Проблемы жанровой принадлежности, историзма и классификации новелл Т. Керашева

Проблемы жанровой принадлежности, историзма и классификации новелл Т. Керашева

Изучение новелл и романа Т. Керашева о прошлом еще в 70-е — 80-е годы обновило и оживило исследовательскую мысль адыгейских литературоведов, направленную на жанровое своеобразие и характер историзма керашевских произведений. В этом аспекте, как пишет У. Панеш, «адыгский исторический роман, безусловно, испытал влияние традиций, заложенных общесоветской исторической прозой» [3: 150], в частности — «глубокое осознание литературой роли народа как подлинного творца истории», «последовательное обогащение художественной мысли содержательным качеством историзма» [2: 102]. Причем стала обретать многожанровые художественные формы тенденция восприятия и истолкования истории не просто в качестве иллюстрации той или иной точки зрения, но как «нечто, имеющее самоценное знание» [4: 147].

Теория исторического жанра в русской и адыгских литературах наиболее интенсивно развивалась в связи с романом. К тому побуждала настоятельная необходимость эпического осмысления истории в эпоху революционных катаклизмов ХХ века и — естественно — изучения художественных способов их воссоздания. Суждения адыгейских литературоведов о романе и повести, как правило, связываются и с рассказом, ибо на него явно распространяются качественные особенности адыгейской прозы. Так, К. Шаззо резонно замечает: «Многообразные формы освоения писателями действительности в жанрах „малой“ прозы способствовали идейно-художественному обновлению адыгского романа последних лет» [7: 60]. В частности, автор рассматривает повести-новеллы Т. Керашева не только с точки зрения особенностей художественного изображения прошлого, но и своеобразия разработки общественных конфликтов в их основе, как бы подготовившей роман «Одинокий всадник».

Затрагивая проблему историзма произведений Т. Керашева этого периода, К. Шаззо рассуждает следующим образом: «Они все квалифицируются критикой и автором как исторические. Но посвящены они не историческим лицам, хотя в них фигурируют известные в истории адыгов люди, — такие, как Хатхе Мхамат или князь Болотоков. Историческими делает новеллы писателя то, что в них нашла яркое выражение трагическая и многообразная история адыгов, их долгий путь к свободе, и то, что в них художественно убедительно воссоздается атмосфера прошедших эпох…» [7: 73]. Правда, конкретный анализ, к примеру, повести «Дочь шапсугов» позволяет автору несколько уточнить и углубить свою идею об историзме этого произведения, связанного с образом реального героя: «…Так, незримыми путями, „бесцветными“ нитями сюжета Т. Керашев связывает своих персонажей с судьбой народного героя» [8: 140] (речь идет об образе Хатхе Мхамата — А.П.).

Диалектично размышляет об историзме повествований 60-х — 80-х годов Т. Керашева Х. Тлепцерше, который считает: «…историческими их тем не менее можно назвать весьма условно, потому что в них нет исторических лиц или описаний подлинных событий. Если и появляются известные в народе исторические личности (как в „Дочери шапсугов“ Хатхе Мхамат), то только как эпизодические лица. Их изображение автор редко связывает с конкретными историческими фактами, явлениями. Скорее всего, Т. Керашев „включает“ конкретных лиц в исторический поток, из которого свободно выбраны и герои, и события, и сюжетные линии» [6: 73].

Х. Тлепцерше уточняет жанровую окраску повествований «Дочь шапсугов», «Абрек», «Месть табунщика», относя их скорее к повестям об историческом прошлом, нежели к историческим. При такой постановке вопроса мнение Х. Тлепцерше представляется нам достаточно веским. И еще: автор монографии четко сформулировал художественно-историческую мысль Т. Керашева: «История, которая проходит через сознание и судьбу героев — такова концепция Т. Керашева о времени и роли в нем социально активной личности» [6: 73].

Выше мы говорили о разнобое среди критиков в жанровой квалификации повествований Т. Керашева. Х. Тлепцерше уверенно и доказательно относит «Дочь шапсугов», «Абрек» и «Месть табунщика», как и последующие произведения «Слово девушки», «Старый абадзехский охотник», «Последний выстрел», к повестям-новеллам, не акцентируя особого внимания на исторической ориентации этих произведений. Хотя «Старый абадзехский охотник» из этого ряда резко выделяется. К слову сказать, нам это произведение представляется недооцененным литературоведами. Но об этом ниже.

М. Алиева посвятила исторической прозе Т. Керашева (повестям и роману «Одинокий всадник») кандидатскую диссертацию (Майкоп, 1993 г.), в которой наш интерес вызвало исследование характера социального конфликта, роднящего «Дочь шапсугов», «Абрек» и «Месть табунщика», и тенденции писателя воссоздавать через персонажи противоречивую суть действительности. В этом углубленном взгляде писателя на проблему соотнесенности судьбы человеческой и судьбы народной, органическую связь жизни личности и жизни общества автор диссертационного исследования видит знамение времени — 60-х — 70-х годов ХХ века, что особенно ярко отличает историческую прозу Т. Керашева.

В диссертации М. Алиевой, можно сказать, впервые обращено пристальное внимание на новеллы «Старый абадзехский охотник» и «Молодой бысым». К сожалению, в анализ исторических новелл Т. Керашева автор не вносит принципиальной новизны, добросовестно следуя за идеями литературоведов старшего поколения.

Затронуты проблемы историзма прозы Т. Керашева и в ряде защищенных за последнее десятилетие кандидатских диссертаций Н. Дахужевой, А. Дзыба, Н. Приймаковой и других.

Нас интересуют мнения авторов академического издания «История адыгейской литературы» (Т. I-II) К. Шаззо, У. Панеша, А. Тхакушинова, Е. Шибинской, Р. Мамия, чьи статьи в этом издании содержат теоретические обобщения по проблемам историзма адыгейской прозы, типологии конфликтов, своеобразия жанров, причем не последнюю роль в этих обобщениях играет новое обращение к прозе Т. Керашева. Так, У. Панеш и А. Тхакушинов в характеристике адыгских литератур 60-х — 80-х годов выделяют 60-е годы как начало нового этапа их развития. Авторы придают особое значение в деле обретения литературами нового качества развитию исторической прозы, начиная с «малых» жанров. «Жанровые и структурно-стилевые искания исторической прозы оказались здесь связанными, прежде всего, с развитием новеллы и короткой повести. Это ярко проявляется в творчестве Т. Керашева» [1: 13].

Авторы статьи констатируют следующие моменты: произведения Т. Керашева этих лет «оказались разными в плане жанровой модификации и насыщенности их исторически достоверным материалом», «общим для всех… произведений стало обострение нравственного чувства, связанного с народной мудростью и обращенного к современности», «разнообразие художественных форм» [1: 13].

Опираясь на мнение адыгейских литературоведов и собственные исследования, автор статьи «Традиции Т. Керашева и современный адыгейский роман» Е. Шибинская намечает своеобразную хронологию обращения адыгейской прозы к истории, этапы жанровых воплощений темы прошлого, и дает своего рода классификацию жанровым разновидностям исторического романа: «условно исторический» и собственно исторический.

Им присущи такие структурные типы:

• 1. В центре повествования может стоять историческая личность, ведущая сюжет или находящаяся на периферии сюжета.
• 2. Центром повествования может быть историческое событие, несущее основное содержание романа или иллюстрирующее историческую тенденцию, идею, причем историческая личность или событие, будучи документально подтвержденными, выводят повествование к жанру собственно исторического романа, представленные же в тяготении к фольклорно-эпическим решениям, дают основание говорить об «условно историческом» жанре повествования. Сюжетообразующую функцию в романе может выполнять вымышленный персонаж, близкий реальному, или персонаж-обобщение определенного типа личности" [9: 104].

Эта классификация, на наш взгляд, может лечь в основу типологии новеллистики Т. Керашева.

Мы предлагаем следующее видовое деление «новелльных» произведений Т. Керашева.

I-е основание — особенности взаимодействия с фольклором.

1-я разновидность — прямая литературная интерпретация фольклорной новеллы:

«Месть табунщика»

«Слово девушки»

«Последний выстрел»

«Испытание мужества»

• 2-я разновидность — произведения повествовательного жанра
• а) по мотивам фольклорной новеллы:

«Дочь шапсугов»

«Абадзехский охотник»

б) с включением фольклорных новелл, притчей и этюдов в современную жанровую структуру:

«Абрек»

в) связанные с устной новеллой структурой, традицией повествования:

«Слово девушки»

«Урок жизни»

«Молодой бысым»

II-е основание — особенности отношения к истории и современности.

• 1-я разновидность — с признаками историзма в самих фактах
• а) присутствие исторических лиц;
• б) описание (упоминание) исторических событий и т. д.:

«Дочь шапсугов»

«Абрек»

2-я разновидность — с косвенным историзмом (присутствие истории в быте, образе мысли, нравах, обычаях, этикете людей):

«Абадзехский охотник»

«Испытание мужества»

«Месть табунщика»

«Последний выстрел»

3-я разновидность — новеллы с общенравственной идеей о жизни адыгов вообще, их этикете, обустройстве и т. п.:

«Урок жизни»

«Молодой бысым»

«Слово девушки»

III-е основание — по жанровой принадлежности.

1. Повесть-новелла:

«Дочь шапсугов»

«Абрек»

2. Романтическая новелла:

«Слово девушки»

«Абадзехский охотник»

3. Новелла, тяготеющая к реалистической достоверности:

«Месть табунщика»

4. Социально-психологическая новелла:

«Молодой бысым»

«Последний выстрел»

5. Новелла-притча:

«Урок жизни»

«Испытание мужества»

«Сказание»

IV-е основание ;

• а) по типу конфликтной основы [5: 21−22]
• 1. Социально-политической:

«Абрек»

2. Социально-нравственной:

«Дочь шапсугов»

«Месть табунщика»

«Абадзехский охотник»

3. Бытовой:

«Молодой бысым»

«Урок жизни»

4. Этической:

«Слово девушки»

«Испытание мужества»

«Последний выстрел»

Большинство новелл построено по второму и четвертому видам художественного конфликта.

• б) по способу проявления художественного конфликта
• 1. В событийной коллизии:

«Слово девушки»

2. В сюжетном развитии:

«Абрек»

«Абадзехский охотник»

3. В композиционном контрасте:

«Месть табунщика»

4. В противостоянии характера и обстоятельств:

«Дочь шапсугов»

5. В противостоянии характеров:

«Дочь шапсугов»

6. В смысловой оппозиции (публицистический — философский):

«Последний выстрел»

• в) по характеру взаимодействующих сил, составляющих собственно эстетическую специфику конфликта
• 1. Конфликт высокого и высокого (сил, страстей, характеров, идей, порождающий трагический пафос):

«Последний выстрел»

2. Конфликт низкого и низкого, порождающий сатирический (комический) пафос:

«Молодой бысым»

«Урок жизни»

3. Конфликт высокого и низкого, порождающий героический пафос:

«Дочь шапсугов»

«Абрек»

«Абадзехский охотник»

• 4. Конфликт, эстетически слабо разработанный, порождающий идиллический пафос.
• г) по путям разрешения конфликта
• 1. Примирение или обоюдное крушение противоборствующих сил, заставляющее читателя возвыситься над их односторонностью (катарсическая развязка):

«Дочь шапсугов»

2. Победа одной из сил, заставляющая уверовать в ее правоту и жизнеспособность (тенденциозная или «ангажирующая» развязка):

«Месть табунщика»

«Абадзехский охотник»

3. Невозможность примирения или победы, выносящая конфликт за пределы произведения в жизнь и ставящая вопрос о возможном исходе перед самим читателем («проблемная» развязка):

«Абрек»

«Последний выстрел».

Комментарии к классификации «новелльных» произведений Т. Керашева.

• 1. Одно и то же произведение может быть рассматриваемо с точки зрения присутствия в нем нескольких оснований, по меньшей мере — трех, охарактеризованных в данной работе.
• 2. В случае преобладания одного — двух оснований они подробно аргументируются.
• 3. Проблема художественного конфликта не исчерпывается представленной классификацией, так как есть еще другие основания, скажем, по особенностям их «присутствия» в произведении: внешний и внутренний конфликт, ослабленный конфликт, псевдоконфликт и т. п.
• 4. Свойственные литературе каждой эпохи свои типы художественных конфликтов, присущие тому или иному направлению в искусстве, взаимодействию жизни и литературы, соотношению идеала и действительности и так далее, имеют безусловное значение для индивидуального творчества, влияя на конкретного автора и его произведение.
• 5. Причем большую роль в этом процессе играют национальные, фольклорные и литературные традиции, психология творца и ведущие тенденции его художественной эволюции.

Примечания

адугейский керашевский жанр роман.

• 1. История адыгейской литературы. — Майкоп, 2002. — Т. II. — С. 13.
• 2. Оскоцкий В. Роман и история. — М., 1980. — С. 102.
• 3. Панеш У. М. Типологические связи и формирование художественно-эстетического единства адыгских литератур. — Майкоп, 1990. — С. 150.
• 4. Серебрянский М. Советский исторический роман. — М., 1936. — С. 147.
• 5. СМ.: ЛЭС. — С. 166; О. В. Ефремова. Русский рассказ о войне (1945;1955 гг.). Проблемы типологии. — Майкоп, 2003. — С. 21−22.
• 6. Х. Тлепцерше. На пути к зрелости. — Краснодар, 1991. — С. 73.
• 7. Шаззо К. Современная адыгейская новелла // Сб. статей по адыгейской литературе. — Майкоп, 1975. — С. 60.
• 8. Шаззо К. Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах. — Тбилиси, 1978. — С. 140.
• 9. Шибинская Е. Традиции Т. Керашева и современный адыгейский роман // История адыгейской литературы в 3-х томах. — Майкоп: АРИГИ, 2002. — Т. II. — С. 104.