Неклассическая и постнеклассическая парадигма научного знания в филологии

Если в классической науке универсальным способом задания объектов теории были операции абстракции и непосредственной генерализации наличного эмпирического материала, то в неклассической введение объектов осуществляется на пути математизации, которая выступает основным индикатором идей в науке, приводящих к созданию новых ее разделов и теорий.

Неклассическая наука предполагает какую-то общую картину мира, в которой отдельные науки и научные направления играют роль отдельных элементов мозаики. Естественно, такой подход заставляет выстраивать иерархию наук — в зависимости от того, какую часть мозаики «закрывает» данное направление.

Переход от классической науки к неклассической характеризует та революционная ситуация, которая заключается во вхождении субъекта познания в «тело» знания в качестве его необходимого компонента. Изменяется понимание предмета знания: им стала теперь не реальность «в чистом виде», как она фиксируется живым созерцанием, а некоторый ее срез, заданный через призму принятых теоретических и операционных средств и способов ее освоения субъектом.

Научный факт перестал быть проверяющим. Теперь он реализуется в пакете с иными внутритеоретическими способами апробации знаний: принцип соответствия, выявление внутреннего и когерентного совершенства теории. Факт свидетельствует, что теоретическое предположение оправдано для определенных условий и может быть реализовано в некоторых ситуациях. Принцип экспериментальной проверяемости наделяется чертами фундаментальности, т. е. имеет место не «интуитивная очевидность», а «уместная адаптированность» .

Характерное для классического этапа стремление к абсолютизации методов естествознания, выразившееся в попытках применения их в социально-гуманитарном познании, все больше и больше выявляло свою ограниченность и односторонность. Наметилась тенденция формирования новой исследовательской парадигмы, в основании которой лежит представление об особом статусе социально-гуманитарных наук.

Как реакция на кризис механистического естествознания и как оппозиция классическому рационализму в конце XIX в. возникает направление, представленное В. Дильтеем, Ф. Ницше, Г. Зиммелем, А. Бергсоном, О. Шпенглером и др., — «философия жизни». Здесь жизнь понимается как первичная реальность, целостный органический процесс, для познания которой неприемлемы методы научного познания, а возможны лишь внерациональные способы — интуиция, понимание, вживание, вчувствование и др.

Постнеклассическая наука формируется в 70-х годах XX в. Этому способствуют революция в хранении и получении знаний (компьютеризация науки), невозможность решить ряд научных задач без комплексного использования знаний различных научных дисциплин, без учета места и роли человека в исследуемых системах [92; с. 52 — 53].

На этапе постнеклассической науки преобладающей становится идея синтеза научных знаний — стремление построить общенаучную картину мира на основе принципа универсального эволюционизма, объединяющего в единое целое идеи системного и эволюционного подходов. Концепция универсального эволюционизма базируется на определенной совокупности знаний, полученных в рамках конкретных научных дисциплин (биологии, геологии и т. д.) и вместе с тем включает в свой состав ряд философско-мировоззренческих установок. Часто универсальный, или глобальный, эволюционизм понимают как принцип, обеспечивающий экстраполяцию эволюционных идей на все сферы действительности и рассмотрение неживой, живой и социальной материи как единого универсального эволюционного процесса.

В постнеклассической науке утверждается парадигма целостности, согласно которой мироздание, биосфера, ноосфера, общество, человек и т. д. представляют собой единую целостность. И проявлением этой целостности является то, что человек находится не вне изучаемого объекта, а внутри него, он лишь часть, познающая целое. И, как следствие такого подхода, мы наблюдаем сближение естественных и общественных наук, при котором идеи и принципы современного естествознания все шире внедряются в гуманитарные науки, причем имеет место и обратный процесс. Так, освоение наукой саморазвивающихся «человекоразмерных» систем стирает ранее непреодолимые границы между методологиями естествознания и социального познания. И центром этого слияния, сближения является человек [108; с. 65].

Идея синтеза знаний, создание общенаучной картины мира становится основополагающей на этапе постнеклассического развития науки. Становление постнеклассической науки не приводит к уничтожению методов и познавательных установок классического и неклассического исследования. Они будут продолжать использоваться в соответствующих им познавательных ситуациях, постнеклассическая наука лишь четче определит область их применения.

Что касается гуманитарных наук, и в частности, филологии, то можно утверждать, что с точки зрения парадигмального развития научного знания, данная наука претерпевала в методологическом отношении принципиально те же изменения, что и естественнонаучное знание (об этом говорит и А. М. Буровский в работе «Постнеклассическая парадигма и гуманитарные науки» [151]). Следовательно, можно не безосновательно утверждать, что филология (а значит, и литературоведение) в развитии своего научного знания также находилась в стадии классической, неклассической и постнеклассической парадигмы развития. Однако, для постнеклассического этапа в развитии филологической мысли существуют свои специфические особенности: идея синтеза научных знаний и создание общенаучной картины мира некоторыми учёными-филологами рассматривается как явления кризиса методологии.

Для более полноценной обрисовки сложившейся методологической ситуации в современной филологии, необходимо отойдя от общенаучного обоснования заявленной проблемы обратится к её конкретизации путём обоснования существующих точек зрения на данную проблему.

На сегодняшний день, существует ряд точек зрения на проблему современного состояния методологии гуманитарных наук, и в частности, литературоведения, однако, большинство из них сводимы к единой концепции. Она базируется на утверждении кризиса в современной методологии литературоведческой науки. В этом отношении интересна статья В. В. Селиванова «Кризис методологий в гуманитарных науках» [120; с. 127 — 129]. Исследователь выделяет следующие признаки кризиса гуманитарного знания:

• 1. ослабление влияния на современную науку классических традиций гуманитарных школ второй половины ХIХ — первой половины ХХ века, для России это культурно-историческая школа (А.Н. Пыпин), школа сравнительно-исторического исследования (А. Веселовский), классический марксизм (напр., Г. В. Плеханов), и др.; данный отход от традиций, утрата связи с ними указывает на отсутствие преемственности, потерю уже ранее накопленного методологического опыта и стремление все начать сначала, нулевой отметки;
• 2. усиление влияния на гуманитарные науки наук, связанных с исследованием природы и техники (теория информации, синергетика и др.), что указывает на отсутствие самостоятельного развития собственно гуманитарной методологии и попытки возместить отсутствие этого развития заимствованиями исследовательских технологий из негуманитарного сектора исследований;
• 3. завышение роли субъективного фактора в гуманитарных исследованиях, порождающее высокую степень произвольности высказываний и наблюдений, опирающихся исключительно на саморефлексию автора, что возводит в правило необъективность результата, отменяет обязательность надежной аргументации;
• 4. частая подмена исследования описательностью без опоры на какую-либо достоверную теорию или, наоборот, схоластическим теоретизированием без опоры на научные факты;
• 5. отсутствие в гуманитарной науке последних десятилетий крупных научных открытий, масштабных концептуальных решений, направленных на познание духовного мира человека и общества, законов общественного развития;
• 6. участившаяся расплывчатость, неопределенность высказываемых суждений относительно социально-исторических закономерностей, определяющих развитие и судьбы современного общества и мировой цивилизации;
• 7. неустойчивость терминологического языка в области гуманитарных наук и частичная утрата культуры пользования традиционными понятиями и категориями, отработанными в философии и науке ХIХ — начала ХХ вв.

Можно указать и на другие признаки кризиса, но и этих достаточно, чтобы поставить на обсуждение вопрос о природе этого явления и перспективах его развития. Конечно, можно не согласиться с их присутствием в современном развитии гуманитарного знания и посчитать данные наблюдения еще одним ярким проявлением субъективизма в науке.

По мнению исследователя, «кризис возник потому, что в середине ХХ века были исчерпаны основные ресурсы методологических знаний в области филологической, особенно литерауроведческой проблематики, чтобы осуществить дальнейшее движение вглубь гуманитарной культуры, а, следовательно, и вглубь самого человека, его духовного мира и духовного опыта. Сами понятия „духовный мир“ и „духовный опыт“ носят в гуманитарных науках скорее интуитивный смысл, чем научно закрепившееся содержание: они продолжают быть и сегодня весьма неопределенными и расплывчатыми, их контуры не очерчены, их содержательное наполнение отсутствует. Это еще раз подчеркивает, что гуманитарные науки еще не изобрели свой микроскоп, благодаря которому смогли бы проникнуть в тонкие структуры человеческого интеллекта, духовной жизни, духовного опыта. Но если не в проникновении в этот „тонкий мир“, в определении его роли и функций не только в жизни отдельного человека, но и в судьбах нашего общества и всего нашего земного существования, то в чем же тогда конечная цель гуманитарных исследований. Их актуальность и практическая значимость?! Широко распространившаяся популярность психоаналитиков, начиная с З. Фрейда и кончая К. Юнгом, прежде всего и связана с их попытками проникнуть в этот тонкий и таинственный мир. Читатели и почитатели их работ прощают авторам то, что они работают в основном на уровне только гипотез, а основной аргументацией являются многочисленные экспериментальные данные и наблюдения исследователя, не обладающие признаками строгих научных фактов и объективно представленных результатов. Здесь мы обладаем, прежде всего, „прорывом“ в важную для гуманитарных наук проблематику, построения системы проблем, требующих своего всестороннего исследования, но еще не имеем в руках универсальной методики и методологии, пригодных для научного объективного исследования в гуманитарных науках» [120; с. 127].

Более детальное рассмотрение проблемы кризиса методологии литературоведения мы находим в работе И. К. Кузмичёва «Литературоведение XX века. Кризис методологии» [64]. В данной книге исследуются методологические проблемы русского и европейского художественного сознания XX века, характеризуются позитивистские, интуитивистские, социологические, формалистические, феноменологические, структуралистские и постструктуралистские концепции изучения литературы. Автор не применяет деления научного знания на определённые парадигмы, а считает, что «за период XX века было испробовано и отброшено много методологических установок…, однако ни одна из них не стала господствующей» [64; с. 141].

Что касается современного этапа, то тут, по мнению Л. П. Егоровой, «следует учитывать „ускоренное“ развитие литературоведения — быструю смену концепций, методов и методологий исследования; использование их за рамками, породивших их научных направлений, так сказать, в „снятом виде“» [44].

И.К. Кузьмичёв, помимо указания на кризисное состояние современной методологии литературоведения, отмечает и то, что до сих пор полностью не осмыслено и не создано «научно обоснованной и выверенной типологии» в области накопившегося методологического знания. Это утверждение особенно значимо для нашего исследования, поскольку именно отсутствие единой научно обоснованной методологической типологии в литературоведении значительно осложняет анализ и структурирование накопившегося материала.

В рамках данной работы мы принимаем во внимание накопленный опыт изучения и обобщения методологических знаний различных учёных и с их учётом структурируем концепцию нашего исследования.