительного слова, квалифицируемого как лексическое, нельзя не принимать во внимание того очевидного факта, что это его значение оказывается оттесненным на второй план, подавленным его функционально-синтаксической ролью, которая является грамматической по своей природе. И когда утверждается, что относительное слово выступает как член предложения, то необходимо иметь в виду по традиции принимаемую условность: относительное слово лишь замещает позицию члена предложения, но само по себе не может быть признано полноценным членом предложения в обычном его толковании. Оно формально. Проявлением общего для всех относительных слов процесса формализации является и тот распространенный в разговорном синтаксисе факт, когда предицирующий член придаточной части согласуется не со своим предицируемым — относительным словом, а с подлежащим главной части, ср.: Пришли те, кто хотел и Пришли те, кто хотели.

Во-вторых, сложноподчиненное предложение с относительными словами, выражая однотипные отношения, синтаксически совершенно аналогично сложноподчиненному предложению с союзами, и это не может не свидетельствовать о принципиальном подобии относительных слов союзам. В сущности, вопрос о союзных (относительных) словах, об их грамматической природе, степени «лексичности» аргументированно не обсуждался. Сложилась тенденция грамматически обособлять понятие союзное слово, придавать ему самостоятельную значимость, хотя она не единственна. Проиллюстрируем это некоторыми примерами. И. А. Василенко, как это видно из упоминавшейся его статьи, склонен считать относительные слова лексически самостоятельными, следовательно, относящимися к местоимениям и наречиям. В «Словаре современного русского литературного языка» в статье по слову как указывается, что оно употребляется в роли 1) наречия, 2) союзного слова, 3) союза и 4) частицы^[7]. Здесь важно отметить, что в статье разграничены наречная функция и функция союзного слова, т. е. нет простого указания на способность наречия выполнять союзную функцию.

Важнейшим проблемам изучения относительного подчинения в славянских языках была посвящена дискуссия, организованная в 1966 г. в Смоленицах (Словакия) Международной комиссией славистов по исследованию грамматического строя славянских языков^[8]. Основной доклад «К развитию относительных предложений в славянских языках» был представлен проф. Ярославом Бауэром. Определив в соответствии с традицией относительные предложения как предложения, присоединенные релятивами (относительными местоимениями и наречиями) и квалифицировав их преимущественно как придаточные в сложноподчиненном предложении, Я. Бауэр различает среди них две разновидности: собственно относительные придаточные и содержательные придаточные. В относительном «придаточном предложении время избирается, исходя из момента разговора, поэтому там может быть только время прошлое; действия обоих предложений могут быть одновременными или же действие придаточного может предшествовать»^[9]. Содержательное «придаточное предложение выражает обычно содержание зримого восприятия и может быть заменено предложением с что», а также связано с глаголами dicendi, sentiendi, percipiendi и под."^[4]

Следуя установившейся традиции, второе отличие релятивов от союзов Я. Бауэр видит в том, что релятивы являются членами предложения, «заменяя в придаточном предложении выражение, к которому относятся, и сигнализируя его синтаксическую функцию в строе придаточного предложения»^[4]. Далее Я. Бауэр продолжает: «Если о подчинительных союзах мы можем сказать с полным правом, что они выражают отношение придаточного к главному, то к релятивам это не относится: релятив выражает только тождественность того члена придаточного предложения, который он заменяет, с тем членом главного предложения, к которому относится»^[12]. Классифицируя придаточные предложения в составе сложного целого с относительной связью, Я. Бауэр исходит из предположения, что они выполняют те же функции, что и соответствующие формы в составе главного предложения, к которым они относятся. Поскольку эти формы представляют собою определенные части речи, то и функционально тождественные с ними типы придаточных предложений также обозначаются в терминах частей речи: 1) придаточные субстантивные, 2) придаточные адъективные, 3) придаточные адвербиальные. В качестве четвертого типа указываются неправильные относительные предложения «с релятивом, направленным на все содержание предыдущего предложения»^[13] (по ряду показателей: постпозиция придаточного, развитие им содержания главного предложения — они сближаются со сложноподчиненными предложениями). Согласно Я. Бауэру, путь, идя по которому можно достичь эффективных результатов, — это детальное описание всех типов предложений с относительной связью как в современных славянских языках, так и в отдаленном прошлом каждого из славянских языков, тщательная систематизация данных, относящихся к разным языкам; изыскание более точных способов описания и классификации сложных предложений с относительной связью^[14]. Касаясь развития относительного подчинения в русском языке, Я. А. Спринчак писал: «Синтаксические способы выражения относительного подчинения в русском языке прошли большой путь исторического развития от конструкций, в которых относительная связь была выражена лишь путем сопоставления предложений различных модальных планов, до современных конструкций, в которых относительное подчинение получило грамматическое оформление с помощью относительных местоимений и наречий, так называемых „союзных слов“, образовавшихся из указательных и вопросительных местоимений и наречий» (курсив мой. — 3. Т)^[15]. Таким образом, выходит, что «союзные слова» — это особая группа слов, генетически восходящих к указательным и вопросительным местоимениям и наречиям. Важнейший их признак — это способность выступать в роли члена предложения. Очевидно, что всестороннее рассмотрение относительных (союзных) слов, их истории, изменения функционально-грамматической роли в сочетании с динамикой семантической структуры должно стать предметом отдельного исследования.

Ограничимся, однако, следующими замечаниями: 1. Генетически относительные слова — это местоимения и наречия. В пору формирования относительного подчинения, когда синтаксис эволюционировал в направлении выработки собственных категорий и не вполне освободился от детерминированности лексикой, от лексико-синтаксического изоморфизма^[16], они могли быть и самостоятельными членами предложения. Однако постоянное использование в функции вспомогательных средств предложения — синтаксических скреп — было связано с постепенной утратой ими лексической самостоятельности и одновременно закреплением за ними функций служебных слов. 2. В силу этого уже к периоду утверждения русского национального литературного языка относительные слова в значительной мере оторвались от самостоятельных частей речи, приблизившись к служебным. В современном русском языке они занимают место между знаменательными и незнаменательными классами слов: оторвавшись от слов знаменательных, они еще окончательно не переродились в слова незнаменательные (служебные). 3. Следовательно, относительные слова не могут быть полноценными членами предложения. Они в лучшем случае могут указать, что на их месте в предложении возможно другое слово, способное выступать полноценным членом предложения, но эта возможность по законам сложного предложения на современной стадии должна оставаться нереализованной: такова норма языка. Относительные слова, таким образом, замещают позиции членов предложения, ими не являясь в подлинном смысле слова. 4. В рамках знаменательных классов слов их удерживает, главным образом, способность быть носителями самостоятельного ударения и общность парадигматических признаков.

Исходя из этого включение относительных слов в классы местоимений и наречий следует считать условностью традиции.

• [1] Краткий обзор литературы по проблеме см.: Троицкий В. И. Относительное подчинение в языке русской письменности XVI—XVII вв.еков. Казань: Изд. Казанского ун-та, 1968. С. 4—9, 14—31. См. также: Бенвенист Э. Относительное предложение как проблема общего языкознания // Бенвенист Э. Общая лингвистика. С. 225—240.
• [2] Василенко И. А. К вопросу о союзных и бессоюзных предложениях в русском языке // Проблемы современной филологии: Сборник статей к 70-летию акад.В. В. Виноградова. С. 47—52.
• [3] Там же. С. 49.
• [4] Там же.
• [5] Там же. С. 49—50.
• [6] Там же. С. 51.
• [7] Словарь современного русского литературного языка. М.; Л., 1956. Т. 5. С. 632—640.
• [8] Материалы дискуссии см.: Slavica Slovaca. Roc. 2. 1967. № 4.
• [9] Бауэр Ярослав. К развитию относительных предложений в славянских языках //Slavica Slovaca. Roc. 2. С. 298.
• [10] Там же.
• [11] Там же.
• [12] Там же. С. 299.
• [13] Там же. С. 299—300.
• [14] Соображения Я. Бауэра по генезису типов относительных предложений здесьне затрагиваются. См.: Указ. соч. С. 301 и далее.
• [15] Спринчак Я. А. Очерк русского исторического синтаксиса (Сложное предложение). С. 47. См. также: Андреева Г. И. Проблемы синтаксиса относительных придаточных предложений в скандинавских языках // Проблемы лингвистического анализа. М.:Наука, 1966. С. 127—130.
• [16] Тарланов 3. К. О лексико-синтаксическом изоморфизме в истории языка //Вопросы языкознания. 1989. № 1. С. 55—63.