Теодор Драйзер — великий мастер американской реалистической литературы

Творческое наследие американского писателя-реалиста Теодора Драйзера (1871 -1945) поражает своей обширностью и разнообразием. Вряд ли найдется читатель, который никогда не слышал о таких романах как «Сестра Керри» (1900), «Дженни Герхардт» (1911), «Финансист» (1912), «Титан» (1914), «Гений» (1915), «Американская трагедия» (1925), «Оплот» (1946, издан посмертно), «Стоик» (1947, издан посмертно) [3; 241]. Однако Драйзер писал не только романы, но и стихи, пьесы, статьи, очерки, эссе, рассказы, повести и репортажи, рецензии и критические заметки. К сожалению, его сочинения многочисленны и неравноценны, и как поэт и драматург Драйзер не оставил следа в литературе, а к его рассказам обращаются лишь биографы и историки. Тем не менее его романы продолжают жить и вызывать неизменный интерес у все новых поколений читателей. Они изданы по всему свету миллионными тиражами, переведены на многие языки мира, преумножая ряды почитателей творчества Драйзера. Многие из них были экранизированы, получив, таким образом, вторую жизнь.

Драйзер не просто хороший писатель, владеющий словом, он к тому же еще глубокий психолог. Вероятно, это сделало его романы особенно привлекательными для русского читателя, воспитанного на богатых традициях русской литературы, которую отличает именно психология отношений между людьми во всех их проявлениях, начиная с самых низменных. Поэтому если сравнивать между собой зарубежных писателей XX столетия по степени их популярности в России, то Теодор Драйзер займет, пожалуй, одно из первых, если не первое место. Книги великого американца читаются у нас по-прежнему с неослабным интересом, помогая нам понять Америку, мир, человека и доставляя высокое художественное наслаждение. Если попытаться выразить одним словом наше представление о Драйзере-художнике, то, пожалуй, трудно подобрать что-нибудь более удачное, чем название одного из его романов — «Титан». Такое удачное сравнение приводит критик Ю. Ковалев в своем очерке о творчестве Драйзера [3; 251].

Известный американский критик и публицист Г. Менкен был прозорлив в своем предвидении и оценке творчества Теодора Драйзера, написав эти строки после его смерти в 1945 г.: «Он был великий художник, ни один другой американец его поколения не оставил такого прочного и прекрасного следа в нашей национальной словесности. Американская литература до и после его времени отличается почти так же, как биология до и после Дарвина» [7; 105].

Каждый новый роман Драйзера вызывал целую бурю и мощный общественный резонанс в Америке, ибо он был слишком значительным явлением, чтобы обойти его вниманием. Поэтому Драйзер никогда не мог пожаловаться на недостаток интереса со стороны критиков. Но интерес этот, как правило, был недружелюбным. Это было вызвано тем, что писатель не соблюдал общепринятые «нормы» литературного творчества, типичные и понятные для Америки. Он писал о запретных и закрытых для общественного мнения темах с такой реалистичной откровенностью, что приводил в ужас благопристойных критиков. Драйзер разрушал образ благополучного буржуазного общества, он вскрывал истинное содержание нравственных ценностей, аксиоматически принятых в буржуазном обществе. От его суждений и оценок почтенная публика приходила в состояние шока. Драйзер не щадил никого и ничего. Он утверждал, что в этом виновата прежде всего социальная система. Более того, такое понимание общественного устройства логично привело его в ряды Коммунистической партии США — шаг, которого и сегодня американская критика не может ему простить. Драйзер прожил долгую жизнь (1871- 1945), которая полностью была посвящена литературному творчеству. Вначале романы Драйзера подвергались уничтожающей критике, исходя преимущественно из соображений морального порядка. Ему также не могли простить вторжения в запретные области, жестокого разоблачения фальши, лицемерия, ханжества нравственных устоев буржуазного общества. Критики взяли под обстрел идеологические аспекты творчества писателя, его социальные теории и политические симпатии. Особое неудовольствие со стороны буржуазной критики вызывала деятельность писателя в поддержку американского рабочего класса, в защиту Советской России, его непримиримые выступления против фашизма (европейского и американского) [7; 113].

Но после смерти Драйзера всем стало очевидно, что его творчество представляет собой огромной важности явление в истории американской культуры XX столетия. Сила Драйзера, его гениальность — в способности пронзительного видения жизни, в умении обнаружить, осмыслить и воспроизвести в художественных новые, важные пласты национальной действительности. Он обладал даром анализа и предвидения. Образы, созданные им, и обстоятельства, их окружающие, не просто типичны. Они концентрируют в себе такие черты общественного бытия Америки, которые еще не были доминирующими, но должны были стать таковыми спустя некоторое время. Именно эта способность делала Драйзера лидером литературного развития Соединенных Штатов начала XX столетия [9; 97]. Биографы, как правило, собирают мелкие подробности жизни Драйзера, сведения о его друзьях, родственниках, о состоянии его финансовых дел, о его женах и любовницах, о разного рода ссорах и спорах, в которые он оказывался втянут. В этих биографиях, включающих описание его быта, как справедливо заметил старейшина американских критиков Малькольм Каули, нет главного — самого Драйзера. Они нисколько не помогают нам понять «феномен Драйзера». Красноречивым образцом такого рода биографий можно счесть сочинение У. Сванберга, вышедшее в 1965 г.

Критики «эстетического» направления сосредоточили свои усилия на «антилитературности» творчества Драйзера, на установлении погрешностей в языке его сочинений, их стиле, на громоздкости сюжетов, неразработанности характеров. Драйзера обвиняли в недостатке вкуса, говоря, что стиль его сочинений лишен изящества и отшлифованности, и что ему не хватает образованности. Говорили, что во многих случаях поступки его героев недостаточно мотивированы, а в некоторых своих понятиях и суждениях Драйзер примитивен. Они полностью отрицали его писательский талант, при этом ссылаясь на слова самого Драйзера, который заметил как-то, что недоволен своими книгами и что все их, в сущности, следовало бы переписать.

Как бы там ни было, находились и другие критики, которые ценили творчество Драйзера. Они приводили свои аргументы, главный из которых был такой: Драйзер — один из самых читаемых американских авторов XX столетия. Драйзер заложил фундамент национальной литературы и определил ее направление на многие десятилетия вперед. Гений Драйзера признан всеми выдающимися писателями XX века. К тому же гений Драйзера типичен для Америки. Он настолько необычен и оригинален, что его надо открывать так же, как в свое время иммигранты открывали Америку. Люди со всего света приехали со своими традициями, нравами, обычаями, языком и культурой. Им предстояло не только знакомиться и узнавать друг друга, но и постигать тайны Америки и ее коренных жителейиндейцев. Этим объясняется сложность и замедленность становления американской литературы, которая напрямую зависела от процесса становления нации и ее самосознания, от того, как шел процесс формирования нового самостоятельного государства — Соединенные Штаты Америки, как единого комплекса естественно-географических, этнологических, социально-исторических, политических и нравственно-психологических сфер [7; 102].

Особенностью раннего этапа своего существования американская литература пережила период «нативизма» — культурного и литературного движения, фокус которого концентрировался на художественно-философском освоении Америки, ее природы, истории, общественных и политических институтов, нравов и обычаев. Великими «нативистами» были Ирвинг и Купер, Готорн и Мелвилл, Брет Гарт и Твен и многие другие гении XIX столетия. Им также пришлось находить и открывать «свою» Америку, о которой они рассказывали в своих произведениях и которая становилась частью, аспектом, элементом национальной жизни, национального сознания. После Гражданской войны, во второй половине XIX века ускорились темпы развития экономической, социальной, политической жизни страны, и Америка изменилась до неузнаваемости. К концу столетия она превратилась в страну концентрированного производства и капитала, в страну банков и монополий, трестов и картелей. Общество разделилось на бедных и богатых. Появился многомиллионный пролетариат, и безработица стала национальным бедствием. Американский капитализм вступил в монополистическую стадию развития [7; 117].

Предстояло открывать «новую» Америку, что было непросто. Для этого требовался особый дар, с помощью которого можно было уловить характер перемен, оценить их важность, выделить типичные черты. Но умение представить всю картину в целом и передать ее в красках, сохранив дыхание, ритм, напористое движение и сделать это достоверным в рамках художественного произведения — задача не из легких, которая оказалась под силу только Теодору Драйзеру. В этом, собственно, и состоял его гений. Его многолетний опыт редакторской работы помог ему сохранить биение жизни. Она не была стилизованной живой гамме, порой изящной и нежной, порой грубой и чувственной. Она была написана грубыми мазками, которые сопровождались тонкими философскими рассуждениями. Картина жизни была разной, но всегда правдивой. Она была описана грубо, неизящно, порой небрежно, но все равно это была жизнь. К этому стремился сам Драйзер, и он откровенно сказал об этом: «Это книга, близкая к жизни. Она создана не как пример литературного мастерства, а как картина общественных условий, обрисованная так просто и сильно, как позволяет английский язык… Когда она попадет к народу, он поймет, потому что это рассказ о действительной жизни, об их жизни» '. Такую оценку он дал своей книге «Сестра Керри».

Пророческими оказались слова Шервуда Андерсона, который писал о Драйзере: «Теодор Драйзер стар — он очень, очень стар. Я не знаю, сколько лет он прожил, может быть, тридцать, а может быть, пятьдесят, но он очень стар… Когда Драйзер уйдет, мы будем писать книги, много книг. В книгах, которые мы напишем, будут присутствовать все те качества, которых недоставало Драйзеру. У нас будет чувство юмора, а ведь всем известно, что у Драйзера нет чувства юмора. Более того, у нас будет изящество, легкость мазка, мечты о красоте, прорывающейся сквозь оболочку жизни.

Да, у тех, кто пойдет за Драйзером, будет многое такое, чего у него не было. Чудо и красота Драйзера в том, что все это у нас будет благодаря ему… Тяжелы ноги Теодора. Как легко разнести его книги «в пух и прах», посмеяться над ним. Но… топ, топ, топ — это шагает Драйзер, грузный и старый. Ноги Драйзера прокладывают нам путь, грубые, тяжелые ноги. Они шагают через пустыню, прокладывая тропу. Со временем тропа превратится в проспект с арками над головой и изящными шпилями, пронзающими небо. И дети будут бегать по этой улице, крича друг другу: «Посмотри на меня!», позабывши о ногах Теодора.

Людям, которые пойдут за Драйзером, предстоит сделать многое. Их путь будет долог. Но, благодаря Драйзеру, нам в Америке не придется прокладывать дорогу через пустыню. Это сделал Драйзер" [11; 49].

драйзер литературный роман творчество.