Защита и прославление французского языка

Литературно-эстетический трактат, опубликованный парижским издателем Морелем в 1549 году (всего несколько месяцев спустя после выхода в свет трактата Тома Себийе «Поэтическое искусство»; между двумя трактатами есть переклички, но и расхождения).

Трактат является манифестом объединения «Плеяда» и нацелен на обновление национальной поэзии и создание образцов, равных лучшим творениям античности и литературы Италии. Подписанный молодым французским поэтом Жоашеном Дю Белле, трактат нередко считают продуктом коллективного творчества (степень участия в его написании Ронсара была, вероятно, велика).

Центральная идея трактата окрашена в патриотические тона — это торжество народного французского языка. Данный тезис вполне соответствует веяниям времени: в соответствии с ордонансом Вилле-Котре, всё делопроизводство в стране перешло на национальный язык (ранее на латыни). В трактате содержится критика латинистов, считающих латынь единственно возможной формой выражения, но нередко плохо владеющих ею и тем компрометирующих её. Трактат провозглашает необходимость создания новых слов и избирательного отношения к лингвистическим заимствованиям.

В трактате подвергаются осуждению жанры средневековой французской поэзии, например баллада, рондо, вирелэ (которыми активно пользовались представители школы великих риториков и Клеман Маро). Напротив, достойны похвалы унаследованные от античности жанры — ода, элегия, сонет, эклога, комедия и трагедия. Наконец, в трактате отражена характерная для культуры Возрождения тенденция к возвеличиванию миссии поэта, который посредством глубокой учености и упорного труда может обеспечить себе бессмертие. Идеал поэта, рисуемый Дю Белле — это идеал героического, самозабвенного служения искусству.

Произведение это состоит из двух частей: первая посвящена проблеме поэтического языка, вторая — теории поэзии. Первая часть начинается с протеста против мнения некоторых лиц, будто бы французский язык — язык «варварский», не приспособленный для изложения на нем тонких мыслей и высоких предметов так, как это можно сделать на языке греческом или латинском. Правда, предки нынешних французов больше заботились о делах, нежели о словесном их выражении, и потому мало думали о развитии своего языка. Однако сам по себе французский язык достаточно гибок, благозвучен и силён: надо только обогатить его и облагородить. Автор напоминает о том, что некогда языки греческий и латинский были также грубыми, совершенства они достигли лишь в результате длительных упражнений; в частности, латинский язык вполне развился благодаря долгой учебе у греческого.

Такой же путь должен проделать и французский язык. Лучшее средство его обогащения и возвышения — заимствование из древних языков целого ряда слов и оборотов речи. Но заимствования должны производиться с разбором, разумно, в соответствии с духом родного языка — так, чтобы они казались «не принятыми извне, но проросшими естественно». Дю Белле строго осуждает тех «подражателей, которые не проникают в самые скрытые и внутренние стороны автора, взятого за образец, но сообразуются только с первым впечатлением, и, забавляясь красотой слов, упускают из виду силу вещей». К тому же источником обогащения французского языка должна быть не только античность, но и язык ремесленников, моряков, художников, диалекты, словообразование и т. п. Обращение к древности имеет своей задачей извлечь из нее все возможное, а затем преодолеть ее и отбросить, чтобы перейти целиком на родной язык.

Вторая часть трактата начинается с утверждения высокого представления о поэте и его миссии. Поэт, по мнению дю Белле, не просто забавник или виртуоз, а тот, кто «заставляет меня негодовать, успокаиваться, радоваться, огорчаться, любить, ненавидеть, любоваться, удивляться, — словом, кто будет направлять, как узда, мои впечатления и влечь меня по своему произволу». Позже Ронсар, следуя античной традиции, будет называть поэта «жрецом» или «пророком». Поэтом надо родиться. Но одного природного дарования мало: его нужно развивать работой над собой и упражнениями. Лучшая школа для поэта — античность. И здесь повторяется та же самая мысль, которая высказана была относительно языка: нужно учиться у древности для того, чтобы преодолеть ее и выйти на путь самобытного, вполне национального творчества. Не следует переводить древних авторов, так как это означает полное подчинение себя им, но надо подражать им с разбором и толком.

Дю Белле убеждает поэтов бросить старые, средневековые формы, бывшие в широком употреблении в тогдашней придворной поэзии, — баллады, рондо, вирле и т. п.— и писать эпиграммы, элегии, оды, сатиры по образцу латинских поэтов, таких мастеров в этих жанрах, как Овидий, Гораций, Катулл, Марциал, а также сонеты в подражание Петрарке и Саннадза-ро, трагедии и комедии, следуя знаменитым древним образцам, наконец, героические поэмы в манере Гомера, Вергилия и Ариосто. Характерна здесь примесь итальянских имен к греческим и латинским, свидетельствующая о том, что античность нередко доходила до французов сквозь призму итальянского Возрождения.

Кроме замечаний об особенностях отдельных жанров и форм, мы находим у дю Белле учение о двух стилях — высоком, который подобает трагедии, оде и эпической поэме, и низком, свойственном фарсу и комедии. Дю Белле дает также ряд указаний по стихосложению. Он предостерегает против попыток перенесения во французскую поэзию античной метрики. От рифмы, которую он называет «жестоким, но необходимым тюремщиком», он требует чистоты и легкости. Словом, в трактате затронуты все важнейшие вопросы, относящиеся к теории и практике поэтического творчества.

Новая школа натолкнулась на некоторое противодействие, особенно со стороны придворных поэтов, но вскоре, после вмешательства Генриха II, высказавшегося в ее пользу, она одержала победу и при дворе. Это покровительство короля имело также и неблагоприятные последствия для творчества молодых поэтов, несколько связав и ограничив его.