Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Введение. 
Рецепция западных теорий исторической науки в российских периодических и серийных изданиях (1988–2002)

РефератПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Рефлексия о «кризисе исторической науки», о смене приоритетов началась довольно рано, еще в период перестройки, то есть едва ли не с самого начала процесса изменений в исторической науке. Первые обзорные работы, касающиеся анализа развития перестроечной историографии, начали выходить в 1991 — 1992 годах. Характерный пример такого типа литературы — книга Бордюгова Г. А. и Козлова В. А. «История… Читать ещё >

Введение. Рецепция западных теорий исторической науки в российских периодических и серийных изданиях (1988–2002) (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Постановка вопроса. В теме, заявленной мной, звучит термин «рецепция», что предполагает трансфер методов, концептов и идей из культуры-донора в культуру, которая в данном случае выступает как реципиент. Важная особенность данного процесса — это то, что он является практически непрерывным, что особенно актуально в свете постоянного увеличения интенсивности международных контактов российских и зарубежных ученых-историков.

Я считаю важным обратиться к периоду, который стал началом активного процесса трансляции новых научных концептов в российскую историческую науку. Хронологический отрезок, который я выбрал, интересен в нескольких отношениях. После 1988 года происходит деформация старой, советской, парадигмы развития исторической науки, которая представляла собой сплав довольно архаичного позитивизма и марксизма. После 1988 года, когда политика гласности дала свои плоды, начала меняться и эта устаревшая к тому моменту методология. Начавшись с изучения «белых пятен» истории СССР, процесс перемен захлестнул историческую науку, и перед историками возник вопрос: может ли историческая наука дальше держаться на старых теоретических столпах?

Ответ, данный большинством историков в этот период, был однозначен: нет, не может. Историческую периодику и литературу наполнили слова «кризис» и «перемены», которые были взаимосвязаны. Большинству позднесоветских историков было ясно, что выход из кризиса возможен только через обновление.

Фактически перед историком образца 1988 года стоял выбор между двумя возможными вариантами развития событий:

А) Реформирование методологии путем усовершенствования марксисткой методологии истории.

Б) Поиск новых идей в методологии истории. В этом случае возможными направлениями поиска были советская неофициальная гуманитарная наука и мировая историческая наука.

Фактически были опробованы оба варианта развития, но в итоге большинство склонилось в пользу рецепции идей из западной исторической науки. Этому есть несколько важных причин:

— Развал СССР, что соответственно повлекло за собой отход от единственной возможной методологии истории. Вместе с идеологическими ограничениями исчезли почти все государственные и академические препоны на пути проникновения новых идей в область методологии исторической науки.

— Резкое сокращение финансирования гуманитарных наук. Урезание государственного финансирования, привело к переориентации на грантовое финансирование. Существование в новом грантовом пространстве привело к тому, что историки должны были переориентироваться на методологические новации, ведь только таким образом возможно было добиться победы в конкурентной борьбе и получить финансирование для осуществления исследовательской деятельности.

— Рецепция западных идей, была необходима для того, чтобы ликвидировать разницу в уровнях исторической науки в странах бывшего СССР и Запада.

Верхняя хронологическая черта, взятая мною — это время окончания процесса активной трансляции теории исторической науки, что выражалось в сокращении количества переводимых книг и статей, время окончания наиболее активного процесса рецепции.

Теперь необходимо остановиться на сфере исследования рецепции методологии исторической науки. Довольно много написано было по поводу междисциплинарности, рецепции идей школы Анналов, но в то же время все эти работы оказываются фрагментарными. То есть историография концентрировалась скорее на тех особенностях, которые были присущи рецепции, при этом уделяя основное внимание ее результатам. Но при этом оказался недостаточно изученным очень важный вопрос: то, как какова была механика самого процесса рецепции и трансляции знания: почему и каким образом отбирались идеи, почему предпочтение было отдано определенным теориям, какие факторы влияли на отбор и рецептирование тех или иных концептов.

Для понимания того, что такое рецепция в области идей, необходимо отметить ее важнейшую особенность: рецепция процесс длительный по времени и происходящий постепенно. Поэтому такие процессы, находящиеся в становлении следует рассматривать комплексно, охватывая взором полностью весь процесс, а не только его плоды. В своей работе я предполагаю сконцентрироваться на самом процессе рецепции. Поэтому я осознаю мое исследование как своеобразный «паззл», призванный закрыть данную нишу, пробел в историческом знании. Понимание работы скрытых механизмов, благодаря которым и осуществлялась рецепция, позволит более точно охарактеризовать те изменения, которые претерпевала историческая наука в период между 1988 и 2002 годом.

Методология. В основу моей работы легли две независимые друг от друга методологии — теория межкультурного трансфера и актор-сетевой анализ Бруно Латура.

Теория межкультурного трансфера в классическом виде возникает в середине 1980;х, в среде французских филологов-германистов, работавших над изданием рукописей Генриха Гейне Дмитриева Е. Теория Культурного трансфера и компоративный трансфер в гуманитарных исследованиях: оппозиция и преемственность // Вопросы литературы. — 2011; № 4. Журнальный зал в РЖ [Электронный ресурс]. Русский журнал, сор 2001. URL: http://magazines.russ.ru/voplit/2011/4/dm16.htmlhttp://magazines .russ.ru/voplit/2011/4/dm16.html (дата обращения 10. 05. 2013). Примерно с середины 1990;х годов в исследованиях культурного трансфера начинается новый этап — существующая с 1985 года лаборатория «Франко-немецкий культурный трансфер» («Transferts culturels franco-allemand») в лице Мишеля Эспаня и Микаэля Вернера наладила взаимодействие с Лейпцигским университетом и в частности с Маттиасом Мидделом Дмитриева Е. Теория Культурного трансфера и компоративный трансфер в гуманитарных исследованиях: оппозиция и преемственность // Вопросы литературы. — 2011; № 4. Журнальный зал в РЖ [Электронный ресурс]. Русский журнал, сор 2001. URL: http://magazines.russ.ru/voplit/2011/4/dm16.htmlhttp://magazines .russ.ru/voplit/2011/4/dm16.html (дата обращения 10. 05. 2013). Результатом их взаимодействия стала книжная серия «Deutsch-franzцsische Kulturbibliothek», авторы текстов которой концентрировались на изучении взаимодействия Франции и Саксонии в XVIII—XIX вв.еках. Эта серия стала итогом синтеза развивавшихся до этого почти автономно французской и немецкой модели культурного трансфера. В результате возникла современная теория культурного трансфера.

Культурный трансфер — процесс динамический. И пожалуй, рассмотрение процессов взаимодействия в динамике — основное новшество теории культурного трансфера, то, что делает эту теории отличной от традиционных компаративных исторических исследований. В ходе исследования основное внимание уделяется анализу практик, текстов и дискурсов, заимствованных из исходной культуры.

Используя подход, предложенный Хельгой Миттербауэр Лобачева Д. Е. Культурный трансфер: определение, структура, роль в системе культурных взаимодействий // Вестник ТГПУ. — 2010. — № 8 — С. 25., можно выделить три действующих актора данного процесса:

  • 1) Исходная культура, или культура — донор.
  • 2) Инстанция — посредник. Под этим подразумевается то, что Маттиас Мидделл называл «группа-посредник» (Mittelgruppe) Middell Matthias Einleitung: Archiv und interkulturelles gedachtnis //Archiv und ged? chtnis: studien zur interkulturellen? berlieferung — Bd. 13. — Leipzig: Leipziger Univ.-Verlag, 2000. — S. 19. — Deutsch-franzцsische Kulturbibliothek.: то есть люди и инстанции, вовлеченные в процесс культурного обмена и находящиеся в процессе взаимодействии с обеими культурами, вовлеченными в процесс трансфера. Это могут быть любые люди: от торговцев до ученых, проходящих стажировки за границей. Также в роли Mittelgruppe может выступать институция и сообщество — будь то университет, или периодическое издание.
  • 3) Целевая культура или культура — реципиент.

Динамику культурного трансфера при этом возможно разделить на три последовательные фазы Лобачева Д. Е. Культурный трансфер: определение, структура, роль в системе культурных взаимодействий // Вестник ТГПУ. — 2010. — № 8. — С. 25.: отбора (Selection), передачи (Vermittlung), Рецепции (Rezeption).

Все три фазы взаимозависимы, и культурный трансфер невозможен в отсутствие одной из составляющих. Поэтому, хотя рецепция и является финальной частью процесса культурного трансфера, ее невозможно в должной мере исследовать, не обратив внимания на предшествующие стадии культурного трансфера.

В своей работе я намерен исходить, прежде всего, из немецкой концепции понимания культурного трансфера, так как именно на территории ФРГ была разработана наиболее полная классификация различных типов культурного трансфера, и их периодизация.

Типология различных моделей разработана еще в середине 1970;х годов Ури Биттерли Bitterli U. Die «Wilden» und die «zivilisten»: Grundz? ge einer Geistesund Kulturgeschichte der europ? isch — ?berseelischen Begegnung. — M? nchen: Beck, 1991. — 81 S. Анализируя процесс взаимодействия между европейскими и неевропейскими культурами, он выделил четыре возможных модели культурного трансфера:

  • 1) Культурное соприкосновение (Kulturberьhrung).
  • 2) Культурный контакт (Kulturkontakt).
  • 3) Культурное столкновение (KulturzusammenstoЯ).
  • 4) Культурное сращение (Kulturverpflechtung).

Процесс взаимодействия между российской и мировой историческими науками можно описать именно в терминах «культурного сращения». Исследователем, который с одной стороны, развивает идеи Биттерли, а с другой — более подробно рассматривает модель «Kulturverpflechtung» является Герман Брандт — немецкий историк, изучавший взаимодействие традиционных религиозных культов и христианства в Латинской Америке. При именовании периодов рецепции я пользовался терминологией Германа Брандта Brandt Hermann Die Heilige Barbara in Brasilien. Kulturtransfer und Synkretismus. — Bd. 105 — Erlangen, Erlangen Univ. Verlag, 2003. — S. 127 — Erlangen Forschungen Reihe A, Geistwissenschafte., который разработал периодизацию для одного из вариантов культурного трансфера.

Герман Брандт выделял несколько этапов в культурном трансфере Ibid. S. 127:

  • 1) Этап Конвивенции (Konvivenz), или «сосуществования».
  • 2) Этап Проникновения (Permeabilitaet).
  • 3) Этап Инсертции (Insertion).

Немаловажны для меня также и отмеченные Брандтом такие особенности предложенной им модели культурного трансфера, как «интерференция» и «синкретизм». Под интерференцией немецкий исследователь понимает, прежде всего, накладывание «волн» различных влияний, в результате чего на свет появляется данная «синкретическая» культура.

Таким образом, именно теоретические рассуждения историков из ФРГ легли в основу методологии моей работы: прежде всего — Германа Брандта, а также Маттиаса Миделла, Ури Биттерли и Хельги Миттербауэр.

Вторым методологическим «столпом» моей работы является актор-сетевой анализ.

Актор-сетевой анализ был впервые разработан и применен на практике Бруно Латуром, и постепенно обрел довольно большую популярность. Наиболее любопытные для меня положения его теории содержатся в работе «Science in action» Latour, B. Science in action // [Электронный ресурс] URL: http://ru.scribd.com/doc/36 607 680/Latour-Bruno-1987;Science-in-Action (режим доступа 31.03 2013). В трудах Бруно Латура и иных ученых, работавших в сходном с ним ключе (Мишеля Каллона, Дональда Макклоски и др.) любая наука рассматривается в качестве некоего пространства соревнования между различными теориями и научными течениями. Применяя термины и понятия, введенные ими в научный оборот (такие как «Black Box», «Allies»), возможно рассмотреть историческую науку в постсоветской России как совокупность локальных групп исследователей, независимо друг от друга выбирающих инструменты и теории для своих исследований. Каждая такая локальная группа, использует свой, ограниченный теоретический набор, который во многом зависит, в том числе, от профессиональных и социальных сетей, в которые интегрирован каждый исследователь.

В концепции Бруно Латура наука представлена как поле жесткой конкурентной борьбы, где каждое сообщество ученых стремиться лоббировать свой собственный вклад в развитие науки, и превратить свои достижения в «черный ящик» (Black box) Yonay, Yuval P. The struggle over the soul of economics: institutionalist and neoclassical economists beetwin the wars — Princeton, New Jersey: Princeton Univ. Press, 1998. — Р. 21., то есть общеизвестное знание, которое воспринимается как факт, знание, о котором среди ученых заключено согласие. В ходе этих попыток сами ученые вовлечены в так называемые «суды силы» (Trials of strength), в процессе которых пытаются доказать полезность и истинность своих исследований. В ходе данных конкурентных столкновений ученые выбирают себе «союзников» (Allies). Под данным словом подразумевается все, что способствует победе в «суде силы»: в том числе и факты, научные теории и методы.

Таким образом, используя подходы Бруно Латура, возможно представить сообщества ученых-исследователей как некие сообщества, вовлеченные в конкурентную борьбу. Данные группы, формирующиеся вокруг научных семинаров и альманахов, избирают в качестве «союзников» новейшие теории исторического знания, приемы выбора тематики и построения нарратива.

Мне импонирует такой подход, так как понимание ученого и групп ученых как одного из звеньев цепи в составе сообщества, членом которого он является, позволяет абстрагировано посмотреть на то, как их связи внутри структуры-сети, в которую он входит, влияют на процесс рецепции знания.

Таким образом, выбранные мною теоретические методики исследования позволяют мне объять предмет моего исследования в его динамике и правильно оценить роль разнообразных научных структур и сообществ исследователей в процессе рецепции.

Характеристика источникового корпуса. Основным источником для моей работы являются серийные и периодические издания.

Периодические издания — это форумы, предназначенные для того, чтобы исследователи обменивались как непосредственными итогами своих изысканий, так и результатами своей рефлексии по поводу тех, или иных актуальных проблем исторической науки. Соответственно, изучение материалов периодических изданий позволит лучше понять ход важнейших дискуссий, диалогов внутри сообщества историков.

Почему именно периодические издания так важны для изучения рецепции? Прежде всего, потому, что рецепция не происходит в вакууме. Идеи распространяются благодаря наличию определенных «социальных сетей», которые связывают между собой исследователей, локальные группы и сообщества ученых. Важнейшим условием рецепции становится коммуникация. Поэтому изучение с помощью печатных «следов» происходящих внутри корпорации историков дискуссий позволит лучше выявить и понять модели и особенности внутренних механизмов рецепции.

Исходя из вышеуказанной темы и логики внутренних структур источника, я считаю нужным сосредоточиться на определенных типах источников. Логика разделения их продиктована несколькими соображениями:

  • А) Состав авторов, рубрик и проблем, затрагиваемых на страницах периодических изданий, менялись медленно, и во многих случаях оставались неизменными на протяжении длительного времени.
  • Б) Целеполагание, состав и логика работы редколлегий сериальных и периодических изданий, способствовали сохранению определенных устойчивых структур организации печатного пространства, отбора материалов и в конечном итоге — определяли выбор той или иной модели рецепции новых теоретических идей.

Первый источник, которому я посвящаю свое внимание — это альманах «Одиссей. Человек в истории». Выбор именно этого издания представляется мне важным по той причине, что данный альманах обладает довольно почтенным возрастом — первый его выпуск датирован 1989 года. До этого для советской исторической традиции такой тип организации издания как альманах был не характерен.

В отличие от традиционной формы организации научной периодики в СССР — отраслевого журнала, выходящего с периодичностью 12 или 6 раз в год, альманах выходит всего один раз за год. В альманахе печатались материалы довольно разнообразные по содержанию и сюжетам: от истории питания в древней Месопотамии Клочков И. С. Пиры в литературе и искусстве Месопотамии// Одиссей. Человек в истории. 1999. — М.: Наука, 1999 — С. 50−62. до попыток реконструкции массовых народных гуляний в СССР в 20-е годы XX столетия Левинсон А. Г. Попытка реставрации балаганных гуляний в Нэповской России (к социологии культурных форм) // Одиссей. Человек в истории. 1991. — М.: Наука, 1991 — С. 137−159. В альманахе печатались материалы, как по отечественной, так и по зарубежной истории, охватывающие разнообразные периоды истории. Также на страницах издания печатались статьи как теоретического, так и практического характера. Такой широкий географический и хронологический разброс свидетельствовал о претензиях нового издания на охват всего поля исторической науки, что контрастировало с основной массой исторической периодики в СССР, которая строго соблюдала отраслевые разграничения.

«Одиссей» важен для изучения рецепции также потому, что именно это издание внедрило такую форму организации периодического издания как альманах. В дальнейшем именно такую форму организации избирали новые издания, которые появлялись с середины 1990;х годов: как альманахи Ab Imperio (Казань, 2000), Диалог со Временем (Москва 1999), Историк и Художник (Москва 2004).

«Одиссей» — это издание, возникшее на основе семинара по исторической психологии, организованного при ИВИ РАН в 1987 году История Центра и основные направления научной деятельности // Центр «Истории частной жизни и повседневности». Институт Всеобщей Истории РАН, [Электронный ресурс]. Электрон. дан. М., cop 2002;2004. URL: http://www.igh.ru/index.php?option=com_content&view=category&id=48 (дата обращения 25 04 2013). Данный семинар объединял уже сформированных исследователей, возрастом около 50−60 лет, которые испытывали определенные симпатии к идеям неортодоксальной советской гуманитаристики. Основной целью данного сообщества было сотрудничество и сближение между исследователями, принадлежащим к различным гуманитарным научным дисциплинам Гуревич А. Я. К читателю // Одиссей. Человек в истории. 1989. — М.: Наука, 1989. — С. 5.

Выбор данного альманаха в качестве объекта исследования обусловлен также тем, что данное периодическое издание впервые начало активное сотрудничество с представителями мировой исторической науки: это выражалось, как и в рецепции тематики, характерной для немецкой и французской историографии, повышенным количеством ссылок в статьях на зарубежную историографию, большом количестве переводных статей и наличием исследователей-иностранцев в составе редакционной коллегии.

Таким образом, «Одиссей» — первое периодическое издание в СССР ориентированное на рецепцию зарубежной методологии исторической науки, что и обусловило его выбор в качестве источника моей работы.

Следующий источник моей работы — альманах «Казус. Индивидуальное и уникальное в истории». Данный альманах впервые вышел в 1997 году и является, с одной стороны, продолжением традиций, заложенных еще предшествующим ему изданием — «Одиссеем», а с другой он внес ряд новаций в структуре исторической периодики, которым наследовали впоследствии ряд иных изданий.

От «Одиссея» новое издание унаследовало, прежде всего, саму форму организации печатного пространства — форму альманаха. Также с Одиссеем его роднит ориентация на мировую историческую науку, внимание к теоретическим и методологическим проблемам. Но в тоже время самая главная особенность нового альманаха отличала его от «Одиссея»: ориентация на одно — единственное направление исторической науки.

Главное новшество, которое было привнесено коллективом авторов, задумавших «Казус» — попытка использовать единственную методологию исторического исследования. Его лидеры: Ю. Л. Бессмертный и М. А. Бойцов отказались от недостижимого идеала охвата всего поля исторической науки, решив углублять свои методологические поиски не экстенсивно (как делали это историки в «Одиссее», которые старались применять в исследованиях как можно больше новых подходов), но интенсивно — последовательно сосредоточившись на всех нюансах употребления нового микроисторического метода. Именно такой способ организации и работы научного периодического издания были подхвачены впоследствии множеством новых изданий, которые также предпочитали ограничиться статьями, использующих единую методологию: это, например, «Адам и Ева».

За изучаемый мною период вышло всего четыре номера альманаха, что было связанно с определенными проблемами с поиском издательств для данного альманаха, а также смертью главного редактора Ю. Л. Бессмертного, что вынудило на год отложить четвертый выпуск альманаха. Само издание позиционировалось его создателями как форум, где историки, заинтересованные возможностями микроаналитического подхода, высказывают свое мнение о его возможностях и используют его в своих практических исследованиях. Это были относительно молодые исследователи, данный альманах печатал даже «сырые» работы, в случае, если они имели определенный новаторский потенциал Свешников А. В., Степанов Б. Е. Коммуникативные стратегии постсоветских исторических альманахов.// Мир историка: историографический сборник — Вып. 4. — Омск: Изд-во Ом. гос. ун-та, 2008. — 404 с. Именно новизна интерпретации была приоритетной при отборе статей.

Ядро сети исследователей, сложившейся вокруг журнала «Одиссей» составляли довольно молодые ученые: М. А. Бойцов, А. И. Куприянов, О. Е. Кошелева и О. И. Тогоева. Лишь немногие исследователи имели ко времени появления альманаха большой научный авторитет — прежде всего, это Ю. Л. Бессмертный. Объединяло их, помимо участия их в семинаре, посвященном истории частной жизни и повседневности в Средневековье История Центра и основные направления научной деятельности // Центр «Истории частной жизни и повседневности». Институт Всеобщей Истории РАН, [Электронный ресурс]. Электрон. дан. М., cop 2002;2004. URL: http://www.igh.ru/index.php?option=com_content&view=category&id=48 (дата обращения 25 04 2013)., еще и стремление к использованию новаторской методологии.

Третьим альманахом, выбранным мной, стали издания, выходившие в 1993;1994 годах — THESIS (аббревиатура расшифровывается как «теория и история экономических и социальных институтов и систем»). Оно интересно, прежде всего, потому, что это был первый и единственный журнал, ориентированный на прямую трансляцию новых идей, циркулирующих в западном сообществе историков-профессионалов. THESIS своей основной целью ставило перевод наиболее интересных статей, посвященных теории социальной истории и знакомство отечественного историкапрофессионала с основными веяниями современной мировой теории исторической науки. Для этого типа серийных изданий характерно:

  • — Основной объем напечатанных статей — переводы статей и глав уже изданных в разнообразных мировых исторических изданиях.
  • — Подавляющее большинство публикаций носят подчеркнуто теоретический характер.

— В отличие от первых двух типов, редакция постоянно сопровождает блоки статей небольшими вступительными статьями, в которых частично объясняет логику отбора материалов.

— Ярко выраженный междисциплинарный характер печатных материалов.

Альманах был задуман еще на заре 1990;х годов. В период 1993 — 1994 годов вышло шесть выпусков, седьмой так и не был реализован, хотя и присутствовал в планах создателей. Главными редакторами и движущей силой были Полетаев А. В. и И. М. Савельева. Также в состав редакционной коллегии были привлечены как российские ведущие историки, такие как Ю. Л. Бессмертный, так и наиболее известные представители западной социальной истории.

Выбор данного издания мною в качестве источника обусловлен его уникальностью (аналогов ему не существовало ни за рубежом, ни в российской науке), и особым целеполаганием, нацеленностью на прямой трансфер теории и методологии исторического знания.

Также следует оговорить, что в данной курсовой работе я не планирую задействовать другие периодические издания, но впоследствии я предполагаю проанализировать в дипломной работе. Эти издания скорее наследуют тем типам рецепции, которые были характерны для советской историографии. В данной работе я буду рассматривать лишь вышеупомянутые исторические альманахи, но в перспективе также должны быть изучены и издания данного второго типа.

Он характеризуется, прежде всего:

  • — Малым количеством статей, посвященных теории истории. Преимущественная форма рефлексии о теоретических проблемах исторического знания являются дискуссии в форме круглых столов.
  • — Относительно большими площадями, предоставленным публикациям исторических источников (в том числе и мемуарного, дневникового характера)
  • — Малым вниманием, уделяемым историографии. Ей, как и теории истории уделяется мало печатного пространства — обычно материалы такого характера подаются в конце журнала, как правило, при их печати используется кегль меньших размеров.
  • — Ориентацией на печать материалов практического характера.
  • — Малым количеством переводных статей.

К данному типу принадлежат в основном старые академические журналы, которые, начали выпускаться еще в СССР, и после его распада, скорее сохранили, нежели реформировали традиционную модель организации печатного пространства и соответствующую форму репрезентации западных идей.

Для репрезентации второго типа я предполагаю выбрать, прежде всего, старые академические журналы, на которые во многом ориентировались в организации остальные исторические сериальные и периодические издания (как в провинции, так и в столице). Остановиться следует, прежде всего, на тех изданиях, которые имеют наибольшее поле исследований и наибольший хронологический и географический охват: «Вопросы истории», и «Отечественная история». Эти издания интересны потому, что они во многом связанны с академическими структурами, имеют очень широкое поле исторических исследований, во многом сохраняют присущие советской историографии модели рецепции зарубежных исторических идей. Также это важно, с той точки зрения, что данные издания, дают некий «усредненный» тип рецепции. Тематика, разнообразие материалов, присутствие на их страницах различных категорий исследователей позволяет признать их репрезентативными для большей части исторической периодики в России.

Таким образом, я считаю, что описанный мною набор изданий позволит мне в наибольшей мере отразить заявленную мною тему.

Теперь необходимо выделить в вышеуказанных изданиях те типы статей, что меня интересуют меня в первую очередь.

Так в своем понимании процесса межкультурного трансфера я опираюсь на Германа Брандта и его книгу «Die Heilige Barbara in Brasilien» Brandt Hermann Die Heilige Barbara in Brasilien. Kulturtransfer und Synkretismus. — Bd. 105 — Erlangen, Erlangen Univ. Verlag, 2003. — 148 S. — Erlangen Forschungen Reihe A, Geistwissenschafte., то для выявления интерференции разнообразных теоретических направлений мне необходимо наиболее пристальное внимание обратить на такие типы статей, в которых анализируются и трактуются зарубежные теоретические подходы и их положения. Удачным примером такой статьи может быть работа В. И. Стрелкова «К антологии исторического текста: некоторые аспекты философии истории Ф. Р. Анкерсмита» Стрелков В. И. К антологии исторического текста: некоторые аспекты философии истории Ф. Р. Анкерсмита // Одиссей. Человек в истории. 2000. — М.: 2000. — С. 139−151. Данная работа сочетает в себе как определенные положения, усвоенные в ходе соприкосновения с мировой исторической наукой, так и некоторые паттерны, характерные исключительно для постсоветского историка-профессионала. Философия истории Анкерсмита при этом обретает совершенно иные оттенки, изменяется. Такие искажения чрезвычайно важны для исследования процесса межкультурного диалога, ибо благодаря им, становится возможным проанализировать ход и специфику происходившей рецепции. Другими примерами таких статей могут стать, например, чрезвычайно наглядный случай расхождения между российской и мировой исторической наукой: статья Тогоевой О. И. Тогоева О. И. Брошенная любовница, старая сводня, секретарь суда и его уголовный регистр (Интерпретация текста или интерпретация интерпретации) // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. 2000. — Вып. 3. — М.:РГГУ, 2000. — С. 237−263., в которой она совершенно иначе проинтерпретировала случай из судебной практики XVI столетия, нежели французская исследовательница К. Говар Говар К. Прослывшие ведьмами: четыре женщины, осужденные прево Парижа в 1390—1391 // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. 2000. — Вып. 3. — М.:РГГУ, 2000. — С. 221−236.. Сюда же необходимо включить и многочисленные российские рецензии на зарубежную периодику и обзоры историографии, которые довольно часто выходили на страницах таких изданий как «Одиссей», «Вопросы истории», «Отечественная история».

Вторым важнейшим для меня типом публикаций в периодических и исторических изданиях являются «круглые столы» и дискуссии, материалы которых зачастую публиковались на страницах выбранных мною периодических и серийных изданий. Примерами таких материалов могут служить материалы дискуссий в Одиссее, которые проводились в первые годы существования издания Баткин Л. Индивидуальность и личность в истории (дискуссия) // Одиссей. Человек в истории. 1990. М.: Наука, 1990. — С. 5 — 8. и продолжились после длительного перерыва в 1999 году Социальность, рожденная за пиршественным столом // Одиссей. Человек в истории. 1999. — М.: Наука, 1999. — С. 5−108.

Анализ высказываний, произведенных в ходе таких дискуссий, позволит понять, какие методические новшества были усвоены российским ученым-историком, и то, как в ходе культурного трансфера меняются изначальные положения той или иной теории или идеи.

Третья категория, интересующая меня в первую очередь, — статьи, посвященные практическим исследованиям конкретных исторических вопросов, то есть локальным историческим сюжетам. Тут мне будут интересны, прежде всего, статьи, имеющие большой и разветвленный ссылочный аппарат. Как характерный пример подобной статьи можно привести работу О. С. Воскобойникова Воскобойников О. С. Ars instrumentum regni. Репрезентация власти Фридриха II в искусстве Южной Италии (1220−1250) // Одиссей. Человек в истории. 2002. — М.: Наука, 2002. — С. 169−199. Такие статьи являются необходимым условием для анализа авторской политики употребления ссылок на зарубежные издания. Проследив основные тенденции употребления ссылок, возможно сделать определенные выводы о характере и изменениях рецепции западных идей.

Четвертый тип статей, представляющих для меня интерес, это статьи переводные. Анализ того, что переводилось, может многое сказать о «проблемных местах» отечественной исторической науки и механизмах отбора статей для перевода, которые в это время функционировали в научном сообществе.

Таким образом, отобранные мною периодические и серийные издания в качестве источников дадут возможность проследить процесс рецепции и изменения в российской историографии, связанные с взаимодействием между ней и мировой исторической наукой.

Обзор Историографии. Прежде чем приступать к анализу историографии, следует определить, что в данном случае подразумевается под термином «историография». Как явствует из названия, моя работа носит характер анализа процессов рецепции и трансляции знания, происходивших в отечественной исторической науке на протяжении 1988 — 2002 годов. Поэтому я считаю необходимым разделить весь корпус работ на две неравные части: материалы периодических и сериальных изданий, которые будут источниками моей работы, и так называемая историография второго порядка, которая собственно и выступает в моей работе в роли «историографии».

Под историографией второго порядка понимаются специальные работы, анализирующие историографический процесс в России в конце 1980 — х годов — начале 2000;х. Важное значение при этом для меня будут иметь не только исследования, посвященные непосредственно взаимодействию отечественной и зарубежной исторической науки, статьи, анализирующие динамику развития и специфику исторических периодических изданий, но и историография посвященная общему развитию исторической науки в это время.

Историография, в которой анализировались бы пути развития исторической науки — довольно обширна, но в то же время ей присущи серьезные пробелы и недостатки. Работ, посвященных непосредственно анализу особенностей исторических периодических изданий, в интересующий меня период времени — крайне мало. Фактически этой теме в российской исторической науке внимание уделяли всего три автора: Борис Евгеньевич Степанов, Антон Вадимович Свешников и Наталья Дмитриевна Потапова.

Эти исследователи репрезентируют два совершенно разных подхода к проблематике исследования периодических исторических изданий. Б. Е. Степанов и А. Н. Свешников, которые довольно часто писали статьи в соавторстве Свешников А. В., Степанов Б. Е. Историки в междисциплинарном сообществе (Междисциплинарность и трансформация исторического сообщества) // Научное сообщество историков России: 20 лет перемен / Под ред. Г. Бордюгова. — М.: АИРО-XXI, 2011. — С.234−258., больше внимания обращают на проблему функционирования исторического дискурса в периодических изданиях Свешников А. В. Степанов Б. Е. Исторические альманахи «Одиссей», «Казус», «Диалоги со временем»: поиск моделей научной коммуникации — Препринт WP6/2008/02. Серия WP6 Гуманитарные исследования. Институт гуманитарных историко-теоретических исследований им. А. В. Полетаева НИУ ВШЭ [Электронный ресурс]. Электрон. дан. М., cop 2008;2013URL: https://www.hse.ru/data/2010/05/05/1 216 432 187/WP6_200802.pdf (Дата обращения 31. 03. 2013)., коммуникативные стратегии того или иного издания Свешников А. В., Степанов Б. Е. Коммуникативные стратегии постсоветских исторических альманахов // Мир историка: историографический сборник. — Вып. 4. — Омск, Из-во Омского Университета, 2008. — С. 387−411., модели отбора и размещения материалов, затрагивая при этом и проблемы рецепции западной теории истории, в частности междисциплинарности и исторической антропологии Степанов Б. Е. Тонкая красная нить: споры о личности и индивидуальности как зачин историографии 1990;х // Новое литературное обозрение, 2007, № 83/84.

Чаще всего их статьи строятся по схеме: «тезис — примеры подтверждающие приведенный тезис», то есть представляют собой ряд утверждений, подкрепляемых выдержками, цитатами и ссылками на периодику. Свое внимание они концентрируют на ряде исторических изданий: прежде всего, это альманахи «Одиссей», «Казус», «Диалог с историей», то есть издания новаторские по своей сути, пытавшиеся применить и привить на российском грунте определенные теоретические идеи, почерпнутые из мировой исторической науки. Также определенное внимание уделено Б. Е. Степановым университетской исторической периодике и периодике региональных сообществ историков Степанов Б. Пикник на обочине: опыт характеристики региональной интеллектуальной среды // Исторические исследования в России — II. Семь лет спустя / Под редакцией Г. А. Бордюгова. — М.: АИРО — XX, 2003. — С. 168−183. Значительно меньше внимания в статьях обоих авторов уделено освещению деятельности академических изданий — таких журналов как, например, «Вопросы истории». Таким образом, Степанов Б. Е. в своих работах предлагает скрупулезный анализ существующих в периодике дискурсов и моделей построения журнального пространства.

Немного иной подход к проблематике предлагает Потапова Н.Д.

Ее, прежде всего, интересуют старые издания, связанные с академической средой, то есть такие журналы как «Вопросы истории», «Отечественная история», исследованию которых она посвятила несколько статей Потапова Наталья. Историческая периодика: ситуация языкового выбора // Исторические исследования в России — II. Семь лет спустя / Под редакцией Г. А. Бордюгова. — М.: АИРО — XX, 2003. — С. 35−49. Также внимание она уделяет таким журнальным форумам как «Родина», «Независимое литературное обозрение» Потапова Наталья. Российские исторические журналы: три модели организации знания и общества// Научное сообщество историков России:20 лет перемен / под. Ред. Геннадия Бордюгова. — М.: АИРО-XXI, 2011 — С. 191−233. и т. д. Для ее работ характерно внимание к устойчивым структурам и моделям организации журнального пространства, что выражается в усиленном интересе к использованию статистики, подсчетов различных параметров исторического дискурса Потапова Наталья. Историческая периодика: ситуация языкового выбора // Исторические исследования в России — II. Семь лет спустя / Под редакцией Г. А. Бордюгова. — М.: АИРО — XX, 2003. — С. 41., функционирующего в периодических исторических изданиях. Потапова Н. Д. особенное внимание уделяет характеристике того сообщества авторов, которые сформировались в периодических изданиях, постоянно при этом иллюстрируя свои наблюдения статистическими данными. В частности, она характеризует сообщество исследователей по половому признаку, региональной принадлежности, возрасту и по множеству иных параметров Там же с. 39−41. Такие внушительные статистические экскурсы обладают довольно важной функцией — они не только иллюстрируют размышления автора, но и позволяют посмотреть на процессы, происходящие в периодике под несколько иным углом и лучше понять причины развития периодического издания по выбранной им траектории. Потапова Н. Д. строит свой нарратив, совмещая при этом схемы «тезис — статистика» или «тезис — пример, подтверждающий тезис». Сильными сторонами статей Потаповой является не только то, что она активно использует статистику, но и интерес к тем ученым, которые являются авторами публикаций, выходящих в исторической периодике. Интерес Потаповой к сообществу исследователей, в отличие от статей Б. Степанова, в которых исследуется скорее безличностный научный дискурс, является скорее положительным моментом. Хотя сама исследовательница практически не уделяла внимания тем альманахам, которые я рассматриваю в своей работе, тем не менее, ее подход к изучению периодического научного издания мне импонирует.

Остальные авторы писали о проблематике развития периодических исторических изданий лишь от случая к случаю, нередко ограничиваясь при этом всего лишь одной статьей. Как правило, публикации данного типа появлялись в преддверии каких либо важных для российского сообщества историков дат, юбилеев. Публикации такого рода обладали двоякой функцией: с одной стороны — они подводили итоги определенным периодам и событиям, с другой стороны — они становились своеобразными «местами памяти», которые способствовали артикуляции определенных традиций, сформированных в сообществе историков-профессионалов, актуализации пережитого ими опыта. Что характерно, такие публикации появились, чрезвычайно рано, первым примером такого рода стала статья Е. М. Михиной в альманахе «Одиссей» за 1993 год Михина Е. М. Размышляя о семинаре: субъективные заметки /Е. М. Михина // Одиссей. Человек в истории. Образ «другого» в культуре. — М.:Наука, 1994 — С. 300−318., посвященная первым годам работы семинара по исторической психологии. Другие характерные примеры такого рода публикаций есть статьи Харитоновича Харитонович Д. Э. Десять лет странствия Одиссея // Средние Века. — 2001. Вып. 62. — С. 213−229., Свешникова и Степанова Свешников А., Степанов Б. Воспоминание о будущем (к 20-летию «Одиссея») // Одиссей. Человек в истории. 2008. — М.:Наука, 2008. — 444−457., посвященные юбилеям альманаха Одиссей, статья Тогоевой О. И. и Бойцова М. А., посвященная альманаху Казус Бойцов М. А., Тогоева О. И. Дело «Казуса» // Средние Века — 2007 — Вып. 68(4) — С. 149−159., и. т. д.

Второй тип историографических работ не касается непосредственно заявленной мною тематики, но, тем не менее, имеет важное значение, так как освещает общий контекст — развитие исторической науки в 90-х годах XX столетия.

Рефлексия о «кризисе исторической науки», о смене приоритетов началась довольно рано, еще в период перестройки, то есть едва ли не с самого начала процесса изменений в исторической науке. Первые обзорные работы, касающиеся анализа развития перестроечной историографии, начали выходить в 1991 — 1992 годах. Характерный пример такого типа литературы — книга Бордюгова Г. А. и Козлова В. А. «История и конъюнктура» (1992)Бордюгов Г. А. Козлов В. А. История и конъюнктура. — М.: Издательство политической литературы, 1992. — 352 с. В данной работе авторы анализируют основные точки зрения, сложившиеся среди историков и публицистов вокруг «острых тем» советской истории: противостояния Троцкого и Сталина, культа личности «Вождя Народов», творческого наследия Бухарина и т. д. В соответствии с названием, авторы подают свою собственную точку зрения на происходившие изменения в историографии в 1988 — 1991 годах. Данная книга являет собой характерный пример литературы подобного направления: авторы констатируют многие особенности поздней советской историографии: пассивность, отставание в историографических исследованиях, субъективизм и конъюнктурность. Авторы данной монографии, как и авторы других подобных работ Афанасьев Ю. А. Я должен это сказать: политическая публицистика времен перестройки — М.:ПИК, 1991 — 256 с. были увлечены поиском «подлинной научности», «объективности» и негативно относились к «конъюнктуре» и особенно подверженной данному недугу публицистике. Хотя в работах данного плана вопросы взаимодействия отечественных историков с западной исторической наукой затрагиваются лишь «по касательной», тем не менее, такого типа работы дают определенные сведения о «контексте» — историографической ситуации на рубеже 1980;х — 1990;х годов, описывают сложности кризисного периода, который и вынудил обратиться постсоветского историка к опыту мировой исторической науки.

В 1990;х — 2000;х годах продолжалось исследование позднесоветской историографии, которое в это время перешло на новый качественный уровень. От констатации отдельных примечательных черт ученые перешли к выявлению структуры историографического дискурса в 1988 — 1992 годах. Авторы начали выделять направления: разнообразие появившихся тогда концепций, взглядов и мнений позволило исследователям выделять в спектре разнообразных историографических направлений той поры такие, как «формационно-ортодоксальный» и «либеральный» (В.В. Согрин) Согрин В. В. Идеология и историография в России: нерасторжимый брак? // Вопросы философии. -1996. -№ 8. — С. 3−18.; «шестидесятнический», «радикалистский» и «традиционалистский» (А.Н. Сахаров) Сахаров А. Н. Историческая наука на перепутье // Россия в XX веке: Судьбы исторической науки. — М., 1996. — С. 9−12. и прочие. Как можно увидеть, изучение проблематики перестроечной историографии впоследствии перешло на новую ступень. Ученые стали вычленять определенные стадии, начался процесс осмысления историографического процесса в целом, а не по отдельным частям, чем грешила часто историография 1990;1993 годов.

Помимо данного типа работ, посвященных развитию историографии в период 1988;1992 годов, интерес представляют работы, анализирующие отдельные течения в российской историографии и процессы, происходящие в ней в целом, начиная с 1993 года по 2002. Авторов статей подобного рода интересовали не процесс рецепции сам по себе, не историческая научная периодика, хотя данные темы все же определенным образом освещались. Важнейшим явлением, репрезентирующим данный подход можно считать коллективный сборник статей под редакцией Г. А. Бордюгова, вышедший в 1996 году Исторические исследования в России: тенденции последних лет / Под ред. Г. А. Бордюгова. — М.: АИРО-XX, 1996. — 464 с. Впоследствии вышли также сборники в 2003 Исторические исследования в России — II. Семь лет спустя / Под ред. Г. А. Бордюгова. — М.: АИРО-XX, 2003. — 560 с. и 2011 Научное сообщество историков России:20 лет перемен / Под. ред. Г. А. Бордюгова. — М.: АИРО-XXI, 2011. — 520 с. годах. В качестве авторов сборников были привлечены люди уже сделавшие себе имя в науке. По замыслу авторов идеи данного сборника, с помощью собранных в нем статей должны были быть освещены все стороны развития научного сообщества историков в России: от взаимоотношений с властью до взаимодействия с сообществами ученых-русистов в различных странах. Наибольший интерес для моей тематики представляют статьи, освещающие появление и развитие новых направлений в исторической науке: таких как гендер Дашкова Т. Гендерная проблематика: подходы к описанию // Исторические исследования в России — II. Семь лет спустя / Под ред. Г. А. Бордюгова. — М.: АИРО-XX, 2003. — С. 203−245., или историческая антропология Кром М. Историческая антропология: от теоретических дебатов — к конкретным исследованиям // Научное сообщество историков России: 20 лет перемен/ Под ред. Г. А. Бордюгова. — М.: АИРО-XXI, 2011 — С.186−202. Хотя проблематике восприятия иностранных идей отечественной историографией в подобных статьях уделялось уже достаточно внимания, авторов интересовали в основном возможности российского материала для реализации новых подходов. В статьях делался обзор уже проделанного, но при этом констатировались и трудности, «проблемные места», не охваченные исследованиями. Авторы зачастую указывали на недостатки работы историков (особенно корили они фрагментацию знания, отсутствие стремления к синтезу исторического знания), констатировали небрежное отношение к терминологии и зачастую искаженное восприятие западной методологии отечественными учеными. Сборники вызвали довольно неоднозначную реакцию: на них вышли довольно едкие рецензии Уваров П. Историки делятся на работающих с источниками и не работающих с оными //Российская история — 2013 — № 1 — С. 4−12., хотя критика все же была направлена на те статьи из сборников, которые не имеют прямого отношения к моей теме.

Также в это время стали выходить статьи и помимо вышеупомянутых изданий, посвященные отдельным проблемам рецепции западных идей в отечественной историографии, например, как статья С. Неретиной Неретина С. Споры о главном. Дискуссии о настоящем и будущем исторической науки вокруг французской школы Анналов // Вопросы истории. — 1994. — № 6. — С. 182−186., И. Жеребкиной Жеребкина Ирина Гендерные 90-е, или фаллоса не существует. — СПб.: Алетейя, 2003. -256 с., З. Хоткиной Хоткина З. Гендерные исследования в России — 10 лет // Общественные науки и современность. — 2000. — № 4. — С. 21−26. и других.

Наиболее популярной формой историографии стали именно статьи. Что же касается более «крупных» форм, то их количество довольно мало. Наиболее интересной для меня в этом ряду является книга Л. Р. Хут Хут Л. Р. Теоретикометодологические проблемы изучения истории Нового времени в отечественной историографии рубежа XX — XXI вв.- М.:МПГУ, 2010. — 702 с., посвященная изучению проблем развития методологии в российской исторической науки. Некоторое внимание при этом она уделяет и периодическим изданиям. Определенным образом она опиралась на статьи и работы, выходившие до этого, но в то же время сделала несколько важных, хотя и не бесспорных наблюдений о характере рецепции западной методологии, которые можно суммировать в следующих пунктах:

  • — Интерес российских историков к мысли классиков историографииХут Л. Р. Теоретикометодологические проблемы изучения истории Нового времени в отечественной историографии рубежа XX — XXI вв.- М.:МПГУ, 2010. — С. 44.
  • — После распада Советского Союза произошел выход позитивистской историографии из андеграунда, и началось бурное развитие именно такого рода исследований Там же с. 44.
  • — Научной периодике принадлежит наиболее значительное место в процессе рецепции западной методологии и теории истории Хут Л. Р. Теоретикометодологические проблемы изучения истории Нового времени в отечественной историографии рубежа XX — XXI вв. — М.:МПГУ, 2010. — с. 45.
  • — Распространение исторической антропологии была наиболее важной новацией в сфере методологии исторической науки Там же с. 58.
  • — Российское понимание исторической антропологии было особенным своим повышенным вниманием к индивиду и человеческой личности Та же с. 49.

Данная книга важна для меня как труд, подводящий и систематизирующий разные точки зрения на развитие научной периодики в период конца 80-х — начала 2000;х годов.

Также необходимо рассмотреть и зарубежную историографию. К сожалению, приходится констатировать, что проблемы исторической периодики мало интересовали зарубежных ученых-русистов. Их внимание скорее привлекали «крупные формы»: прежде всего монографии историков из России, на которые они писали большое количество рецензий. Обзоров развития исторической периодики в Российской Федерации, как правило, не проводилось. Это связано, скорее, с тем, что российская историческая наука еще довольно слабо присутствует в зарубежном историческом печатном пространстве, что отмечается и в различного рода литературе Уваров П. Ю. Но тут все и кончилось… Россия в роли «великой историографической державы» // Национальная гуманитарная наука в мировом контексте: Опыт России и Польши / Под ред. Е. Аскера и И. М. Савельевой. — М.: ГУ-ВШЭ, 2010. — С. 133. Такая ситуация «отсутствия» исторических работ российских авторов в зарубежных печатных изданиях обусловлена тем, что российская историческая наука не сильно была интересна зарубежному историку. Это и обусловило непопулярность темы российских периодических изданий в зарубежной историографии. Поэтому я ограничусь лишь краткой характеристикой общего взгляда зарубежного историка на развитие историографии в России.

Прежде всего, общую характеристику развитию развития исторической науки, можно найти в двух номерах журнала «Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History»: Volume 2, № 2, 2001 Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History — Vol. 2 — Number 2, Spring 2001 // Project MUSE cop 2013 [Электронный ресурс] URL: http://muse.jhu.edu/journals/kritika/toc/kri2.2.html (режим доступа 10. 05. 2013).; Volume 12, № 4, 2011 Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History — Vol. 12 — Number 4, Fall 2011 // Project MUSE cop 2013 [Электронный ресурс] URL: http://muse.jhu.edu/journals/kritika/toc/kri.12.4.html (режим доступа 10. 05. 2013)., где зарубежные авторы дают сжатые характеристики основным процессам в российской историографии спустя 10 и 20 лет после распада СССР. На основе данных номеров журнала, а также рецензии Бена Эклофа Eklof Ben. «By A Different Yardstick:» Boris Mironov’s A Social History of Imperial Russia, 1700−1917, and its Reception in Russia. // Ab Imperio. — Вып. 3. — 2008. — С. 289−318. в основном отмечаются такие важные черты присущие развитию российской историографии как:

  • — Успешная работа на источниковедческом поприще Фокс М. -Д., Холквист П., По М. Журнал «Критика» и новая наднациональная историография России. URL: http://magazines.russ.ru/nlo/2001/50/devid.html (режим доступа 10. 05. 2013). Советская историография была задавлена историографическим прессом, и поэтому наиболее успешными были источниковедческие штудии. Такиея тенденции продолжились и постсоветской исторической науке.
  • — Сообщество российских историков-профессионалов резко дистанцировалось от политических дебатов конца 1990;х годов и резко дало крен в сторону профессионализации Kollmann, Nancy Shields. Convergence, Expansion, and Experimentation: Current Trends in Muscovite History Writing // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History — Vol. 2 — Number 2, Spring 2001 // Project MUSE cop 2013 [Электронный ресурс]. URL: //http://muse.jhu.edu/journals/kritika/toc/kri2.2.html (режим доступа 10. 05. 2013)., стараясь защитить те идеалы профессионального историка, которые были общеприняты в советской науке.
  • — Российские историки начали старательно изучать ранее запретные и непопулярные в историографии такие темы как, например, история церкви. В то же время избавление от идеологического пресса позволило к старым и хорошо изученным темам, как революции 1917 года подойти по-новому: более объективно.
  • — Советская историография сильно отставала от общемировой. Успехи в рецепции западной методологии были фрагментарными: более или менее успешно произошла рецепция советскими историками идей Школы Анналов и некоторых методов квантитативной истории Фокс М. -Д., Холквист П., По М. Журнал «Критика» и новая наднациональная историография России// Новое Литературное Обозрение. 2001 — № 50. [Электронный ресурс]. Электрон. дан. М., cop 2011;2013. URL: http://magazines.russ.ru/nlo/2001/50/devid.html (режим доступа 10. 05. 2013). В постсоветский период данные тенденции сохранились, хотя и была проделана огромная работа по переводу и усвоению основных теорий исторической науки, дистанция между российской и мировой исторической науками все равно сохранилась. В зарубежной исторической науке сложилось представление, что она превосходит российскую, хотя последняя и делает определенные успехи Eklof Ben. «By A Different Yardstick:» Boris Mironov’s A Social History of Imperial Russia, 1700−1917, and its Reception in Russia. // Ab Imperio. — Вып. 3. —2008. — С. 295−298.

Таким образом, в результате у нас оказывается довольно пестрая и неоднозначная картина. Почти отсутствуют работы синтезирующего плана, в то время как большинство исследователей сосредоточили свое внимание на локальных проблемах (не случайно среди корпуса историографии второго порядка преобладающей формой работ есть статья). Некоторым сюжетам уделяется львиная доля внимания: это прежде всего проблемы рецепции идей и методологии французской школы Анналов и итальянской микроистории, западной русистики, намного менее радужная ситуация складывается с остальными историографическими направлениями. Такая неоднородность может быть признана серьезным недостатком историографии по проблемам рецепции западной методологии исторической науки. В тоже время есть некоторые успехи — довольно неплохо изучено развитие альманахов «Одиссей» и «Казус», в историографии применено на практике немало интересных и многообещающих подходов к изучению периодических научных изданий.

Цель. Изучить модели рецепции и трансляции западной методологии истории, существовавшие в альманахах «Одиссей», «Казус» и THESIS.

Задачи: 1) Выделить модели рецепции и трансляции методологии исторического знания, существовавшие в альманахах «Одиссей», «Казус» и THESIS.

  • 2) Проследить особенности рецепции методологии исторического знания в альманахе «Одиссей», выделить этапы данного процесса.
  • 3) Проследить особенности рецепции методологии исторического знания в альманахе «Казус»
  • 4) Проследить механизмы и принципы отбора и трансляции методологии исторического знания в альманахе THESIS.

Структура исследования: состоит из введения, 3 разделов, списка использованных источников и литературы и приложения (24 таблицы).

Показать весь текст
Заполнить форму текущей работой