Концепция трансформации структуры экономической системы

Концепция трансформации структуры экономической системы

Трансформация форм собственности. Концепция трансформации структуры экономической системы основана на существовании закона неравномерного экономического развития, который позволяет понять, как происходит развитие экономической системы, взаимодействие каких элементов в структуре экономической системы его обусловливает и какие факторы «накладываются» на это развитие, тормозя или ускоряя его.

Российская экономическая система формировалась в период ускоренной трансформации всех ее элементов (главные элементы системы, подвергшиеся трансформации, — собственность, структура экономики, технологии, взаимозависимость элементов системы), которые, в свою очередь, находились под влиянием действия закона неравномерного экономического развития.

Трансформация экономической системы начинается с трансформации форм собственности. Поэтому форма собственности — центральный элемент экономической системы. В соответствии с законом неравномерного экономического развития именно тип собственности определяет интенсивность трансформации экономической системы.

В большинстве развитых стран авангардом в экономической системе с точки зрения повышения конкурентоспособности экономики за счет инноваций, совершенствования технологий и производств выступает государственный сектор экономики.

Наибольшее распространение государственный сектор получил в Австрии. Во многих отраслях экономики этой страны, прежде всего в топливно-энергетическом комплексе, электроэнергетике, в сфере транспорта, доля государственной собственности превышает 78%. Далее по удельному весу государственной собственности в экономической системе следуют Франция, Великобритания, Германия, Нидерланды, Италия, Швеция. В США государственные расходы составляют более 1,5 трлн дол., или 35% совокупного производства [1, 4].

В настоящее время выделяются три модели государственной собственности: западноевропейская (Португалия, Франция и ряд других стран), североамериканская (США и Канада) и азиатская (Япония и Южная Корея). В России за основу принята североамериканская модель, далеко не самая подходящая для нашей страны. Размеры российского государственного сектора незначительны, его финансирование урезано до предела, а результаты его функционирования крайне неудовлетворительные. При этом переплетение интересов чиновников и представителей бизнеса лишает российский государственный сектор необходимой степени прозрачности и эффективности.

Формально государственная собственность по-прежнему остается доминирующей в топливно-энергетическом и оборонном комплексах, медицинской и микробиологической промышленности, в сфере транспорта и связи. Наименьшее распространение частная форма собственности получила в отраслях естественных монополий — электроэнергетике и железнодорожном транспорте. Однако в последние годы позиции государственной собственности явно ослабевают. Истинные различия в «архитектуре» государственной собственности просматриваются при более детализированном сравнении отраслевых структур. Наиболее «болезненным» сегментом отечественного государственного сектора с полным основанием можно считать его промышленную часть [1, 7].

Масштабы государственного сектора в России настолько сжаты, что по сути российское правительство лишило себя основного рычага управления и модернизации национальной промышленности. Приватизация привела к тому, что в электроэнергетике доля государственного сектора оказалась более чем в 10 раз ниже, чем во Франции, где эта отрасль почти полностью обобществлена. Примечательно, что в Австрии, Великобритании, Австралии, Швейцарии и Канаде в середине 1980;х гг. более трех четвертей всех активов электроэнергетики также находилось в руках государства.

Но несмотря на столь «впечатляющий» результат принято решение о дальнейшей приватизации данной отрасли. Если представить, что в России будут функционировать даже несколько частных компаний, то все равно они станут монополистами для данной территории. Регулирование тарифов в этих условиях проблематично. Предположим, что для населения тарифы регулирует государство. Однако компании будут устанавливать свои тарифы для предприятий, которые вынуждены будут платить, ибо энергия им нужна. Удорожание энергии повлечет за собой увеличение стоимости промышленной продукции, снизит ее конкурентоспособность, вызовет виток подорожания всех видов продукции.

В нашей стране имеется негативный пример распада некогда общесоюзной государственной компании «Аэрофлот» на ряд компаний, в результате чего каждая из них не может заказать достаточное количество современных самолетов из-за нехватки средств, что ведет к упадку всей отрасли. В других странах стремятся к слиянию компаний для получения большей устойчивости в рыночных условиях. В России часто бывает наоборот, а ситуация может становиться просто абсурдной.

Ненамного лучше положение дел в топливной промышленности: доля государственного сектора в данной сфере во Франции, например, не опускалась ниже 40%, а в России она не достигает и 4%. В цветной металлургии российский государственный сектор имеет меньшую долю, чем французский в 1982 г. Если учесть, что после 1982 г. французский сектор расширил свое присутствие в отрасли в 3,7 раза, то становится ясно, что Россия движется в направлении, обратном общемировой тенденции.

В стекольной промышленности доля французского государственного сектора превышает долю российского в 20 раз. Химическое производство во Франции также значительно шире представлено государственными предприятиями, чем в нашей стране.

Наблюдаются и прямо противоположные структурные перекосы. Так, относительный размер государственного сектора в российской полиграфической промышленности в 175 раз больше соответствующего показателя во Франции; в отечественной легкой промышленности он в 4 раза больше, чем во французской текстильной промышленности. Кожевенных, обувных и швейных государственных предприятий во Франции вообще никогда не было. Чрезмерной видится и повышенная «концентрация сил» отечественного государственного сектора в пищевой промышленности — 9,3% (во Франции — 1,9−2,0%).

Приведенные данные подводят к выводу: там, где присутствие государственного сектора целесообразно сохранять, Россия от него активно избавлялась, а там, где от него можно было отказаться, — сохраняла [1, 8].

Рассогласование тенденций развития российского промышленного государственного сектора с общемировыми тенденциями наблюдается по двум направлениям. Соотношение эффективности государственного и негосударственного секторов в России «перевернуто» относительно ситуации в большинстве стран мира, в которых производительность труда в государственном секторе выше, чем в негосударственном. При этом в промышленном сегменте национальной экономики преимущества государственного сектора проявляются особенно ярко. Так, во Франции производительность труда в промышленном государственного секторе в 1,4 раза выше, чем в частном, тогда как в России наоборот — в 1,6 раза ниже. Следовательно неудовлетворительные результаты работы отечественного государственного сектора обусловлены специфической организацией российской модели хозяйствования и неумением эффективно управлять государственным хозяйством в промышленности.

Второй аспект проблемы непосредственно связан с величиной выявленных диспропорций. Дело в том, что и в других странах высокая эффективность государственного сектора представляет собой отнюдь не всеобщее или постоянное явление: в некоторых отраслях госсектор уступает первенство частному. Например, во Франции производительность труда в государственном секторе в энергетике в некоторые периоды была более чем на 40% ниже, чем в частном. Однако такого перекоса, как, скажем, в российской топливной промышленности, где производительность труда в государственном секторе в 3,9 раза ниже, чем в негосударственном, не наблюдалось нигде. Для России это представляется закономерностью: так, в деревообрабатывающей промышленности разрыв составлял 2,1 раза, в стекольной — 2,7. Очевидно, что подобные разрывы в экономической эффективности — это опять-таки «достижение» сугубо российской модели [1, 10].

Технологические уклады — основа инновационного развития. Важным структурообразующим элементом экономической системы является технология. В экономике складываются устойчивые технологические цепи, которые объединяют связанные друг с другом технологические совокупности различных типов. Они осуществляют последовательную переработку некоторого набора исходных ресурсов от добычи полезных ископаемых до производства предметов конечного потребления.

Большая группа технологических связей, соединенных друг с другом однотипными технологическими цепями, образует технологический уклад. В его рамках осуществляется замкнутый макроэкономический цикл, включающий добычу первичных производственных ресурсов, все стадии их переработки и выпуск набора конечных продуктов. Его иногда называют воспроизводственным контуром.

Технологические уклады — основа инновационного развития. Анализ причин и факторов, влияющих на зарождение, развитие и смену технологических укладов, целесообразно провести с привлечением теорий длинных волн. Каждая из этих «волн» представляет собой технологический уклад.

В настоящее время имеется несколько теорий длинных волн, которые условно разделены нами на три группы по направлениям исследований: теории, связанные с анализом факторов воспроизводства; монетарные теории; теории, в основе которых лежат социальные и институциональные факторы.

Первое направление представляет собой развитие идей Н. Д. Кондратьева — основоположника концепции длинных волн. Такие волны представляют собой колебания хозяйственной конъюнктуры, повторяющиеся в среднем через полвека. Пятая волна соответствует пятому технологическому укладу. Длинные волны генерируются в индустриально развитых странах и оттуда распространяются в остальные страны. Каждая новая волна предоставляет менее развитым странам потенциальную возможность включиться в общий ритм мирового технико-экономического развития [3, 53].

Бесспорное достижение концепции длинных волн — доказательство на основе эмпирических (статистических) данных существования колебаний в экономической динамике. К 1980;м гг. зафиксировано пять таких колебаний. Последние три возникли соответственно в 1900, 1950, 1980;х гг. Импульсами к зарождению этих волн явились технологически взаимосвязанные нововведения в четырех секторах экономики: в энергетике, производстве орудий труда, в транспортной системе и системе связи, а также в способах обработки материалов. Используя выдающиеся научные открытия и изобретения, эти сферы развивались опережающими темпами и содействовали развитию других секторов экономики. Особенностями каждого из этих колебаний являются стабильный состав инициаторов фазы роста — группы отраслей промышленности, развивающихся опережающими темпами, а также стабильная пятидесятилетняя длина волны, цикличность.

В начале третьего тысячелетия заявил о себе шестой цикл. В его основе — пока только нанотехнологии [2, 54].

Долгосрочный структурный цикл начался с глубоких технологических и структурных сдвигов с середины 1940;х гг., сразу после второй мировой войны. Он нашел выражение в формировании ряда новых отраслей четвертого технологического уклада (атомной энергетики, радиоэлектроники, производства ракет, реактивных самолетов и т. п.).

Тенденции структурных сдвигов в экономике России в XX в. практически отвечали общемировым: преобладание потребительского сектора (к 2000 г. его доля резко упала в результате глубокого аграрного кризиса и вытеснения импортом продукции легкой промышленности); повышение доли инновационно-инвестиционного сектора с 7,3 до 25,5%, прежде всего за счет опережающего роста доли машиностроения — в 5,4 раза (стержнем этого роста был оборонно-промышленный комплекс); некоторое снижение доли сектора инфраструктуры. Однако в динамике энерго-сырьевого сектора тенденция была противоположна общемировой: наблюдалось повышение его доли в структуре ВВП в 3,1 раза, тогда как в целом в мире и в развитых странах она несколько снизилась. Это свидетельствует об усилении сырьевого характера российской экономики.

В 1990;е гг. структура экономики России деградировала, что стало результатом длительного и глубокого структурного кризиса. Доля потребительского сектора составила 30,8% в 2000 г. против 53,4% в целом по миру и 47,3% по развитым странам. В то же время доля энерго-сырьевого сектора в 3,4 раза превысила долю этого сектора в мировом ВВП и в 3,8 — в экономике развитых стран. Доля инновационно-инвестиционного сектора вначале сохранялась на сравнительно высоком уровне за счет высокого удельного веса строительного производства (12% против 5,9% в развитых странах), но в дальнейшем она упала [2, 4].

На долгосрочную перспективу просматриваются два возможных сценария развития. Инерционный — если тенденции деформации, сложившиеся за последние полтора десятилетия, будут с теми или иными модификациями продолжаться, а структурная деградация — углубляться. Инновационно-прорывной, предполагающий концентрацию сил государства, капитала и науки на инновационном обновлении экономики, радикальных структурных сдвигах в пользу потребительского и инновационно-инвестиционного секторов за счет преодоления гипертрофии инфраструктурного и энерго-сырьевого секторов.

Основные параметры этих сценариев с точки зрения их влияния на структурные сдвиги в российской экономике в перспективе до 2030 г. показаны в таблице.

трансформация экономический система.

Таблица 1. Прогноз динамики структуры экономики по воспроизводственным секторам, %*

Главным ограничителем экономического роста в России в долгосрочной перспективе будет сокращение числа занятых в экономике — до 20% к 2030 г., причем по уровню квалификации рабочей силы его невозможно восполнить за счет миграции ни количественно, ни качественно. Применяемые же меры по стимулированию рождаемости могут дать эффект в виде увеличения притока рабочей силы только к концу прогнозного периода.

В связи с этим экономический рост может быть обеспечен лишь за счет повышения производительности труда на основе эффективных инноваций и структурных сдвигов — перераспределения трудовых ресурсов между воспроизводственными секторами [2, 9].

При инерционном сценарии сложившаяся малоэффективная структура распределения труда между воспроизводственными секторами в основном сохранится. Увеличится доля занятых в энерго-сырьевом секторе вследствие расширения экспорта топлива, как на Запад, так и на Восток, освоения ряда все менее эффективных трудоемких месторождений и роста масштабов трубопроводной сети. Несколько повысится доля занятых в секторе инфраструктуры в основном за счет роста объема транспортных услуг и опережающего роста услуг связи.

Одновременно сократится доля занятых в потребительском и инновационно-инвестиционном секторах, что будет обусловлено главным образом увеличением импорта продовольствия, продукции легкой промышленности, машин и оборудования. Сдерживать этот процесс будет некоторое увеличение числа занятых в жилищном хозяйстве, сфере социальных услуг и строительстве.

При инновационно-прорывном сценарии сложатся иные тенденции распределения труда. В этом случае резко, в 1,5 раза, повысится доля инновационно-инвестиционного сектора, прежде всего науки и машиностроения, что позволит осуществлять инновационное обновление экономики с использованием преимущественно отечественных технологий и оборудования. В основном стабилизируется доля занятых в потребительском секторе, а в энерго-сырьевом она несколько возрастет в связи с исчерпанием ряда лучших месторождений. Основным резервом перераспределения рабочей силы станет сектор инфраструктуры (особенно торговля и управление), что может быть достигнуто на основе целенаправленного государственного регулирования торговых наценок, развития электронной торговли и жестких мер по сокращению чиновничьего аппарата [2, 10].

Механизм трансформации в технологической области экономической системы идет в направлении формирования и развития производственно-технологических систем шестого и пятого технологических укладов и стимулирования их роста наряду с модернизацией смежных производств. Для этого должны быть решены проблемы становления конкурентоспособных на мировом рынке предприятий, осваивающих современные технологии. В экономической системе буден задействован механизм государственной поддержки соответствующих фундаментальных и прикладных исследований, подготовки кадров необходимой квалификации, формирования информационной инфраструктуры.

• 1. Артемов А., Брыкин А., Шумаев В. Модернизация государственного управления экономикой // Экономист. — 2008. — № 2. — С. 3−14.
• 2. Кузык Б., Яковец Ю. Альтернативы структурной динамики // Экономист. — 2007. — № 1. — С. 3−28.
• 3. Хан В. Закономерности экономического роста // Экономист. — 2007. — № 5. — С. 53−57.