Персонажи. 
Художественные произведения Алессандро Барикко как феномен итальянской прозы 90-х годов ХХ века

Как было отмечено ранее, уровень персонажей — это не собственно стилистический уровень. Несмотря на что, что творчество Барикко больше тяготеет к формальности, чем к идейной содержательности, автор придерживается старой истины: хочешь говорить обо всём — говори о личности. Личность содержит в себе всю человеческую проблематику. Личное в художественном произведении — это форма сверхличного, общественно-значимого. Перед нами всегда не просто человек, а коллективный человек; не личность, а коллективная личность. Внутриличностные конфликты — по сути — это конфликты между различными индивидуумами, гнездящимися в одной личности.

Барикко любит пограничных и «запредельных» персонажей. Его герои — это люди, отмеченные судьбой. Странные, жалкие, опасные, смелые, забавные, печальные, внушающие сожаление и навевающие грусть. Со своими бедами, невзгодами, проблемами, желаниями, мечтаниями. Герои, которые побеждают, проигрывая. «Ho imparato molto sugli americani. E' uno scontro di ideologie diverse, a loro piace l’idea di un uomo che si ritrova dall’altra parte del mondo, attraversa un inferno e ritorna modificato: ha imparato qualcosa. E' il loro senso pratico. Io sono europeo e nel libro non c’e il cambiamento: grazie agli americani ho imparato che i miei personaggi fanno grandi esperienze, ma non imparano niente» — так говорит Барикко о персонажах своих книг.

Одной из сторон стратегии художественной типизации, без которой невозможно воспроизвести созданную творческим воображением личность, является пафос. Чаще всего Барикко использует трагизм, драматизм, юмор и иронию:

Трагический герой — обычно попадает в ситуацию выбора, но трагедия заключается в том, что любой выбор не может принести герою гармонии. Из трагического тупика нет выхода. Как правило, трагический герой погибает: для него это единственный способ сохранить себя. (Новеченто, Шетси).

Драматический герой в каком-то смысле «параллелен» трагическому герою. Перед драматическим героем стоит препятствие, которое он в принципе может преодолеть, но не находит в себе сил. (Эрве Жонкур, Джун).

Юмористический (комический) герой обладает избыточным стремлением к естественной человеческой заданности, а это всегда отклонение от общепринятых поведенческих норм. Юмористический герой — симпатичный чудак. По-человечески — это яркая, колоритная личность, наивно меряющая всё мерками человеческого достоинства и не признающая необходимых условностей. (Барльтбум, Андерсон, Пекиш, Мондриан Килрой).

Иронический герой (в четырёх проявлениях иронии: комическая, трагическая, романтическая и саркастическая). В наше время ироническая стратегия художественной типизации используется предельно широко. У Барикко в основном присутствует трагическая ирония. (Синьор Рэйл, Гектор Хор?).

Барикко не описывает подробно своих героев. Вместо этого он широко использует деталь, которая выступает средством психологического анализа, помогает выявить внутренне противоречивую целостность человека, оказывается опосредующим звеном коммуникации.

Привлекают к себе внимание и имена персонажей. «Имя собственное всегда должно быть для критика объектом пристальнейшего внимания, поскольку имя собственное — это, можно сказать, король означающих: его социальные и символические коннотации очень богаты». Странное и абсурдное имя Дэнни Будман Ти Ди Лемон Новеченто (Новеченто) совпадает с тем образом жизни который он вёл, с духом той эпохи, на заре которой он родился. Сеньор Рэйл (Замки жажды) живёт с мыслью построить железную дорогу и даже купил локомотив («rail» по-английски значит «рельс»). Нелепые имена Пекиш, Пент, Бартльбум подходят их странным носителям. Шетси Шелл (shell — англ., раковина) вызывает ассоциации с крупным нефтяным концерном, от которого она постоянно открещивается. Эта коннотация представляет нам героиню как современную и лишённую комплексов девушку. С другой стороны, в античности раковина была атрибутом Венеры, рождённой из пены морской или, согласно некоторым античным авторам, из самой раковины. (Шетси же тяжело пострадала в автокатастрофе). Впоследствии раковина стала атрибутом самого святого и часто использовалась как характерный знак паломников (странствия Шетси по городу).

Если классифицировать персонажей Барикко, то основное разделение героев будет на взрослых и детей. В этом смысле примечательны Море-океан, Замки жажды и Сити.

Море-океан.

Плассон — странный и молчаливый художник, рисующий море морской водой и пытающийся отыскать его глаза. Великодушный человек, наделённый громадным художественным талантом, задающийся вопросом: «Где начинается море?».

Бартльбум — учёный-чудак, составитель безумной «Энциклопедии пределов, встречающихся в природе, с кратким изложением границ человеческих возможностей». Со шкатулкой из красного дерева, наполненной письмами для любимой женщины, которой у него нет, да и не будет. Он задаётся вопросом: «Где кончается море?».

Анн Девериа — прекрасная молодая женщина, приехавшая к морю, чтобы излечиться от неверности. Несчастная и немного циничная.

Элизевин — слабенькая девушка, «шёлковое покрывало», которая должна была родиться ночным мотыльком, мучаемая странным недугом: «Non и una paura… E' un po' come sentirsi morire. O sparire. Ecco: sparire» (М-О, 26) Только море может её спасти.

Падре Плюш — опекун-покровитель Элизевин, сочинитель странных молитв, оптимист-пантеист, который вечно говорил не то, что нужно сказать. Прежде ему в голову почему-то приходило ненужное.

Томас-Адамс — потерпевший кораблекрушение на «Аяксе», видевший глаза женщин Тимбукту, молчаливый садовник и безжалостно требующая расплаты тень, со взглядом умирающего зверя и взором хищника. Единственное, что привело его к морю — это жажда мести, жажда расплаты. Савиньи-Андреа — убийца с плота, скрывающийся от мести и ищущий спасения у моря.

Все они чего-то ищут, чего-то ждут в этой заброшенной всеми таверне, разные причины привели их туда. Но героям очень повезло. В таверне они встречают «помощников», посредников-медиаторов между героями и внешним миром — чудо-детей.

Дуд — ребёнок, у которого на всё есть ответ. Он знает, что снится Бартльбуму и где глаза моря.

Дол — «рыжеволосый отрок», забирающий Плассона на лодке и высматривающий для него глаза моря — корабли.

Дира — десять лет для этой девочки было уже немало. Захоти она, ей могло быть и на тысячу больше. Она поражает героев и нас своим умом и мудростью, Диру нельзя обмануть. Со свечой в руке она охраняет сон Элизевин.

Диц — тот, что придумывал сны, а потом раздаривал их падре Плюшу.

Девочка без имени — та, которая спала в постели Анн Девериа.

Нет ничего странного, что ни Савиньи-Андреа, ни Томас-Адамс не имеют таких помощников. Савиньи потому, что он совершил зло. Томас потому, что уже помечен смертью. На том злосчастном плоту ему удалось не выжить, а лишь отложить свою смерть. У Проппа в его известной Морфологии сказки все действующие лица делятся на 7 типов, согласно выполняемой ими функции. Если мы обратимся к системе Проппа, то функция «волшебный помощник» подойдёт как нельзя кстати для интерпретации функции чудо-детей.

Нас совсем не удивляет то, что этим детям подвластны те тайны, о которых герои даже и не могут мечтать. Испокон века дети считались чистыми, святыми, отмеченными Богом, им открыта истина. У современницы Барикко — писательницы С. Тамаро в её романе «Va' dove ti porta il cuore» есть слова: «I bambini hanno naturalmente in sи un respiro piщ grande, siamo noi adulti che l’abbiamo perso e non sappiamo accetarlo».

Если мы обратимся к мифологической интерпретации чудо-детей, то можно выйти на своеобразных культурных героев. По отношению к другим персонажам повести прослеживаются вариации близнечного мифа — Бартльбум и Плассон: «E' stupifacente. Ma se uno vi montasse insieme, voi due, otterebbe un matto unico e perfetto. Secondo me Dio и ancora lм, col grande puzzle sotto il naso, a chiedersi dove son finiti quei due pezzi che andavano cosм bene insieme». Вообще, мотив двойничества, мотив тени проходит через всю структуру персонажей. Адамс и Томас — это одно и тоже лицо, аналогичная ситуация с Савиньи и Андре. Тереза и Элизевин любили одного и того же мужчину. Тереза и Анна нашли свой последний приют на морском дне.

Замки жажды При анализе системы персонажей в Замках жажды обращает на себя внимание группа чудных любителей науки и прогресса и дети.

Сеньор Рэйл охвачен идеей прогресса. Он уезжает неизвестно куда, когда и зачем. Однажды он привозит в Квиннипак настоящий локомотив. То, что Морми его сын, многое объясняет в поведении Рэйла: взрослый со взглядом и мечтами ребёнка.

Гектор Хор? в своём роде двойник сеньора Рэйла. Его безумная идея — строительство Стеклянного Дворца. Он переполнен страхами, он болен и ему требуется укрытие, создающее иллюзию свободы и надёжности.

Пекиш очень похож на Бартльбума. Он изучал распространение звука в воздухе, управлял странным оркестром, «…aveva la testa che frullava di suoni infiniti, sapeva vedere il suono» (ЗЖ, 75) В нём уже угадываются черты Мондриана Килроя из Сити с «Эссе об интеллектуальной порядочности». Пекиш сошёл с ума из-за того, что потерял ноту. В его образе проявляется ирония и самоирония автора по поводу созидающей силы музыки.

Джун Рэйл — необычная женщина. Все, кто смотрел на её рот, оказывался завороженным: «Un giorno Dio disegno la bocca di Jun Rail. E' li che gli venne quell’idea stramba del peccato» (19) В ней есть черты Федры, так же как и в Морми — Ипполита.

Морми: «Lui non aveva difese contro la meraviglia"(115). На примере Морми объясняется то, как человек воспринимает мир. Каждый из нас носит внутри себя рассказчика, который и рассказывает нам о мире. Рассказчик же Морми устал или заболел, поэтому он говорил лишь обрывками историй, чаще всего тишиной. Его постоянно удивлённый взгляд стоил ему жизни.

Пент — мальчик-сирота в мужской куртке, который делал заметки в фиолетовом блокноте, постоянно повторяющий: «Сe n’и troppo, di mondo» (46). Обычно герои Барикко статичны, Пент же показан в развитии. Он вырос, женился, стал страховым агентом, переехал в другой город, и для него мир стал конечен.

Здесь у детей другая функция. Они не медиаторы, а лишь те, кто видит мир по-другому. Но Пент, повзрослев, теряет эту способность. В конце он кажется старше, чем Пекиш, сеньор Рэйл и Гектор Хору. Неслучайно он покидает Квиннипак: в этом селении «…si ha negli occhi l’infinito» (ЗЖ, 208).

Сити Система персонажей этого романа распадается на три подсистемы: персонажи города, персонажи вестерна, персонажи боксёрской истории. И если герои вестерна оказываются изолированными в самом тексте вестерна, то герои боксёрской истории иногда входят в основное повествование (тренер Мондини).

Персонажи города:

Гоулд — чудо-ребёнок, которого тяжело назвать ребёнком, — настолько он серьёзен и самостоятелен. Но в то же время это маленький мальчик, который живёт в мире своих собственных мечтаний. В 11 лет он получил диплом по теоретической физике и в то же время развлекает себя нелепыми фантазиями, по чертам лица вычисляет функции игроков в футболе. Скорее всего, Гоулд — шизофреник, что ещё сильнее подчёркивает его необычность. В этом герое есть также черты сэлинджерского Холдена Колфилда. Обрести свободу и убежать от жизненной рутины можно лишь в пределах собственной души.

Гигант Дизель и немой Пумеранг — постоянные спутники и друзья Гоулда. Лишь в конце романа становится ясно, что эти герои всего лишь ещё одна фантазия Гоулда.

Шетси Шелл — независимая и экспрессивная гувернантка Гоулда. Она опекает мальчика, пишет вестерн, нецензурно выражается. После автомобильной катастрофы Шетси осталась парализованной и приняла решение уйти из жизни.

Профессор Мондриан Киллрой — преподаватель статистики, который изучал изогнутые предметы. Постоянно страдающий от тошноты и приступов слёз; уверенный, что страдание единственный путь, что ведёт по ту сторону реальности. После посещения порно-кинотеатра он написал своё «Эссе об интеллектуальной порядочности».

Персонажи вестерна:

Шетси пишет свой вестерн около двадцати лет, поэтому структура персонажей достаточно широка, как и число сюжетных линий. Это нестареющие сёстры Дольфин, бармен Карвер, Питт Кларк, Беар, шериф Уистер, Фил Уиттечер, братья Арни и Матиас Дольфин.

Персонажи боксёрской истории:

Лэри «Адвокат» Горман, тренер Мондини, Стенли Пореда.

Поразительная органика Замков жажды, Море-океана и Сити определяется тем, что мир в нем изображён сквозь незамутненную призму невинного детского взгляда, остро различающего любую фальшь, за какими бы одеждами она ни пряталась. Дети и чудаки создают вокруг себя особые мирки. Бытиё этих фигур имеет не прямое, а переносное значение. Они не есть то, чем они являются. Их Бытие — непрямое отражение какого-то другого Бытия. Они чужие в этом мире, непричастны ему. Вообще, образ чудака — это генезис образов шута и дурака, которые, в свою очередь, являются метаморфозой царя и Бога. Применительно к чудакам-учёным Барикко можно применить и некоторые моменты фаустовского топаса.

Многие герои Барикко имеют те или иные сложности с языком. Вспомним падре Плюша: «e in effetti la frase arrivт perfettamente confezionata nella testa di Padre Pluche, bella lineare e pulita, ma con un attimo di ritardo, quel tanto che bastava per farsi scivolarevda uno stupido refolo di parole che non appena affiorato sulla superficie del silenzio si cristallizzo nell’incontestabile lucentezza di una domanda completamente fuoiri luogo» (М-О, 25) и Плассона: «Plasson aveva questo, di curioso, quando parlava non finiva mai una frase. Non riusciva a finirla. Arrivava alla fine solo se la frase non superava le sette, otto parole. Se no, si perdeva a metа» (М-О, 72). Томас-Адамс же, когда попал к адмиралу Лангле, вообще не говорил, а когда начал, то мог передавать свои мысли на расстоянии. Молчаливая наложница Хара Кея (Шёлк) не произносит ни одного слова. Эта затруднённость вербальной коммуникации компенсируется невербальной в отношениях героев. Тем самым создаётся впечатление недосказанности, остаётся простор для читательского воображения. Морми, «Da quando era arrivato a Quinnipak aveva detto forse un centinaio di parole… Sembrava vivesse in un aquatorio suo personale dove non esistevano le parole…» (ЗЖ, 95). Причин молчаливости Морми несколько: он из Другого мира (несоизмеримого с Квиннипак), у него особое видение мира, и для его описания он не находит слов. Немой Пумеранг принимает активное участие во всех разговорах. Он «неговорит», но это не мешает ему шутить и помогать Гоулду рассказывать историю о боксе. Немота Пумеранга деталь, которая подчёркивает его оригинальность, но не лишает его голоса: «Poomerang (nondicendo) — Senta, le racconto `sta storia…» (С, 118).

Эти «дефекты» своих героев автор использует для создания различных ситуаций: от комичных до трагичных, от обыденных до мистических.

В системе персонажей книг Барикко обращает на себя внимание присутствие мотивов двойничества и найденных младенцев. Двойничество как биологическое (В Сити близнецы из детских воспоминаний Шетси, четыре брата-близнеца из телерепортажа, сёстрыи бртья-близнецы Дольфин), так и образы двойника (Барлитбум и Плассон, Рэйл и Хор?), тени (Томас-Адамс и Андреа-Савиньи). Мотив двойничества не ограничивается рамками одного романа, более того, он модифицируется. Например, Пент (Замки жажды) и Гоулд (Сити) являются образами-двойниками, но Пент представлен в диахронии (пожалуй, это единственный персонаж Барикко, который претерпевает такие координальные изменения), а Гоулд в синхронии. Таким образом, структурировать систему персонажей произведений Барикко бывает весьма сложно.

Данные приёмы усложняют выведенную автором концепцию личности.

Среди персонажей Барикко выводит и реальных действующих лиц, преследуя тем самым различные цели. В том мире, который творит Барикко, такие персонажи выглядят довольно странно. Хотя, таким образом, выполняется один из приёмов постмодернизма: сочетание несочетаемого. В Шёлке упоминаются и Золя, и Линкольн, и Пастер для передачи исторического контекста. В Замках жажды, чтобы подчеркнуть всю значимость и серьёзность «железнодорожной авантюры» сеньора Рэйла, Барикко подробно описывает образ Джорджа Стефенсона и его паровоз «Ракета», а в Сити предстаёт образ Клода Моне и его «Кувшинки». Если в предыдущих примерах исторические персонажи были эпизодическими, то в Новеченто антагонист главного героя один из родоначальников классического джаза, блистательный пианист-виртуоз — Джелли Ролл Мортон. Значимость и авторитетность этого персонажа ещё сильнее подчёркивают талант Новеченто.