Тенденция эвфемизации политического дискурса современного русского языка

Тенденция эвфемизации политического дискурса современного русского языка

Последние десятилетия изучение языка с точки зрения его «внутреннего устройства» уступило место исследованию «языка в действии», то есть в речи, в говорении. На первый план вышли проблемы его функционирования в обществе, проблемы языка как инструмента человеческой коммуникации. Как основное средство общения, язык тонко реагирует на все изменения в жизни человеческого коллектива, а также создается и формируется обществом. эвфемия политический дискурс пресса Связь между языком и политикой проявляется, прежде всего, в том, что ни один политический режим не может существовать без коммуникации. Язык нужен политикам для того, чтобы информировать, давать указания, проводить законодательные акты, убеждать и так далее. Специфика политики, в отличие от ряда других сфер человеческой деятельности, заключается в ее преимущественно дискурсивном характере: многие политические действия по своей природе являются речевыми действиями. Не случайно ряд ученых считает, что политическая деятельность вообще сводится к деятельности языковой, а в современной политологии наблюдается тенденция рассматривать язык не столько как средство отражения политической реальности, сколько как компонент поля политики.

Что имеют в виду, когда говорят: язык политики, политическая коммуникация, политический дискурс? В большинстве работ эти термины используются практически как взаимозаменяемые. На наш взгляд, два последних действительно можно употреблять как нестрогие синонимы.

Итак, дадим определения всем трем вышесказанным терминам, в чем же состоит их близость?

Вслед за А. Н. Барановым и Е. Г. Казакевичем, мы определяем термин политический дискурс как совокупность «всех речевых актов, используемых в политических дискуссиях, а также правил публичной политики, освященных традицией и проверенных опытом» [1. C. 6]. Данное определение представляет широкий подход к содержанию понятия «политический дискурс».

Другой подход к определению политического дискурса и языка находим у Б. П. Паршина: «Совершенно очевидно, что чисто языковые черты своеобразия политического дискурса немногочисленны и не столь просто поддаются идентификации. То, что обычно имеется в виду под „языком политики“, в норме не выходит за рамки грамматических, да, в общем-то, и лексических норм соответствующих идиоэтнических („национальных“) языков русского, английского, немецкого, арабского и так далее. Такие выходы имеют место и легко поддаются идентификации и объяснению лишь в крайних случаях подобно тому, как лишь в крайних случаях идиостилистическое своеобразие в литературе затрагивает собственно язык или процессы вербализации» [2. C. 6]. П. Б. Паршин приходит к выводу о том, что под политическим языком подразумевается вовсе не язык, или, по крайней мере, не совсем и не только язык. В связи с этим он выдвигает тезис о том, что предметом политической лингвистики является идиополитический дискурс, под которым понимается «своеобразие того, что, как, кому и о чем говорит тот или иной субъект политического действия» [2. C. 8].

В работе М. Н. Грачева термин политическая коммуникация определяется как «совокупность процессов информационного обмена, передачи политической информации, структурирующих политическую деятельность и придающих ей новое значение» [3. C. 243].

Политическая коммуникация является неотъемлемой частью общественной жизни. Последние десятилетия характеризуются тенденцией возрастания роли политкорректности в политической коммуникации. Политический дискурс относится к особому типу общения с высокой степенью манипулирования, которая достигается с помощью эвфемизмов. Поэтому выявление механизмов политической коммуникации представляется значимым для определения характеристик языка как средства воздействия. Кроме того, большинство исследований эвфемии проводится на основе лексикографического материала и отражает их субституциональный характер, мало учитывая его прагматическую сторону.

Эвфемия довольно распространенное явление в языке политики. Эвфемизмы являются средством камуфлирования действительности и сильного манипулятивного воздействия на человека. Таким образом, для исследования роли эвфемии в политической коммуникации наибольший интерес представляют те разновидности политической коммуникации, которые ориентированы на массовую аудиторию. Благодаря использованию средств массовой информации, язык политической коммуникации является главным средством влияния на общественное мнение.

Многие отечественные и зарубежные лингвисты, исследовавшие проблему эвфемии, отмечают существование особой группы эвфемизмов, которые используются в текстах политической коммуникации. Несмотря на активное использование в современной лингвистике термина «политический эвфемизм», он до сих пор считается не вполне устоявшимся.

Как известно, понятие эвфемизма употребляется в лингвистике достаточно давно.

В толковании понятия эвфемизма разными авторами имеются некоторые расхождения.

Вслед за А. Н. Шмелевым, мы определяем эвфемизмы как «слова или выражения, служащего в определенных условиях для замены таких обозначений, которые представляются говорящему нежелательными, не вполне вежливыми, слишком резкими» [13. C. 123].

В дополнение к этим определениям можно сказать, что, в отличие от обычной лексики, эвфемизмы чрезвычайно чувствительны к общественным оценкам тех или иных явлений. С этим связана историческая изменчивость статуса эвфемизма в языке и речи: то, что представляется удачным эвфемистическим наименованием одному поколению, в следующем поколении может расцениваться как несомненная и недопустимая грубость, требующая эвфемистической замены.

«Эвфемизмы недолговечны, писал по этому поводу Б. А. Ларин. Существенным условием действенности эвфемизма является наличие „грубого“, „недопустимого“. Как только это подразумеваемое неудобопроизносимое выражение выходит из употребления, эвфемизм теряет свои „облагораживающие“ свойства, так как переходит в разряд „прямых“ наименований, и тогда требует новой подмены» [8. C. 120].

Эвфемизм как способ непрямого, перифрастического и при этом смягчающего обозначения предмета, свойства или действия соотносителен с другими речевыми приемами, прежде всего с литотой, понимаемой как прием выразительности, основанный на двойном отрицании (небесспорный, не без умысла, неглупый) или на смещении отрицания из утвердительной части высказывания в модусную (Не думаю, что вы правы, ср.: Думаю, что вы не правы), и с мейозисом, понимаемым как прием выразительности, основанный на намеренном преуменьшении интенсивности свойств предмета речи, действий, процессов и т. п. (Он вполне прилично плавает о хорошем пловце; Ее трудно назвать красавицей об уродливой женщине) [11. C. 37].

Процесс эвфемизации тесно переплетается с процессом номинации одним из трех фундаментальных процессов, формирующих речевую деятельность человека (два остальных предикация и оценка). В самом деле, объекты, по этическим, культурным, психологическим или каким-либо иным причинам не называемые или называемые с трудом, нуждаются в эвфемистическом обозначении; обновление номинаций диктуется необходимостью вновь и вновь вуалировать или смягчать сущность того, называние чего в культурном обществе считается неудобным, неприличным и так далее.

В отличие от обычной номинации и от речевых приемов, которые названы выше, эвфемизм обладает собственной спецификой.

Как кажется, для процесса эвфемизации существенны следующие моменты:

оценка говорящим предмета речи как такого, прямое обозначение которого может быть квалифицировано в данной социальной среде или конкретным адресате как грубость, резкость, неприличие и т. п.; поэтому эвфемизации подвергается не всякая речь, а речь, связанная с определенными темами и сферами деятельности;

подбор говорящим таких обозначений, которые не просто смягчают те или иные кажущие ся грубыми слова и выражения, а маскируют, вуалируют суть явления; это особенно ясно видно на примере семантически расплывчатых медицинских терминов типа новообразование вместо пугающего опухоль или иноязычных и потому не всем понятных терминов типа педикулез вместо вшивость, а также в использовании слов с «диффузной» семантикой: известный, определенный, надлежащий, специальный и т. п.;

зависимость употребления эвфемизма от контекста и от условий речи: чем жестче социальный контроль речевой ситуации и самоконтроль говорящим собственной речи, тем более вероятно появление эвфемизмов; и, напротив, в слабо контролируемых речевых ситуациях и при высоком автоматизме речи эвфемизмам могут предпочитаться «прямые» обозначения, или дисфемизмы (о понятии социального контроля в процессах речевого общения [6. C. 139];

социальная обусловленность представления о том, что может быть эвфемизмом: то, что в одной социальной среде расценивается как эвфемизм, в другой может получать иные оценки.

Значение и место эвфемизмов в современном русском языке оценивается неодинаково. Некоторая часть лингвистов считает, что эвфемизмы неактуальны и незначительно представлены в современном русском дискурсе. И это они подтверждают тем фактом, что для русского языка характерен всепоглощающий процесс «демократизации», огрубления языка, проникновения разговорной речи, а с ней ипрямых, грубых, порой и вульгарных выражений во все сферы речи, включая язык СМИ и политический дискурс. В отличие от советского времени, когда часть действий правительства, например, называлисьэвфемизмами (непопулярные меры вместо повышение цен, увеличение налогов и т. п.), лингвисты, поддерживающие эту точку зрения, считают, что сейчас камуфлирующие слова и обороты, употребляющиеся в этих сферах, не пользуются популярностью.

Основными сферами социальной жизни, в которых используются эвфемизмы, являются:

дипломатия (напр., пойти на крайние меры, непредсказуемые последствия, конфронтация в значении война); 2) сфера государственных и военных тайн и секретов (напр., хозяйство в значении воинская часть, изделие в значении бомба, ракета); 3) деятельность армии, разведки, милиции и некоторых других органов власти (напр., задание, операция, объект в значении лицо, за которым наблюдают); 4) сфера распределенияи обслуживания (напр., товары повышенного спроса); 5) отношения между различными национальными и социальными группами (напр., некоренное население применительно к русским, живущим в Прибалтике);

некоторые виды «непрестижных» профессий (напр., оператор на бойне, оператор очистных работ) [7. C. 58].

Как считает Г. А. Заварзина, основной целью создания политических эвфемизмов в современном русском языке является нейтрализация истинного смысла прямых наименований, нежелательных по политическим или этическим причинам, причем понимание подобных лексем носителями языка остается однозначным. Г. А. Заварзина выделяет следующие сферы употребления политических эвфемизмов, а именно: 1) органы власти и их деятельность (напр., управляемая демократия);

военные действия и их участники (напр., зачистка территории в значении физическое уничтожение); 3) экономические методы и их последователи (напр., либерализация цен, свободные цены в значении рост цен); 4) различные национальные и социальные группы и отношения между ними (напр., гастролеры из кавказского региона в значении преступные группы с Кавказа); 5) явления внешнеполитического характера (напр., однополярный мир вместо диктат США) [4. C. 54−55].

В качестве примеров можно привести эвфемизмы из сферы деятельности органов власти. В данном случае эвфемизации подвергаются названия форм правления и устройства государственного аппарата. Так, в политическом лексиконе русского языка существуют эвфемистические словосочетания управляемая демократия в значении «демократия, корректируемая правящим классом» [4. C. 54], а также вертикаль власти в значении «жесткая система государственного управления, основанная на безусловном подчинении нижних уровней управления верхним» [9. C. 79].

Януковичу хуже удается управляемая демократия.

(Ведомости: мнения, 30 окт. 2012 г.).

А слухи про здоровье Путина последнее, что необходимо сейчас российской политике. Дееспособность системы вертикали власти напрямую зависит от дееспособности человека, на которого она замкнута. Если ВВП даст слабину, то задрожит и вся система.

(Московский Комсомолец, 1 дек. 2012 г.).

Другим ярким примером может послужить финансовая сфера политической жизни.

Правительство Новосибирской области опубликовало ряд документов об оказании или приостановке господдержки инвестпроектов.

(Коммерсантъ, 7 дек. 2012 г.).

В данном примере слово господдержка (государственная поддержка) можно считать эвфемизмом. Здесь имеется в виду финансовая помощь, то есть деньги, которые государство предоставит предприятиям.

В русском языке очень часто избегают прямого употребления понятия денег из-за сложившихся отрицательных коннотаций, которыми оно обладает в сознании русского человека. Поэтому существует значительная тематическая группа эвфемизмов, связанных именно с деньгами и денежными отношениями. Кроме того, довольно отрицательной оценкой всегда обладает и способ распределения государственных денег, то есть тот факт, что государственные деньги получают только отдельные предприятия. С целью избегания прямого упоминания использования денег используется эвфемизм безвозмездный в значении бесплатный, без денег.

Также Россия оказала своему соседу по СНГ безвозмездную финансовую помощь в размере 150 млн долл.

(Независимая газета, 31 мая 2012 г.).

Различные национальные и социальные группы и отношения между ними также являются распространенной темой эвфемизмов.

Возьмем в качестве примера слово афроамериканец, использующееся вместослова негр. Очевидно, что эта замена произошла под влиянием английского языка, и само слово является калькой с английского.

Лидером Республиканской партии США впервые в ее истории стал афроамериканец.

(Независимая газета, 2 фев. 2009 г.).

Указанный эвфемизм появился под влиянием феномена политкорректности, который на Западе уже давно стал неотъемлемой частью культуры и идеологии, а в России только начал появляться. В лингвистическом аспекте политическая корректность проявляется в требовании «убрать из языка все те языковые единицы, которые задевают чувства, достоинство индивидуума, вернее, найти для них соответствующие нейтральные или положительные эвфемизмы» [12. C. 215]. Другими словами, эвфемизмы обычно играют роль политически корректных слов.

Данный эвфемизм определенно играет «смягчающую» роль. Он начал использоваться с целью не оскорбить, избежать такого высказывания, которое может привести к конфликту. Однако в данном примере нельзя не поставить вопрос о том, является ли слово негр в русском языке оскорбительным, или же оно стало избегаться вследствие моды на заимствования.

Подобный пример можно привести и из русского языка. В советское время вследствие государственного антисемитизма, который тщательно скрывался, стало неприличным прямое название национальности еврей, и начали использовать выражение лицо еврейской национальности [5. C. 205]. Общеизвестно, что эта конструкция начала использоваться в постсоветское время для обозначения других национальностей, вплоть до несуществующей кавказской. Как видно из последующего примера, выражение продолжает активно использоваться всовременном русском языке.

Михаил Шемякин: «Я лицо кавказской национальности».

(Южный репортер, 28 янв. 2008 г.).

Таким образом, можно сделать вывод о том, что эвфемизмы, «заменные» и «смягчающие» слова и словосочетания, представляют собой довольно большую часть лексики современного русского языка. Использование эвфемизмов обусловлено стремлением не создавать ощущения коммуникативного дискомфорта и избежать коммуникативных конфликтов, которые могут быть вызваны употреблением «прямых» наименований. Они охватывают весьма широкий спектр тем. Эвфемизации чаще всего подвергаются понятия, связанные со смертью, половой жизнью, физиологическими процессами, некоторыми болезнями и пороками (напр., пьянство, жадность), а также многими социальными темами и процессами (напр., деньги, взяточничество, бедность и т. п.). Особый вид социальных эвфемизмов представляют политические эвфемизмы, затрагивающие определенные сферы деятельности человека. Основной целью политических эвфемизмов является камуфлирование существа обозначаемого понятия, хотя и «смягчающая» цельу них присутствует в определенной степени.

Изучив примеры из российской прессы за последние 4 года, можно утверждать, что политические эвфемизмы встречаются довольно часто и являются весьма актуальными и продуктивными в современной политической коммуникации. Это также подтверждает значительное число новых слов и словосочетаний, использующихся в значении эвфемизмов, не зафиксированных в словарях. С другой стороны, некоторые лексические единицы теряют эвфемистическую функцию, она со временем стирается, и они становятся нейтральными словами.

В наше время информационных технологий именно язык средств массовой информации имеет особое влияние. Он является средством распространения основной политической информации в обществе, на его основе формируется общественное мнение, а также, что для лингвистики еще важнее, он играет огромную роль в формировании стереотипов речевого поведения. Поэтому исследование политических эвфемизмов во всех аспектах имеет большое значение, как в теоретическом, так и в практическом плане.

Баранов, А. Н. Парламентские дебаты: традиции и новации / А. Н. Баранов, Е. Г. Казакевич. М., 1991. 42 с.

Баранов, А. Н. Языковые механизмы вариативной интерпретации действительности как средство воздействия на сознание /.

А. Н. Баранов, П. Б. Паршин. М., 1986. С. 100 143.

Грачев, М. Н. Политическая коммуникация: теоретические концепции, модели, векторы развития: монография. М., 2004. 328 с.

Заварзина, Г. А. Эвфемизмы как проявление «политической корректности». М., 2006. С. 54−57.

Кронгауз, М. Русский язык на грани нервного срыва. М., 2008. 231 с.

Крысин, Л. П. Из истории употребления слов. М., 1990. 190 с.

Крысин, Л. П. Эвфемизмы в современной русской речи. Берлин, 1994. 278 с.

Ларин, Б. А. Об эвфемизмах. Проблемы языкознания. Л., 1961. 224 с.

Сеничкина, Е. П. Словарь эвфемизмов русского языка. М., 2008. 574 с.

Сеничкина, Е. П. Эвфемизмы русского языка. М., 2006. 213 с.

Скребнев, Ю. М.

Введение

в коллоквиалистику. Саратов, 1985. 209 с.

Тер-Минасова, С. Г. Язык и межкультурная коммуникация. М., 2000. 148 с.

Шмелев, А. Н. Общая характеристика парламентской речи и ее особенностей. М., 1994. 299 с.