Архаичность демократии. 
Архаичность демократии

АРХАИЧНОСТЬ ДЕМОКРАТИИ

От иерархии к синархии. В животном сообществе (прайд, стая, стадо, племя и т. п.) иерархическая власть вожака абсолютна и эта абсолютность необходимое условие внутренней организации сообщества и его благополучного существования. Возникновение такого качественно нового образования, как государство, связано с появлением государственных институтов, т. е. увеличивается количество властей и возникает их разделение. Не сразу и не просто проходила их эволюция. Уже Аристотель рассматривал разделение властей (законодательная власть, магистратура и суд), как проблему. Джон Локк предлагал их делить на независимые друг от друга (и контролируемые друг другом) ветви власти: законодательную, исполнительную и федеративную. Некоторые современные демократические государства расширяют количество властей, появляются власти: избирательная, контрольная, юридическая, учредительная и даже экзаменационная. Однако такое расширение скорее относится к системе сдержек и противовесов для исполнительной власти и является следствием несовершенства последней.

Игнорируется естественное право на такую же всеобщую власть многих видов институтов: помимо социально-политического (управленческого, хозяйственного) вида власти существует власть денег (экономическая власть), власть военная (защита государства и внутреннего порядка), власть идеологическая (сама идеология, духовная культура и т. п.), власть экологическая, власть здравоохранения и др.

Это виды именно государственной власти, ибо их влияние распространяется на всё государство, т. е. имеет статус всеобщности, несмотря на узкий профессионализм требований. Разделение властей предполагает их равноправие, поэтому абсолютная иерархия с её архонтом во главе должна рассматриваться как анахронизм, пережиток животного сообщества. Такое государство архаично, ибо сама сущность государства требует синархии (со-управления) властей, регулируемой законом, который и есть сущность государства, его субстанция, стоящая над волей отдельных личностей. Идея разделения властей — это достижение демократии, но сама теория демократического государства препятствует дальнейшему развитию этой идеи.

Абсолютное народовластие, или прямая демократия, — это форма правления, при которой в идеале политические решения должны принимать непосредственно все граждане без исключения. Однако такой идеал даже для Древних Афин никогда не был реализован полностью. Официально власть в Афинах осуществлялась по решению Буле (выборного исполнительного органа) и народа, т. е. уже с первых попыток реализации воли прямой демократии власть и правление не очень-то совпадали и непрямая демократия уже появлялась, как необходимое звено реализации власти. И на каждом этапе у исполнительной власти возможности влиять на мнение и решение народа или по-своему интерпретировать их всегда были. Платон в диалоге «Государство» указывал на ещё более уязвимую пяту народовластия — непрофессионализм в принятии решений.

Неудовлетворённость даже такой относительно прямой формой правления возникла сразу: народ был ненадёжной, подчинённой сиюминутным интересам толпой, которой было легко манипулировать. Демократия нередко превращалась в анархию, спровоцированный произвол толпы, власть «сильного зверя». К тому же, как власть народа, она связана с властными притязаниями большинства иметь определенные преимущества над меньшинством, а этот принцип, как замечают критики, ничуть не лучше тоталитаризма. Как говорил по этому поводу самый известный римский историк Тит Ливий, «иногда бoльшая часть побеждает лучшую». Для истории демократия (власть народа, подчинённых) — миф, иллюзия, но законодательно принятая система сдержек и противовесов, установленная на пути движения к ней, есть достижение народа. Вот это шаткое и неустойчивое достижение, требующее для его реализации постоянного сопротивления иерархии власти (борьба за свои права) по иронии судьбы, как в насмешку, было названо демократией. Народ может только делегировать права и власть. Народ выбирает из народа, но он непрофессионален в этом вопросе, поэтому выбор получается неудачным, выбирают чаще всего тех, для кого сама власть самоцель или источник обогащения. Вот почему демократия — поле действия для авантюристов, особенно авантюристов финансовых.

Всю историю человечества, или историю отдельных цивилизаций, сопровождают два параллельных процесса.

• 1. Дифференциация видов власти и в силу этого нарастающее ограничение власти архонта-автократа и ослабление иерархического влияния (давления). власть синархия технократия
• 2. Стремление социума к либерализации (свободе от жёсткой иерархии), и возникновение анархистских тенденций.

Абсолютная иерархия в процессе развития цивилизации ограничивается законом, конституцией, парламентом и возникает видимость какого-то равновесия. Казалось бы, демократия это и есть точка равновесия, синархия, соответствующая сущности государства, но абсолютная власть иерархии может оставаться абсолютной и без архонта во главе государства. Этот парадокс мы и наблюдаем в эволюции нынешней буржуазной цивилизации, в которой постоянно сохраняется иерархическая вертикаль власти. Меняется всё, «но наши политические и социальные институты не изменяются» (Жак Фреско). Причём, механическое внесение в демократические институты власти элементов синархии порождает чистую формальность, потому что в реальности они либо не работают, либо работают частично, наталкиваясь на сопротивление иерархической власти. И не случайно демократия, или народовластие, только поначалу встречается народом с восторгом, который вскоре переходит в критику и неприятие этой формы власти. Никакие нововведения «суперлиберализма» во взаимоотношениях граждан ничего не дали демократии, ибо без реальной синархии они не меняют сути иерархической власти государства.

В 1992 г. на Международной конференции ООН в Рио-де-Жанейро была сформулирована концепция устойчивого развития человеческой цивилизации. Идея хорошая, но в современных условиях она выглядит скорее утопией, а в лучшем случае благим пожеланием. Но на той же конференции прозвучала еще одна идея, вызвавшая довольно широкий резонанс. Излагая свои технократические взгляды, известный писатель Станислав Лем сказал: «Необходимость выбора между цивилизацией, как глобальным правлением знатоков-экспертов и цивилизацией, как правлением политических лидеров, демагогически обещающих все, а на деле не способных дать почти ничего, — будет все более острой. … Ведь общая тенденция, заметная буквально повсюду, в том числе и в США, такова, что возрастающей сложности государственных, социальных, технических, наконец, глобальных проблем, сопутствует явное снижение уровня компетенции правящих».

За последнее столетие произошло настолько существенное усложнение задач управления государством, что стало невозможным принятие правильных решений лидером или группой таковых (парламентом), и использование ими специалистов-консультантов проблемы не решает. И все же правят. И глобальный кризис, и особенно кризис его социальной составляющей — результат такого правления. Куда дальше? Прав был Лем, когда еще ранее заявлял: «Миром правит идиотизм». Демократические государства уже расписываются в своём бессилии разрешить конфликты, порождённые чисто иерархической организацией государства и его институтов. А конфликты существуют на всех уровнях иерархии, начиная с коллектива. «Административное руководство творческими людьми — это проблема, которая не решена до сих пор. Ни в каких условиях. Каждый год выходят килотонны литературы, которые просто лишний раз подтверждают, что никто не знает, как управлять этими людьми» (Делягин М.Г. — политолог, доктор экономических наук). Рассмотрим примеры разрешения противоречий под влиянием иерархии в институтах демократической цивилизации.

Философия и методология. Пока классическая философия продвигалась вперёд отдельными личностями в их свободной конкуренции, она достигла определённых высот в методологии (платоно-гегелевская диалектика). Она доказала несостоятельность эмпирической философии, опирающейся на обобщения практики, неприемлемость её для объяснения объективных законов природы и социума (законов объективной реальности).

• 1. Ещё в античности заметили, что эмпирический мир изменчив и не имеет в себе источника самодвижения, т. е. причины существования. Это не истинный мир, а следствие особенностей восприятия реальности человеком (практическая полезность отождествляется с объективной реальностью). Платон объяснял, что так понимаемый мир несамодостаточен, вечно возникающее и исчезающее — никогда не сущее [Тимей, 27d — 28a].
• 2. Наше познание опосредовано. Мозг получает информацию от пяти органов чувств, т. е. непосредственно человек познаёт только качества своих органов чувств. И в качествах (свойствах) этих органов формируется образ окружающего мира, довольно субъективный образ, причём различный у разных представителей животного мира.
• 3. Существует невозможность описания даже такого «единичного» образа. Каждое слово обобщает, а обобщающее абстрагирование отражает не объекты практики, а лишь общность (класс) неких признаков этих объектов. Чем больше слов для описания, тем выше абстрактность и оторванность даже от субъективно воспринятой реальности. Нет объективной логики в философии эмпиризма. Зенон — первый критик логики эмпиризма (сегодня её называют неклассической) — с помощью математики опровергал очевидные эмпирические истины, которые с помощью математики же можно было и доказать.

Конкуреренция платоно-гегелевской диалектики и философии эмпиризма (псевдодиалектики, неклассической логики, «воинствующего» эмпиризма и т. п.) нашла своё «разрешение» с возникновением иерархической организации науки. В академической науке сконцентрировалось большинство методологов эмпиризма и на классической философии был поставлен крест, как на архаичном способе мышления. Под этим углом она и рассматривается в учебниках демократической цивилизации. Никакие серьёзные дискуссии по этому поводу в академических изданиях не появятся. Зато открывается поле деятельности для волюнтаризма в науке.

Рассмотрим пример из теоретической физики с её эмпирической (абстрактной) методологией. 4 июля 2012 года ЦЕРН объявил об открытии бозона Хиггса (своего рода гравитона) как об исключительном научном достижении. Вроде бы, нашли новую частицу по свойствам близкую к бозону Хиггса, но просят денег еще на два года исследований для доказательства того, что это действительно был Хиггс. Заметим, что на строительство и эксплуатацию детекторов БАКа ушло 18 млрд евро (по более скромным подсчётам 6 — 10 млрд евро). Однако где критерий, что это новая частица? — это может быть любая частица, которая под действием взаимодействующей энергии на некоторое время изменила свойство. Только свойство, но не сущность. Физики объявили, что открыли частицу с массой 125 ГэВ, но при столкновении протонов на встречных пучках рождается целый рой, как полагают, короткоживущих «частиц» с массой в очень широком диапазоне. Но детекторы БАКа могут регистрировать только энергию подобных «частиц» как эквивалент массы, однако к гравитации это не имеет никакого отношения. Считается, что вся материя состоит из стабильных элементарных частиц: протонов, электронов и обменных частиц (фотонов, и, возможно, гипотетических нейтрино). Остальные, якобы элементарные частицы, а их более 400, являются виртуальными. Время их жизни от 10 в минус 18 степени до 10 в минус 8 степени секунды. Как могут проявить себя эти «частицы» за такое время жизни, как определить их физические свойства и что можно вообще о них сказать?

Почему так упорно ищут такую виртуальную частицу, как бозон Хиггса? Академическая наука физика чтит теорию гравитации Эйнштейна, которая определяет тяготение как результат искривления пространства-времени, но в ней же принята ещё и Стандартная модель, в которую никак не вписывается теория гравитации Эйнштейна. Полагают, что для объединения энштейновской теории с квантовой теорией, необходим посредник, «частица-переносчик гравитации». И бозон Хиггса был не единственным таким предложением на пути создания квантовой теории гравитации. Многие помнят такие термины, как гравитон и гравитино. Экспериментальные попытки их обнаружить, так же как и бозон Хиггса, не увенчались успехом.

Параллельно с Хиггсом развивают теорию струн, М-теорию и другие, которые также не поддаются экспериментальной проверке. Заметим, что существует восемь «корректных» (с точки зрения неклассической логики) интерпретаций квантовой механики, но академическая наука признаёт лишь копенгагенскую интерпретацию. Насчитывают тридцать теорий гравитации, но академическая наука признаёт лишь энштейновскую. Множество статей, монографий и конференций посвящено обоснованной критике творчества Эйнштейна, но ни в одном академическом журнале это не отражено. Велика сила иерархии в академической науке и ни одному Зенону нынче её не преодолеть. Система не позволит. Конкуренция школ в науке — это закономерная реальность, но разрешение её проблем с опорой на иерархию — это анахронизм и к чему он приводит рассмотрим на одном примере практического приложения физики.

Пример финансирования армии с целью её обеспечения сверхдорогим лазерным оружием. Теоретическая разработка и проектирование его начались ещё в 70-годы, но ни тогда, ни сейчас во властных структурах не было желания слушать оппонентов, выкладки которых до примитивности просты. Излучение лазера всегда расходится с углом = длина волны/диаметр пучка = мощность в ваттах деленную на площадь воздействия. На дистанциях порядка метров его можно не учитывать. А дальше? Дальше плотность воздействия упадет пропорционально площади в 7 раз всего лишь на 100 метрах. А на километре плотность луча упадет уже в 300 раз. По этой причине «боевые лазеры» не способны в принципе никогда приблизиться по боевой эффективности к старым добрым пушкам или ракетам. Самый мощный на сегодня лазер ABL имеет мощность около 1 мегаватта. Для сравнения: мощность 76-мм дивизионной пушки Ф-22 образца 1936 года — порядка 150 мегаватт. В 150 раз больше! Один только выстрел из ABL стоит миллионы долларов, а по энергетике сравним он с очередью крупнокалиберного пулемёта.

Системный кризис, спровоцированный отсутствием реального разделения властей, затрагивает все государственные институты и сказывается на отношениях между ними и государственной властью. Рассмотрим кризис ещё одного крайне важного для нас института — здравоохранения. Результаты демократического правления тут лежат на поверхности, бросаются в глаза и следствием их является неэффективнось медицины и исчезновение взаимного доверия между врачом и пациентом.

Несмотря на то, что технологии в этой области улучшились и наука изобрела много нового в диагностике и лечении, среднестатистическая смертность и заболеваемость не изменились. Медицина, как технология, действительно стала лучше и ныне насчитывают более 80 медицинских специализаций, но проблема низкой эффективности в том, что ее применение основано на принципах наживы. «Бесплатной медицине мы, будучи больными, не нужны, а платной медицине мы не нужны здоровыми». Сам принцип медицинских страховок, так же как и принцип займа в банках, основан на выгоде, а не на заботе о том, кому предоставляются услуги. Все устроено так, чтобы люди платили деньги, но страховкой не пользовались.

Мнение современной общественности непостоянно, она требовательна, склонна к поспешным оценкам и праведному негодованию. Совершенно нереально ожидать, что ее мнение по любой сложной проблеме (уж слишком их много) может быть сбалансировано и продумано. Нереально также ожидать, что в период кризиса медицины общество будет доверять медикам-профессионалам настолько, что отдаст им на откуп все проблемы, связанные с лекарственными средствами. Лекарственные препараты представляют собой слишком серьезную вещь, чтобы целиком доверить ее нынешним профессионалам-медикам и фармацевтической индустрии.

В то же время общество желает получать выгоды без риска и не желает изменить свой нездоровый образ жизни; это крайне неразумная позиция. Сколько ни предупреждают профессионалы-медики о том, что медикаментозное лечение связано с риском даже при приеме наиболее разработанных препаратов, эти предупреждения игнорируются. Но вот происходит несчастный случай, связанный с приемом лекарственного средства, и независимо от того, действительно ли в этом есть виновный, «козел отпущения» должен быть найден. И все это, потому, что пострадал больной, но не врач. В итоге, 90% решений врача о том, что делать с пациентом, диктуется защитой от потенциального суда за медицинскую ошибку. Такая интенция идёт только во вред пациенту, ибо врачи защищают личное благополучие и, следовательно, групповые интересы.

Здравоохранение в трудном положении. Растет число хронических болезней и не последнюю роль играет в этом увеличение продолжительности жизни: чем больше успехи медицины, как науки, тем выше удельный вес людей, доживающих до преклонного возраста, но постоянно нуждающихся во врачах. Число последних же не поспевает за числом больных. И следствие это не столько самой медицины как науки и практики, сколько несовершенство её как государственного института таким образом организованного, несовершенство системы сотворившей современную цивилизацию. Медицина задыхается в проблемах, навязанных ей демократическим государством, проблемах, которые нынешняя государственная власть ни решить, ни понять не в состоянии. Её требования выходят далеко за пределы её влияния, но она лишена такой власти, чтобы их решить. Проблем накопилось очень много, современные же правительства ищут выход в самом примитивном варианте, в удлинении сроков выхода на пенсию.

Институты узких специалистов, влияние которых сказывается на всём обществе, пробуют демонстрировать свою силу и сопротивляться государственной иерархии с целью решить назревшие проблемы и усилить своё влияние и власть. Однако в современной политической ситуации реализуется это через посредство их внутренней иерархии, а в итоге извращённо, нередко деньги из государства выкачиваются на цели далёкие от нужд общества, а то и на надуманные. Сильнейшим ударом по государству стал удар специалистов по денежному капиталу, тут извращение переросло в патологию. Они фактически подчинили себе государственную власть (без всяких намёков на синархию) и спровоцировали мировой кризис (а не только экономический и социальный), который, если затянется, погубит и их самих.

Нереально в рамках существующей политической системы разрешить эту ситуацию. Система должна измениться радикально и дать возможность решать рассматриваемые нами проблемы самим профессиональным институтам и не в той извращённой форме, в какой идёт процесс их стихийного сопротивления иерархии, а в синархической, в со-управлении, в прямом диалоге различных специалистов с соответствующими решениями, в прямом диалоге специалистов всех уровней, в диалоге с конкурирующими точками зрения.

Проблемы государства и мирового кризиса возникают настолько сложные, что решать их необходимо не просто в НИИ (научно-исследовательских институтах), а дать возможность НИИ издавать соответствующие законы. А для этого придётся перестроить всю систему властной иерархии, превратить парламент в некое подобие НИИ. Никаким контролем не решить проблему нарушений и извращений в работе специалистов, необходимо обратиться к самоконтролю, принципы которого известны и несложны для внедрения в работу институтов. Главное понять, что абсолютная иерархия — тупик для цивилизации и от реального разделения властей никуда не уйти.

Идея технократии. Платон исследовал ситуацию с цикличностью архаичных форм власти в государстве и предложил выход из ситуации. Его анализ выявил в этом эмпирическом образовании то, что сокрыто от глаз, — обнаружил его субстанцию и дал наиболее объективное толкование сущности государственного устройства. Каждая отдельная профессиональная область общественной жизни государства являлась его неотъемлемой частью (часть в диалектике Платона имела ту же всеобщность, что и целое) и создавала в нём гармонию, благоприятные условия для всех членов сообщества. Каждая отдельная профессиональная область общественной жизни государства была освящена божественным (т.е. всеобщим) законом.

Именно этим областям государственного жизнеустройства уделено главное внимание в работе Платона, без их главенства, без главенства профессионально ориентированных законов государство неполноценно и фактически являет собой не одно, а «два государства враждебные друг другу: одно государство бедных, другое богатых» [Платон. Государство. — Кн. IV. 422e — 423a].

Эти два государства (две невсеобщие части государства) — источник противоречий и смут, причина постоянно сменяющихся и повторяющихся форм его правления от автократии до демократии, причина появления конфликтующих партий.

Интенция Платона была направлена против античной демократии, теоретики которой признавали за всяким гражданином полиса право быть избранным на все государственные должности независимо от его уровня знаний и профессиональной подготовки к делам по управлению государством (наивная точка зрения, будто править это проще всего), а он утверждал, что необходимо, чтобы каждый член общества «делал своё» и притом «только своё» дело. По Платону даже государственными делами должна управлять довольно узкопрофессиональная группа учёных (по античным меркам это философы — «племя философов»), которые не принадлежат элите, а становятся ею уже в зрелом возрасте, освоив громадный объём необходимых для управления знаний. Лишь тогда восторжествует «идея Блага», а государственная власть будет соответствовать своей субстанциальной сущности, законы тогда будут истинны, объективны и, следовательно, справедливы.

Гибелью грозит государству даже просто смешение его профессионально разделённых областей [Платон. Государство. — Кн. IV. 434a — b]. Платон считает справедливым деление (которое предполагает объединение) граждан не по классовому признаку, а по профессиональному. Поэтому анализ его касается не классов, как некоторые полагают, а именно Институтов государства. Институты эти должны игнорировать классовое деление и даже отменить его, по крайней мере, как влияние узких интересов партий и интересов этих классов на всеобщность интересов государственных (от власти классов к власти профессиональны Институтов государства).

В его «идеальном государстве» в отличие от привычной для современной демократии традиции отбор (выборы) в руководство происходит из среды профессионально ориентированных, т. е. готовящихся управлять. Выбирают «достойнейших» и отбор начинается с детства, с выявления природных задатков. Поэтому государство Платона и является воплощением справедливости. Концепция «власти учёных» всегда вызывала неприятие со стороны правящих классов. Платон, как политик, отвечал на это: «Или их все еще приводят в ярость наши слова, что ни для государства, ни для граждан не будет конца несчастьям, пока владыкой государства не станет племя философов или пока не осуществится на деле тот государственный строй, который мы словесно обрисовали?» [Платон. Государство. Кн. VI. 501е].

Влияние классов на иерархию власти — это пережитки чисто иерархических отношений, существовавших в родо-племенных по сути еще животных сообществах ранней эволюции человека. Тем не менее идея технократии (технократия — от греч. ???, «мастерство» + греч. ???, «власть»), «власти учёных» во времена Платона была нереализуема, потому что не существовало ещё учёных, ориентированных на профессиональные группы населения, да и глубоких (мудрых) философов можно было по пальцам перечесть. Технократия для античности явление вряд ли осуществимое, но для цивилизации далеко не утопия. Времена меняются, работники умственного труда давно уже составляют целый класс общества и обслуживают все сферы и институты государства, а проблему технократии обсуждают не одно столетие и политически активные технократические движения возникают уже с начала ХХ века.

Технократическое государство — это меритократия, где правят избранные на выборах профессионально ориентированные кандидаты. И не просто ориентированные, а всей своей жизнью подтвердившие свою подготовленность к руководству, люди с соответствующей жизненной и профессиональной школой. Это обстоятельство позволяет ответить на вопрос, кто их должен избирать? Так как главный социальный принцип платоновской меритократии профессиональная ориентация и уровень профессионализма, то избирать должна соответствующая этому принципу профессионально ориентированная группа людей (у Платона «племя философов», у Ф. Бэкона мудрецы-учёные из «Соломонова дома», у Т. Веблена и последующих теоретиков технократии — специалисты от технических до гуманитариев). Теперь несложно сопоставить платоновскую модель с существующими сегодня типами государственного правления. Речь идёт о парламентской республике, но не с демократической, а с технократической структурой власти, с технократическим парламентом. Для технократической парламентской республики не нужен всенародно избранный президент и непрофессиональные всенародные выборы. Выборы перенесутся во внутрь институтов государства. Каждый профессионально ориентированный Институт государства (военные, политологи, экономисты, экологи, медики и т. д. — все, чьи законы касаются всего государства) выбирают своих депутатов в парламент. С исчезновением всенародных выборов (некомпетентности электората) исчезнут главные пороки буржуазной республики, исчезнут механизмы влияния капитала на выборы власти, а с ними и некомпетентность и коррумпированность власти. Банки структурно будут включены в Институт экономики государства и у них появится заинтересованность в благополучии этого государства и его граждан.

Народ не лишается права на выборы и в этом смысле народовластия. Каждый будет иметь право голосовать в той профессиональной области (в том Институте государства), в которой он работает, в которой он разбирается, за того кандидата, который ему известен по линии его профессиональной деятельности. Выбирать будут лучших, тех, кто практическими или теоретическими работами показал и подтвердил свой профессионализм (профессионалы выбирают профессионалов). Но и такие выборы дадут положительный результат только при свободной конкуренции в профессиональном сообществе, власть в каждом Институте государства у тех, у кого больший профессионализм, от кого больше польза государству. Характер личности (хороша она или плоха) не будет влиять на власть, ибо любое решение должно быть одобрено профессионалами (депутатами, избранными от соответствующего профессионально ориентированного Института). Конечно, нужна реформа институтов государства, сформированных либерально-демократической властью. Каждый государственный Институт в технократическом государстве должен подчиняться соответствующему его профилю НИИ. Сеть профильных государственных НИИ и других учреждений, объединяемых по профессиональному признаку в соответствующий этому профилю Институт государства, во главе с выбранным на конкурсной основе и на определенный срок руководством — вот самая адекватная структурная единица технократической республики. Приходит время технократии, интеллект человека в цивилизованных странах меняется на глазах и насущной необходимостью становится всеобщее высшее образование, о котором уже ведутся споры.

Более всего соответствующей сущности государства, как целостного образования, является диалектическая синархия. Она не просто со-управление, но и конкуренция. И такая конкуренция в сфере профессионализма должна быть свободной и альтернативной и законодательно поддерживаться на уровне любого Института государства, где только она является гарантом от тех диких финансовых издержек государства, которые при непрофессиональности власти выбрасывались на совершенно бесперспективные проекты, защищаемые заинтересованными в финансировании группами высшего звена специалистов. Рационально сделать конкурентную борьбу способом существования в любой профессиональной сфере, как основной принцип существования любой организации. Формально существующие элементы синархии превратить в активные, действующие. Продвижение по службе не только по инициативе и оценке непосредственного руководителя, но и по принципу профессиональной конкуренции с ним через посредство объективной оценки со стороны профессионального сообщества, формы и способы которой следует разработать применительно к каждой профессиональной сфере с учётом её специфики (виды и формы синархии эмпирически выведенные и закреплённые законодательно). Это по сути и механизм самой жёсткой производственной дисциплины, или самодисциплины. Не иерархия, не анархия, а синархия — мать порядка. Синархия — законодательно охраняемая свободная конкуренция, распространяемая не только на область профессиональной деятельности, но и на отношения между Институтами государства (для чего и нужен парламент).

Рано или поздно, с конфликтами или без них придётся принять технократическую организацию государства, законодательно закрепляющую равные права на власть профессионально ориентированных институтов государства. И нет к синархии власти иного пути, нежели путь через технократию. Именно таков логически последовательный итог античной идеи разделения властей, именно такой единственно разумный вариант противостояния современному глобальному кризису.