Современные тенденции в изучении безличных предложений в русистике

Среди современных работ, в которых мы находим обращение к безличным предложениям, акцентируется внимание на отражении в данных конструкциях ментального мира членов этносоциума.

Так, в книге А. Вежбицкой «Язык. Культура. Познание» безличные предложения рассматриваются как конструкции, в которых «действительный мир предстает как противопоставленный человеческим желаниям и волевым устремлениям или как, по крайней мере, независимый от них» (Вежбицкая 1997: 70−71).

В частности, широко распространенные неагентивные предложения — конструкции с дательным падежом субъекта (дативы) (мне не верится, мне хочется, мне помнится) говорят о том, по мнению исследователя, что данное чувство не находится под контролем человека.

Ср.: Он завидовал. — Ему было завидно.

Он мучился. Ему было мучительно. (Вежбицкая 1997: 70−71).

По мнению А. Вежбицкой, фразы Ему было хорошо / прекрасно / холодно — не перевести на английский язык, как и строки из С. Есенина «Пастушонку Пете. / Трудно жить на свете.» (Там же).

Пожалуй, утверждение исследователя относительно затруднения при переводе безличных предложений на английский язык можно отнести и к трудностям перевода на китайский язык.

Как полагает А. Вежбицкая, русские, рассказывая о событиях своей ментальной жизни, подразумевают при этом, что эти события просто «случаются» в их умах и что они не несут никакой ответственности за них.

Например: Мне сегодня не читается. «Писалось тебе? — Чудесно писалось» (Вересаев). Сердцу хочется любви. (Там же).

По мнению Е. В. Падучевой, неагентивность обнаруживается, в глаголах типа «удалось», «успеть/не успеть», «получилось», «вышло», «посчастливилось», «повезло» и многих других, значение которых сводится к тому, что событие произошло с человеком как бы само собой (Падучева 1997: 5−32).

Эти данные, по мнению исследователя, говорят о том, что носители русского языка свои и чужие достижения склонны приписывать обстоятельствам или какой-нибудь внешней, неконтролируемой силе (везению, удаче, судьбе).

Такая установка не характерна, например, для американцев, которые, по мнению исследователя Н. М. Лебедевой, разделяют концепцию «справедливого мира» или «что заслужил, то и получил» (Лебедева 1999: 81).

«Данная концепция основана на причинно-следственной связи между высокими личными способностями, усердной работой и достигнутым высоким материальным и социальным положением. Люди, уверенные, что тот, кто „распоряжается“ социальными наградами, действует в соответствии с этим принципом, свой жизненный неуспех склонны приписывать недостаточным способностям, лени или тому и другому вместе. Так же или еще строже они оценивают и других» (Там же).

Как элемент русской ментальности рассматриваются в современных работах, например, и конструкции типа Его убило молнией; Его лихорадило; Его переехало трамваем. (Мельникова 2003: 129).

Весьма конкретный трамвай и молния предстают как орудие какой-то неведомой силы, направленной против человека (Там же).

Люди в этом случае не контролируют события и представляют их не полностью постижимыми.

Иной точки зрения придерживается З. К. Тарланов, который, полемизируя с А. Вежбицкой и ее последователями, обращает внимание на почти безграничную гибкость русского синтаксиса, позволяющую разными способами передавать одно и то же объективное содержание: Он (был) убит на войне — Его убили на войне — Его убило на войне; Я грущу — Мне грустно — Мне взгрустнулось — Я печален и т. п. (Тарланов цит. по: Семенов 2014: 114). По мнению ученого, это свидетельствует о большей степени объективности русского синтаксиса по сравнению с английским, о способности с разных точек зрения посмотреть на одну и ту же ситуацию, поэтому «преобладающее начало в русской культурной традиции, актуализируемое и подтверждаемое типологией русского предложения, видится совсем не в том, на чем акцентирует внимание А. Вежбицкая» (Там же: 115).

Особенность же русской ментальности, по мнению З. К. Тарланова, «в ее масштабной, почти безграничной широте, делающей ее открытой, лояльной, адаптируемой, протеистической к иноэтническим традициям, т. е. объективированной. Та же устремленность к максимальному расширению объективирующих возможностей отчетливо прослеживается в русском синтаксисе, представляющем субъектное и предикатное начала в виде континуума, полярные точки которого приходятся на объективированные, предельно абсолютизированные субъект (номинативное предложение) и предикат (предложения типа Светает)» (Там же).

К ментально значимым этнически маркированным структурам относит безличные предложения и П. А. Семенов, который, признавая актуальность изучения этих структур в сопоставительно-стилистическом, лингвокультурологическом и переводческом аспектах, однако, справедливо считает, что «как бы ни решался вопрос об отражении русской ментальности в безличных структурах, следует признать, что предложения этого типа, и в особенности структуры, характеризующие объективное состояние лица, не зависящее от его воли, занимают важное место в синтаксической системе русского языка и несут весьма существенную смысловую и стилистическую нагрузку в русском художественном тексте» (Семенов 2014: 16).

Анализируя перевод романа в стихах А. С. Пушкина «Евгений Онегин», П. А. Семенов приходит к выводу, что «эта задача трудна, полностью не разрешима, но достаточно высокая степень приближения к передаче ментально значимых смыслов этих единиц возможна. Переводчика, как правило, подстерегала неудача там, где он „автоматически“ использовал регулярное синтаксическое соответствие, т. е. синтаксическую модель английского языка, передающую близкое (но не тождественное!) русскому грамматическое значение (Мне грустно — I am sad; Говорят — They say), поскольку это синтаксические структуры с иной внутренней формой, а значит, с иным концептуальным смыслом, привносящим в перевод смысловые нюансы, отсутствующие в оригинале, или, напротив, приглушающие важные для понимания идеи романа оттенки смысла» (Семенов 2014:116).

Рассуждения ученого чрезвычайно важны для нашего исследования, поскольку дают ключ к поиску типологии перевода безличных конструкций и в нашем материале.

Таким образом, современные исследования безличных предложений проливают свет на отдельные, национально специфические особенности изучаемых нами конструкций, что, как нам представляется, следует учитывать в практике РКИ.