Трансформация взглядов на творчество Г. Тукая в 1920 — 1930-х годах

Трансформация взглядов на творчество Г. Тукая в 1920—1930;х годах

Учение о творчестве Г. Тукая составляет основу татарского литературоведения XX века. В 1920;1930;е годы духовное наследие этого великого таланта, рожденного национальным ренессансом, претерпевает сложную и противоречивую судьбу. «Даже при том, что в общем положительное отношение к творчеству Тукая сохранилось, каждая эпоха оценивает его по-своему, стараясь приспособить его к собственным интересам»¹.

Как известно, советское государство, строительство которого началось после 1917 года, в основу новой системы управления заложило идею превращения искусства в средство достижения собственных целей. В самой природе нового типа государства были заложены возможности развития именно такого искусства, играющего подчиненную, зависимую роль².

Государственная политика базировалась на идее служения искусства слова строительству социализма и его идеологии. В связи с этим в 1920;х годах на страницах периодической печати разворачивается острая полемика, идут серьезные дискуссии вокруг учения марксистско-ленинской эстетики об искусстве и литературе, о литературном наследии, использования марксистско-ленинского учения для исследования литературного процесса, а также для анализа и оценки исторического пути, пройденного татарской литературой. Эти годы характеризуются разнообразием направлений и путей развития татарской литературно-теоретической мысли и острыми столкновениями различных взглядов. В новых социокультурных и литературных условиях усиливается интерес к теоретическим концепциям различных школ, в частности, к отдельным принципам и положениям культурно-исторического направления. «Многие ведущие теоретики-литературоведы (Г. Ибрагимов, Г. Нигмати и др.) заинтересовались достижениями культурно-исторической школы, что привело к созданию учения, близкого к формальносоциологической (П. Сакулин) школе. Даже принципы вульгарно-социологического направления использовались специфически: авторы соединяли их с некоторыми законами психологической школы»³. Известный татарский литературовед Г. Ибрагимов и другие ученые в своей научно-теоретической деятельности при создании новой методологии литературоведения и нового направления в изучении литературного движения основывались на законах этой школы. Как отмечает Э. Р. Галиева, «.опыт эмпирического использования принципов культурно-исторической школы в 1920;х годах мы прослеживаем в трудах Г. Губайдуллина, Г. Рахима, Дж. Валиди и др. Конкретные положения данной школы они представляют в своих работах, посвященных истории литературы. В тот период одним из первых теоретически обосновал и сформулировал принципы данной школы Галимджан Ибрагимов»⁴.

В связи с тем, что на повестку дня были поставлены вопросы написания истории татарской литературы и ее периодизации, литературоведы и критики начали всерьез размышлять о проблемах отношения к дооктябрьской словесности и критериях оценки классического литературного наследия. В статьях «Третья эпоха в татарской лите-ратуре (Постарайтесь понять!)», «Три эпохи в новейшей (последней) истории татар («Пути понимания»), «Метод марксизма в исследовании истории общественных и литературных движений»⁵ в свете учения марксизма Г. Ибрагимов ещё большее значение придаёт связи между художественной литературой и господствующим общественноэкономическим строем, что является основой учения культурно-исторической школы. Опираясь на основополагающую мысль данной школы, он формулирует и своё правило: «Для изучения истории развития литературнотеоретической мысли необходимо взять за основу общественно-экономический базис и его общественные установки»⁶. Г. Ибрагимов, таким образом, связал законы и принципы культурно-исторической школы с марксистско-ленинской эстетикой и адаптировал это учение к новым общественным условиям.

Исходя из вышеизложенных научных положений, Г. Ибрагимов высказывает свои взгляды на оценку литературно-культурного наследия в эпоху Тукая и Исхаки: «Мы, без всякого сомнения, можем использовать оценку как буржуазную или пролетарскую по отношению к литературе, философии, театру, школе и искусству, можем также делить литературных деятелей и периоды времени»⁷. Узкоклассовый подход к искусству и абсолютизация его роли в художественном творчестве вызывают недовольство и тревогу у таких ученых, как Г. Губайдуллин, Дж. Валиди, Г. Рахим, которые в своей дооктябрьской научно-критической деятельности придерживались законов психологической школы. Они, «не соглашаясь с манерой оценки литературного наследия только с точки зрения его социальной значимости, утверждали необходимость учитывать и его эстетическую ценность»⁸.

Анализ литературно-критического материала начала 1920;х годов показывает, что внедрение новых канонов искусства в общественное и художественное сознание встречало упорное сопротивление. Взаимоотношения между политическими и художественными критериями, между идеей и образом, нередко принимающие характер борьбы, свидетельствуют о том, что в искусство привносится нечто чуждое и оно сопротивляется этому. Характерный момент этой борьбы запечатлен в полемике Г. Ибрагимова с литературоведом Дж. Валиди, развернувшейся на страницах республиканской газеты «Татарстан хэбэрлэре»⁹. Дискуссия, в основном, касалась оценки литературного наследия и его научного исследования. Г. Ибрагимов, рассматривая литературное наследие дооктябрьского периода лишь как «исторические материалы, относящиеся к определенному историческому периоду», отрицает его идейно-смысловое значение для новой эпохи. Идейно-эстетическую ценность литературного произведения он оценивает с позиции сиюминутных нужд революционной классовой борьбы. Дж. Валиди выразил свое несогласие с мнением Г. Ибрагимова и заявил, что независимо от личного отношения писателя к революции литературное наследие не теряет своего права на существование и своей идейно-эстетической ценности. В полемическом пылу обеими сторонами было написано семь статей. Однако, как писал Дж. Валиди, «этот чисто литературный спор» порой «скатывался на почву националистических, коммунистических или консервативных, революционных и общеполитических взглядов»¹⁰. В дискуссии одержал верх Г. Ибрагимов, потому что его воззрения соответствовали политике, проводимой государством и партией в отношении художественной литературы. Желая внести ясность в данную проблему, Г. Ибрагимов написал программный теоретический труд «О пролетарской литературе» (1924), в котором обосновал новую концепцию литературной науки. Его идейные позиции нашли своих сторонников среди молодых литераторов: Г. Нигмати, Г. Гали, Ф. Бурнаша, К. Наджми и др.

В условиях распространения марксистсколенинского учения о литературе теоретиколитературная мысль пыталась определить: в чем заключается ценность наследия Г. Тукая и его величие? В процессе разработки этого вопроса возникли разные тенденции. С одной стороны, литературно-теоретическая мысль начала 1920;х годов стремилась отстоять дореволюционную концепцию изучения творчества поэта. С другой стороны, Тукай это величайший талант, «светило нации», «титан, воплотивший в себе накопленную народом в течение многих веков национальную мощь, его интеллектуальный потенциал, пробудивший самые светлые надежды и чаяния на будущее»¹¹. В отношении его творчества недопустимы легковесность и небрежность: оно требует и должной оценки, и должной меры ответственности, соответствующей его высочайшему уровню. Эту истину прекрасно осознавали и теоретики-литературоведы, и литературные критики. Очень интересны в этом плане опубликованные в 1923 году статьи Дж. Валиди и Ф. Амирхана, посвященные 10-й годовщине со дня смерти Тукая. В этих критических работах, отмечая общечеловеческую ценность наследия Тукая, они отстаивали свои позиции по поводу литературных проблем: «Тукай имеет для нас не только историческое значение, его всегда будут читать и перечитывать»¹².

Г. Сагди, Г. Нигмати, Ф. Бурнаш и др. в исследовании и оценке творчества поэта опирались на основные принципы нового направления в литературоведении, которое зародилось в начале 1920;х годов. В частности, статья Ф. Бурнаша «Общественные мотивы в стихотворениях Тукая» (в связи с 9-й годовщиной со дня смерти Г. Тукая) (1922)¹³ написана под непосредственным влиянием концепции культурно-исторической школы, разработанной с позиций марксистско-ленинской теории. Он рассматривает творчество поэта в тесной связи с исторической эпохой и окружающей его средой, сосредоточивает внимание на исторических и социальных условиях создания Г. Тукаем своих произведений. Размышляя о народности и революционности творчества Тукая, Ф. Бурнаш предлагает исходить из этих же художественных особенностей и при оценке наследия Г. Тукая в послеоктябрьского периода. Далее он рассматривает одностороннее отношение Г. Ибрагимова к народности поэзии Тукая. Эти взгляды Г. Ибрагимова он увязывает с теорией «искусство ради искусства», получившей в советское время весьма негативную оценку.

В 1923 году в периодической печати со статьей «Тукай в ряду татарских поэтов» выступил Г. Сагди¹⁴. Как следует из названия, цель автора — определить место Г. Тукая в истории татарской поэзии. Статья написана в полемическом духе, чувствуется стремление автора оспорить оценку, данную поэту Г. Ибрагимовым в книге «Татарские поэты» (1913). Г. Сагди настаивает на необходимости исследовать творчество Тукая революционной эпохи, отмечая, что только «в период власти неимущих возможен более правильный взгляд» на наследие поэта¹⁵. Однако заявленный ученым подход не оказал существенного влияния на литературно-эстетическое восприятие творчества Тукая. «Г. Сагди, будучи приверженцем культурно-исторического принципа, считает, что настоящую оценку Тукаю можно дать, изучая его творчество только в связи с общественно-экономическим базисом и соответствующими ему условиями Хотя при этом он упоминает о марксизме и ссылается на термин „метод марксизма“, но по сути своей предложенный Г. Сагди научноисследовательский метод является культурноисторическим методом»¹⁶. В тезисной форме Г. Сагди перечисляет основные черты поэзии Тукая: это разнообразие видов поэтического мышления, богатство системы художественных образов, основные мотивы, народность, острота социальной сатиры, богатый народный язык, национальный классический стиль и др. Однако в данной статье исследователь не акцентирует внимание на традициях, идущих из религиозной и суфийской литератур, и на мировоззрении поэта.

Стремление к объективной оценке творчества Г. Тукая сохранилось вплоть до середины 1920;х годов. Здесь следует подчеркнуть ещё одно обстоятельство, способствовавшее расширению научных горизонтов тукаеведения: в 1920;е годы были сделаны весьма плодотворные шаги по выпуску избранных сочинений и академических изданий произведений Г. Тукая. Они сопровождались солидными вступительными статьями, посвященными творчеству поэта, которые позволяют определить отношение критики к наследию Тукая. В частности, сборник стихотворений Г. Тукая открывает состоящая из двух частей вступительная статья Ф. Бурнаша «Биография Г. Тукая. Взгляд на стихи Тукая»¹⁷. Статья написана под непосредственным влиянием статьи Дж. Валиди к книге Г. Тукая, изданной в 1914 году, в которой довольно подробно был освещен жизненный путь поэта, раскрыты идейно-эстетические особенности его поэзии. Невзирая на специфику исторической эпохи и сильное идеологическое давление, Ф. Бурнаш попытался объективно оценить наследие народного поэта. Несмотря на то, что Ф. Бурнаш выдвинул на первый план связь художественной литературы с действительностью, он, тем не менее, учёл эстетическую ценность творческого наследия Г. Тукая.

Значение и обличительная сила сатирических произведений Г. Тукая не вызвали спора у критиков. Вторая часть статьи Ф. Бурнаша начинается с анализа его «непримиримой сатиры». Отмечая широкий размах сатирической лирики поэта, он пишет: «Сила сатиры Тукая была чрезвычайно велика и остра. Любое жизненное событие, любой недостаток окружающей среды находил своё отражение на кончике его пера. Он весьма умело и уместно пользовался сатирическими струнами»¹⁸. Поэзию Тукая критик рассматривает в неразрывной связи с той средой, в которой он жил, воспитывался, получал знания. Под веянием своей эпохи, будучи тенденциозно настроенным к литературному и культурному окружению поэта, Ф. Бурнаш отмечает, что уже в «своём раннем творчестве Тукай выступает против религии. Поэт знакомился с турецкой, религиозной и суфийской поэзиями, сидя за пологом в каком-то медресе, и когда, казалось, ему угрожала опасность навсегда остаться в плену тех впечатлений, у него прорезался робкий голос с первыми незрелыми стихами, коими он объявил открытую войну против религиозной лиры»¹⁹. Теперь уже не вызывает сомнения, что критические «стрелы сатиры» в произведениях поэта были направлены против консервативных и тёмных сил, стоявших на пути к свободе, счастью и национальному прогрессу народа, и против тех религиозных деятелей (мулл и ишанов), которые превратили служение религии в своеобразное ремесло, поставив во главу угла свои корыстные интересы. В поэзии Г. Тукая нет отрицания религии и отказа от веры в Аллаха. Г. Тукай был верующим человеком, получившим истинно мусульманское воспитание и строго придерживавшимся канонов ислама.

Ф. Бурнаш, обладавший утончённым художественным вкусом, обратил внимание на любовную и пейзажную лирику Г. Тукая. Рассматривая любовные переживания лирического героя, критик выделяет платоническую любовь «к красавице с чёрными бровями», материнскую любовь, любовь к родине, любовь к народу, общечеловеческую любовь. Этот вопрос освещается в контексте взаимосвязей западных и восточных литератур. Согласно Ф. Бурнашу, «отдельные стихотворения, как бы отклоняясь от Тукая — певца чаяний народных масс, напоминают строки Пушкина и Лермонтова»²⁰. Причиной малочисленности образцов пейзажной лирики, по его мнению, являются окружающая среда, географические и климатические условия родного края поэта. Ф. Бурнаш полагал, что скудная, суровая и непривлекательная природа севера не смогла вдохновить Тукая на воспевание родных пейзажей. Вместе с тем он признаёт, что в духовном наследии поэта есть истинные жемчужины пейзажной лирики, например такие стихотворения, как «Воспоминание о летнем рассвете», «Шурале», «Луна и солнце». Без сомнения, Г. Тукай — истинно народный поэт. Звучащие в его стихотворениях мотивы чаяний народа и социальные темы — это бесценные черты его творчества. Поэтому и Ф. Бурнаш, довольно пространно рассуждая об этой особенности Г. Тукая, называет его «социальными весами» своей эпохи.

Из вышесказанного следует, что в 1917;1925 годах научно-теоретическая мысль отстаивала мнение о народности творчества Г. Тукая, а его самого оценила как народного поэта. Духовное наследие Г. Тукая рассматривалось в тесной связи с общественнонациональной жизнью, с окружающей его средой и со спецификой исторической эпохи. При этом, сохраняя глубокое уважение к личности поэта, критики продолжали его возвеличивать и в целом высказывали положительное отношение к его творчеству.

В 1925;1930 годах советская власть усилила давление на искусство и литературу, возлагая на них решение чужеродных задач: служить делу строительства социализма, интересам пролетариата и политике партии И. В. Сталина. Однобокая абсолютизация классовой принадлежности литературы и новый специально разработанный и навязанный теоретико-литературной мысли принцип партийности обусловили превращение искусства во что-то вторичное в обществе и сыграли большую роль в его идеологизации и бюрократизации. С этого периода начинается форсированное формирование монистической концепции татарской советской литературы и соответствующей ей критики и теории. Отказ от принципов психологической школы привёл к созданию социологической концепции и одной из её разновидностей — вульгарносоциологической концепции. Отныне классовость литературы становится главным критерием оценки творчества писателя и определения идейно-эстетической ценности литературного произведения. Абсолютизация данного подхода приводит к искажению сути творчества Г. Тукая, а порой и к совершенно ложному вульгарному его толкованию.

Перед критиками и учёными ставилась задача подчинить личность и творчество Г. Тукая марксистско-ленинской идеологии и делу социалистического строительства. Г. Ибрагимов, разъясняя значение классовой принадлежности литературы, пишет: «…каждый литератор является не только выразителем взглядов своей общественной среды, но и её продуктом Каждый литератор привносит в мир литературы чувства любви, ненависти, а также верования, обычаи (привычки), образ мыслей и даже язык своей среды»²¹. В этот период на страницах периодических изданий стали печататься статьи, содержащие отрицательные оценки в адрес Г. Тукая и его творчества. Как известно, Тукай был выходцем из рода потомственных священнослужителей. Придерживаясь принципа классового подхода к произведениям литературы и искусства, Г. Гали назвал Тукая «мелкобуржуазным поэтом»²², а Г. Сагди отмечал: «Лирика Тукая всем своим содержанием, по языку и стилю, идейной направленности ориентирована на идеалы татарской либеральной буржуазии»²³. В тот период «в литературном творчестве первоосновой считались общественноидеологические ценности»²⁴, в связи с чем подверглась ревизии идейно-содержательная сторона произведений Г. Тукая. Теоретики литературы и критики интересовались прежде всего общественно-политической направленностью и социально-классовым содержанием творческого наследия поэта.

Творчество Г. Тукая стало анализироваться с точки зрения идеологической борьбы. Господствовало мнение о том, что «произведения, идеологически не выдержанные, шаткие, непоследовательные, приносят больше вреда, чем художественно слабые»²⁵. Например, в своей вступительной статье ко второму тому «Избранных сочинений» Г. Тукая Ф. СайфиКазанлы следующим образом охарактеризовал данное направление литературной критики: «В связи с тем, что перед нами в полный рост встала проблема социального воспитания трудящихся масс, изучение Тукая и показ его идейно-политической направленности в голом виде является одной из важных задач на идеологическом фронте»²⁶. Обострённое внимание к наследию Г. Тукая было связано, как отмечалось выше, с началом публикации в советскую эпоху избранных сочинений поэта и академических изданий. Актуальным стал вопрос: «Какие стихотворения Тукая предлагать рабоче-крестьянским массам?», ибо «среди этих сочинений могли оказаться „плохие“ или „безвредные“, существенно отличающиеся друг от друга по силе идеологического воздействия на рабоче-крестьянские массы»²⁷. Критическая мысль выступала против публикации стихотворений Г. Тукая с сокращениями и искажениями и какой-либо их ревизии. Если и возникнет необходимость публикации «вредных сочинений», чуждых для строителей социалистического общества и не укладывающихся в рамки марксистсколенинской идеологии, то в качестве выхода из ситуации предлагалось «пропускать их через сито всесторонней марксистской критики»²⁸. Следует отметить, что и Г. Гали, и Ф. СайфиКазанлы признавали Г. Тукая «талантливым», «масштабным», «классическим» поэтом, отмечали высокий художественный уровень его поэзии. Однако художественные достоинства произведений, эстетические ценности считались неким второстепенным свойством поэзии. В период провозглашения «краеугольными камнями литературы динамики, борьбы, классовости, коллективизма, труда и интернационализма»²⁹ критерий художественности был отодвинут на второй план. Ф. Сайфи-Казанлы по этому поводу писал: «При изучении Тукая ни в коей мере не исследуется только поэтичность его сочинений, а в качестве основных задач должны выступать другие вещи — смысловая сторона его творчества, то, какому классу они служат»³⁰.

В научно-критической мысли второй половины 1920;х годов сложилось однобокое отношение к общечеловеческим ценностям, религиозно-нравственным традициям, романтизму в наследии Г. Тукая. В 1920;30-е годы период воинствующего атеизма критики — прежде всего исследовали отношение Тукая к исламу, связь его творчества с философией Корана и оценивали общественно-политический облик поэта. «Вульгарно-социологическая критика (Ф. Сайфи-Казанлы, Г. Тулумбайский, М. Максуд) ставит поэту в вину веру в Единственность Аллаха, признание ислама и его Священной книги как выражения высочайшей справедливости»³¹. Представители вульгарного социологизма причислили Г. Тукая к разряду религиозных поэтов. Например, даже Г. Гали, не являвшийся ярым приверженцем вульгарного социологизма, в своей рецензии, опубликованной по случаю выхода в свет в 1926 году книги «Стихотворения Г. Тукая», писал: «Если мы обратимся к разделу стихотворений для детей старого сборника Тукая, начинающемуся со стихотворения „Аллах Всевышний Творец“, то увидим, что творчество Тукая насквозь пропитано религиозно-мистическим содержанием»³². С этого же начинает отсчёт ступеней творческого роста Тукая и Г. Сагди, который в своих научных исследованиях стремился синтезировать социологический подход с отдельными критериями художественности³³.

Общенациональный характер, национальный дух поэзии Г. Тукая в теоретическом труде Г. Ибрагимова «О пролетарской литературе» трактуются в противопоставлении интернационализму, который считался одной из основных особенностей советской литературы. Как известно, отношение критики 1920;1930;х годов к романтизму как к разновидности художественного мышления было весьма неоднозначным. Романтизм порой трактовался как «чуждое, постороннее, реакционное» течение, выражающее консервативное, пассивное и пессимистическое настроение классов, социальных групп, уходящих с общественно-исторической арены. Устанавливается вульгарно-социологический подход к романтизму: в критических трудах и исследованиях истоки романтизма сводятся к идеализму. Таким образом, признаки романтизма, наблюдаемые в творчестве Г. Тукая, а также романтическое начало, свойственное его лирике периода реакции, объявляются чуждыми для трудящихся масс.

Итак, анализ литературно-критических материалов 1920 — первой половины 1930;х годов позволяет сделать вывод о том, что отношение к личности и литературному наследию Г. Тукая переживает трансформацию. Исследование духовного наследия поэта, которое велось в соответствии с принципами культурно-исторической школы в рамках учения марксизма, в середине 1920;х годов начало переходить на позиции формальносоциологического направления. Подобная метаморфоза позволила в какой-то степени сохранить эстетические критерии в оценке творчества Г. Тукая. Однако ближе к 1930;м годам под давлением общественно-политических и идеологических перемен в тукаеведении начинают доминировать принципы социальногенетической школы.

Тем не менее, несмотря на большие противоречия и идейно-теоретическую борьбу, было признано, что Г. Тукай является народным поэтом. По нашему мнению, духовное наследие Г. Тукая послужило для видных теоретиков-литературоведов ориентиром при выработке собственных позиций в литературно-критической деятельности и способствовало утверждению марксистской теории литературы.

тукай татарский литературный.

Примечания

• 1 Тукай и культура ХХ века: материалы междунар. конф., посв. 100-летию поэта. Казань, 1997.С. 29.
• 2 Белая, Г. Угрожающая реальность // Вопр. лит. 1990. № 4. С. 9.
• 3 Загидуллина, Д. Ф. Формирование и этапы становления теории татарской литературы (первая треть ХХ века): автореф. дис… д-ра филол. наук. Казань, 2001. С. 67.
• 4 Галиева, Э. Р. Культурно-историческая школа в татарском литературоведении. Казань: Фан, 2002. С. 28.
• 5 Ибрагимов, Г. Произведения: в 8 т. Т. 5. Статьи и труды о литературе и искусстве (19 101 933). Казань: Тат. книж. изд-во, 1978. 586 с.
• 6 Там же. С. 331.
• 7 Там же. С. 243.
• 8 Там же. С. 539.
• 9 Гилазов, Т. Ш. Основные тенденции развития татарской литературной критики в 20−30-е годы (проблема метода и героя): автореф. дис… канд. филол. наук. Казань, 1992. С. 14.
• 10 Валиди, Дж. Пытались понять, но не сумели понять // Татарстан хэбэрлэре. 1922. 11 марта. С. 3.
• 11 Тукай и культура ХХ века. С. 3.
• 12 Валиди, Дж. Поэтика Тукая // Современники о Тукае. Казань, 1960. С. 270.
• 13 Бурнаш, Ф. Общественные мотивы в стихотворениях Тукая // О литературе и искусстве. Казань: Тат. книж. изд-во, 1978. С. 43−49.
• 14 Сагди, Г. Тукай в ряду татарских поэтов // Безнен юл. 1923. № 8/9. С. 2−7.
• 15 Там же. С. 2.
• 16 Галиева, Э. Р. Культурно-историческая школа. С. 177.
• 17 Бурнаш, Ф. Биография Г. Тукая. Взгляд на стихи Тукая // Тукай, Г. Собр. соч. Казань: Гажур, 1926. С. XXVI-LXIII.
• 18 Там же. С. 32.
• 19 Сагди, Г. Тукай в ряду татарских поэтов. С. 28.
• 20 Бурнаш, Ф. Биография Г. Тукая. С. 35.
• 21 Ибрагимов, Г. Произведения: в 8 т. Т. 5. С. 437.
• 22 Гали, Г. Избранные сочинения. Казань: Тат. книж. изд-во, 1958. С. 71.
• 23 Сагди, Г. История татарской литературы: учеб. пособие. Казань: Татгосиздат, 1926. С. 220.
• 24 Ибрагимов, Г. Произведения: в 8 т. Т. 5. С. 508.
• 25 Гали, Г. В борьбе за пролетарскую литературу. Казань: Татиздат, 1931. С. 321.
• 26 Сайфи-Казанлы, Ф. Общественный и политический облик произведений Тукая // Тукай, Г. Сочинения. Т. 2. Казань: Татгосиздат, 1929. С. 9.
• 27 Гали, Г. Избранные сочинения. С. 51.
• 28 Гали, Г. В борьбе за пролетарскую литературу. С. 51.
• 29 Ибрагимов, Г. Произведения: в 8 т. Т. 5. С. 452.
• 30 Сайфи-Казанлы, Ф. Общественный и политический облик произведений Тукая. С. 21.
• 31 Абдуллина, Д. М. Коранические мотивы в творчестве Габдуллы Тукая: автореф. дис. канд. филол. наук. Казань, 2005. С. 14.
• 32 Гали, Г. Избранные сочинения. С. 54.

Сагди, Г. История татарской литературы. С. 220.