Генезис менталитета римских граждан

В научной традиции начало активной трансформации римской общины принято относить к V—III вв. до н.э. Чеканова Н. В. связывает этот процесс с ростом территории римского государства в указанный период. Римский народ вел активную завоевательную политику, территория и население росло — Рим становился, по сути, империей, но при этом все еще нес в себе черты полисной организации. Этот анахронизм существенно мешал социальной и экономической эволюции общества. Так Егоров А. Б. отмечает, что одним из негативных последствий такого противоречия стало постепенное перемещение хозяйственной деятельности их центра в провинции, где отсутствовала разветвленная система городов и дорог, сообщение было затрудненно, и в результате контроль за деятельность в провинциях практически отсутвовал, что являлось недопустимым для империи такого уровня. Егоров А. Б. Рим на грани эпох, Л, 1985, с 48−53. Стоит отметить, что уже тогда наметилась основная черта, характерная потом для всех процессов трансформаций в Риме, как социальных, так и политических. В Риме разрешение противоречия традиции и новации происходило накопительным образом, т. е. новое и старое могло достаточно долго сосуществовать друг с другом, даже находясь во взаимоисключающем положении. Именно эта черта будет особенно ярко проявляться в процессе замены республиканских институтов власти на монархические.

Социум в III веке до н.э. имел характерное для полисов общинное устройство, однако древнеримская община (civitas) имела ряд отличительных характеристик, подробно описанных Чекановой Н. В., Кнабе Г. С. и Фюстьелем де Куланжем. Отношения в civitas в это время строились по «уравнительно-коммунистическому» принципу. Чеканова Н. В. Римская диктатура последнего века Республики, Спб, 2005, С 104. Каждый член общины обязательно должен был трудиться и иметь такую возможность, однако труд каждого должен был быть умеренным, дыбы никто не выделялся из общего ряда. Статус общины был необыкновенно высок, подавляя собой рядового индивида. Так, например, общинные интересы имели несомненный приоритет над личным или семейным; община могла вмешиваться во внутрисемейные дела и разрешать их в общих интересах, поступаясь интересами самой семьи. Залогом выживания общины считалась ее целостность, поэтому коллективизм и солидарность среди членов общины поддерживались любой ценой. Именно эти особенности римской civitas и привели к практической полной атрофации индивидуализма. В этой связи уместно привести тезис Л. Фридлендера: в древнем Риме «трудно было жить для себя». Фриндлер Л., Указ соч. С 19. Сугубо личных дел практически не существовало, все стремились к публичности, что являлось практически необходимостью, т. к. все, неодобренное общиной считалось недействительным. Чеканова Н. В., указ. соч, стр. 125. Постепенно необходимое стремление к публичности превратилось в отличительную черту римского менталитета — стремление к внешней обрядовости, находившей свое отражение и в повседневной, и в религиозной, в политической жизни социума.

Однако прежде чем обратиться этой черте римского менталитета, необходимо подробнее остановиться на вопросе становления самого института гражданства в Риме. Изначально, полноправными членами римской общины считались только патриции (от patricii, т. е. имеющие отцов), чьи корни уходили еще в родоплеменной строй. Соответственно, сначала только патриции и составляли сам populus Romanus, т. е. римский народ. Им противопоставлялись плебеи.

По вопросу о происхождении плебеев существуют различные теории. Нибур утверждает, что римский плебс образовался из жителей ближайших к Риму селений, которые были покорены первыми царями и приведены в Рим. Они были свободны, но не имели никаких прав и не могли вступать в брак с патрициями. С того времени они составляли многочисленное свободное население, не имевшее своей организации плоть до реформ Сервия Туллия. Русский ученый Крюков Д. Л. установил, что с древнейших времен существовало различие между религией патрициев и плебеев. Первая являлась религией символической, вторая отличалась антропоморфизмом, развившимся под этрусским влиянием. Крюков Д. Л. Мысли о первоначальном различии римских патрициев и плебеев в религиозном отношении//Пропилеи, Т. IV, 1854, с. 1−80. Теорию Нибура оспаривал Инэ, видевший в плебеях бывших клиентов, которые принадлежали к туземному населению и после завоевания находились в крепостной зависимости от патрициев, а потом получили освобождение. К теории Инэ примыкал и Моммзен Т. Моммзен Т. История Рима, Т.1, М., 1936, с 81−89. Фюстьель де Куланж, считавший религию предков главной особенностью античного города, полагал, что в ту пору, когда община состояла из фамилий, основой которых был домашний культ, появился новый общественный слой, лишенный очага и культа. Это чуждое религии предков население и составило плебс, включенный в конце концов в римскую общину. Фюстьель де Куланж Гражданская община древнего мира, М. 1895.

Несколько особняком стоит теория Эдуарда Мейера, по мнению которого разделение римского населения на патрициев и плебеев было результатом экономической дифференциации населения, которая наблюдается во всех античных городах. В специальной исторической литературе, появившейся в конце XIX и в XX веке, высказывались предположения о том, что патриции и плебеи принадлежали к разным этническим группам. Так например Цёллер видел в патрициях сабинских завоевателей, в плебеях же — исконное латинское население. Куно считал, что патрицианские роды были потомками этрусских завоевателей, а плебеи — зовоеванными латинскими жителями. Оберцинер усматривал в плебеях месное население, покоренное завоевателями-италиками. Из ученых нашей страны Марр Н. Я. сближал понятия «плебей» и «этруск». С. И. Ковалев пытался создать, как он ее называл, комплексную теорию, по которой значительная часть плебеев была когда-то клиентами; в основе же той обособленности, которая существовала между патрициями и плебеями, Ковалев видит этническое различие, причем в составе плебса был силен этрусский элемент, а сам плебс постоянно пополнялся переселенцами; в ходе исторического развития возникла и социальная противоположность между патрициями и плебеями. Ковалев С. И. Проблема происхождения патрициев и плебеев, Ленинград, 1948.

Наибольшего доверия, на наш взгляд, заслуживает версия Машкина Н. А. Он отмечает, что завоевание, а также добровольное и принудительное переселение в Рим соседей и пришлых элементов, несомненно, сыграли большую роль в образовании плебса, однако нет никаких оснований говорить о крепостной зависимости клиентов. Вместе с тем римский хозяйственный строй на тот момент был еще не настолько развит, что бы образование плебса могло быть результатом экономического расслоения. Нет также и никаких данных, говорящих о том, что патриции и плебеи принадлежали к разным этническим группам. У них был общий язык, что же касается различных верований, то оно объясняется, с точки зрения Машкина Н. А., разным культурным влиянием. При этом влияние этрусков среди патрициев было, несомненно, гораздо сильнее, чем среди плебеев, которые многое заимствовали от греков. Машкин Н. А. Принципат Августа. Происхождение и социальная сущность.", М.-Л., 1949.

Так или иначе, но вплоть до 60-х гг III века до н.э. cives, т. е. гражданами, в Риме являлись только патриции, плебеи гражданскими правами не обладали. Патриции были носителями так называемой полной правоспособности, т. е. являлись cives optimo jure — полноправными гражданами. Полноправность характеризовалась следующими чертами:

jus connubii.

т.е. право брака или право вступать в так называемый квиритский брак, сопровождавшийся определенными юридическими последствиями (отеческая власть, право детей на наследство отца и т. д.);

jus commercii.

т.е. полная имущественная правоспособность с правом обращаться в римский суд для защиты своих материальных интересов;

jus siffragii.

т.е. право подачи голоса или право участия в народном собрании;

jus honorum.

т.е. право выдвигать свою кандидатуру на магистратуры.

В середине III века до н.э. восстание плебеев преломило ситуацию и уже к началу III века, т. е. буквально за 40 лет, плебеи и патриции сравнялись в своих правах. Таким образом, теперь социальную группу cives optimo jure патриции и плебеи составляли вместе, что противопоставляло их cives non optimo jure — неполноправным гражданам. К ним относились вольноотпущенники и латины, которые обладали не полным набором прав. Полностью выпадали из гражданской жизни рабы — следовательно, их особый менталитет и политическая культура остаются за рамками данного исследования.

Таким образом, основные черты института римского гражданства были обозначены еще в III веке, затем развитие и эволюция гражданства шло по пути внутренней дифференциации. Нобилитет, оформившийся еще в первые века существования общины, продолжал укреплять свое господствующее положение; появилась проблема противостояния нобилитета (родовая аристократия) и всадничества (денежная аристократия).

Особенности эволюции римской общины и становления института гражданства заложило основу формирования римского менталитета, а точнее — его, так называемого, цивилизационного компонента. Цивилизационный компонент характеризуется теми чертами менталитета, которые возникают еще в самом начале формирования социума и в дальнейшем сохраняются на протяжении всего его существования и определяют «лицо» социума. В данном случае, особенности формирования римской общины — подавление индивидуальности, превалирование общественного над личным — породили основную черту римского менталитета о которой уже упоминалось выше — стремление к обрядовости и ориентация на внешнюю форму. В свою очередь, процесс становления института гражданства — когда гражданство изначально считалось привилегией, а потом превратилось в единственный для индивида способ защитить себя с точки зрения закона — все это способствовало изначальному формированию разделения на «римлян» и «неримлян». Чеканова Н. В., указ. соч, стр. 52. Этот факт подтверждается многими современными исследователями исторической психологии. В частности, Шкуратов В. А. отмечал, что дифференциация общества по критерию гражданства на привилегированную и непривилегированную части было характерно для античной психологии. Шкуратов В. А. Историческая психология М, 1997, с 179−186. Кроме того, формирование огромных провинций практически параллельно с становлением самого римского социума в значительной степени способствовало укоренению в психология римлян идей о исключительности их народа, т. е. того, что позднее легло в основу «римского мифа».