Теоретические основы формирования у младших школьников знаний о героях русской народной волшебной сказки

Особенности образов героев русской волшебной сказки

Слово «сказка» в его современном смысле появилось только в 17 веке. До этого говорили «байка» или «басень» (от слова «баять» — рассказывать).

Веселые и грустные, страшные и смешные, они знакомы нам с детства. С ними связаны наши первые представления о мире, добре и зле, о справедливости.

Сказки на Руси известны с древних времен. В древней письменности есть сюжеты, мотивы и образы, напоминающие сказочные. Рассказывание сказок — старый русский обычай. Еще в давние времена исполнение сказок было доступно каждому: и мужчинам, и женщинам, и детям, и взрослым. Были такие люди, которые берегли и развивали свое сказочное наследие. Они всегда пользовались уважением в народе.

Сказки любят и дети, и взрослые. Они вдохновляют писателей и поэтов, композиторов и художников. По сказкам ставятся спектакли и кинофильмы, создаются оперы и балеты. Сказки пришли к нам из глубокой древности. Рассказывали их нищие странники, портные, отставные солдаты.

Сказка — один из основных видов устного народного творчества. Художественное повествование фантастического, приключенческого или бытового характера.

Авторы почти всех трактовок определяют сказку как вид устного повествования с фантастическим вымыслом. Связь с мифом и легендами, на которую указывает М.-Л. Фон Франц, выводит сказку за пределы простого фантастического рассказа. Сказка — не только поэтический вымысел или игра фантазии; через содержание, язык, сюжеты и образы в ней отражаются культурные ценности ее создателя.

Издавна сказки были близки и понятны простому народу. Фантастика переплеталась в них с реальностью. Живя в нужде, люди мечтали о коврах-самолетах, о дворцах, о скатерти-самобранке. И всегда в русских сказках торжествовала справедливость, а добро побеждало зло. Не случайно А. С. Пушкин писал: «Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!».

Таким образом, мудрость и ценность сказки в том, что она отражает, открывает и позволяет пережить смысл важнейших общечеловеческих ценностей и жизненного смысла в целом. С точки зрения житейского смысла сказка наивна, с точки зрения жизненного смысла — глубока и неисчерпаема.

От других прозаических жанров сказка отличается более развитой эстетической стороной. Эстетическое начало проявляется в идеализации положительных героев, и в ярком изображении «сказочного мира», и романтической окраске событий. В сказках часто встречаются повторяющиеся определения: добрый конь; серый волк; красная девица; добрый молодец, а также сочетания слов: пир на весь мир; идти куда глаза глядят; буйну голову повесил; ни в сказке сказать, ни пером описать; скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается; долго ли, коротко ли…

Часто в русских сказках определение ставится после определяемого слова, что создает особую напевность: сыновья мои милые; солнце красное; красавица писаная…

Характерны для русских сказок краткие и усеченные формы прилагательных: красно солнце; буйну голову повесил;- и глаголов: хвать вместо схватил, подь вместо пойди.

Языку сказок свойственно употребление имен существительных и имен прилагательных с различными суффиксами, которые придают им уменьшительно — ласкательное значение: мал-енький, брат-ец, петуш-ок, солн-ышк-о…Все это делает изложение плавным, напевным, эмоциональным. Этой же цели служат и различные усилительно-выделительные частицы: то, вот, что за, ка…(Вот чудо-то! Пойду-ка я направо. Что за чудо!).

От других прозаических жанров сказка отличается более развитой эстетической стороной. Эстетическое начало проявляется в идеализации положительных героев, и в ярком изображении «сказочного мира», и романтической окраске событий.

В русских сказках богатство никогда не имело собственной ценности, и богатый никогда не был добрым, честным и порядочным человеком. Богатство имело значение как средство достижения других целей и теряло это значение, когда важнейшие жизненные ценности были достигнуты. В связи с этим, богатство в русских сказках никогда не зарабатывалось трудом: оно случайно приходило (с помощью сказочных помощников — Сивки-Бурки, Конька-Горбунка…) и часто случайно уходило.

Образы русской сказки прозрачны и противоречивы. Всякие попытки использовать образ сказочного героя как образа человека приводят исследователей к мысли о существовании в народной сказке противоречия — победы героя-дурачка, «низкого героя». Это противоречие преодолевается, если рассматривать простоту «дурачка», как символ всего того, что чуждо христианской морали и осуждение ею: жадность, хитрость, корысть. Простота героя помогает ему поверить в чудо, отдаться его магии, ведь только при этом условии власть чудесного возможна.

Механизм смыслопознания в процессе восприятия и переживания сказки ребенком исследуются А. В. Запорожцем. Он писал о существовании особого вида эмоционального познания, при котором человек отражает действительность в форме эмоциональных образов. У детей порождение образов этого эмоционального познания часто происходит в процессе восприятия сказки. Под влияния слушания у ребенка возникает сочувствие к герою и складывается эмоциональный образ воспринимаемых событий и взаимоотношений. В определенных условиях у детей эмоциональные образы начинают предвосхищать то, что должно случиться с героем.

Эмоция образа отражает внутренние изменения, происходящие в глубине сущностных характеристик человека. В детском сознании внешняя картина ситуации, отраженная в сказке совмещается с картиной тех волнений, которые вызывает у ребенка эта ситуация. Сопереживание герою сказки сначала складывается как внешняя развернутая действительность соучастия в непосредственно воспринимаемых и переживаемых событиях. Лишь потом она переходит во внутренний план — план эмоционального воображения. В формировании предчувствия результатов действия другого лица и эмоционального предвосхищения последствий собственных действий большое значение имеют образы словесного описания и наглядного изображения событий, как бы моделирующих их смысл для самого ребенка и близких ему людей. Эти выразительные средства имеют социальное происхождение.

Таким образом, сказка для ребенка является не просто фантазией, но особой реальностью, помогающей установить для себя мир человеческих чувств, отношений, важнейших нравственных категорий, в дальнейшем — мир жизненных смыслов. Сказка выводит ребенка за рамки обыденной жизни и помогает преодолеть расстояние между житейскими и жизненными смыслами.

Сказки волшебного типа включают в себя волшебные, приключенческие, героические. В основе таких сказок лежит чудесный мир. Чудесный мир — это предметный, фантастический, неограниченный мир. Благодаря неограниченной фантастике и чудесному принципу организации материала в сказках с чудесным миром возможного «превращения», поражающие своей скоростью (дети растут не по дням, а по часам, с каждым днем все сильнее или краше становятся). Не только скорость процесса ирреальна, но и сам его характер (из сказки «Снегурочка». «Глядь, у Снегурочки губы порозовели, глаза открылись. Потом стряхнула с себя снег и вышла из сугроба живая девочка». «Обращение» в сказках чудесного типа, как правило, происходят с помощью волшебных существ или предметов.

Для создания образов в сказке используются различные стилистические приёмы.

Описание — это традиционный стилистический прием, используемый для характеристики героев, предметов, действий. Это формулы-описания, изображающие чудесные превращения сказочных героев в красавцев и красавиц, в птиц, животных, деревья; формулы-описания волшебных предметов (чесалки, точильного бруска, платка, берестяной корзинки со смолой), способных превратить обычное в место в непроходимый лес, возвести на пути неприступную гору, устроить преграду в виде горящей реки, смоляной реки, превратить обыкновенный дом в крепость, вместить дом в яичную скорлупу.

Гипербола — традиционное стилистическое средство, заключающее в себе преувеличение признаков, предметов, действий. Волшебная сказка как жанр органически связана с гиперболизацией, так как необыкновенность ее образов естественно сочетается «с эмоцией чрезмерного, преувеличенного» (В.П. Аникин). Гиперболизированные описания-формулы отличаются яркой изобразительностью, зрелищностью, вызывая фантастические картины в воображении и разные эмоции. Гипербола, преувеличивая свойство, качество, действие, способствует рождению сказочной фантастики, усилению художественного впечатления.

Сравнение — традиционное стилистическое средство, заключающее в себе наглядное сопоставление одного предмета с другим (доступное младшим школьникам). Сравнение может быть средством гиперболизации: камни величиной с баню, а Иван взял и поднял, перекидывает их как легкий мяч; Арой — дрой идет, мешок мой величиной с печку, глаза, как тарелка, уши, как рукавица; сам четверть с аршина, а борода, как метла, мешок, как баня. Традиционны сравнительные обороты, в которых необычная красота внешнего облика сопоставляется со светом солнца, огня (сидит, как солнце; такой красивый, как солнце; красивая, будто огонь горит), необыкновенная ловкость — с цепкостью кошки (Ема, как кошка, на стену лезет), необыкновенная проворность — с быстротой блохи и белки (я быстрый, как белка, резвый, как блоха), густой непроходимый лес сравнивается с чесалкой (густой лес, как чесалка), крутая гора из твердой породы с точильным бруском (гора твердая, как точильный брусок).

Метафора — традиционное стилистическое средство, заключающее в себе перенос свойств одного предмета на другой по принципу сходства.

Эпитеты — это традиционное стилистическое средство, представляющее собой постоянное определение предмета, подчеркивающее его привычный признак. Функции их разнообразны: изобразительная (характеристика свойств героев и предметов), выразительная (выражение эмоциональной оценки), композиционная (средство создания контраста, антитезы); при этом выражение эмоциональной оценки преобладает над простой характеристикой свойств. В круг постоянных входят эпитеты, восходящие к фольклорной традиции: черный лес, темный лес, красивая девица, хороший человек. Выделяются группы постоянных эпитетов, участвующих в создании сказочной антитезы, противопоставления добра и зла. Так, чудесный характер персонажей, предметов сказочники подчеркивают с помощью эпитетов, передающих, как и традиционные сравнения, метафоры, свет солнца, огня, — золотой, серебряный, медный; светлый, блестящий, красный. На связь с образом света, огня указывают определения, данные героям сказок (Солнце — матушка; Солнце — дева; огнекрылый король; красный царь; златовласая дева; светлая красивая девица). Предметами поисков героев являются чудесные животные с золотой шерсткой, золотым волосом, золотыми гривой и хвостом, золотыми рогами, яркие, блестящие птицы. Героев ждут испытания на дороге с золотыми, серебряными деревьями, в золотых, серебряных, медных дворцах, они способны устроить в одночасье золотые мосты, золотые дороги, золотые дворцы, им помогают предметы с определениями золотой, медный, красный. Героини способны одарить детьми с головами с шелковой маковкой, златоглавыми сыновьями. Герой может быть одет в красную рубаху или красные штаны, обладает необыкновенным белым или красным конем, белым оленем. В противоположность светоносному цветовому колориту, принадлежащему положительным героям, характеристика их противников сопровождается определениями, содержащими отрицательные эмоциональные оттенки, — железный, черный, плохой. В городе, оказавшемся под властью двенадцатиглавого змея, нависла темнота в виде черного сукна, от дыхания змея становятся черными травы, земля, от разлитого змеиного напитка чернеют ступеньки крыльца. Традиционны эпитеты, характеризующие сказочное пространство (За тридевять земель; смоляная река, у медового колодца; огненный; огненный луг с горящими углями; медное царство), выделяющие необычные качества персонажей, предметов (двенадцатиглавый змей, тридцатипудовая железная палица, двенадцатиствольный самовар), дающие конкретную реалистическую характеристику (сильный человек, старший брат, синее сукно, синий клубок, красный клубок, белый клубок, синий ящик, синяя туча, красное солнце, большой дом, большой лесной медведь). Благодаря присутствию постоянных эпитетов народная волшебная сказка приобретает особую картинность, необычное сочетание реального и фантастического.

В волшебной народной сказке два основных типа героев. Один из них — эпический. Его делают героем «благородное» происхождение, юношеские подвиги и красота (Иван-царевич, например). Другой — «низкий», «не подающий надежд». Он занимает низкое социальное положение, плохо одет, презираем окружающими, на вид ленив и простоват, но неожиданно совершает героические подвиги либо получает поддержку волшебных сил и достигает сказочной цели. Второй тип героя — сугубо демократический — особенно характерен для волшебной сказки.

В ходе развития сюжета все «низкое», неприглядное вокруг героя и в нем самом превращается в «высокое», но в ином смысле, чем в первобытном фольклоре. Сказка не объясняет ритуальное значение золы, лежания дурачка на печи и т. д. Но герой, «не подающий надежд», бедняк-сирота, младший, некрасивый, грязный, «дурачок» достигает сказочных целей, недоступных его «умным» старшим, знатным соперникам.

Превращение «низкого сознания» бедного крестьянина-«дурачка» в «высокое сознание», в «мудреца» есть чисто художественная, эстетическая черта. Нет сомнений, что следы первобытных представлений, обычаев и обрядов проникли в волшебную сказку в виде соответствующих мотивов. Создатели сказки выбирают одни моменты, затушевывают или опускают другие, подчеркивают те мотивы, которые перешли в господствующей системе представлений из высшей категории в низшую, причем детали, характеризующие «низкое состояние» героя, берут, в основном, из быта демократических слоев населения. В результате складывается яркий образ героя, «не подающего надежд», — некое эстетическое явление, в общем чуждое первобытному фольклору.

Принужденность героя соответствует его низкому социальному положению и выступает отчасти как следствие социального угнетения, отчасти как средство усиления характеристики героя, «не подающего надежд». Сказка, с одной стороны, изображает превращение низкого в высокое — превращение бедного, простоватого, некрасивого, грязного и т. п. в богатого, знатного, красивого. С другой стороны, под низкой видимостью грязнушки, золушки, бедняка и т. д. показывает истинно героические качества, красоту, высшую мудрость. Превращение низкого в высокое в результате демократической народной идеализации обездоленного является эстетическим законом волшебной сказки. «Низкий» герой — это обыкновенно младший брат, Иван-дурак, которого все считают недотепой. Но именно он во всех перипетиях одерживает верх, а не его умные братья.

Трудные задачи успешно решаются как Иваном-царевичем, так и Иваном-дураком. Решаются они по-разному. Эпический герой добивается успеха благодаря своей незаурядной силе. Иначе ведет себя «низкий» герой. Сам он мало что решает и довольно пассивен. Все делает за героя его помощник, и тот либо старательно выполняет, что ему наказывают, либо отправляется спать, следуя правилу: «Утро вечера мудренее». Если же «низкий» герой проявляет инициативу, он только портит дело. Поэтому его окружает в сказке атмосфера незлобивого юмора. Такой герой — не обязательно простак, сидящий на печи. Он может даже зваться Иваном-царевичем, как в сказке о Царевне-лягушке.

" Низкий" герой как бы маскирует свою «высокую» сущность, но в конце повествования сбрасывает свою безобразную личину, превращаясь в красавца и молодца, достойного своей избранницы". Д. С. Лихачев пишет: «Дурость, глупость — важный компонент древнерусского смеха. Смешащий… „валяет дурака“, обращает смех на себя, играет в дурака» .

Конечная цель приключений сказочного героя — свадьба, причем женится он непременно на царевне. Как уже говорилось, эта сказочная свадьба — чудесный для героя выход из обострившейся социальной ситуации, которая в сказке всегда связана с внутрисемейными отношениями.

Персонажи волшебных сказок делятся на положительных и отрицательных, причем сущность их в ходе повествования обычно не меняется. Герой в большинстве сказок представляет один и тот же тип искателя, отправляющегося за волшебным предметом или невестой и добивающегося удачи. Его социальное положение не имеет значения: это может быть Иван-царевич или Иван — крестьянский сын, Андрей-стрелец или Емеля-дурак. Но в экспозиции сказки герой часто представлен двояко. Это так называемый эпический герой, которого отличают благородное (или чудесное) происхождение, необычайная сила и красота, а также рано проявляющееся богатырство. Таков, к примеру, Покатигорошек. Мать зачала его от горошины. Выросши не по дням, а по часам, Покатигорошек достает себе оружие, обычно это булава необычайной крепости. Однако чаще сказка называет эпического героя Иваном-царевичем. Он прекрасен собой и совершает героические подвиги.

Из героинь русских волшебных сказок выделяется мудрая дева, владеющая волшебными умениями и связанная с силами природы, такая красавица, «что ни в сказке сказать, ни пером описать» (Василиса Прекрасная, Василиса Премудрая, Марья Моревна). Обычно она превосходит по уму своего избранника и герой теряет ее, затем отвоевывает у Кощея Бессмертного.

Сказочная невеста — существо противоречивое, особенно когда герою приходится ее завоевывать. По мысли В. Я. Проппа, «с одной стороны, она верная невеста, она ждет своего суженого, она отказывает всем, кто домогается ее руки в отсутствие жениха. С другой стороны, она существо коварное, мстительное и злое, она всегда готова убить, утопить, искалечить, обокрасть своего жениха, и главная задача героя, дошедшего или почти дошедшего до ее обладания, — это укротить ее. Он делает это весьма просто: трех сортов прутьями он избивает ее до полусмерти, после чего наступает счастье». Достаточно вспомнить сказки «Рога» и «Волшебное кольцо». Поскольку сказочная невеста связана с иным миром, она может быть существом нечистым. Избиение ее прутьями есть очищение. Каждому мужскому сказочному персонажу соответствует свой тип героини. «Низкому» герою-запечнику соответствует тип кроткой девушки-падчерицы, служанки и замарашки (например, героиня сказки «Морозко»). Младшая сестра в русских волшебных сказках — это вечная и верная возлюбленная, которая три пары башмаков железных истоптала, три посоха чугунных изломала, три просвиры каменных изглодала, чтобы найти своего жениха («Перышко Финиста — Ясного сокола»).

Есть в сказке особые персонажи — чудесные помощники, которым передаются волшебным образом сила и способности героя, так что по мысли В. Я. Проппа, «герой и его помощник есть функционально одно лицо». Ими являются птица, единственное назначение которой — доставить героя из тридевятого царства домой; конь. Он крылат, как птица, и в то же время это существо хтоническое (т. е. связанное с землей), и дарит его герою умерший отец. Огненный конь («из ноздрей пламя пышет») встречается в сказках многих народов мира. Во-вторых, это помощники антропоморфного вида, связанные с культом предков (умершая мать, оставляющая сироте корову-помощницу, благодарный мертвец — Медный Лоб, некая бабушка-затворенка). В-третьих, это олицетворенные человеческие способности (Опивало, Объедало и т. п.). Все помощники функционально едины: их роль — помочь герою выполнить трудную задачу.

Поскольку герою русской волшебной сказки зачастую дается нравственная оценка, то и чудесные помощники способствуют его успеху, потому что он «хороший». Однако чудесная помощь может быть лишена всякой моральной окраски — это лишь свойство чудесных предметов, независимо от того, кому они принадлежат. Волшебное кольцо помогает герою добыть царевну-невесту, но та же невеста, овладев этим кольцом, избавляется от нежеланного мужа.

Темные силы в волшебной сказке также представлены персонажами, разными по происхождению. Но функция у них одна: они испытывают героя. Это его ритуально-мифологические противники, которых он должен одолеть в ходе сказочных испытаний.

Со злыми силами природы, в первую очередь с подземным царством, связан Кощей Бессмертный. Сказка рисует его не чахлым стариком, а могущественным духом. В происхождении этого персонажа, душа которого находится вне тела, много неясного. Кощей в сказке всегда похищает женщину. Это побудило В. П. Аникина к следующему заключению: «Несомненно, что Кощей есть воплощение той социальной силы, которая нарушила древние порядки равноправия и отняла у женщины ее прежнюю социальную власть» .

Образ Бабы Яги также имеет мифологическую основу. Во всех сказках Яга связана с царством мертвых. Она живет в ином мире или на границе миров, обитая в избушке на курьих ножках, стоящей в дремучем лесу. Избушка похожа на гроб, и лежит в ней Яга так: «Голова в одном углу, ноги в другом, нос в потолок врос». Подобно мертвецам в народных поверьях, Яга не видит, а чует дух живого человека, отсюда ее традиционное восклицание: «Фу-фу-фу, русским духом пахнет!» (Впрочем, все сверхъестественные существа — и только они — обладают способностью чуять запах живого человека). Сама Яга подобна скелету: у нее костяная нога.

Среди врагов героя есть и такие, кто не связан с враждебными силами природы, — это враги социального плана. Царь хочет извести героя, чтобы завладеть его женой. Младшему брату и младшей сестре противостоят их старшие братья и сестры: младшие объявлены глупыми, но превосходят старших своими нравственными качествами. Те умны житейским умом, они завистливы и мелки, думают только о себе и своих выгодах, и сказка их осуждает. Враждебна падчерице ее мачеха-злодейка.

Особой популярностью пользуются сказки о злой мачехе и падчерице. Мачеха хочет извести падчерицу, заставляет ее постоянно работать и в конце концов прогоняет ее из дому, оставляя ее беспомощной на произвол судьбы; но судьба (в виде неодушевленных предметов, животных, сверхъестественных существ) помогает ей и спасает ее. Выгнанная падчерица, отвезенная в лес, посланная к Бабе-яге, в баню к нечистым духам, избавляется то ласковой речью (от Мороза, лешего), то с помощью облагодетельствованных ею неодушевленных и одушевленных предметов (от медведя, Бабы-Яги), то благодаря своей догадливости (от нечистых духов); наконец, как рассказывают некоторые сказки, ей помогает благословение матери. Злобе мачехи противопоставлены скромность и терпение падчерицы. Это христианский идеал — отсюда популярность сказок о мачехе и падчерице в христианском мире. Но есть здесь и моменты дохристианские: мачеха в некоторых сказках представляется ведьмой и отсылает падчерицу к своей сестре-яге.

Самый архаический из противников героя — змей. Один из древнейших образов мирового фольклора, змей воплощает враждебные человеку силы природы — прежде всего огня и воды. Не случайно он устойчиво связан с образом огненной реки. Водяная же стихия в мировых мифологиях воплощает хаос с его тьмой и бездной. Из этой бездны и является змей. Мотив змееборства возник из мотива поглощения, например, посвящаемый пролезал через сооружение, имевшее форму чудовищного животного. Посвященный как бы переваривался и извергался новым человеком.

В сказке нередко происходят видоизменения. Например, пребывание в желудке сменяется пребыванием в гнезде или обвиванием змеи вокруг героя. Меняются и формы блага, даваемые змеем. У змея остаются общие магические способности, из которых две развиваются особо: способность исцелять и понимать язык животных. В сказке «Змей-людоед» змей проглатывает царевича, чтобы научить его птичьему языку, и вновь выплевывает его.

Интересным в сказке является мотив героя в бочке, он родствен мотиву героя в рыбе и происходит от него. Завистники кладут героя в шлюпку; «немного погодя набежали тучи, зашумела буря, поднялись волны и понесли шлюпку неведомо куда. Занесли ее далеко-далеко и выкинули на остров». Эти два мотива близки. Спускание в бочку мотивированно очень различно. Но есть комплекс, в который оно входит органически. Этот комплекс состоит из предсказания о гибели царя от мальчика, спускания его на воду, из воспитания мальчика в тиши у какого-нибудь пастуха или садовника и из его воцарения.

Таким образом, сказка как фольклорное явление должна изучаться в ее действительных корнях, которые уходят вглубь культурно-мифологических традиций.