Пространственно-временные символы и мифологемы масонской поэзии (по материалам масонских журналов 1770-1780-х гг.)

ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННЫЕ СИМВОЛЫ И МИФОЛОГЕМЫ МАСОНСКОЙ ПОЭЗИИ (ПО МАТЕРИАЛАМ МАСОНСКИХ ЖУРНАЛОВ 1770—1780-х гг.)

XIX в. не может рассматриваться в отрыве от масонской культуры, и в особенности это касается поэзии, на что указал В. И. Сахаров: «В сфере „художеств“ и, прежде всего, в поэзии это образное, глубоко идеалистическое, романтическое миросозерцание неизбежно порождало особый творческий метод, постепенно объединивший очень разных писателей в литературную школу, в целостное направление масонскую литературу. Поэзия занимает в ней главное место, оттеснив еще не развившуюся прозу и слишком зависимую от деспотического классицистического театра драму на второй план» [1].

Огромный пласт русской поэзии XVIII в., связанной с масонским направлением, долгое время оставался неизученным, несмотря на то что с этой линией русской литературы связаны почти все яркие фигуры нашей словесности последней третистолетия. Даже Г. Р. Державин, хотя и не являлся членом масонской ложи, тем не менее, испытал на себе влияние масонской культуры, о чем свидетельствует не только его личное тесное общение с представителями масонских лож, но и тот факт, что имя Державина входит в список подписчиков, напечатанный в третьей части журнала «Утренний свет» за 1779 г. (год, переломный в творческом определении поэта!), когда переиздавались вышедшие ранее, в 1777 и 1778 годах, номера. Безусловно, специфическая символика и образность масонской поэзии находят отражение в творчестве самых разных писателей и оказывают влияние на изменения в литературном процессе. Все это свидетельствует о необходимости изучения этой важнейшей составной части русской литературы.

Наиболее яркое представление о содержании масонской поэзии дают журналы масонского направления, издававшиеся вначале в Санкт-Петербурге, а затем при Университетской типографии в Москве: «Утренний свет» (1777−1780), «Вечерняя заря» (1782), а также журнал «Магазин свободнокаменщической», издававшийся в типографии И. Лопахина в Москве в 1784 г. Как правило, произведения публиковались в этих журналах анонимно. Авторство многих текстов легко установить по выходившим впоследствии авторским сборникам (например, М.М. Хераскова), но авторы некоторых произведений до сих пор неизвестны. Тем не менее, в русле исследования масонской символики и образности важно включить в сферу анализа все произведения, независимо от того, известен их автор или нет. Одной из задач, решаемых в представленном исследовании, является выделение значимых пространственно-временных топосов и мифологем масонской поэзии, отражающих масонское мировоззрение.

Поэтические тексты масонских журналов тесно связаны с философскими представлениями «вольных каменщиков»: мир немыслим вне идеи Бога, который раскрывает себя через натуру, в том числе и через человека. Человеку, сотворенному, как и весь мир, из безграничного Божественного милосердия и любви, предначертана особая миссия, в соответствии с которой человек создан «по образу и подобию Божьему», чем выделен из всего тварного мира. Человеку дан Разум и свободная воля, чтобы он стремился в своем земном бытии «реализовать заложенную способность достижения „обожения“» [2], то есть уподобиться Творцу. Но человек одновременно принадлежит духовному и плотскому миру, поэтому в человеке выделяется два уровня: внешний и внутренний, плотский и духовный, которые находятся в постоянном состоянии противоборства, что стало возможным в связи с грехопадением первого человека Адама, разрушившим изначальную гармонию в природе.

В масонских поэтических произведениях обнаруживаются многочисленные образы, топосы и мифологемы, отражающие важнейшие идеи масонской философии. Наиболее важными для масонского мировоззрения, по нашему мнению, являются мифологемы пути и храма, широко представленные в поэзии. Безусловно, здесь отмечается тесное взаимодействие с символикой и образностью библейских текстов и с духовной христианской поэзией. Истинный путь в соответствии с осознанием высокого предназначения человека, призванного уподобиться Богу, это духовный путь возвышения, «обожения». В оде «Бог», опубликованной в октябрьском номере «Утреннего света» за 1777 год, М. М. Херасков пишет: «О смертный! К достиженью Бога / Тебе назначена дорога, / Ищи ее в душе твоей!» [3].

Авторы масонских стихотворений противопоставляют истинный путь движения души к Богу ложным путям, отвлекающим человека от его основного предназначения: «Не все одним путем на свете сем идут; / Незлобие одни, порок другие чтут», пишет неизвестный автор в «Размышлении» [4]. Стремление к богатству, жестокость, прочие пороки, развращающие душу, лишают человека божественного света и истинной человеческой сущности: «Иль добр будь, иль не смей ты человеком зваться!» (М.М. Херасков. Сельская муза) [5].

Семантика образа пути тесно связана с идеей духовных исканий. Так, в «Оде ищущим мудрости» В. И. Майкова мифологема пути становится сквозным образом. Премудрость, вещающая в собрании масонских братьев, убеждает, что ни один жаждущий истины не останется без Божьей помощи: «Всем ищущим меня являюсь; / Толкущим отверзаю дверь»; «Просящим простирая руку, / Во храм пресветлый мой веду» [6]. Подчеркивается, что путь истины труден («Сей путь весь тернием усеян»), но тот, кто искренне ищет духовного сближения с Творцом, преодолеет с Его помощью все препоны и окажется в светлом храме Премудрости. Сам автор тоже призывает братьев идти вслед за Премудростью:

Дерзайте вслед ее тещи, Грядите, путь свой окончайте, Победой подвиг увенчайте И мне пролейте света луч!

Меня не ночь страшит глубока:

Я стану ждати от Востока Конца мой взор мрачивших туч [7].

Эта финальная строфа стихотворения В. И. Майкова насыщена масонской символикой и раскрывает смысл наименования журнала «Утренний свет»: мрак непросвещенности, тьма заблуждений и ошибок должны развеяться с первыми солнечными лучами, открывающимися братьям, стремящимся к духовной близости с Богом.

Жизнь земная ассоциируется в масонской поэзии с пространством мрака, изгнания, узами, ограничивающими свободный полет светлой души к Богу: «Во мраке смертные родятся, / Во мраке свой проводят век, / И истины не знав, дивятся, / На что родится человек!» [8]. Путь земной жизни воспринимается масонскими поэтами как путь к смерти, освобождающей и ведущей к вечному бытию в гармоничном Божественном пространстве. Наиболее ярко эта идея выражена в стихотворении неизвестного автора «Размышление стремящегося к вечности», опубликованном в «Вечерней заре»:

А жители земли в изгнании своем Скучают, мучатся злосчастным житием.

Увы! Сколь бедны дни, дни жития земнаго!

В них мука, грусть, тоска, от них сокрыто благо.

Я нищ и изгнанный, оставлен на земли!

Во горний град меня, о Боже, преседи! Гоненью моему пошли освобожденье, Отраду грусти дай, недугам облегченье [9].

И в этом, и во многих других стихотворениях масонов, связанных с размышлениями о смерти, отражается кодекс правил поведения (или должностей) вольного каменщика, в котором один из пунктов предписывает любовь к смерти. Как отмечает С. В. Аржанухин, описывающий метафизику и нравственную философию масонов, это правило связано с осознанием того, что «смерть не есть небытие». Масон должен часто размышлять о смерти, посещать страждущих, ходить на погребения, чтобы познать, что смерть не внезапное и нечаянное событие земной жизни, но известное и ожидаемое, что смерть «подательница Света», а Свет «реальный аспект Божества» [10].

«Любовь к смерти» выражается в многочисленных поэтических противопоставлениях земной жизни Божественному небесному миру, ночи плотского бытия духовному свету вечности. В «Надгробной песни Перуанцев» земная жизнь представляется небольшой ладьей в бурном море, а смерть безопасной пристанью:

От бури ладию в волнах несому зри; Спасенна, в пристани, спокойна, безопасна. Подобну морям жизнь и бурю вообрази:

Да будет жизнь тебе, не смерть твоя ужасна [11]. В этой же «Песни» жизнь ассоциируется с криком младенца, оставленного матерью, а смерть с нежными объятиями матери, в жизни земной человек «узник нужд, поверженный в неволе». Автор произведения учит любить смерть, ведь «оковы снимет смерть», «чрез смерть познать себя Творец нас научает», «смертию пойдешь ты в вечное блаженство», «Устроил смерть тебе и так Создатель рек: / Чрез смерть твой чистый дух со Мной соединится» [12].

Наиболее ярко противостояние небесного и земного миров выражается через антитезу света/тьмы, являющуюся важнейшей не только в масонской поэзии, но и в религиозно-духовной литературе в целом. Как отмечалось выше, названия изданий «Утренний свет» и «Вечерняя заря» тесно связаны с данной символикой. Хронотопичные образы вечерней и утренней смены дня и ночи отражают переходное состояние души вольного каменщика, стремящейся из мрака греховного земного мира к свету Божественного бытия.

Наряду с предписанием воспитывать в себе «любовь к смерти» масону необходимо неустанно познавать Бога. Размышлениям о Божественном бытии посвящены многие масонские поэтические тексты. Божественное пространство представляется в образе храма, чертогов, горнего града, «непреходящее где благо обитает, где слава вечная, где вечный свет сияет» (Размышление стремящегося к вечности) [13]. Но в земной жизни человек не может войти в небесный горний мир, поэтому на земле Бог может познаваться через Его творение: природу и созданного по Его образу и подобию человека. Немало произведений посвящено прославлению величия Бога, являющего себя через природу. Наиболее ярко эта идея представлена в текстах, принадлежащих М. М. Хераскову, в частности в его оде «Мир» и в стихотворении «Сельская муза».

Сквозная идея оды «Мир» представление величественной природы, во всех явлениях и элементах которой, в том числе и в человеке, пребывает Бог. Как верно замечает исследовательница творчества М. М. Хераскова О.Н. Руднева, Херасков в своих духовных одах «включает своего лирического героя в систему мироздания, в божественное бытие, что рассматривается как великое благо и не противоречит христианской концепции. Таким образом, Херасков приходит к пониманию единства мира, его Божественной осмысленности и „встроенности“ человека в этот мир» [14].

Такое понимание мира и человека несколько расходится с ведущей концепцией масонов, установившейся в русской литературе в 1780-е гг. Так, Н. И. Николаев пишет: «Итак, осознание полной противоположности человека миру лежит в основе мировоззрения многих русских писателей-масонов 80-х гг. XVIII в.» [15].

Человек в поэзии Хераскова в идеале есть часть Божественного мира, а природа Божественный храм, о чем пишет поэт в стихотворении «Сельская муза»: «Вступая на луга, вхожу как в некий храм; / Натура, мнится, там раскинула порфиру / И пиршество всему приготовляет миру.» [16] Обожествленной предстает природа и в оде М. Н. Муравьева «Утренние размышления», напечатанной в декабрьском номере «Утреннего света» за 1778 г.

Наряду с воспитанием в себе любви к смерти и осмыслением Божественного бытия масонская духовная работа состоит также в познании и совершенствовании самого себя. Масонские заповеди предписывают:

Познайте таинства Природы,

Познайте и ея Творца, И в краткие сей жизни годы Старайтесь знать свои сердца [17].

Масон «самого себя познанье / Чтя за важнейший предмет, / Познает, что он созданье / Бога, давшего всем свет» [18]. Но познание себя наиболее трудная задача, так как препятствием на этом пути оказывается сам человек, наделенный страстями, мешающими обретению гармонии («Знать самого себя претрудная наука! / Для воли и страстей несносна эта мука! / Добро всегда творить, пороки истребя, / Владеть собою есть знать самого себя» [19]). Осмысление противоречий человеческой души и поиск способов их преодоления одна из важнейших тем масонской поэзии. Основным топосом в произведениях, связанных с этой тематикой, становится внутреннее пространство человека. Появляется этот топос в «Размышлении стремящегося к вечности»:

Я внутренних врагов, о Творче мой, имею, Над ними одержать победы не умею.

О сколько брани я во внутрь себя терплю! Небесного ищу, небесное люблю:

Но свойством тела я к земному преклоняюсь, Стремлюсь ко Господу, но скоро отторгаюсь [20]. Автор «Молитвы к Богу о ниспослании благодати» размышляет о борьбе света и мрака в душе человека («Но темный некий мрак сей разум затмевает, / Он ложь со истиной в затмении мешает», «Свет истины пред ним покрыт сгущенным мраком» [21]), но душа стремится к Богу, внимает его заповедям. Душа, согласно масонской терминологии, «внутренний человек», понятие это проникает и в поэтическую «Молитву» неизвестного автора:

И се, о Боже мой! все то, что Ты изрек, Внимает внутренний лишь только человек!

Он заповедь Твою в себя впечатлевает, Он истину и свет, и святость ощущает, Изобличает нас во злобе и грехах. [22] «Внутренний человек», чувствующий пороки «внешнего», плотского человека, раскрывающий ему его грехи это одновременно и совесть: «Меня свидетель мой всегдашний наказует, / Всю внутренность мою твой правый суд волнует» (Песнь покаяния) [23]. Человеку, всей душой стремящемуся к свету Божественной любви, трудно овладеть своими страстями, поэтому ему необходима помощь Бога в борьбе с грехами, влекущими его «к долу» вместо небесных чертогов. Неоднократно во многих текстах звучат обращения к Богу о помощи в направлении души на путь истины.

Близость с Богом дает ощущение счастья: «Где Ты, там жизнь, где Ты, там тысячи отрад! / Где нет тебя, там смерть, тоска и самой ад» (Размышление о том, что Бог всем любящим Его паче всего и во всем сладок есть) [24]. Наиболее близкий путь к Богу общение с Ним наедине, в связи с чем топос уединения становится одним из концептуальных в масонской поэзии. Уединенным размышлениям о величии Творца предается лирический субъект стихотворения М. М. Хераскова «Сельская муза», наслаждающийся каждой мельчайшей деталью тварной природы. Один из Стансов, напечатанный в «Вечерней заре» в мартовском номере, обращен непосредственно к прославлению уединения: «О ты, приятное мое уединенье! / Ты гонишь от меня тщету мирских сует» [25]. Уединение дает возможность обратиться напрямую к Богу, направить свои размышления «во светозарный тот божественный чертог, / Где жизни вечныя вкушать блаженства чаю / И где мне свет и жизнь всещедрый будет Бог» [26]. Уединение освобождает от «тяжких оков» плотских страстей. В Стансе «Презрение страстей» из апрельского номера «Вечерней зари» страсти воспринимаются как «источник горести, несчастия, напасти», «цепь», «оковы», «узы». Стремление к земным утехам это «суета суетств и всяческая суета», закрывающая дорогу к блаженству.

Во многих масонских произведениях светское городское пространство, влекущее человека «к напастям», противопоставляется уединенному пространству, сельской тишине, красоте природы. Уединение в мире природы становится средством спасения от ложных земных сует, способом ощутить сердечную радость от общения с Богом. Тема противопоставления шумного города сельской тишине звучит в Стансе «О град! ты пышностью своей не величайся.» [27] и в стихотворении «Кому приятен здешний свет?»: «Кто градской пышности и шума убегает, / И в сельской тишине среди полей живет, / В Природе кто Творца вселенной примечает, / Конечно, для того приятен здешний свет» [28].

Непосредственно с масонскими обрядами связан топос масонского храма как аналог защищенного пространства, в котором, в отличие от всего окружающего мира, царят истинная дружба, добродетель и любовь:

Любезны братья! Днесь Колико мы блаженны, Когда все купно здесь Во храме затворены;

Не видим мы сих бед, И их мы не трепещем, Нам правый светит свет, Согласно да восплещем! [29].

масонский поэзия символ.

«Что в свете дружба, добродетель, / То знаем только мы одни», поют масоны в своей песне [30]; тот же мотив звучит и в другой песне: «Любовь, надежда и покой, / Здесь чистых душ блаженство, / Они для кротких совершенство, / Они блаженный век златой» [31].

Таким образом, в масонской поэзии представления о Божественном бытии и Божественном пространстве выражаются символическими образами, связанными с солярной мифологией, топосами рая, храма, горнего града, высокого и безграничного небесного пространства. Движение души человека к Богу отражается через мифологемы пути, топос уединения. Переменчивость и непредсказуемость земной жизни соотносится с бурным морем, тяжкими оковами, а обретение спокойствия и слияния с Богом с образом желанного берега, освобождением. Борьба плотского и духовного начал в человеке, антиномичность мира и человека, потерявших гармонию в результате грехопадения Адама, выражаются, как правило, антитезами света и тьмы, противопоставлением сельского и природного естественного пространства пространству города. Взгляды масонов на прошлое, настоящее и будущее каждого человека в отдельности и человечества в целом также находят отражение в поэзии, в которой рисуются картины Страшного суда, создаются образы небесных чертогов, вечного блаженства души, соединившейся с Божественным духом, проповедуется «любовь к смерти». Сама смерть ассоциируется с образами дверей к блаженству, ворот к вечности. С масонской обрядностью связан образ защищенного пространства масонского храма, в котором, в отличие от бурного и полного пороков и зла окружающего мира, царят спокойствие, добродетель, истинная дружба и любовь.

ПРИМЕЧАНИЯ

• 1. Сахаров В. И. Русская масонская поэзия (к постановке проблемы) // Масонство и русская литература XVIII начала XIX вв. / под ред. В. И. Сахарова. М.: Эдиториал УРСС, 2000. С. 76.
• 2. Аржанухин С. В. Философские взгляды русского масонства: по материалам журнала «Магазин свободнокаменщический». Екатеринбург: Изд-во УрГУ, 1995. С. 143.
• 3. Утренний свет. СПб., 1777. Октябрь. С. 157.
• 4. Утренний свет. СПб., 1778. Май. С. 68.
• 5. Утренний свет. СПб., 1777. Сентябрь. С. 45.
• 6. Утренний свет. СПб., 1778. Февраль. С. 186.
• 7. Там же.
• 8. Магазин свободнокаменщической. М.: В тип. И. Лопухина, 1784. Ч. II. С. 124.
• 9. Вечерняя заря. Ежемесячное издание. М.: Университетская тип. у Н. Новикова, 1782. Декабрь. С.306−307.
• 10. Аржанухин С. В. Указ. соч. С.176−177.
• 11. Утренний свет. СПб., 1779. Март. С. 190.
• 12. Утренний свет. СПб., 1779. Март. С. 191, 194−195.
• 13. Вечерняя заря. М., 1782. Декабрь. С. 306.
• 14. Руднева О. Н. Поэтическая индивидуальность М. М. Хераскова: философские и эстетические искания: автореф. дис. канд. филол. наук. Елец, 2004. С. 18.
• 15. Николаев Н. И. Внутренний мир человека в русском литературном сознании XVIII века. Архангельск: Изд-во Поморского гос. ун-та, 1997. С. 114.
• 16. Утренний свет. СПб., 1777. Сентябрь. С.44−47.
• 17. Магазин свободнокаменщической. М., 1784. Ч. II. С. 123.
• 18. Магазин свободнокаменщической. М., 1784. Ч. II. С. 129.
• 19. Вечерняя заря. М., 1782. Август. С. 303.
• 20. Вечерняя заря. М., 1782. Декабрь. С. 308.
• 21. Вечерняя заря. М., 1782. Ноябрь. С. 231.
• 22. Там же.
• 23. Вечерняя заря. М., 1782. Ноябрь. С. 225.
• 24. Вечерняя заря. М., 1782. Ноябрь. С. 226.
• 25. Вечерняя заря. М., 1782. Март. С.200−202.
• 26. Вечерняя заря. М., 1782. Март. С. 200.
• 27. Утренний свет. СПб., 1778. Май. С.71−73.
• 28. Утренний свет. СПб., 1778. Май. С. 75.
• 29. Магазин свободнокаменщической. М., 1784. Ч. II. С. 126.
• 30. Там же. С. 125.