Повтор как интеграционное средство связи в художественных текстах русской прозы конца ХХ — начала XXI века

ПОВТОР КАК ИНТЕГРАЦИОННОЕ СРЕДСТВО СВЯЗИ В ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ТЕКСТАХ РУССКОЙ ПРОЗЫ КОНЦА ХХ — НАЧАЛА XXI ВЕКА

Марьина О.В.

Повтор в научной литературе рассматривался с нескольких позиций. Существуют исследования, касающиеся классификаций видов повторов. Мы останавливаемся только на нескольких, появившихся в последнее время. Говоря о текстообразующих логико-семантических связях внутри текста, Л. Г. Бабенко, Ю. В. Казарин выделяют полный тождественный повтор; частичный лексикосемантический повтор; тематический повтор; синонимический повтор; антонимический повтор; дейктический повтор, синтаксический повтор [1. С.183−187]. А. Ф. Папина обращает внимание на:

• 1) повторы однокоренных слов с наименьшими изменениями семантики, но с возможностями позиционных изменений;
• 2) повторы с разнородностью лексико-семантической и позиционной;
• 3) повторы грамматические в тексте с цепной и параллельной связью [5. С. 61−62].

З.П. Куликовой разработана классификация видов повтора согласно их отнесенности к уровням языка: фонетический, словообразовательный, лексический, семантический, синтаксический, лексико-синтаксический повторы [3. С. 7−12]. повтор текст художественный Особое внимание обращается исследователями на повтор как стилистическое средство и средство экспрессии текстов. Лингвисты отмечают, что художественный повтор отличается от непроизвольного:

• 1) наличием целевой установки на выразительность текста, на его ритмику, усиление эффекта;
• 2) включенностью в систему стилистических фигур и, следовательно, наличием моделей и правил, типологией и терминами. Повторяться в тексте могут слова, словосочетания и предложения. По мнению М. Львова, богатая синонимия словосочетаний или некоторых типов простого предложения, вариативные формы в пределах отдельных частей речи или связей слов в предложении, параллелизм синтаксических конструкций — все это создает условия для широкого стилистического выбора языковых средств [4]. Е. А. Покровская отмечает, что повтором (экспрессивной синтаксической конструкцией) принято называть «неоднократное появление в определенном отрезке языковой единицы на соответствующем лингвистическом уровне» [6. С. 144].

В качестве самостоятельного направления исследования выделяется функционирование и функции повторов в текстах. Так, с позиции Е. А. Покровской, художественно-стилистическими функциями повторов являются: ассоциативно-композиционная (развертывание текста по ассоциативному принципу); усложняюще-перцептивная (состоит в создании мерцающих смыслов, затемнении смысла, усложнении восприятия текста); фоно-ритмическая (внесение элементов фонетической и ритмической организации поэтического текста в текст прозаический) [6]. Говоря о функциях лексических повторов, А. П. Урбаева отмечает следующие: усиления, нарастания, создания подтекста, создания фона, текстообразующая, ритмообразующая, эмоционально-экспрессивная и др.; повтор может выполнять сразу несколько функций [7].

В настоящей статье обращается внимание на синтаксические повторы как интеграционное средство связи текста, либо на синтаксические повторы в сочетании с лексическими, морфологическими и другими видами повторов, т. к. интеграция текста является одним из важнейших его свойств и обеспечивается путем образования целой системы связей, в установлении которых участвуют самые различные его уровни (в нашем случае синтаксический, лексический, морфологический и другие уровни). В современной лингвистике существует ограниченное количество работ, в которых бы описывался повтор как текстообразующее средство. «Изучение его роли в процессе построения современного художественного текста раздвигает рамки исследования и ведет к некоторой переоценке традиционного понимания повтора, его предназначения и функционирования в качестве одного из основных конструктивно-смысловых элементов организации связного текста» [2. С.2]. О различных видах повторов в лингвистике существует ряд наблюдений, тогда как о модификации повторов в художественных текстах имеются только отдельные исследования.

В художественной литературе 1980;х годов обращают на себя внимание лексические повторы: Когда его резали первый раз, это было все же естественно. Но потом… Вся его жизнь потом превратилась в сплошную боль — боль днем, боль ночью, боль всегда. Иногда он забывался, но даже в забытьи ему было больно, и он приходил в себя все от той же боли, и тогда его окружали врачи, щупали живот, советовались, приглушая голоса, впрочем, голоса они могли бы и не приглушать — Пряхин едва ли слышал половину их слов, пробивавшихся сквозь боль к его сознанию, а потом он снова содрогался от боли, которую доставляли всему его телу четыре скрипучих колесика этой проклятой каталки (А. Лиханов, «Голгофа»). В данном случае используются точные повторы: «потом», «боль», «забытье», «голоса». На наш взгляд, определяющими в данном случае являются два первых. «Потом» делит жизнь героя на две неравные, неравнозначные половины: до ранения и после него. Первый раз слово «потом» используется в неполном предложении, заканчивающемся многоточием — это авторское нарушение синтаксической нормы организации повествования, акцентирующее внимание читателей на следующей за данным предложением части текста. «Боль», незатихающая, неуменьшающаяся, перекрывала все остальные желания, состояния героя, она была всегда. В перечислительном ряду «боль днем, боль ночью, боль всегда» обращается внимание на последнее сочетание «боль всегда».

Имеются тексты, в которых отмечается тесное взаимодействие лексических и синтаксических повторов: Маша кивала головой, махала руками, а я не замечала радостных сцен.

Я медленно просыпалась. Я выбиралась из сна, где главными действующими лицами были моя особа и мои страсти (А. Лиханов, «Благие намерения»). Анафорический повтор личного местоимения «я» показывает, насколько рассказчица, от чьего лица ведется повествование, в показанный момент сконцентрирована на себе самой: «главными действующими лицами были моя особа и мои страсти».

Лексические повторы могут занимать факультативное положение относительно повторов синтаксических: Мы устроились на свободной скамье напротив старушки с книгой и принялись осматриваться. Старушка читала без очков — это в ее возрасте надо выделять как особую примету. Она держала толстую разбухшую книгу на коленях, наклонив аккуратно седую голову с широким гребнем в коротко остриженных волосах. Губы ее пошевеливались при чтении, подвижное чуткое лицо отзывалось той жизни, которая была в книге, с простодушным интересом (В. Распутин, «Не могу-у…»). Синтаксический параллелизм лежит в основе описания пассажиров (их действий, занятий) плацкартного вагона, в составе которых находятся действующие лица данной истории: рассказчик с товарищем («мы»), старушка. Благодаря лексическому повтору и словам, составляющим тематическую сетку, создается образ старушки: читала без очков, толстая разбухшая книга, губы пошевеливались при чтении, жизнь в книге.

Отмечается большее разнообразие повторов в литературе 1990;х годов. Но несмотря на это самыми распространенными так же, как и в предыдущий период, остаются лексические повторы: 1. И все же Терехов отправился с ней в театр, тогда же и специально отправился, и терпел все то, что и полагалось там, на людях, при этом терпеть (В. Маканин, «Простая история»). 2. А старые, те еще, деревенские березы чахли. И липы чахли. И смородинник в бурьяне чах, и малина по огородам одичала, густо стеснилась, пустив в середку расторопную жалицу (В. Астафьев, «Людочка»). В первом тексте используются только лексические повторы, заключенные в отдельном предложении. Второй текст — это череда сменяющих друг друга предложений, соединенных между собой повторяющимся присоединительным союзом «и». В данном случае отмечается взаимодействие лексических и синтаксических (полисиндетон) повторов. Они дают возможность читателю увидеть, почувствовать, что состояние увядания, умирания распространяется не только на саму деревню, в которой жила главная героиня, но и на все живое, растущее вокруг: Вся деревня, задохнувшаяся в дикоросте, с едва натоптанной тропой, была в закрещенных окнах, с пошатнувшимися скворечниками, с разваленными оградами дворов и огородных плетней, с угасающими садовыми деревьями и вольно, дико разросшимися меж молчаливых изб тополями, черемухами, осинами, занесенными ветром из лесов.

В художественных текстах 1990;х годов зафиксировано использование только синтаксических повторов:

• 1. Приходит подруга с кем-то. И с коньяком. И все подтверждается. И в хорошую минуту друг вылазит из-за портьеры и присоединяется незаметно к пьющим и радостным (В. Маканин, «В дождливые дни»).
• 2. Неприятный внешний вид, и все. Расстегнутая куртка, расстегнутый воротник, бледная безволосатая грудь. Перхоть на плечах, плешь. Очки с толстыми стеклами. Вот какое сокровище вела к себе в однокомнатную квартиру эта женщина, решившая раз и навсегда покончить с одиночеством и со всем этим делом, но не деловито, а с черным отчаянием в душе, внешне проявившимся как большая человеческая любовь, то есть претензиями, упреками, уговорами сказать, что любит, на что он говорил: «Да, да, я согласен» (Л. Петрушевская, «Темная судьба»). В первом случае полисиндетон создает динамику действия, во втором — параллелизм используется при описании внешности человека.

Одним из видов повторов в данный период является синтаксический стык. Например: И вот мать, у которой дочь от блондина, осторожно звонит и поздравляет кого-то с днем рождения, тянет, мямлит, спрашивает, как жизнь складывается, однако сама не говорит, что приедет: ждет. Ждет, пока все не решится там у них, на том конце телефонного провода, и наконец кладет трубку и бежит в гастроном за очередной бутылкой, а потом в детский сад за дочкой (Л. Петрушевская, «Страна»). Как минимум, одним неотъемлемым правом. Правом обнародовать написанное. То есть правом бессмертия или неудачи (С. Довлатов, «Ремесло»). Функция стыка так же, как и других синтаксических повторов, заключается в том, чтобы создать единую картину действия, показать поведение героя, его внутреннее состояние в определенный период или сопоставить какие-то явления, факты. С позиции А. Ф. Папиной, «повторы помогают автору сформировать сообщение в нестандартной форме с выделением, актуализацией важных, значимых для говорящего фрагментов текста, которых значительно больше, чем в процедуре актуального членения предложения и всего текста.

Введение

повторов позволяет автору произведения осуществить не только номинативную, но и когнитивную, экспрессивно-эмоциональную, эстетическую функции, апеллировать к читателю и «навязывать» ему свое видение ситуации, предмета, его действий, признаков, места событий и времени" [5. С.88]. В нашем случае слово «ждет» передает давно возникшее и ставшее уже постоянным состояние одиночества, ненужности, забытости героини другими людьми. У каждого из них своя жизнь, в которой для нее не находится места. Использующееся на стыке предложений слово «право», как и в первом случае, передает состояние героя, но это иное состояние — уверенности, убежденности, правоты.

На рубеже XX—XXI вв.еков актуальными остаются лексические повторы: Знаете ли Вы, что о Вашей красоте ходили легенды? Вы могли видеть только тех, кто ухаживал за вами в открытую. Но за Вашей спиной Вас восхваляли такие ценители, как граф Соллогуб, Афанасий Фет, Павел Ковалевский, Александр Дюма, Николай Чернышевский. Молодой Достоевский писал брату, что влюблен в Вас. Судя по всему, и Белинский не оставался равнодушным к вашим чарам, и Герцен, и многие, многие другие (И. Ефимов, «Неверная»). Благодаря повтору местоимения «Вы» создается не столько уважительное, сколько недосягаемое, возвышенное отношение к образу прекрасной дамы.

Достаточно часто в произведениях писателей-постмодернистов встречаются анафоры: Даша вынула свистульку и свистнула. Птица отозвалась тонким прерывистым свистком, совсем как свистулька. Даша удивилась. И снова свистнула. Птица откликнулась. Даша пошла к птице. Птица вспорхнула, отлетела и снова села где-то. Даша успела заметить, что птица пестрая, как конюх, но гораздо меньше. Даша свистнула. Птица откликнулась (В. Сорокин, «Черная лошадь с белым глазом»).

Герой — дуплет.

Герой — любовник.

Герой — компьютер.

Герой — гутен-морген.

Герой — гражданской — войны.

Родимик.

Герой — халтАй.

Герой — наладчик.

Герой — денежный — знак.

Герой — Советского — Союза (Виктор Ерофеев, «Герой нашего супервремени (Никита Михалков)»). В первом примере предложения с подлежащими «Даша», «птица» чередуются. Анафора в данном случае подкрепляется еще и параллелизмом. Таким образом, происходит увеличение, расширение картины описываемых действий. Во втором — также обращает на себя внимание единоначатие и однотипность структуры составляющих текст. Имеется в отрывках и «нарушение» синтаксической структуры. У В. Сорокина — это парцеллированное предложение «И снова свистнула», являющееся сигналом к дальнейшему повествованию. В рассказе Виктора Ерофеева — предложение «Родимчик», показывающее понимание героизма, героя в современном мире. Стирание границ между тем, как должно, необходимо быть и как есть на самом деле — это показатель постмодернистской литературы: Герой Советского Союза оказывается на одной чаше весов с денежным знаком.

В романе И. Ефимова «Неверная» анафора появляется в неполных парцеллированных конструкциях: И начались настоящие романы. С поцелуями в темном промерзшем парадном. С его горячими пальцами, рвущимися в твоих лямках и бретельках, как рыбы в сетях. С паровозным стуком в груди, с кружением колес в голове, пар изо рта — это точно, и кажется, что и глаза должны загораться в темноте, как фары, для полноты картины (И. Ефимов, «Неверная»). Каждое самостоятельное парцеллированное предложение, начинающееся с предлога «с», употребленного с творительным падежом, является одним из составляющих понятия «настоящие романы».

Эпифора как тип синтаксического повтора и, следовательно, как средство связи чаще всего встречается в поэтических текстах. В современной прозе имеются единичные случаи употребления эпифоры:

Начальство — козлы.

Подчиненные — козлы.

Демократы — козлы.

Коммунисты — козлы.

Интеллигенция — козлы.

Молодежь — козлы.

Рабочие — козлы.

Новые русские — козлы.

Пенсионеры — козлы.

Ученые — козлы.

Крестьяне, тоже, конечно, — козлы (Виктор Ерофеев, «Козлы»).

Активно в литературе данного периода используется синтаксический стык: Колыванова голодной не была, но ей тоже хотелось, чтобы разноцветные вилочки лежали у нее на тарелке. Да она стеснялась брать. Стеснялась она также своего большого роста, больших материнских ботинок, чулок с заплатами, главное, красной сестриной юбки, которую сама же долго выпрашивала (Л. Улицкая, «Ветряная оспа»). На стыке двух последних предложений находится слово «стеснялась», которое передает чувство неловкости, застенчивости, вызванное тем, что девочка из бедной многодетной семьи попала в благополучный дом своей одноклассницы, где есть, по мнению героини, все. Смущение Колываной связано и с тем, что она не так, как стоило бы в этом доме, выглядит, и с тем, что движения и действия ее не такие правильные, какие должны быть, когда приходишь в гости в «такой» дом.

В работе были описаны повторы как интеграционное средство в художественной литературе конца ХХ — начала ХХІ века. Установлено, что в 1980;е годы в художественных текстах преобладали лексические повторы, служащие средством актуализации семантической значимости повторяемого слова и использующиеся как самостоятельно, так и в тесном взаимодействии с повторами синтаксическими. В следующее десятилетие лексические повторы остаются не менее распространенными. Но в то же время в художественных текстах 1990;х возможно использование только синтаксических повторов (полисиндетона, параллелизма). Одним из видов повторов в данный период (как и в последующее десятилетие) является синтаксический стык, функция которого заключается в том, чтобы создать единую картину действия, показать поведение героя, его внутреннее состояние в определенный период или сопоставить некоторые факты, события, явления. Помимо активного использования лексических повторов, в произведениях писателейпостмодернистов достаточно часто встречаются анафоры, эпифоры.

• 1. Бабенко Л. Г. Лингвистический анализ художественного текста / Л. Г. Бабенко, Ю. В. Казарин. — М.: Флинта: Наука, 2003. — 496 с.
• 2. Ковальчук И. Ю. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://pn.pglu.ru/.
• 3. Куликова З. П. Повтор как средство экспрессивности и гармонизации поэтических текстов М. Цветаевой и Р. М. Рильке: автореф. дис. канд. филол. наук /
• 4. П. Куликова. — Ростов н/Д., 2007.
• 5. Львов М. Риторика: Культура речи / М. Львов. — М.: Академия, 2002. — 272 с.
• 6. Папина А. Ф. Текст: его единицы и глобальные категории / А. Ф. Папина. — М.: Наука, 2002. — 367 с.
• 7. Покровская Е. А. Русский синтаксис в ХХ веке / Е. А. Покровская. — Ростов н/Д.: Изд-во Ростов. гос. ун-та, 2001. — 482 с.
• 8. Урбаева А. П. Многообразие видов повтора в современном немецком языке: автореф. дис. канд. филол. наук / А. П. Урбаева. — М., 2007.