Концепт судьбы в поэзии А. Блока

Концепт судьбы в поэзии А. Блока

Н.П. Деменкова Концепт «судьбы» играет большую роль в традиционных культурах прошлого и настоящего, он связан с ценностными ориентациями, религиозными установками и менталитетом человека на протяжении всего его существования. Человечество, начиная с древнейших времен и вплоть до наших дней, стремится понять, что же такое судьба. С. С. Аверинцев дает ей следующее определение: «Судьба, в мифологии, в иррационалистических философских системах, а так же в обыденном сознании, неразумная и непостижимая предопределенность событий и поступков человека… Идея судьбы как противоположность идеи свободы социальна и постольку исторична» [1. С.635].

Аверинцев акцентирует два константных аспекта понимания судьбы:

• 1. Судьба темна и непознаваема сама по себе.
• 2. Единственная система координат, в которой она приоткрывается познающему сознанию — это оппозиция свободы и несвободы, где категория судьбы тождественна категории несвободы.

Изучением судьбы в сознании людей различных эпох, ее отражением в художественных системах занимались А. Ф. Лосев, В. П. Горан, О. М. Фрейденберг и многие другие. В данной работе мы выделили два ключевых для европейской культурной традиции концепта судьбы. Оба эти концепта восходят к Античности. 1. Судьба — Ананке как всеобщая необходимость и Судьба — Немезида как Суд — Возмездие. Это судьба вечная, она знает и судит прошлое и определяет будущее, сохраняя глубинную взаимосвязь между двумя этими временными категориями. Она властвует не только над человеком, но и над богами. Именно эта судьба, судьба — Рок лежит в основании космогонического мироустройства. 2. Судьба — Тихе, Фортуна как случай, удача. Мгновенное возвышение. Данный концепт судьбы был распространен как в римской культуре, так и в европейскую эпоху Возрождения. Эта судьба появляется и исчезает в одно мгновение, не зная ни прошлого, ни будущего. Фортуна — хозяйка мира, уничтожившая представление о непреложности существующего нравственного закона и не давшая вместо него нового. Именно поэтому для человека становится возможна борьба с ней. Ведь он от Бога, значит, сильнее ее. Этой борьбой, предвкушением победы и был поглощен человек-титан эпохи Возрождения. Макиавелли писал в «Государе»: «.я полагаю, что натиск лучше, чем осторожность, ибо Фортуна — женщина, и кто хочет с ней сладить, должен колотить ее и пинать — таким она поддается скорее, чем тем, кто холодно берется за дело. Поэтому она, как женщина, подруга молодых, ибо они не так осмотрительны и более отважны» [2. С.375].

Именно эти два представления о судьбе попеременно сменяли друг друга вплоть до Нового времени. С развитием естественнонаучного мировоззрения категория судьбы постепенно утрачивает свое онтологическое значение, переходя в сферу обыденного сознания, где продолжают действовать две основные модели представлений о судьбе, сформировавшиеся еще мифологическим сознанием:

• 1. «От судьбы не уйдешь».
• 2. «Человек — хозяин своей судьбы».

Своеобразное возрождение онтологических аспектов понятия Судьбы происходит в начале ХХ века, в момент зарождения новой эпохи и творения нового «мифа о мире», но происходит оно в особой сфере: сфере художественного осмысления действительности, где каждый автор творит свой собственный мир, вернее миф о мире. И в авторском мифе А. Блока категория судьбы становится ключевой. Существенным представляется определить концепт судьбы, лежащий в основе авторского мифа, через отношение к ней лирического героя.

В представлении людей Судьба очень редко обретает персонифицированный образ (исключениями являются античные Мойры и Парки), чаще человек сталкивается с ее знаками или атрибутами. В культурной традиции существует ряд обозначающих Судьбу символов, к которому обращается и Блок в своей трилогии «вочеловечения». Это мотивы пути, пряжи, доли, чаши, факела, корабля и т. д. Этот метафорический комплекс проходит через два тома лирической трилогии и концентрируется в циклах «Снежная Маска» и «Фаина». Остановимся на некоторых из них.

С образом выбора и исполнения судьбы связан образ дороги, который является основным в творчестве Блока. В первом томе лирический герой находится в ситуации выбора жизненного пути, который определит его дальнейшую судьбу. Лирический герой направляет свой путь к пространству Вечной Жизни. Овладение этим пространством означает встречу с Прекрасной Дамой: «Я шел к блаженству. Путь блестел // Росы вечерней красным светом…» («Я шел к блаженству…», I, с.20), [3].

Но дальше лирический герой начинает ощущать дорогу уже как испытание: «Дорога моя тяжела, далека, // В недвижном томлении лес.» («Лениво и тяжко плывут облака…», I, с.37). Он, как сказочный герой, покидает привычное место своего обитания и идет к намеченной цели (к Прекрасной Даме). Но, как и в сказке, дорога, по которой он идет, приводит его к перепутью. Название последнего цикла первого тома «Распутья» является прямым указанием на возможность разного пути. Возникает мотив самостоятельного выбора собственной судьбы. Лирический герой оказывается на перекрестке, где — налево — смерть, направо — жизнь, но он не знает, как их различить. В первых изданиях сборника этот раздел назывался «Перекресток». Общеизвестна ключевая роль перекрестка как выбора между жизнью и смертью. Более того, перекресток является переходом из царства жизни в царство смерти. И лирический герой Блока избирает иной, противоположный изначально заданному направлению путь.

Крест, символика которого лежит в основе перекрестка, является, кроме направления в горизонтальном пространстве, связью между небом и землей, адом и раем. Он структурирует мир не только по горизонтали, но и задает направление свободного выбора по вертикали. И если в «Стихах о Прекрасной Даме» путь героя лежал вверх, по вертикали, он искал терем Прекрасной Дамы на высокой горе: «Отдых напрасен. Дорога крута // Вечер прекрасен. Стучу в ворота.» («Вступление», I, с.74), то теперь, стоя на распутье (стихотворение «На перекрестке»), лирический герой, как солнце, обращается «. к иным горизонтам, // к иным временам.» («Пузыри земли», II, с.8).

У героя возникает необходимость самостоятельного выбора пути, своей судьбы. Только от того, какой путь, какую дорогу он изберет сам, зависит его дальнейшая судьба. В этой ситуации выбор лирического героя становится роковым, так как совершается он в тот момент, когда герой не способен отличить добро от зла, истину от лжи, так как в пространстве перекрестка характерно смешение всех ценностей. Здесь силы добра и зла равны между собой и неразличаемы героем, а, отказавшись от путеводительницы, он предоставлен самому себе. Чем ближе лирический герой к перепутью, тем больше он впадает в ситуацию неразличения. Если в первом томе он проводит черту между Прекрасной Дамой и той, кого он определяет как Другую, то есть он их еще различает: «. Ты — другая, немая, безликая, // Притаилась, колдуешь в тиши.» («Будет день — и свершится великое.», 1 с.142), то на перепутье он их перестает различать, они для него сливаются в один образ, лишенный и лика, и имени. Последнее существенно, так как имя определяет лицо и суть вещи. В то же время лик характерен для образа Прекрасной дамы, ее образ иконописен. Другая же является ее антиподом:

. .Кто Ты, зельями ночными Опоившая меня?

Кто Ты, Женственное Имя В нимбе красного огня?

(«Ночь», П, с.48).

Этот отрывок ярко показывает нераздельность, а точнее, неразличимость двух сущностей, персонифицированных в лирике Блока как София и ее антипод. Лирический герой, обращается к героине с заглавной буквы («Ты»), что было характерно для его обращения к Прекрасной Даме. Между тем колдовство, зелье, мотив опаивания связан с образом Другой, а не Прекрасной Дамы. И в этой ситуации неразличения лирический герой вступает в инфернальное пространство неизвестной ему Другой, которая затем преобразуется в Снежную Маску, а после приобретает имя Фаина.

Таким образом определяет свою судьбу в финале первого тома лирический герой Блока. На первый взгляд, он действует самостоятельно. Но, с нашей точки зрения, его выбор санкционирован самой Прекрасной Дамой. Именно она направляет лирического героя к перекрестку: «.Ты говорила: «Приду, — // Жди на распутьи — вдали // Людных и ярких дорог.» («Жду я холодного дня.», I, с.140).

Выбранная лирическим героем «иная дорога» не отменяет семантики дороги как пути к Прекрасной Даме, заданной в начале первого тома. Это не есть измена Прекрасной Даме, Вечной Женственности, Софии, но это личный, индивидуальный путь лирического героя к ней:

Ты смотришь, тихая, строгая, В глаза прошедшей мечте.

Избрал иную дорогу я, ;

Иду, — и песни не т. е.

Вот скоро вечер придвинется, И ночь — навстречу судьбе:

Тогда мой путь опрокинется И я возвращусь к Тебе.

(«Когда святого забвенья.», 1, с.196).

Мотив опрокинутости пути раскрывает амбивалентность данной метафоры. Он связан, прежде всего, с двумя персонификациями в трилогии Блока: Прекрасной Дамой и Судьбой, которая во втором томе приобретает имя Фаины. В этом же стихотворении заложено основание для сопоставления этих двух сущностей: сам лирический герой воспринимает их как начала, способные заменить друг друга: оставив Прекрасную Даму, он идет «навстречу судьбе».

Следующим знаком судьбы в художественном мире А. Блока становится кубок — чаша. Это один из древнейших атрибутов судьбы, как личной, так и судьбы всего человечества. Широко распространены народные пословицы и поговорки: «Дом как полная чаша», «Дом чаша чашей», «Какову чашу другому налил, такову и самому пить», «Не твоя чаша, не тебе и пить», «Чаша жизни». Владимир Даль дает следующий ряд метафор: «пить горькую чашу, мыкать горе, бедовать» [4. С.585]. В Новом Завете используется метафора чаши как жизненного пути и истины во время молитвы Иисуса Христа в Гефсиманском саду: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты» (Мф. 22:39). Выражение «испить чашу до дна» означает прожить жизнь, реализовать промысел Божий. У Блока же вместо чаши выступает кубок: Я пришел к ней с горьким весельем Осушить мой кубок до дна («Крыльцо Ее словно паперть.», I, c.299).

Кубок в большей степени связан с мотивом пира, гуляния, разгульного праздника. У Блока веселье лирического героя «горькое», безнадежное, после него нет блаженного опьянения. Его опьянение напоминает вызов чаше причастия. Как известно, чаша связана с темой евхаристии. «По учению церквей православной, католической и армяногригорианской, в евхаристии хлеб и вино преосуществляются в истинное тело и кровь Христовы. В молитве: «Сотвори. хлеб сей честное тело Христа Твоего, а еже в чаше сей — честную кровь Христа Твоего, преломив Духом Твоим святым, аминь» [5. С.523].

Евхаристия является внутренним путеводителем человека в жизни. Между тем лирический герой Блока отказывается от причастия: «Кубок-факел брошу в купол синий — Расплеснется млечный путь. («Шлейф, забрызганный звездами.», II, c.105).

Мотив антипричастия, отказа от жизни заложен еще в лирике, предваряющей появление Прекрасной Дамы, в цикле «Ante Lucem»:

Боюсь, что в кубке расплеснется Мое вино.

А между тем — кругом молчанье, Мой кубок пуст.

(«31 декабря 1900 г.», I, c.73).

В этих строках заложено все, что ожидает лирического героя.

Испитие вина, причастие — это соединение с Прекрасной Дамой, с Софией, Премудростью Божией. В Библии, в книге Притчей Соломоновых, Премудрость во время обустройства своего дома говорит людям: «Идите, ешьте хлеб мой, и пейте вино, мною растворенное, оставьте неразумие и живите и ходите путем разума.» (Прит. 8: 5−9). Ожидая встречи с Прекрасной Дамой, лирический герой боится расплескать свое вино, так как хочет испить его до последней капли. Судьба же его другая, поэтому и «кубок пуст». Ему не суждена встреча с Прекрасной Дамой. Он должен повстречать Другую:

Вмешалась в безумную давку С расплеснутой чашей вина На Звере Багряном — Жена.

(«Невидимка», II, c.170.

Это образ великой блудницы из «Откровения Иоанна Богослова»: «С нею блудодействовали цари земные, и вином ее блудодеяния упивались живущие на земле» (Откр. 17: 2). Она предстает «на Звере Багряном» и держит в руке своей золотую чашу, «наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства ее» (Откр. 17: 4). Именно этот «кубок долгой страстной ночи» испивает лирический герой в стихотворении «Крылья» раздела «Снежная маска».

Чаша жизни становится губительной чашей, вино Премудрости Божией — отравленным вином. Эта смена обусловлена трансформацией онтологических ориентаций Блока: мира света, мира Прекрасной Дамы миром тьмы, Другой — миром, управляемым Судьбой. Герой не волен изменить то, что предназначено свыше, не волен изменить свой путь, испить другую чашу, избежать своей доли — участи.

Итак, двумя основными онтологическими категориями, организующими авторский миф Блока, являются София (Прекрасная Дама) и Судьба (Фаина). По его представлению, они вместе представляют динамическую целостность Бытия, являются выражением двух ипостасей Мировой Души (основы Мира). София — это идеальное начало Бытия, просветляющее (преобразующее) реальность, неизменное пребывание души в самой себе. Судьба.

— действенное начало Бытия, ее функция — возмездие, разрушение старого, косного, всего, что утратило «свет». В авторском мифе Блока эти две категории не существуют друг без друга, хоть никогда и не встречаются «лицом к лицу». Взаимосвязанность этих двух начал объясняется сознанием лирического героя и тем типом мироустройства, который он выбирает. Анализ лирического текста вскрывает двойственное отношение лирического героя к категории Судьбы: с одной стороны, он пытается смоделировать ренессансное мироустройство и занять в нем место хозяина Судьбы, с другой — он создает образ неминуемого античного Рока, который ему не подвластен. Рассматриваемый нами метафорический комплекс Судьбы обнажает следующую закономерность в онтологических установках автора: в мире, лишенном Божественного начала, господствует Судьба. И эта Судьба есть Смерть, неотвратимый Рок, вступая в сражение с которым герой обречен на поражение. Именно этот концепт судьбы и ложится в основу художественного мира Блока.

Библиография

судьба блок поэзия.

• 1. Аверинцев С. С. Судьба // Философский энциклопедический словарь. — М., 1989.
• 2. Макиавелли Н. Избранные сочинения. — М., 1982.
• 3. Цит. по: Блок А. А. Собр. соч.: В 8 т. — М., 1962. Том и страница указаны в скобках.
• 4. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. Т.1. — М., 1989.
• 5. Библейская энциклопедия. — М., 1991.