Место рациональных идеалов в культуре современного интеллектуального общества
Относительная устойчивость понятия в теории проявляется в том, что одно и то же понятие может играть различную роль в теориях, обнаруживая разные грани. Синтезируя в себе такие грани, обнаруживаемые в различных областях научного знания (теориях), понятия расширяют, обогащают свое содержание. Процесс развития содержания понятий предполагает наличие в них «базового» содержания, своего рода… Читать ещё >
Место рациональных идеалов в культуре современного интеллектуального общества (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Контрольная работа
Место рациональных идеалов в культуре современного интеллектуального общества
1. Понятие и содержания ноосферной рациональности
Становление сферы разума предполагает существенное усиление роли нравственно-справедливого разума и интеллектуально-духовных ценностей над материально-вещественными благами. Именно это отличает будущий ноосферогенез от всего предшествующего глобального развития.
Ноосфера представляется как область будущего существования человеческого общества и его взаимодействия с природой, в которой разумная деятельность станет определяющим фактором социоприродного развития и которая сформируется в случае его выживания через переход к устойчивому развитию. В своей зрелой форме ноосфера видится как система коэволюции природы и общества, в котором наивысшего развития достигнет человеческий разум в своих различных формах и в целом, сформируется коллективный ноосферный интеллект, восторжествуют принципы и идеалы гуманизма, и будет обеспечено устойчивое и безопасное во всех отношениях развитие на планете и в космосе.
Становление ноосферы требует создания новых информационно-управленческих структур и самое главное — формирования глобально-коллективного сознания человечества, ответственного за принятие опережающих и судьбоносных для всего человечества решений и их эффективную реализацию. В связи с этим обсуждается идея формирования ноосферного интеллекта как принципиально новой формы «общественного сознания» в формирующейся ноосфере, объединяющей интеллектуальные ресурсы человечества и средства информатики. Взаимодействие этих компонентов приведет к тому, что их совместный результат значительно превысит эффект каждого из составляющих в отдельности и впервые появится способность эффективного и опережающего управления и прогнозирования в глобальном масштабе.
Становление ноосферы и формирование ноосферного интеллекта будет сопряжено с существенными изменениями форм рациональности и появлении ноосферного типа научной рациональности (такое понятие уже употребляется в философской литературе, несмотря на тавтологическую формулировку — «рациональность сферы разума»). Новый тип рациональности, соответствующий будущей эпохе ноосферы, будет характеризоваться следующими чертами.
1. Наметившиеся на постнеклассическом этапе науки тенденции сближения всех основных групп наук, превратятся в новое качественное состояние — единую науку, позволяющую решать проблему дальнейшего сохранения и поступательного движения ноосферы.
Единство науки опережающим образом соответствует модели устойчивого развития, объединяющей в одно системное целое экономические, социальные, политические и другие стороны и направления этого развития. Единство науки необходимо не только для получения системно-междисциплинарного знания, но и «ноосферной» экспертизы принимаемых решений и проектов.
2. Наука станет не просто доминирующим фактором становления ноосферной цивилизации, но и, как предполагал В. И. Вернадский, научная мысль окажется глобально-планетарным и даже космическим фактором (К.Э. Циолковский) дальнейшей эволюции. На базе науки появится глобальное управление и принятие рациональных решений (а не решений большинством, участвующих в голосовании), т. е. может появиться не просто электронная, а своего рода, но — осферно-информационная демократия, или — ноократия, базирующаяся на будущей ноосферной науке.
3. Научная рациональность будет исходить не только из антропоцентрических интересов и ценностей, а более широких, связанных как с ценностями и интересами будущих поколений людей (пока еще не существующих), так и «интересов» природы, прежде всего биоты. Ценности и потребности современных поколений землян будут включены в социоприродную систему «человечество-природа» (человечество-Земля-Вселенная), в которой будет обеспечиваться непрерывное коэволюционное взаимодействие компонентов.
4. Новый тип рациональности будет исходить из равноправия как фактов прошлого и настоящего, так и виртуальных возможностей и бифуркаций «сюрпризов» будущего. К синергетическим факторам нелинейности и кооперативности добавится футурологический фактор детерминации будущим, кардинальным образом меняющий образ современной академической (фактологической) науки, по сути дела в основном ориентирующейся на прошлое и настоящее. Футуризация образа науки будет дополняться не только существенным развитием прогностической функции получения знания (и развитием опережающего отражения во всех его формах), но и принятием набора опережающих решений (в которых знание и решения соединяются в одно целое, формируя будущую реальность). Наука будет изучать в одинаковой степени не только сущее, но и должное, поскольку с ее помощью разумное станет превращаться в действительное.
5. Поскольку на ноосферном этапе изменятся движущие силы, факторы и ресурсы развития, то приоритетным ресурсом окажется информация, заменяя и экономя вещественноэнергетические ресурсы. Движущим локомотивом устойчивого развития будет информация, а первой фазой ноосферогенеза станет информационное «устойчивое» общество в глобальном масштабе. Наука будет органически включена в социально-информационные и глобальнокоммуникативные процессы получения информации (знания) и принятия решений.
В результате сформируется вначале гибридный социальный интеллект, а в дальнейшем так называемый ноосферный интеллект, ядром которого станет научная деятельность, включенная в глобально-космические средства новых информационных технологий. В дополнение к индивидуальному и общественному сознанию появится качественно новая форма интеллекта — ноосферный интеллект, как доминирующая форма рационализации информационно-духовной формы культуры. Наука в том смысле как она существует в модели неустойчивого развития завершит свое развитие и станет главным и неотъемлемым компонентом ноосферного интеллекта как социокультурной системы. Научный рационализм окажется составляющей и стороной «но — осферного рационализма» как формы и стиля информационно-интеллектуальной деятельности ноосферной цивилизации.
6. В виртуальной модели ноосферы научная рациональность не будет существовать сама по себе лишь (слабо либо сильно) соприкасаясь с социальным бытием, а выступит в качестве основного фактора созидания и развития ноосферы. Рациональность всегда выступала фактором выживания человечества на разных этапах его развития. Научная рациональность как высшая его форма также играла и играет в той или иной степени эту же роль. Но лишь на этапе ноосферы рациональность оказывается высшей ценностью, когда научная рациональность выступает стороной всех (или большинства) видов деятельности. Интересы и потребности станут рационализированными и в отличие от модели неустойчивого развития не будут вступать в непримиримые противоречия с разумными решениями и действиями единого глобализировано — го человечества.
7. Наконец, одной из важных особенностей ноосферной рациональности является новый образ науки — не только отображающий реальность, но и креативной, активно созидающей будущее социоприродное бытие. Во всех предыдущих моделях науки эта последняя опиралась на факты согласно принципу отражения: факт реально существовал и он отражается сознанием. В ноосферной науке эта ситуация сохраняется по отношению к отображению прошлого и настоящего, но в отношении будущего отображение невозможно, особенно когда будущее не зависит от предыдущих времен. Будущее виртуально конструируется сознанием и его модель в дальнейшем либо реализуется (полностью или частично) либо не воплощается в реальность. «Конструктивная» часть будет играть наиболее существенную роль в ноосферной науке и определять отбор созидаемых вариантов будущего, зависимого от человека и человечества.
Только для будущих концепций и теорий ноосферной науки в целом характерна новая функция — конструктивно-моделирующая (наряду с другими функциями науки в модели неустойчивого развития). Благодаря этой функции можно будет не только предсказывать будущее, следующее из прошлого и настоящего, но и творчески формировать будущую — «нелинейную» социальную и социоприродную реальность. В этом одна из главных «культурнотехнологических» особенностей ноосферной рациональности — вначале создается виртуальная модель будущего, а затем ее стремятся реализовать и тем самым превратить в практические действия и факты реальности. Научные факты в ноосферной науке — не только обычное отражение того ли иного былого или существующего объекта или процесса, а еще его «сотворение» вначале на уровне предположений и гипотез (в теоретической модели), а затем их реализация. Для закрепления этого нового метода науки уместно ввести понятие «обратного отражения» как воплощения в реальность мыследеятельностных моделей (гипотез).
ноосферный риторика диалектика рациональность
2. Диалектика, эмпиризм и логика в идеалах современного общества
Анализ основных принципов взаимосвязи и развития понятий — необходимое условие успешного исследования форм мышления, становления и развития понятий, ибо понятия функционируют как формы отражения, диалектические формы мышления в системе взаимосвязей, в отношениях друг к другу.
Понятия как формы мышления помогают закрепить, выразить общие отношения, непосредственно не доступные органам чувств, но в то же время раскрываемые ими через проявление этих сущностных отношений во внешних формах. Действия человека позволяют в многообразных свойствах предметов, их связях выделить и зафиксировать с помощью языка, слов общие и важнейшие свойства и отношения, образовать на их основе абстрактные объекты, понятия. В логическом мышлении понятия становятся основными формами выявления внутренних отношений, сущности, законов в исследуемой области действительности. В различных определениях понятий отмечается ведущая роль понятий как форм нашего мышления. В них обобщаются, концентрируются итоги познания. Понятия функционируют в системе суждений, умозаключений, гипотез, законов и теорий.
Научные понятия как формы отражения возникли в результате длительного пути эволюции познания, связанного с развитием абстракций. Такая функция языка, как закрепление результатов абстрагирующей мысли, создание условий, обеспечивающих преемственность и поступательность развития познания в исторической смене поколений людей, обусловила возникновение необходимых предпосылок для развития понятий как форм мышления человека на всех уровнях его абстрагирующей деятельности. Благодаря языку, человеческие восприятия получили возможность перерасти в логические понятия различной степени общности.
Теория понятий, раскрывающая природу, содержание взаимосвязей и развитие понятий, сложилась тогда, когда познание перешло к выявлению внутренних связей и процессов развития действительности. Проблема анализа содержания понятий в зависимости от их отношений друг к другу, от форм их связей заняла ведущее место в философии Сократа, Платона, софистов, Аристотеля. Если в мифологии обобщенное отражение действительности дается в чувственно представляемых образах одушевленных мифических существ, сил, то уже в ранних древнегреческих философских построениях общее связывается с внутренней основой самих вещей. Здесь обобщение достигается не путем создания чувств венного представления, а выделением такой определености, которая объединяет вещи, объединяет связи между ними. «Нус», «логос» и другие понятия древнегреческие мыслители, так или иначе, но связывали с субстанцией как основой существования закономерной связи вещей, ответственной за необходимый характер отношения, за логику вещей. Анализ понятий как форм мышления показывает, что они представляют собой не некие застывшие, а внутренне связанные между собой и с содержанием формы, которые изменяются вместе с развитием познания.
Таким образом, на этом этапе формирования философских учений эмпирическое содержание понятий вся более приобретает логический аспект, формируются новые логические понятия, системы. Становление логических фигур и понятий — длительный процесс, основывающийся на обобщении практики. Постоянное повторение в деятельности человека определенных форм процессов закреплялось в его сознании в виде логических фигур, отношений понятий.
Анализ становления логического свидетельствует о том, что понятия как логические формы получают свое развитие только через установление их отношений к общему, которое человек выявляет в практическом освоении мира. Фиксированная в языке вещь «как предмет опыта» не раскрывает своей сущности до тех пор, пока она не будет понята в системе взаимоотношений с другими вещами, в аспекте своего отношения к господствующей в них связи, к закону, которому подчиняются эти вещи.
Теоретическое обобщение в понятиях и соответственно определение понятий невозможно без анализа данных связей. На уровне эмпирически установленных связей характеристика содержания понятия (атрибутов, предметов, отношений и т. д., охватываемых им), хотя и требует выделения и анализа определенных связей, свойств, остается еще в границах чувственно воспринимаемых отношений. Представление о единстве и всеобщей основе явлений, процессов и их отношений между собой — необходимое условие не только для формирования логического содержания понятия, но и их логической экспликации.
Относительная устойчивость понятия в теории проявляется в том, что одно и то же понятие может играть различную роль в теориях, обнаруживая разные грани. Синтезируя в себе такие грани, обнаруживаемые в различных областях научного знания (теориях), понятия расширяют, обогащают свое содержание. Процесс развития содержания понятий предполагает наличие в них «базового» содержания, своего рода инварианта, который как устойчивая основа сохраняется при этих превращениях. В отношении к другим понятиям каждое понятие раскрывает собственное содержание. Содержание понятия на том или ином этапе развития познания, в системе той или иной теории может существенно изменяться. Следовательно, содержание каждого понятия необходимо связывать, соразмерять с определенной эпохой, с уровнем знания, теорией, в системе которых оно действует. Устойчивый компонент понятия (его инвариант) может оставаться относительно неизменным. Это можно видеть на примере понятия материи, которое всегда так или иначе в материалистических учениях связывалось с субстанцией как внутренней основой явлений, обусловливающей их единство.
Понятия как логические формы отражения действительности имеют существенное значение для понимания развития нашего познания именно потому, что в них, с одной стороны, концентрируются (аккумулируются) знания, а с другой стороны, они выступают орудиями их дальнейшего развития. Как важнейшие формы отражения, понятия функционируют в системе других логических форм познания (суждений, умозаключений, гипотез, теорий) и вместе с тем являются базой для образования новых понятий, для формирования новых идей теорий.
В системе своих связей понятия не только отражают существенные стороны предметов, явлений, но и формы их отношений, закономерности существования и развития действительности. При этом на уровне чувственного и логического познания функции понятия имеют свои особенности в раскрытии и отражении действительности. Процесс развития содержания понятий, на наш взгляд, нельзя противопоставлять конструированию с помощью понятий логических схем, которое осуществляется для выявления адекватных отношений в исследуемой области действительности. Понятия в таком понимании предстают в виде идеальных объектов, замещающих предметы, свойства, отношения, вовлеченные в практику; при этом они играют в теоретических построениях подчиненную роль и выступают как элементы, которыми можно придать новые признаки без учета их предшествующего содержания.
Формирование понятий, их содержание связаны не только с чувственным отражением как источником наших знаний (в том числе и на уровне логического познания), но и с практикой как основой познания явлений объективной реальности. Понятие практики охватывает все формы чувственно-предметной деятельности человека, связанной с изменением, преобразованием предметов, явлений, процессов природы и социальной реальности. Анализ социальной сущности практической деятельности человека позволяет раскрыть глубинные отношения взаимосвязи познания и объективной действительности, сущность субъектно-объектных отношений в процессе познания и преобразования действительности. Выяснение этих отношений помогает глубже выявить творческую роль субъекта в познании, сущность его теоретической деятельности, связи последней с материально-практической деятельностью.
3. Риторика и диалектика современного интеллектуального общества
Сегодня о классическом содержании риторики корректнее всего судить по работам Аристотеля, в которых четко и недвусмысленно определялся ее предмет и как науки, и как искусства. Подчеркнем специально, риторики не только в качестве мнения (doxa) или искусства (teckne), но и науки (episteme). Риторика как искусство, согласно Аристотелю, родственна диалектике в силу того, что люди являются субъектами вербальной коммуникации, в ходе которой они анализируют или поддерживают какую-либо точку зрения, оправдываются, обвинят и пр.
Целью риторической науки, по Аристотелю, является нахождение «возможных способов убеждения относительно каждого данного предмета», а ее главная задача — поиск того, что «убедительно для всех людей, каковы они есть» [1, c. 19, 21].
Вклад риторики Аристотеля в современную риторику до сих пор, однако, мешает оценить, идущая еще от римских ораторов традиция, согласно которой риторика является не наукой убеждения, а искусством говорить красиво. В аристотелевской риторике проблемы красноречия, безусловно, занимали важное место. Вместе с тем, центральной в ней была тема убеждения и аргументации. Для Аристотеля риторика в первую очередь была универсальной наукой об убеждении (и в этом смысле эта наука была родственна искусству спора, диалога — диалектике), и лишь во вторую, а может быть в третью очередь, искусством говорить красиво.
Аристотель различал два вида убеждения — вербальное (pistis), связанное с использованием разума и невербальное, базирующееся на физическом насилии.
Для него ключевыми факторами вербального убеждения были этос (ethos), патос (pathos) и логос (logos) риторического процесса (адекватный перевод смысла которых на русский язык в отечественных работах, посвященных проблемам риторики до сих пор, заметим в скобках, все еще не сформирован). Разновидностями невербального убеждения для него были подкупы, пытки и т. п. Для Аристотеля риторика как наука о пистис (аргументации) была связана с проблемами социальной, вербальной, рациональной природы убеждения.
Аристотелевское учение включало в себя учение об ораторе и аудитории; относительно самостоятельные концепции исходных посылок аргументации; о риторической индукции, риторическом силлогизме (энтимеме); общих и частных топосах убеждения; способах соединения и разъединения аргументов и др.
Если современными специалистами, развивающими аристотелевские представления о диалектике как теории аргументации (Д. Уолтоном, Ф. ван Эемереном и др.), концепции этоса, патоса и логоса аргументации, а также оратора и аудитории обычно чуть ли не механически повторяются, то другие части аристотелевской риторики, раскрывающей ее связи с диалектикой как концепцией вербальной коммуникации, до сих пор неоправданно остаются в тени. Благодаря этому во многом искажается, например, эпистемологическая природа исходных посылок риторической аргументации, которые, согласно Аристотелю, могут быть трех видов: вероятные, несомненные (необходимые) и случайные. Более того, об онто-эпистемологических основаниях классической риторики до сих пор судят по спору основателя первой европейской риторической школы на Сицилии Коракса со своим учеником Тизием, который окончил курс риторического обучения у Коракса. Ученик должен был по договору об обучении заплатить учителю после своей первой победы в суде. Однако Тизий не спешил принимать участие в судебных разбирательствах и ничего не платил Кораксу. Учитель подал на бывшего ученика в суд. Тизий, получив вызов в суд, рассуждал следующим образом: «Если я выиграю, то не буду платить по решению суда, а если проиграю, то не буду платить, потому что условия моего соглашения с Кораксом не выполнены. Следовательно, независимо от того, проиграю или выиграю я в суде, платить мне не придется». На это учитель возражал в том смысле, что если он выиграет дело в суде, то Тизий заплатит ему по решению суда, а если проиграет, то ученик заплатит в соответствии с договором об обучении.
Онто-эпистемологической предпосылкой спора был позже четко сформулированный софистом Протагором тезис о том, что «Человек есть мера всех вещей, существующих, потому что они существуют, и не существующих, потому что они не существуют». С этой точки зрения не существует одного, единственно истинного знания (episteme), а тяжбы и разногласия людей обычно вращаются вокруг вероятностного, правдоподобного знания (doxa). Определяя риторику как науку, Аристотель предлагал другие перспективы развития не только риторической науки, но и диалектики.
В «Риторике» Аристотеля было исследовано несколько десятков схем аргументации, ее роли в вербальной коммуникации людей, что, собственно, и раскрывает нередко остающиеся в тени связи между риторикой и диалектикой как наукой о диалоге. Философские основания аристотелевской, или шире — классической (если хотите — старой риторики) были тесно связанны с концептуализацией субъект-субъектных, персонифицируемых как отношения оратора — слушателя (аудитории) аспектами мыслеречевой коммуникации, ее целями, задачами, правилами, типами.
Аристотелевская схема риторики как науки об убеждении схематично имела следующий вид. Ее отправной пункт — общие посылки дискурса, разделяемые одновременно и оратором (аргументатором) и аудиторией (слушателем). Опираясь на них, аргументатор находит (изобретает) риторические примеры и энтимемы; затем он располагает их в определенном порядке (например, в начале, середине, конце аргументационного дискурса) и подбирает наиболее убедительные языковые и стилистические средства их выражения. Аргументация как убеждение в риторике Аристотеля была непосредственно связана и с поиском, и с композицией, и с выразительностью аргументации. Справедливости ради отметим, что сам Аристотель, как, впрочем, и другие античные риторы для обозначения различных состояний убеждения использовал несколько понятий, среди которых были не только «аргументация», но и «доказательство (подтверждение)», «вопрошание» и др.
В I в. до н.э. канон риторики был сведен к классическому, дожившему до наших дней пятиэлементному виду. В нем уже не только четвертая и пятая части риторического канона (соответственно memoria (запоминание) и actio (произношение)), но и третья — выражение (elocutio) могли не быть непосредственно связанными с задачами аргументации. В такой перспективе различие между риторикой и диалектикой стало все более и более усиливаться, и рациональное риторическое содержание диалектики в эпоху Возрождения и Нового времени чаще всего имело форму трактовки предмета диалектики как логико-психологического учения о понятии, суждении и умозаключении и их роли в познавательно-коммуникативном процессе. Не только в современной отечественной, но и зарубежной социогуманитарной науке связь между классической, старой риторикой и диалектикой до сих пор игнорируется также и в силу отсутствия устоявшихся определений первой, второй и третьей составных частей классического канона риторической науки — inventio, dispositio и elocutio — которые, на мой взгляд, сегодня точнее всего обозначать в русском языке с помощью следующих категорий — «поиск», «композиция», «экспрессия».
Очевидно, что уже классическая, или старая риторика включала в себя две, относительно независимые друг от друга ориентации. Одну ориентацию — аргументационно-центричную, которая была непосредственно связана с диалектикой как учением об убедительной вербальной коммуникации, а вторую — экспрессивно-центричную, которая к диалектике непосредственного отношения не имела.
В современной литературе в активном обороте находится выражение «новая риторика». В этом выражении подчеркивается различие между риторикой старой и новой, но не всегда четко указывается на то, что при этом имеется в виду.
Не сложно показать, что различения между старой и новой риторикой могли актуализироваться всякий раз, когда происходило переосмысление предмета, целей и задач риторической науки или даже поиск средств оформления ее национального духа. Например, для Феофана Прокоповича, современная ему польская риторика по отношению к другим риторическим концепциям была новой. Очевидно, что риторика Аристотеля по отношению к риторике Квинтилиана была в определенном смысле старой, а последняя была старой по отношению к разработанной во второй половине ХХ в. риторике Х. Перельмана.
Эпистемологический смысл различий между старой и новой риторикой можно пояснить с помощью вопроса: «А как соотносится, создаваемая тем или иным авторам и являющаяся по его собственной оценке новая риторика, с риторическим наследием прошлого?»
Отвечая на этот вопрос, уместно различать три типа отношений между старой и новой риторикой — тождества, различия, противоречия.
Разбирая другие особенности семантики понятий «старая риторика» и «новая риторика» важно обратить внимание на то, что в современной научной литературе представлен мульти — версум значений выражения «новая риторика».
Сегодня новой риторикой называют и научную стадию развития старой риторики (Й. Коппершмидтт), и риторику как науку в отличие от старой риторики, как только искусства (П.Ц. Агаян), и учение о фигурах речи (льежская группа «ми»), и теорию аргументации, новую диалектику (Х. Перельман).
Важное место в мультиверсуме смыслов выражения «новая риторика» занимают также представления о том, что она является теорией взаимопонимания людей (А. Ричардс), системой принципов вербальной коммуникации и персуазивных компонентов работы современных средств массовой информации (СМИ) и др.
Понятия «старая риторика» и «новая риторика» являются веберовскими «идеальными типами», не имеющими единственного референта. Их назначение, как и любого другого идеального типа, состоит в упорядочивании массива знания, его категоризации, систематизации и фиксировании преемственной связи.
С этой точки зрения, новая риторика Перельмана, имеющая больше общего с риторикой Аристотеля, чем с риторикой О. Талона, относится к одному массиву знания, а новая риторика льежской группы ми и риторика Квинтилиана к другому. Новую риторику Х. Перельмана и Л. Ольбрехт-Тытеки можно, поэтому, назвать аргументационно-центричной риторикой, или риторикой родственной с диалектикой, тогда, как новую риторику льежской группы ми — риторикой экспрессивно-центричной.
Вместе с тем, по моему глубокому убеждению, и старая, и новая риторика являются все же риторикой, а не герменевтикой, стилистикой, грамматикой и т. п., и т. д. Другое дело, что ар — гументационно-центричное, или диалектическое, с одной стороны, и экспрессивно-центричное обличье риторики, которое, так или иначе, представлено и в старой, и в новой риторике — с другой стороны, не исключают, а дополняет друг друга. В такой перспективе, схемы аргументации, взятые из корпуса аргументационно-центричной риторики вполне можно представить в качестве фигур речи и мысли, и, наоборот, фигуры мысли и речи экспрессивно-центричной риторики вполне выразимы в виде особых аргументационных конструкций. Важно лишь обратить внимание на то, что полем действия риторики является вербальная коммуникация людей, которая, однако, может быть объектом концептуализации не только средствами риторики, но и диалектики.
Вместе с тем, понятие диалектики в наши дни также не является однородным, а в интерпретации его содержании явно различимы, по меньшей мере, две традиции и даже концептуальных модели — гераклитовско-платоновско-гегелевско-марксова, в которой диалектика предстает как учение (наука) об универсальных законах движения и развития природы, общества, а также человеческого мышления и зеноновско-сократовско-аристотелевская линия понимания диалектики, сближающая ее с риторикой. Риторическая концептуальная модель диалектики в наши дни может, конечно, оцениваться по-разному, прежде всего, в зависимости от той традиции, с позиций которой она реализуется. Оставляя в стороне гегелевско-марксову модель диалектики, которая, как представляется, до сих пор характеризует горизонты отечественной философской мысли, уместно обратить внимание на не менее универсальные законы диалектики как концептуализации вербальной коммуникации людей, диалога.
Диалог — многосторонний коммуникативный процесс. В зависимости от того, какие цели преследуют его участники, выделяются различные его формы. Не означает ли это, как иногда кажется, что единой и универсальной науки о диалоге, или новой диалектики не существует?
Действительно, возможны различные типы диалога. С риторической точки зрения ядром диалога является аргументация, которая, если и не исчерпывает всего богатства и разнообразия споров, полемики, прений, дебатов, дискуссий и др. форм диалога, является его главным элементов.
Следовательно, важнейшим законом новой диалектики как науки об универсальных законах диалога как деятельности, отношения и коммуникации будет следующее правило: чем меньший удельный вес занимает аргументация в жизни человека и общества, тем больший удельный вес в ней будет иметь насилие и (или) угрозы по его применению, а также непонимание людьми друг друга. Это, если хотите, основной диалогический закон аргументации.
Высшей организационной формой диалога является критическая дискуссия, целью которой является кооперативное отыскание истины. Исследование специфики дискуссии и, более широко, диалога, осуществленное П. Грайсом, Ф. Ван Эемереном, Р. Грутендорстом, Д. Уолтоном, Э. Краббе, Э. Барт и др. современными исследователями, позволяет указать несколько правил, выражающих концептуальное содержание и смысл новой диалектики: «всякий, кто стремиться к достижению конечной цели дискуссии, должен быть в этом заинтересован»; «участвующий в дискуссии должен всячески способствовать достижению ее конечной цели»;
«в дискуссии должна быть представлена вся информации относительно некоторой точки зрения»; «в дискуссии должна использоваться истинная информация»; «в дискуссии должна использоваться релевантная информация»; «в дискуссии должна использоваться понятная и выраженная максимально отчетливо информация»; «участники дискуссии должны быть всесторонне честными, объективными, экономными, точными аргументаторами».
Несложно показать, что нарушение этих правил будет связано с отступление от диалектической модели диалога. Оно — свидетельство ошибок, которые происходят в диалоге, например, тогда, когда его участники умалчивают об определенных фактах и пр.
Обобщая содержание перечисленных выше правил-предпосылок целерационального характера дискуссии, можно выделить пять общих диалектических правил диалога-дискуссии.
Первое диалогическое правило дискуссии — участники дискуссии свободны в выборе для обсуждения, формулировки, аргументации, сомнения и опровержения любой точки зрения. Второе правило дискуссии — обязанность защищать обсуждаемую в дискуссии точку зрения лежит на том ее участнике, который ее выдвинул. Третье правило дискуссии — точка зрения, обсуждаемая в дискуссии ее участниками должна пониматься объективно и правильно (адекватно). Четвертое правило дискуссии — используемые в дискуссии аргументы должны быть хорошими (истинными, надежными, уместными). Пятое правило — результатом убедительной аргументации в пользу обсуждаемой точки зрения должен быть либо отказ участников дискуссии от сомнений в ней, либо, в случае неубедительности аргументации, отказ от самой точки зрения. Нарушение общих диалогических правил дискуссии ведет, в конечном итоге, к подрыву основного диалектического закона диалога. Перефразируя А. де Моргана, можно утверждать, что имеется бесконечное множество путей нарушения диалектических правил дискуссии, и, ни один из их списков не будет полным и исчерпывающим. Однако, их обстоятельное изучение — важная задача новой диалектики как аргументологии.
ноосферный риторика диалектика рациональность
1. Алексеев П. В. История философии: — учеб. — М.: ТК Велби, Изд-во Проспект, 2005 — 240 с.
2. Алексеев П. В., Панин А. В. Философия: Учебник. — 3-е изд., перераб. и доп. — М.: ТК Велби, Изд-во Проспект, 2004. — 608 с.
3. Голубинцев В. О., Данцев А. А., Любченко В. С. Философия для технических вузов. Серия «Высшее образование» — Ростов на Дону: Изд-во «Феникс», 2004 — 640 с.
4. Крапивенский С. Э. Социальная философия: Учеб. для студ. гуманит.-соц. спец. высших учебных заведений. — 4-е изд., теор. — М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 2003. — 416 с.
5. Соколов С. В. Социальная философия: Учеб. пособие для вузов. — М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2003 — 440 с.
6. Филсофия: Учебник / Под ред. В. Д. Губина, Т. Ю. Сидориной. — 3-е изд., перераб. и доп. — М.: Гардарики, 2005 — 828 с.
7. Философия науки: Словарь основных терминов. — М.: Академический Проект, 2004. — 320 с.