Предисловие. 
Инвенция, диспозиция и элокуция в риторике

Аллегорическое средневековое изображение Госпожи Риторики не оставляло сомнений в ее неземной красоте и всемогуществе. Дама восседала на пышном троне, как Regina Artium (Богиня Искусства), облаченная в ослепительные одежды, на которых были вытканы речевые фигуры. Из уст ее произрастала лилия, которая символизировала ornatus, или красоту речи, причем не красоту речи данной отдельной Дамы, а красоту речи вообще.

Кроме лилии, в дополнение к ней, произрастал из тех же уст и меч, имевший свое символическое задание: служить наглядным выражением наиболее разящего оружия человечества — persuasio, искусства убеждать. По обеим сторонам от этой красоты располагались величайшие ораторы и поэты прошлого, возглавляемые Цицероном и Вергилием, причем более Цицероном, чем Вергилием.

Вергилий чуть отодвинулся на второй план, намекая тем самым на то, что, вообще-то говоря, не он тут главный, ибо поэзия есть лишь одна из форм красноречия, а не красноречие как таковое. Красноречие же, как таковое представлял Цицерон, который по этой причине и не счел возможным отодвигаться на второй план вместе с Вергилием, но остался на первом, дабы еще раз подчеркнуть, что дама с лилиею и мечом во рту принадлежит, прежде всего, ему, а не поэтам.

И в этом, надо сказать, Цицерон был совершенно прав, поскольку риторика, действительно, прежде всего, принадлежит не поэтам. А принадлежит она (сразу же после Цицерона) каждому говорящему. Ибо, по справедливому замечанию шести бельгийцев, «…даже если в далеком прошлом люди и говорили стихами, то в наши дни эта привычка заметно утеряна» .

Из этого соображения мы и будем исходить в данном учебном пособии, главным героем которого назначим, следовательно, говорящего. Причем говорящего обычным образом, в самых что ни на есть повседневных речевых ситуациях. Потому-то учебное пособие охватывает не просто риторику, а дискурсивную риторику, несмотря на то, что название такое может показаться весьма неожиданным.

Прилагательное «дискурсивный» происходит в данном случае от слова «дискурс», обозначающего не просто речь, но речь как социальное действие, то есть как взаимодействие между говорящими. Дискурс, который мы имеем в виду, есть, таким образом, обычный, повседневный дискурс, то есть обыденная речевая практика.

Вот почему та риторика, средневековое изображение которой описано выше, и не воспроизведена на обложке данного учебного пособия. «Наша» риторика не имеет отношения прежде всего к красноречию — она, стало быть, имеет отношение к обыденной речевой практике, где достижение соответствующей научной дисциплины тоже могут быть использованы весьма, и весьма продуктивно. Правда, редко когда это осознается.

Дело в том, что если определять содержание риторики строго, то есть в соответствии с первоначальным (а например, не средневековым) ее пониманием, то риторика есть не столько наука о красноречии, сколько наука о речевой целесообразности, или, иными словами, об осознанном «говорении», об осознанном и корректном речепроизводстве.

Другое дело, что исторически риторика служила ораторской, а отнюдь не повседневной речи. Но именно в область повседневной речи риторику давно уже, может быть, следовало пригласить, перестав воспринимать ее исключительно как даму с лилией и мечом во рту. Кстати, подобные приглашения риторика время от времени получала. Так, в конце пятидесятых годов в, высшей степени продуктивно использовал риторику как науку исключительно аргументации — причем именно применительно к повседневному дискурсу — знаменитый неоритор Хаим Перельман, профессор Брюссельского университета. Его известные во всем мире и до сих пор очень широко цитируемые работы (например: «Риторика и философия», «Новая риторика: Трактат об аргументации» и др.) действительно показали, что риторика вполне может обслуживать и повседневную речевую практику.

Впрочем, кому бы риторика ни принадлежала, соотносилась она изначально не столько с «искусством красиво говорить», сколько с «искусством говорить», а это, как очевидно, разные вещи. Так что с утратой риторики мы отнюдь не утратили, прежде всего, красноречия (это как-нибудь еще можно было бы пережить!) — мы утратили фактически дар речи, что пережить уже гораздо труднее.

" Говорение на языке" стало восприниматься нами как следование правилам данного языка, а не как искусство. Отсюда и возникло заблуждение, что «говорить» вообще-то просто, что это может каждый и что для этого всего-то и достаточно знать что-нибудь вроде ударения, рода-числа-падежа, склонения-спряжения и т. п.

Иными словами, мы хорошо усвоили, чем говорить, и окончательно забыли, о чем, как, зачем, когда, где и кому говорить: потому-то мы и говорим обо всем, как получится, просто так, всегда, везде и всем.

Данное учебное пособие предназначено для тех, кого все это беспокоит. А стало быть, для тех, кому жаль утраты «искусства говорить» и кто хотел бы понять, каким образом сведения из области риторики можно использовать в повседневной речи — причем использовать не для того, чтобы сделать речь красивой, а для того, чтобы сделать ее осмысленной.