Причины создания группы

Декларируемое негативное отношение Кузмина к групповой форме существования литературы заставляет нас еще раз задаться вопросом: для чего им было создано объединение эмоционалистов?

Можно предположить, что это была попытка Кузмина и его круга «войти» в литературу, стать более заметными и популярными писателями (что было актуально еще и потому, что произведения Юркуна к тому времени несколько лет не появлялись в печати, Анна Радлова только начинала свой творческий путь, а для других участников группы просто-напросто не было другой площадки, куда бы взяли их еще очень слабые и неуверенные опыты), если бы не легко обнаруживаемая установка на отказ группы расширяться, становится более массовым явлением, привлекать новых членов. Интересно, что в одном из программных документов эмоционализма Кузмин говорит именно о привлекающей, рекламной функции манифестов: «Всякий литературный лозунг должен быть категоричен и однобок. манифесты создаются не для здравомыслящих людей. Они рассчитаны на новых рекрутов, на бойцов, на людей действия и воли» Кузмин М. Стружки. С. 385. Тем не менее, как раз «новых рекрутов» объединение не смогло привлечь (по-видимому, только Нельдихен «просился в эмоционалисты», но неизвестно, успешно ли). Культивируемая «салонность» и «элитарность» круга Кузмина не позволяла расширяться до публичного объединения.

В дневниковых записях Кузмин определяет свой круг, подчеркивая роль в нем Анны Радловой («кузминский или радловский скот»). Можно найти и мемуары современников, в которых большее внимание уделяется Радловой: «Анна Дмитриева бывала у нас в доме на литературных встречах и заходила просто так со своими друзьями — поэтом Михаилом Кузминым, Юрой Юркуном и Олечкой Арбениной-Гильдебрандт. Это была дружная компания писателей и художников, больших поклонников поэзии Анны Дмитриевны: они всегда были готовы слушать ее стихи» Наппельбаум И. М. О семье Радловых // Наппельбаум И. М. Угол отражения: Краткие встречи долгой жизни. СПб., 2004. С. 90. .

Один из первых исследователей творчества Радловой А. Эткинд пишет о том, насколько значимой для репутации Радловой была выбранная ею роль «хозяйки салона», поддерживающая общий миф, который создавала о себе поэтесса в начале 1920;х годов и который отразился на ее творчестве: «В моде были 1830-е, в которых каждый находил для себя свой предмет для изучения и образец для подражания. Для Ходасевича и многих других это был Пушкин; для Мандельштама — Чаадаев для Радловой такой моделью уже тогда, наверное, стала Татаринова Жизни Е. катерины Филипповны Татариновой (1783−1856), религиозного деятеля XIX века и основателя общины „духовных христиан“ посвящена „Повесть о Татариновой“ Анны Радловой, написанная в 1931 году и отразившая интерес Радловой к теме мистического сектантства, хлыстовства и скопчества.. Безопасно предположить, что своей Татариновой Радлова изобразила то, что она хотела бы, но не всегда могла делать в том Петербурге-Петрограде-Ленинграде, в котором ей довелось жить. Роль интеллектуального лидера здесь играл Кузмин; Радлов и Пиотровский делали революцию в театре и на площади, разрушая границу между ними; а Радлова, хозяйка салона, оставляла за собой светские и собственно эмоциональные (тем более важные для „эмоционалистов“) роли» Эткинд А. Предисловие. С. 31. .

Если для репутации Радловой была важна роль «хозяйки салона», то поддержанию репутации Кузмина в начале 1920;х годов должно было способствовать создание собственной группы и принятие на себя роли наставника молодых поэтов. Как нам представляется, выгоды для репутации Михаила Кузмина были в числе основных причин создания объединения эмоционалистов. К 1922 году после смерти Блока и расстрела Гумилева Кузмин остается, фактически, одним из последних «мэтров» литературного Петрограда. Характерно, что именно Кузмина прочили на место председателя вновь собранного Петроградского отделения Всероссийского Союза поэтов (о чем мы писали в первой главе настоящего исследования) — первым председателем которого был Блок, а вторым — Гумилев. Также Кузмина активно приглашали в издания Московского союза поэтов См. письмо поэта Р. Ивнева, председателя редакционной коллегии Всероссийского Союза поэтов, М. А. Кузмину от 29 сентября 1923 г. (ЦГАЛИ СПб. Ф. 437. Оп. 1. Ед. хр. 50. Л. 1).

О репутации Кузмина в начале 1920;х годов пишет Н. А. Богомолов: «К тому времени Кузмин воспринимался читающей публикой как безусловный живой классик, долженствующий освящать своим присутствием всякое литературное предприятие в Петербурге» Богомолов Н. А. Литературная репутация и эпоха. С. 63. .

Несомненно, что для поддержания репутации «мэтра» Кузмину был необходим круг соратников и учеников. Возможно, что в 1922 году еще сохранилась надежда как на возможность возвращения к старой модели литературных объединений, так и на сохранение непререкаемого авторитета Кузмина.

В эти годы начинается сближение Кузмина с молодыми поэтами: «Интересно, что он <�Кузмин — А. П.> стал завсегдатаем сборищ у сестер Наппельбаум, дочерей известного фотографа, писавших стихи. Эти собрания были продолжением гумилевской студии „Звучащая раковина“, и их участники, выпустив альманах, посвятили его памяти Гумилева. При скептическом отношении Кузмина к поэзии и личности Гумилева и резко отрицательном — к его попыткам учить молодых поэтов писать стихи, такие посещения также должны были казаться довольно странными. Единственная причина, которая может служить объяснением (помимо чисто житейских обстоятельств), — стремление молодежи после смерти Блока и расстрела Гумилева увидеть именно в Кузмине нового учителя, приходящего на смену прежним» Богомолов Н. А., Малмстад Дж. Э. Михаил Кузмин. С. 282.; о контактах Кузмина с Хармсом и Введенским мы уже упоминали в первой главе исследования.

Итак, можно говорить о том, что создание литературной группы отвечало стратегиям репрезентации самого Кузмина в начале 1920;х годов, когда групповая и кружковая деятельность была едва ли не единственной формой успешного существования литературы.