Проблемы лингвоэкологии xx—xxi вв

Должно приучать россиян к уважению собственного.

Н. М. Карамзин

Истинный вкус состоит не в безотчетном отвержении такого-то слова, такого-то оборота, но в чувстве соразмерности и сообразности.

А. С. Пушкин

Общее понятие о языковой экологии

Экология (греч. oiko<;—дом, Х6уо<; — учение) обыкновенно понимается в естественнонаучном смысле: как наука о биосфере, о равновесии этой биосферы, о взаимодействии человека с природой как с домом, в котором он живет. Будучи сравнительно молодой областью знания, представляющей собой завоевание науки XX века, экология возникла на пересечении проблем биологии, географии и философии естествознания.

С конца 70-х гг. в газетной и журнальной публицистике все чаще возникает проблема экологии культуры, и эта изначально газетная метафора постепенно приобретает все более глубокое содержание, превращаясь в термин гуманитарной области знания. Его появление во многом было вдохновлено трудами и выступлениями видного ученого, культуролога и общественного деятеля академика Д. С. Лихачева. Под экологией культуры стали понимать, во-первых, заботу о полнокровной жизни культурной среды как системы взаимосвязанных и взаимодействующих компонентов: образования, фундаментальных наук, музейного, архивного и библиотечного дела, искусства всех видов и форм и т. д.; во-вторых, необходимость бережного отношения к сохранности той культурной сферы, которая была выработана творческим трудом предшествующих поколений, контроль за преемственностью общекультурных традиций.

В этом контексте становится ясным и наше обращение к термину языковая экология, за которым стоит современное осмысление места и роли языка в нашей жизни и вытекающие из него принципы языковой политики и направленность языкового обучения.

Подобно биосфере, каждого из нас по отдельности и весь этнос в целом окружает атмосфера родного языка и родной культурной среды — то, что Д. С. Лихачев назвал концептосферой русского языка. Находясь в определенном языковом доме, человек как бы дышит воздухом родной речи, которая вместе с культурным подтекстом формирует его интеллектуально-духовный генотип, и при этом каждый хочет жить в гармонии с окружающим миром звуков, форм, слов, постепенно и естественно поднимаясь на более высокую ступень владения родным языком.

С другой стороны, в естественном, исторически сложившемся равновесии находятся все составляющие русской языковой среды, которую в данном случае можно назвать лингвосферой. В качестве ее взаимодействующих компонентов выступают литературный язык как высшая форма национального языка и живая ненормированная речь, в которую входят общенародное просторечие, местные говоры (диалекты) и различные социальные варианты языка — жаргоны. Именно живая ненормированная речь, бытующая в различных разновидностях на огромной территории России, составляет своего рода золотой запас общепризнанного, обработанного мастерами слова, описанного в учебниках, академических грамматиках, справочниках и словарях культурного языка русской нации. В непрекращающейся ни на минуту жизни этой лингвосферы происходит отбор и переплавка литературным языком ставших необходимыми для него слов ненормированной речи или заимствований из других языков в ходе постоянного культурного взаимообогащения. «Взаимообучение» народов, способность оценить и творчески освоить чужой духовный опыт ярче всего проявляется в словарных и фразеологических заимствованиях. Интенсивность всех названных процессов объективно зависит не только от конкретноисторических условий жизни народа, но и от традиций литературного языка, от степени авторитетности этих традиций. При этом в рамках самого литературного языка соблюдается исторически сложившийся баланс его функциональных стилей — газетно-публицистического, делового, научного, художественно-беллетристического. Очень характерно, что экспансия одного из них в несвойственную ему сферу воспринимается как аномалия, болезнь языка, нуждающаяся в профилактике и лечении. Вспомним, например, диагноз одной такой болезни, поставленный Корнеем Чуковским: канцелярит.

Бурные социальные процессы обязательно влияют на язык как на систему открытую, повернутую своей внешней стороной к жизни общества. Будучи универсальным передаточным агентом любой мысли и идеи из различных областей человеческой деятельности — науки, религии, искусства, экономики, политики, международных отношений, философии, права и т. д., литературный язык отражает в себе напластования различных исторических эпох. К примеру, хорошо изучен наплыв европейских заимствований (около трех тысяч слов) в начале XVIII в., когда распахнутое Петром I «окно в Европу» стало одним из исторических условий формирования нашего литературного языка. Или пример другого рода: Октябрьский переворот 1917 г. вызвал мощный приток в наш уже высокоразвитый и утонченный литературный язык слов диалектных и просторечных, заметно обновив и демократизировав литературные нормы.

Гармония человека и языковой среды — это всегда гармония старого и нового, некий баланс традиций и инноваций. Перекос в сторону инноваций, особенно в период высокоразвитого литературного языка, не только ведет к нарушению комфортной языковой ситуации, но и мешает осуществлению важнейших языковых функций:

• 1) затрудняет общение, создавая непонимание или недопонимание (то есть нарушается основная коммуникативная функция языка);
• 2) прерывает авторитетную историко-культурную традицию, а значит, историческое сознание этноса, чем затрудняет познавательную функцию языка;
• 3) препятствует адекватному восприятию художественного текста, мешая эстетической функции языка.

Как живой архив этнической памяти, словарная сокровищница нашего языка требует к себе исключительно бережного отношения. Нельзя забывать, что именно уважение к прошлому — «черта, отличающая цивилизованность от дикости» (А. Пушкин). Поскольку русский язык как творческая способность речемысли живет в каждом из нас, его носителей, то разрыв историко-культурных традиций приводит к утрате каких-то важных духовных и ментальных «генов», искажая языковую личность.

Другой перекос во взаимоотношениях с лингвосферой — в сторону излишнего консерватизма традиционных средств — может создать затруднения в выражении новых идей и понятий, возникающих в ходе творческого осмысления окружающего мира наукой, искусством и другими направлениями духовного развития общества, а также в процессе практической деятельности и культурно-делового сотрудничества с носителями других языков.

Взаимоотношения общества и лингвосферы имеют объективный, закономерный характер: любой язык, чтобы выполнить свое главное предназначение — быть средством общения людей друг с другом, должен и оставаться самим собой, обеспечивая преемственность поколений, и развиваться вместе с развитием общества, которое он обслуживает.

Однако нельзя не учитывать и значительную роль субъективных факторов, которые, как особенно ярко показывает история последнего столетия, становятся все более действенной силой. Ускорить или притормозить естественные процессы в жизни языков может появление и развитие письменности, творчество и авторитет выдающихся деятелей науки, культуры, словесного искусства, правовой и общественный статус языка и связанное с ним сужение или расширение сферы его бытования, характер и направленность языкового обучения и т. д.

В современном мире, для которого начиная с 60-х гг. XX в. характерно бурное развитие информационных технологий и средств массовой информации (радио, телевидения, электронной и спутниковой связи), резко изменились исторические условия жизни языков и особенно возросла роль субъективных факторов в течении языковых процессов. Вдумаемся: никогда еще разноязыкие земляне не имели такой быстрой, тесной и надежной связи друг с другом. Вся наша планета покрыта густой сетью железных, автомобильных, водных дорог, воздушных трасс, во всех направлениях она опоясана телеграфными и телефонными проводами, тысячи и тысячи радиоволн в воздушном океане ежесекундно разносят на любые расстояния множество радиои телепередач. В этих условиях нарастает опасность интеллектуальной и духовной стандартизации не только отдельных личностей, но и целых народов, которая может обернуться для человечества невосполнимыми духовными и, конечно же, нравственными потерями.

Человек постиндустриального общества (термин, впервые употребленный английским историком и культурологом Арнольдом Тойнби) несравненно более информирован, и в силу этого в массовое сознание людей — носителей разных языков ежедневно и неконтролируемо внедряется множество понятий и терминологических обозначений из экономики, права, философии, истории, политологии, бизнеса, не вполне адаптируясь к национальной специфике языков и, в частности, к историко-культурным традициям, уже закрепленным в лексике и фразеологии языков с богатейшей письменностью. Так, по некоторым оценкам, опубликованным в прессе, в русский язык с конца 80-х гг. входило без перевода порядка трехсот слов ежедневно. Как правило, это слова англоамериканского происхождения, что объясняется совокупностью политических и экономических причин. Невиданные масштабы нашествия «престижных» англоамериканизмов поставили проблему контроля за их употреблением и охраны родного языка во многих европейских странах с высокоразвитыми литературными традициями — во Франции, в Германии, Италии и др. Так, Комитет национального языка во Франции ограничивает наплыв заимствований в радио-, телеэфире и прессе, даже добился принятия закона об изъятии из официального обращения более двух тысяч англоамериканизмов. Постоянная и независимая служба языка существует и в Японии: она контролирует правильность и чистоту родной речи, налагая подчас немалые штрафы за ее искажение или засорение непереведенными иноязычными словами.

Все это говорит о том, что общество вплотную подошло к проблеме лингвистической экологии как сохранения национально-исторических традиций своих культур и охраны этнического менталитета, воплощенного в языке.

Так не пора ли и нам начать принимать действенные меры по защите нашего богатейшего языка — одного из самых мощных ответвлений на великом и живом древе человеческого речетворчества?