Прагматические аспекты перевода

Термин «прагматика» был предложен в конце 30-х годов XX века Ч. Моррисом для обозначения раздела семиотики, который занимается изучением отношений между знаками и пользователями этими знаками (интерпретаторами). По мнению Н. Д. Арутюновой, лингвистическая прагматика не имеет четких контуров, в нее включается комплекс вопросов, связанных с говорящим субъектом, адресатом, их взаимодействием в коммуникации, ситуацией общения. Все эти вопросы представляют важность не только в исследовании особенностей одноязычной коммуникации, но и в исследовании особенностей и закономерностей двуязычной, то есть переводной коммуникации. Причем, если в исследованиях одноязычной коммуникации отношения между знаками и пользователями могут выражаться формулами «отправитель знака — знак» и «знак — получатель знака».

Данная формула достаточно полно отражает структуру межъязыковой коммуникации (она будет описана ниже). При этом под знаком подразумевается текст (оригинала и перевода соответственно), который, по сути, является своего рода «макрознаком». На схеме стрелками обозначены те отношения, которые представляют наибольший интерес с прагматической точки зрения: отношения между автором оригинала и текстом оригинала, между текстом перевода и получателем перевода, а также наиболее важные отношения, а именно: между переводчиком и автором оригинала, между переводчиком и получателем перевода, а также между автором оригинала и получателем перевода. Направление стрелок от переводчика к автору оригинала и получателю перевода означает, что деятельность переводчика всегда направлена на уяснение намерений автора оригинала, выраженных в тексте, и на обеспечение того воздействия на читателя (слушателя), на которое рассчитывал автор оригинала. Это не значит, что переводчик не вступает в отношения с текстом оригинала и уж тем более с текстом перевода (который он, собственно и создает). Но вопрос восприятия, интерпретации, понимания оригинала переводчиком — это вопрос герменевтики перевода, который будет рассмотрен в соответствующем разделе. Что касается отношений переводчика к тексту перевода, то это вопрос, затрагивающий механизм перевода, хотя в какой-то степени относящийся и к прагматике перевода. В данном разделе мы рассмотрим, в частности, те действия, которые осуществляет переводчик, чтобы обеспечить желаемое воздействие на получателя перевода.

Осознание того, что вопросы прагматики представляют для теории перевода не меньший интерес, чем вопросы участвующих в переводческом процессе языков, привело к выделению в теории перевода раздела, посвященного изучению прагматических аспектов перевода.

Прагматика перевода — основное понятие данного раздела лингвистической теории перевода — определяется следующим образом: «Влияние на ход и результат переводческого процесса необходимости воспроизвести прагматический потенциал оригинала и стремления обеспечить желаемое воздействие на Рецептора перевода называется прагматическим аспектом или прагматикой перевода». Из этого определения следует, что под знаком понимается текст в целом. Этот текст обладает способностью оказывать воздействие на своего получателя, то есть обладает прагматическим потенциалом, который определяется В. Н. Комиссаровым как «способность текста производить… коммуникативный эффект, вызывать у Рецептора прагматические отношения к сообщаемому, иначе говоря, осуществлять прагматическое воздействие на получателя информации…».

Центральной фигурой переводческого процесса является фигура переводчика, которой должен принимать во внимание все факторы, оказывающие влияние на процесс перевода, чтобы воспроизвести прагматический потенциал текста оригинала. Чтобы уяснить, какие именно факторы и явления воздействуют на процесс перевода, рассмотрим структуру акта переводной коммуникации с прагматической точки зрения.

Процесс переводной коммуникации начинается не с анализа текста оригинала переводчиком, как утверждают большинство исследователей, а значительно раньше — с появления у одного из коммуникантов определенной коммуникативной интенции. Коммуникативная интенция появляется под влиянием некоторой потребности, возникающей в результате воздействия окружающей среды, в процессе жизнедеятельности коммуниканта, как результат его вовлеченности в происходящие вокруг него и с ним процессы. Эти потребности могут быть удовлетворены посредством создания речевого произведения — текста. Следовательно, следующий этап акта коммуникации — создание текста. Вид потребности, а значит и вид коммуникативной интенции, определяет особенности текста, его содержание и форму. Проще говоря, человек говорит и пишет в данных условиях так, как это необходимо для наиболее полной реализации коммуникативной цели, которую он поставил перед собой. В результате в разных ситуациях общения создаются разные тексты, отличающиеся друг от друга своими жанровыми характеристиками, использованным языковым материалом, существующие в неповторимом единстве формы и содержания. Как пишет О. П. Брандес, «каждый речевой жанр — это определенная модель смыслобразования, это определенная знаковая система, в которой действуют свои, отличные от других жанров, правила сочетаний, комбинаций и взаимодействий знаков». Текст рекламы отличается от текста художественного произведения, равно как каждый из этих двух текстов отличается от текста научной статьи не потому, что так было угодно создателю текста или у него просто так получилось, а потому что каждый из этих текстов способен выразить определенную коммуникативную интенцию. Только при таком, а не каком ином построении (с точки зрения формы и содержания) текста коммуникативная интенция может быть выражена.

Созданный для реализации определенной коммуникативной интенции текст наделяется определенными функциями. Как правило, всегда можно выделить для данного текста основную, или доминантную функцию. Это та функция, которая была предусмотрена создателем текста в процессе его создания. Если это художественное произведение, то доминантной функцией является функция художественно-эстетического воздействия. Для научно-технического текста такой функцией будет функция передачи информации. Текст публицистической статьи или рекламный текст выполняют основную функцию воздействия, влияя на сознание, убеждения и поведение получателя текста. Текст контракта или любой другой юридический документ призван досконально точно зафиксировать необходимую информацию, отражающую существующие договоренности между сторонами, и юридически закрепить существующие договоренности. Помимо доминантной некоторые тексты могут выполнять и другие функции. Однако представляется, что эту работу текст выполняет, не имея «мандата» на то от своего автора, и вопрос о необходимости передачи таких функций в переводе остается открытым.

В общем смысле доминантная функция текста заключается в создании определенного коммуникативного эффекта, то есть в оказании определенного прагматического воздействия на получателя текста. Художественный текст должен оказать эстетическое воздействие на читателя, информация, содержащаяся в информативном тексте, должна быть адекватно воспринята получателем, поведение получателя текста рекламы должно измениться (или, по крайней мере, получатель рекламы должен понять, как, по мнению создателей текста, должно измениться его поведение и почему). Следовательно, следующий этап акта коммуникации — восприятие созданного текста получателем. Но это справедливо только для одноязычной коммуникации, где между создателем текста и его получателем не существует языкового барьера. В условиях межъязыковой коммуникации созданный текст первоначально попадает к переводчику, а значит, непременным этапом переводной коммуникации является этап анализа текста оригинала переводчиком. Мы уже отмечали, что этот этап больше связан с герменевтикой перевода, однако он представляет определенный интерес и с точки зрения прагматики, поскольку целью такого анализа является уяснение, для чего был создан текст, какова была коммуникативная интенция создателя текста, какую потребность этот текст удовлетворяет, то есть какую доминантную функцию он выполняет. Успешная посредническая деятельность невозможна, если переводчик в процессе анализа текста оригинала не найдет ответы на эти вопросы.

В исследовании прагматических аспектов перевода большое значение имеет определение специфики, коммуникативной направленности исходного текста. В этом отношении, как уже стало ясно из вышеизложенного, тексты на ИЯ неоднородны. Немецкий исследователь Альбрехт Нойберт приводит классификацию исходных текстов, включающую четыре типа:

• 1-й тип — текст ИЯ не предназначен специально для аудитории ИЯ. С прагматической точки зрения такой текст в равной мере интересует и аудиторию ИЯ, и аудиторию ПЯ. Примеры: научная, техническая литература, рекламные тексты.
• 2-й тип: Текст ИЯ содержит информацию, отвечающую специфическим потребностям аудитории ИЯ в какой-то особой исторической, экономической, политической, культурной и географической ситуации. Примеры: тексты законов, местная пресса, объявления.
• 3-й тип: Художественная литература. Тексты этого типа имеют много общего с текстами 2-го типа, так как они возникают и интерпретируются в определенной общественной ситуации. Но затем они оказываются вне времени и обретают значимость для всех людей, так как выражают общечеловеческие ценности.
• 4-й тип: Текст создается на ИЯ и предназначается прежде всего для перевода на ПЯ. Примерами текстов этой группы служат различные информационно-пропагандистские материалы, адресованные иностранной аудитории. Такие материалы изначально пишутся с учетом предполагаемой реакции читателя или слушателя. Текст на ИЯ в процессе своего создания строится таким образом, чтобы вызвать определенную реакцию со стороны именно аудитории ПЯ, и в этом отношении такой текст в значительной степени (с точки зрения прагматического потенциала) отличается от текстов других указанных типов.

Как мы видим, данная классификация строится на основе того, кому предназначен исходный текст. Понятно, что условна и сам ее автор не исключает, что она может включать какие-то дополнительные типы текстов или промежуточные типы. Заметим, в частности, что в процессе перевода текста 2-го типа переводчику, возможно, приходится принимать во внимание не только то, что исходный текст предназначался исключительно аудитории ИЯ, но и то, что получателем перевода такого текста может быть специалист в данной области, принадлежащий к аудитории ПЯ. Например, текст закона о налогообложении в США вполне может заинтересовать ученого-экономиста в России. Предполагается, что с учетом этого обстоятельства переводчик каким-то образом меняет свою стратегию, отказываясь от попыток в значительной степени адаптировать текст в процессе перевода с тем, чтобы обеспечить его полную ясность для той аудитории, для которой он не предназначался. Говоря об условности предлагаемого А. Нойбертом деления исходных текстов, А. Д. Швейцер пишет: «Можно предположить, например, что ученый, который готовит доклад для международной конференции, пишет его несколько иначе, чем, скажем, для семинара с участием коллег из собственной страны, воспитанных в той же научной традиции, представляющих ту же научную школу и свободно владеющих ее терминологическим аппаратом». Вместе с тем нельзя отрицать, что характер переводимого текста в значительно мере влияет на прагматические аспекты перевода.

В этом отношении значительный интерес представляет типология текстов, предложенная немецкой исследовательницей Катариной Райе. Основой типологии является функция, которую язык выполняет в данном тексте. Исходя из классификации функций, предложенной Карлом Бюлером, К. Райе выделяет три основных типа текста. В одном типе текста на первом месте стоит функция описания (сообщение информации), в другом — функция выражения (эмоциональных или эстетических переживаний), а в третьем — функция обращения (призыв к действию или реакции). Первый тип ориентирован на содержание, второй — на форму, третий — на обращение. Эти три типа текстов дополняются четвертой группой текстов, которые называются аудиоме-диальными. Это тексты, зафиксированные в письменной форме, но поступающие к получателю в устной форме и воспринимаемые им на слух. К текстам первого типа относится коммерческая корреспонденция, сообщения и комментарии прессы, специальные сообщения гуманитарных, естественных и технических наук и т. п. Тексты второго типа — это произведения художественной литературы, при переводе которых основная задача заключается в передаче их эстетического воздействия. Тексты третьего типа преследуют определенный экстралингвистический эффект, определенную цель. Они оформляются таким образом, чтобы обеспечить определенную реакцию, иногда побудить к конкретному действию. Аудиомедиальные тексты — это тексты радио— и телепередач, сценические произведения, тексты музыкальных произведений, которые являются элементами более крупного целого и не могут обходиться без внеязыковой (технической) среды и неязыковых графических, акустических и визуальных форм выражения. В принципе аудио-медиальные тексты могут быть распределены между текстами, ориентированными на содержание, форму или обращение. То, что переводимые тексты принадлежат к разным типам, означает необходимость использования разных методов перевода, соответствующих данному типу текста, в результате чего должен появиться текст на ПЯ, принадлежащий к тому же типу, что и текст на ИЯ и в общем виде сохраняющий его прагматику.

Следует иметь в виду, что коммуникативная направленность текста, как правило, соответствует типу высказывания. Информирование обеспечивается за счет использования повествовательных предложений, побуждение — за счет использования повелительного наклонения. Однако из этого правила бывают исключения, на которые нужно непременно обратить внимание на этапе анализа текста. Скажем, предложения «Я люблю яблоки» и «Дай мне яблоко» в целом имеют разную коммуникативную направленность и, соответственно, в обычных условиях вызывают разную реакцию у получателей. Но в некоторых коммуникативных ситуациях первое предложение может прозвучать как просьба (ее можно даже усилить, не меняя тип предложения: «Ах, как я люблю яблоки!»). Это означает, что, определяя доминантную функцию текста, речевого произведения, следует учитывать структуру и характер коммуникативной ситуации в целом, со всеми ее составляющими, не останавливаясь лишь на анализе текста. Не случайно Катарина Райс в качестве одного из требований, предъявляемых к переводу, считает необходимость соблюдать «внеязыковые детерминанты», которые включают такие прагматические факторы, как ситуация, предмет речи, пространственно-временные рамки, особенности автора и получателя, аффективные импликации и т. п.

Уяснив коммуникативную интенцию отправителя исходного сообщения и доминантную функцию текста оригинала, переводчик создает новый текст, текст на другом языке, выполняющий ту же доминантную функцию, что и его прообраз (оригинал), и оказывающий на своего получателя коммуникативный эффект подобный тому, который производит оригинал на своего получателя. Лишь после того, как перевод оказал коммуникативное воздействие на своего получателя, можно сказать, что процесс переводной коммуникации завершен.

Необходимо сделать ряд пояснений по поводу представленной схемы акта межъязыковой (переводной) коммуникации, которую можно также рассматривать в качестве коммуникативно-функциональной модели перевода. Во-первых, требование КЭ, = КЭ₂ является в известной мере относительным в силу того, что добиться абсолютного равенства коммуникативных эффектов, производимых текстами оригинала и перевода, практически невозможно. Достаточно сказать, что даже в рамках одной и той же культуры, в одной и той же ситуации один и тот же текст производит разное воздействие на разных получателей. Как пишет В. Н. Комиссаров, одинаковая реакция читателей оригинала и перевода «не является обязательной целью любого перевода, а в некоторых случаях она принципиально недостижима, вследствие особенностей рецепторов перевода, невозможности определить реакцию рецепторов оригинала и ряда других причин». Во-вторых, то, что мы назвали в нашей схеме обстановкой (Об), является понятием весьма широким и включает такие явления, как культура народа, к которому принадлежит создатель оригинала (или получатель перевода), коммуникативная ситуация, участниками которой в одном случае являются создатель оригинала, получатель оригинала и переводчик, а в другом — переводчик, выступающий в роли создателя текста на другом языке (перевода) и получатель перевода; обстановка включает также и предметную ситуацию, получающую отражение в тексте. Казалось бы, предметная ситуация должна быть одной и той же как в тексте оригинала, так и в тексте перевода. Однако прав А. Д. Швейцер, который утверждает, что «…однаитаже ситуация, участвуя в различных коммуникативных актах и будучи воплощенной в текстах, функционирующих в разной языковой и культурной среде, может быть представлена разными чертами. Ситуативные признаки, релевантные в одной коммуникативной ситуации, могут быть нерелевантными в другой». Таким образом, обстановка включает в себя большое количество явлений, каждое из которых определенным образом влияет на полноту и качество межъязыковой коммуникации.

Итак, заключительным этапом процесса переводной коммуникации является оказание определенного коммуникативного эффекта на получателя текста перевода. Показательны в этом отношении слова Н. М. Любимова, сказанные применительно к художественному переводу, но вполне справедливые и по отношению к прочим видам перевода: «Каждый настоящий писатель, каждый подлинный художник, подлинный мастер мобилизует все имеющиеся в его распоряжении изобразительные средства, чтобы достичь нужного ему художественного эффекта. Значит, и писатель-переводчик, воссоздавая его произведения на своем языке, должен по возможности мобилизовать все средства, чтобы достигнуть того же эффекта». Вполне очевидно, что коммуникативный эффект, производимый текстом, определяется доминантной функцией этого текста, которая, в свою очередь, формируется как реализация коммуникативной интенции отправителя исходного текста. Коммуникативный эффект, производимый разными текстами, будет разным по своему характеру, то есть разными будут прагматические отношения получателей к текстам. «Они могут иметь преимущественно интеллектуальный характер, когда текст служит для Рецептора лишь источником сведений о каких-то фактах и событиях, его лично не касающихся и не представляющих для него большого интереса. В то же время полученная информация может оказать на Рецептора и более глубокое воздействие. Она может затронуть его чувства, вызвать определенную эмоциональную реакцию, побудить к каким-то действиям». При этом следует иметь в виду, что коммуникативный эффект, производимый текстом перевода (так же как и текстом оригинала) — это всегда потенциальный эффект. Никто не может гарантировать, что созданный текст полностью выполнит свою доминантную функцию и произведет тот эффект, на который рассчитывал его автор. В этой связи уместно вспомнить положения работ Г. Йегера, в которых он определяет понятие коммуникативной ценности текста. Первоначально Г. Йегер придерживался максималистского подхода, определяя коммуникативную ценность как способность текста перевода создавать тот же коммуникативный эффект, что и текст оригинала. В дальнейшем он внес существенное уточнение в понятие коммуникативной ценности, утверждая, что это понятие складывается из «коммуникативно релевантных свойств» текста, а целью перевода является максимальное соответствие этих свойств конечного текста свойствам исходного текста (насколько это возможно в условиях данного акта языкового посредничества). Другими словами, задача переводчика — выделить в тексте оригинала те его свойства, которые и обеспечивают возможность определенного коммуникативного эффекта, и затем сохранить эти свойства в переводе с тем, чтобы и текст перевода обладал потенцией производить аналогичный коммуникативный эффект. В определении Г. Йегера показательна оговорка по поводу условий акта языкового посредничества. При этом следует иметь в виду не только различия между коммуникативными ситуациями (одна ситуация — та, в которой создается и воспринимается оригинал, другая — та, в которой создается и воспринимается перевод). Формула Об, Об₂ обозначает как различия между коммуникативными ситуациями, так и различия между культурами, к которым принадлежат автор оригинала и получатели оригинала, с одной стороны, и получатели перевода, с другой (К,(К₂)? К₃). Именно различия между коммуникантами, между получателями текста оригинала и получателями текста перевода являются тем существенным фактором, который определяет появление в процессе перевода серьезных прагматических проблем.

То, что различия между получателями оригинала и получателями перевода существуют, — факт, не требующий доказательств. Каждая группа коммуникантов принадлежит к иноязычной, то есть своей собственной культуре, следовательно, обладает собственным менталитетом, национальной психологией, мировоззрением и мировосприятием. Как пишет А. Д. Швейцер, «основной прагматической установкой… является учет расхождений в восприятии одного и того же текста со стороны носителей разных культур, участников различных коммуникативных ситуаций. Здесь сказываются различия в исходных знаниях, представлениях, интерпретационных и поведенческих нормах». Подобные расхождения создают своего рода препятствие для исчерпывающего понимания текста, созданного изначально на другом языке и предъявляемого читателю (или слушателю) в переводе. Эти расхождения особенно велики в случае, когда в процессе переводной коммуникации сталкиваются весьма удаленные друг от друга культуры. Они образуют своего рода барьер на пути к адекватному восприятию текста перевода. Следовательно, основной прагматической проблемой является необходимость преодоления этого барьера, преодоления различий в прагматических отношениях к информации, содержащейся в тексте, у получателей оригинала и получателей перевода.

Считается, что прорваться через такой «барьер» без помощи переводчика не способен ни один человек, не владеющий языком оригинала. Как отмечает Кьян Ху, «после того, как разрыв в цепи коммуникации заполняется переводчиком, участвующие в коммуникации языки и, следовательно, культуры входят в контакт, а в некоторых случаях происходит и столкновение языков». Роль переводчика в процессе сближения разных форм восприятия информации разными аудиториями, нивелирования различий между ними исключительно важна. Успешному выполнению этой роли способствует тот факт, что переводчик по сути не только билингвистичен, но и бикультурен, то есть как бы является носителем двух систем мировосприятия одновременно. В процессе межъязыковой коммуникации переводчик имеет возможность принять во внимание национально-специфичные особенности потенциальных получателей текста перевода, оценить их фоновые знания и учесть особенности получателей перевода в процессе создания текста перевода.

Утверждение о бикультурности переводчика имеет, возможно, максималистский характер. Оно, однако, не означает, что переводчик и на самом деле является носителем двух культур. В подавляющем большинстве случаев переводчик принадлежит к одной культуре, но в силу образования и жизненных обстоятельств он стал экспертом в области иной культуры, что и помогает ему выступать не только в роли языкового посредника, но и в роли посредника в межкультурной коммуникации (впрочем, два вида посредничества взаимосвязаны и вряд ли возможны друг без друга). Здесь представляется уместным привести определение культуры, которое дал американский этнолог Уорд Гудинаф (Ward Н. Goodenough): «Культура общества включает все, что человек должен знать или во что он должен верить, для того чтобы действовать таким образом, как это признано членами общества, причем он должен так действовать, выступая в любой роли, которую каждый из членов общества допускает сам для.

себя. Культура, будучи тем, что люди должны усвоить как нечто отличное от своего биологического наследия, должна включать конечный продукт познания: знание в самом широком… смысле этого слова. Данное определение указывает на то, что культура — это не материальный феномен; она не включает предметы, людей, их поведение или эмоции. Это скорее способ организации всего, указанного выше. Это формы вещей, содержащиеся в сознании людей, модели восприятия, и интерпретации вещей и отношений к ним. Следовательно, все, что люди говорят или делают, социальная организация и события в обществе — все это продукты или субпродукты культуры, используемой людьми как инструмент восприятия существующих условий и приспособления к ним…". Культуру можно также определять и как широкий круг явлений этнографического, исторического, географического и т. п. характера. Эти определения культуры имеют ценность для переводоведческих исследований. Из них следует, что переводчик должен иметь достаточно полное представление о культуре другого народа как об особой форме организации представлений о мире в коллективном сознании народа и о тех расхождениях, которые существуют в представлениях (то есть мировоззренческих моделях) людей, принадлежащих к разным этносам, в их представлениях о жизни вообще и о жизни других народов в частности. На то, что такие расхождения реальны, указывает довольно распространенное явление, именуемое «культурным шоком» (cross-cultural shock). «Культурный шок» возникает в ситуациях, когда монокультурный представитель одного народа сталкивается с непонятными ему проявлениями чужой культуры. Несомненно, задача переводчика в любой ситуации — устранить саму возможность вомникновения «культурного шока», при этом совершенно необязательно лишать текст его национально-культурной специфики, но обеспечить адекватное восприятие и понимание текста перевода его получателем необходимо.

Задача обеспечения адекватного восприятия текста получателем перевода решается наиболее успешно в том случае, когда переводчику удалось достоверно определить, кто именно, какая группа читателей/слушателей будет выступать в качестве получателя текста перевода. В конце концов, в каких-то ситуациях переводчик просто знает, кто именно является получателем текста перевода. Если же он этого не знает, тогда он «пытается установить, на какого ИР (рецептора исходного текста. — B.C.) рассчитан оригинал и пытается ориентироваться на соответствующую группу Рецепторов в языке перевода». Так, действительно, чаще всего происходит на практике. Рассуждая теоретически о «потенциальном получателе текста перевода», мы исходим из того, что вся совокупность коммуникантов, говорящих на ПЯ, как бы едина и неделима, что отнюдь не соответствует действительности. Точно так же и совокупность носителей ИЯ распадается на отдельные группы по различным признакам. При этом автор оригинала может адресовать свой текст вполне конкретной группе, не принимая во внимание прочие группы. В этом случае он ожидает определенную реакцию на свой текст от определенных получателей этого текста. Не случайно Юджин Найда, говоря об адекватности перевода, отмечает, что «когда возникает вопрос, какой из двух переводов одного текста лучше, ответ на этот вопрос следует искать в ответе на другой вопрос: «Лучше для кого?». Вполне очевидно, что инструкции по техническому обслуживанию автомобиля предназначены в первую очередь автолюбителям и работникам автосервиса и должны быть понятны (в том числе, в переводе) именно им. Научная статья о способах повышения плодородия почв в средней полосе России может заинтересовать только специалистов-агротехников. Конечно, есть тексты, которые, пусть не сразу, а с течением времени, обретают в качестве своего адресата все человечество. Это произведения художественной литературы, в процессе перевода которых переводчик, по всей видимости, не ориентируется на конкретную группу читателей, а исходит из своего представления о неком идеальном читателе с определенными свойствами. Это тот тип, который в переводоведении именуется «усредненным получателем текста» (термин удобный, но неопределяемый). Но и в области художественного перевода можно выделить хоть и редкие, но все же вполне наблюдаемые частные случаи, например, так называемый жанр «женского романа». Представляется, что название жанра указывает не только на половую принадлежность авторов и главных персонажей, но и на определенную читательскую аудиторию со всеми ее особенностями. В этом случае переводчик, вероятно, также ориентируется на женскую аудиторию, говорящую на ПЯ.

Вместе с тем, когда мы говорим о том, что при переводе художественных произведений переводчик создает текст, предназначенный «усредненному получателю» или конкретной аудитории, мы не учитываем тот факт, что один и тот же художественный текст может вызывать разные реакции со стороны разных получателей текста, даже если они принадлежат к одной и той же группе (то, что называется множественностью восприятия художественного текста). Дан Шен, полемизируя с’Ю.Найдой, пишет: «Мне кажется, что Найда не вполне осознает тот факт, что один и тот же оригинал может вызывать разную реакцию со стороны разных получателей, принадлежащих к разным типам. И очевидно, что только в силу этого недостаточного понимания он, делая акцент на сохранении интенции автора оригинала и реакции получателей оригинала, настаивает на том, чтобы обеспечивалась одинаковая реакция со стороны разных групп получателей текста на ПЯ за счет создания разных видов переводов одного и того же оригинала…». Вряд ли можно создать перевод художественного произведения, который воспринимался бы одинаково всеми получателями. Более того, переводчик как личность уникальная не всегда может отвлечься от собственного представления об оригинале, при этом вполне осознавая факт множественности восприятия текста. Что же происходит на практике? Воплощает ли переводчик в переводе собственное представление о тексте? Или он исходит из предполагаемого восприятия одного конкретного читателя оригинала или группы читателей? Или он стремиться все же передать идею автора, заложенную в оригинале, пользуясь теми же средствами ПЯ, что и сам автор? На этот счет высказывались разные мнения. Например, Стивен Стрейт считает, что «…собственная реакция переводчика на текст оригинала, а также на текст перевода, который находится в процессе создания, есть основной критерий, используемый в процессе перевода». Это, несомненно, крайняя и чересчур категоричная точка зрения. В. Н. Комиссаров справедливо отмечает, что «…наилучших результатов добивались переводчики, близкие по взглядам и творческой манере к автору переводимого текста». При этом В. Н. Комиссаров указывает, что в современных условиях от переводчика «…требуется умение квалифицированно переводить тексты самых различных авторов и направлений. Многие переводчики, в том числе и переводчики художественной литературы, успешно переводят произведения, чуждые им по идейной направленности и художественной манере. Очевидно, переводчику, подобно драматическому актеру, необходима способность своего рода перевоплощения, умение стать на точку зрения автора текста, воспринять и воспроизвести особенности его стиля». Обращает на себя диаметральная противоположность воззрений С. Стрейта и В. Н. Комиссарова. Действительно, если переводимое произведение чуждо переводчику по духу, по идейной направленности, по манере, то какую реакцию оно вызывает у переводчика? Несомненно, реакцию отторжения. Каким же будет перевод? Какие чувства он будет вызывать у читателя? Несомненно, негативные. На это ли рассчитывал создатель оригинала? Вопрос риторический. Таким образом, В. Н. Комиссаров склоняется к тому, что переводчик должен постараться воспроизвести в переводимом тексте авторскую интенцию (добавим, пользуясь, по возможности, теми средствами, которые использовал и автор). Здесь В. Н. Комиссаров полностью солидарен с Гиви Гачечиладзе, который писал, что «долг переводчика — проникнуться мироощущением, манерой, стилистическим характером автора и по мере сил передать это мироощущение, манеру и стиль средствами родного языка, оставаясь самим собою». При этом не будет удивительным, а будет вполне закономерным, что созданный переводчиком текст также будет восприниматься читателями по-разному. То есть текст художественного перевода всегда сохраняет имманентное качество художественного текста — способность вызывать разную реакцию у разных аудиторий и читателей. И задача переводчика — сохранить в переводе это качество, избегая настойчивого и нарочитого навязывания своей собственной точки зрения.

Здесь следует сделать одно уточнение. В конце концов, любой текст способен вызывать разные реакции у разных получателей, и текст перевода будет обладать этим качеством независимо от степени его близости к оригиналу с функциональной или структурно-содержательной точек зрения. По словам Л. К. Латышева, «исходный и переводной тексты должны быть в первую очередь равноценны по своей способности (курсив мой. — B.C.) вызывать реакции у своих адресатов». Эту способность Л. К. Латышев предлагает называть «регулятивным воздействием, так как воздействуя на адресата, текст определенным образом регулирует (изменяет) его мыслительную деятельность, его эмоции, его поведение». Эквивалентность реакций адресатов исходного текста и текста перевода, по мнению Л. К. Латышева, следует понимать не как совпадение реакций двух конкретных людей, а как совпадение двух классов реакций. Исследователь поясняет: «Если мы сопоставим веер всех возможных индивидуальных реакций на ИТ (исходный текст) и такой же веер реакций на ПТ (переводной текст), то совпадут те индивидуальные реакции, где совпадают индивидуально-личностные характеристики адресатов ИТ и ПТ. И, стало быть, совпадут по своему содержанию два класса (набора) реакций: класс реакций на ИТ и класс реакций на ПТ. В этом смысле равноценность регулятивного воздействия ИТ и ПТ означает буквально следующее: ИТ и ПТ дают своим адресатам объективную возможность одинаково отреагировать на сообщение, а будут ли реакции разноязычных адресатов эквивалентными, зависит от степени совпадения их индивидуально-личностных свойств». Исходя из этого, Л. К. Латышев делает вывод, Что переводчик несет ответственность на неадекватную реакцию только в том случае, когда он исказил регулятивное воздействие оригинала в переводе, и не отвечает, если отправитель сам ошибся в оценке личностных свойств адресата и его текст был воспринят не так, как он рассчитывал.

До сих пор мы исходили из того, что переводчик в процессе перевода чаще всего ориентируется на определенную группу рецепторов перевода, соответствующую группе рецепторов текста оригинала. Однако в области художественного, а иногда и информативного, перевода переводчик ориентируется на иную группу рецепторов, нежели автор оригинала (как мы уже отмечали, тексты Налогового кодекса США или американской Конституции могут переводиться для российских ученых — экономистов и юристов, хотя изначально они создавались для американских граждан независимо от их профессиональной принадлежности). Кроме того, как пишет В. Н. Комиссаров, «с течением времени отношение общества ко многим произведениям меняется, и они получают иных адресатов. Как известно, такие популярные детские книги, как „Робинзон Крузо“ или „Путешествие Гулливера“, отнюдь не предназначались их авторами для детей. Таким образом, во втором случае переводчик определяет характер Рецепторов перевода, по существу, независимо от того, на каких Рецепторов был рассчитан оригинал».

Одна из основных прагматических проблем — это проблема тех действий, которые предпринимает переводчик, чтобы вызвать у получателей перевода желаемую реакцию. Как пишет В. Н. Комиссаров, «условие успешной коммуникации — ориентация на получателя — не выполняется простым воспроизведением особенностей оригинала, а должно обеспечиваться особо (курсив мой. — B.C.) при создании текста перевода». Осуществление таких действий — суть прагматическая адаптация текста, то есть приведение текста в такую форму, которая максимально облегчает его восприятие и способствует оказанию соответствующего коммуникативного эффекта. Впрочем, слово «форма» не полностью отражает суть проблемы. На самом деле речь идет об изменении содержания текста, о внесении дополнительной информации в виде пояснений, дополнений, комментариев, либо об опущении непонятной для получателя текста перевода и коммуникативно нерелевантной информации, либо о заменен непонятной информации более понятной, либо о передаче контаминированной речи иностранцев, либо об изменениях, связанных с необходимостью соблюсти жанрово-стилистические нормы, существующие в ПЯ в отношении текстов данного функционального стиля и т. п. Показательно в этом отношении высказывание А. Нойберта, который постулирует «обязанность переводчика предпринимать такие „изменения“, чтобы получился текст Б, который ориентирует получателя руководства по эксплуатации машины, говорящего на ПЯ, так же, как текст, А — говорящего на ИЯ. В результате будут пропуски, дополнения, перестановки, перенесение акцентов и т. д., которые, если их дословно перевести обратно, могут показаться говорящему на ИЯ коверканием, искажением, недопустимыми добавлениями, многословием, пропусками, изменением привычной классификации». Необходимость подобных изменений, как должно быть ясно из вышеизложенного, определяется неодинаковым объемом фоновых знаний получателей оригинала и перевода, а также различиями в системах языков, которые, проявляясь в текстах на разных языках, препятствуют одинаковому восприятию этих текстов разноязычными коммуникантами. При этом следует отметить, что жанровая принадлежность текста в значительной мере влияет на степень его прагматической адаптации. Например, поскольку научно-технический стиль отличается меньшим числом расхождений в разных, по крайней мере, европейских языках, научные и технические тексты нуждаются в меньшей прагматической адаптации, чем, скажем, тексты художественные, в которых живет, так сказать, душа народа. Это связано также и с тем, что сами аудитории, которым предназначены оригинал и перевод научно-технического текста, отличаются значительной гомогенностью.

К способам прагматической адаптации текста относят, во-первых, эксплицирование подразумеваемой в оригинале информации путем соответствующих дополнений и пояснений в тексте перевода. Дополнения и пояснения используются при переводе на русский язык географических названий (Alberta в оригинале — «канадская провинция Аль-берта» в переводе), при передаче названий печатных органов, учреждений, фирм («Newsweek» в оригинале — «журнал «Ньюсуик» в переводе), при необходимости обеспечить понимание названий реалий, связанных с особенностями быта и жизни иноязычного коллектива. В. Н. Комиссаров приводит следующий пример:

…for desert you got Brown Betty, which nobody ate… (J.D.Salinger. The Catcher in the Rye).

…на сладкое — «рыжую Бетти», пудинг с патокой, только его никто не ел.

При переводе с русского языка на английский дополнительная информация появляется, когда речь идет, например, о структурах государственной власти. Так, при упоминании Государственной Думы в английском тексте уместно сделать пояснение: State Duma, the lower House of the Russian Parliament.

Во всех этих случаях дополнительная информация дается в виде дополнений и пояснений в самом тексте. С той же целью могут использоваться и под-страничные сноски, либо примечания к тексту перевода:

Against my will I felt pleased that he should have considered my remarks interesting, though I knew that it was Dale Carnegie stuff, a small apparently casual compliment.

В.Н.Комиссаров указывает, что к переводу этого предложения можно дать примечание: «Дейл Карнеги — автор популярной книги «Как приобретать друзей и влиять на окружающих».

Использование примечаний к тексту перевода уместно и тогда, когда речь идет не просто о реалиях, неизвестных рецептору перевода, но и когда в тексте упоминаются факты, события, явления, отражающие особенности исходной культуры, отсутствующие в культуре воспринимающей. Юджин Найда пишет, что индейцы живаро из Эквадора вряд ли поймут следующий отрывок из Послания к коринфянам: «Не сама ли природа учит вас, что если муж растит волосы, то это бесчестье для него? «, ибо мужчины живаро обычно носят длинные волосы, а женщины, наоборот, стригутся коротко. Точно также многим племенам Западной Африки может показаться предосудительным поведение учеников Христа, которые на его пути в Иерусалим «резали ветви с дерев и постилали их по дороге», потому что у племен Западной Африки существует иной обычай — дорога, по которой должен следовать уважаемый человек, должна быть очищена от всякого мусора, и всякий, кто бросит ветку на пути такого человека, виновен в нанесении тяжкого оскорбления. В подобных случаях примечания, как считает Ю. Найда, вполне уместны для решения возникающих проблем, «ибо всем понятно, что у других народов могут быть иные традиции». Попутно заметим, что важна также степень осознания одним народом того, что у другого народа традиции иные. От степени осознания этого факта зависит и степень прагматической адаптации текста.

Другой способ прагматической адаптации текста — опущение информации, неизвестной получателю перевода и не являющейся коммуникативно релевантной. В. Н. Комиссаров приводит следующий пример:

There were pills and medicine all over the place, and everything smelled like Vicks' Nose Drops.

Везде стояли какие-то пузырьки, пилюли, все пахло каплями от насморка.

Фирменное название Vicks' ничего не говорит русскому читателю, не несет важной информации, и поэтому в переводе его лучше опустить.

Следующий способ прагматической адаптации текста — использование приема генерализации, т. е. замены слова с конкретным значением словом с более общим, но и более понятным для получателя перевода значением:

Не appeared to be a young man of 6 feet, 2 inches. Он оказался молодым человеком выше среднего роста.

В данном случае использование генерализации необходимо потому, что русским читателям английская система мер малоизвестна, а следовательно, буквальный перевод, хотя технически вполне возможный, не обеспечил бы полную передачу той информации, которую автор сообщения предназначил для передачи читателям. Использование генерализации позволяет воспроизвести смысл высказывания в полном объеме. Часто генерализация выражается в замене имени собственного (нередко фирменного названия) именем нарицательным, дающим родовое название для данного предмета. Представляется, что перевод фразы Не owns a Rolls-Royce как ."У него есть Роллс-Ройс" или «Он ездит на Роллс-Ройсе» был бы не совсем удачным, ибо не все русские читатели знают, что «Роллс-Ройс» — это марка очень дорогого, престижного, шикарного автомобиля. Поэтому более приемлемым был бы перевод с использованием генерализации: «Он ездит на шикарном, дорогущем автомобиле».

Наконец, еще одним способом прагматической адаптации текста является использование приема конкретизации. В работе В. Н. Комиссарова приводится интересный пример конкретизации:

The British people are still profoundly divided on the issue of joining Europe.

В английском народе до сих пор существуют глубокие разногласия о том, стоило ли Англии вступать в «Общий рынок».

Русский читатель может не знать, в каком значении в данном высказывании использовано слово Europe (Европа), что может означать фраза «присоединиться к Европе», поэтому в переводе необходимо раскрыть, что имеется в виду, используя более конкретное — по сравнению с оригинальным — выражение.

Все описанные выше способы прагматической адаптации не предполагают значительного изменения содержания высказывания в переводе; содержание остается прежним, меняются лишь отдельные элементы содержания, приобретая форму, наиболее доступную и понятную для получателей текста перевода. В некоторых случаях подобного рода прагматической адаптации текста будет недостаточно для обеспечения полной понятности текста для получателей, принадлежащих к иной культуре. Условия жизни рецепторов оригинала и рецепторов перевода могут быть настолько различными, что одно и то же — по своему содержанию — высказывание вызовет абсолютно разный, если не противоположный, коммуникативный эффект. Например, сообщение о «потеплении международной обстановки» может быть понято в Индии как «обострение обстановки», поскольку для жителя этой жаркой страны приятно не потепление, а охлаждение. Адаптируя текст с учетом этого обстоятельства, приходим к варианту a welcome cooling. Юджин Найда, учитывая различия в географии и культуре народов и в полном соответствии с собственной концепцией динамической эквивалентности, утверждает, что «выражение „белый, как снег“ можно передать как „белый, словно оперение белой цапли“ в том случае, если носителям языка перевода незнаком снег, и они выражают понятие чего-то очень белого именно этим оборотом». Таким образом, в результате прагматической адаптации текста содержание текста может меняться весьма существенно, причем эти изменения будут тем значительнее, чем больше возможные различия в понимании данного сегмента текста или текста в целом представителями разных культур. При этом смысл текста остается неизменным, обеспечивается полное понимание текста перевода рецептором и коммуникативный эффект, соответствующий ожиданиям автора оригинала.

Вышесказанное заставляет нас вернуться к вопросу о роли переводчика в акте межъязыковой коммуникации, точнее, к вопросу о собственной позиции переводчика как одного из участников акта межъязыковой коммуникации. Традиционно считается, что переводчик как языковой посредник должен быть прагматически нейтрален. Однако переводчика вряд ли можно сравнить с чисто вымытым оконным стеклом, свободно пропускающим свет (то есть информацию), которое при этом само никак не реагирует на воздействие света и не изменяет количество пропускаемого света. Лишь только в результате отстраненного, поверхностного наблюдения за действиями переводчика (устного или письменного) создается впечатление, что прагматически переводчик как бы не включается в коммуникацию, что в ситуации межъязыкового общения его «как бы и нет». То, что мы сказали о действиях переводчика, имеющих целью прагматически адаптировать текст к восприятию потенциального получателя, уже указывает на то, что подобное представление о роли переводчика в корне неверно. Мы полностью разделяем точку зрения О. В. Петровой, которая утверждает, что «…эффект „отсутствия“ переводчика, превращения его в идеально прозрачное стекло между коммуникантами на самом деле достижим только при условии очень активного участия переводчика в ситуации общения. Его попытки уклониться от необходимости анализировать намерения говорящего и „просто переводить“.. приводят к заведомому нарушению естественного хода общения — как устного, так и письменного».

Являясь одним из структурных элементов акта переводной коммуникации, будучи активным участником коммуникации и одновременно частью более широкой социокультурной системы, переводчик — под влиянием этой системы — может выполнять функции, никоим образом не связанные с особенностями данного акта коммуникации. Обычно Предполагается, что цели переводчика в целом совпадают с целями автора, или, по крайней мере, не расходятся с ними, но это не всегда бывает именно так. Как пишет В. Н. Комиссаров, «переводчик может преследовать дополнительные цели, более или менее независимые от основной прагматической задачи перевода, стремиться использовать результат переводческого процесса в каких-либо целях». Другими словами, в этих случаях переводчик выполняет «прагматическую сверхзадачу». Понятно, что в подобных ситуациях он не стремиться вызвать у читателей перевода реакцию, аналогичную реакции читателей оригинала. Ю. Найда пишет, что «например, балагур из Сан-Бласа имеет целью лишь развлечь публику, тогда как этнограф, который намерен перевести его байки, может задаваться целью дать своим читателям представление об особенностях местного характера в Сан-Бласе». Задача вызвать аналогичную реакцию уходит на второй план. Цели, преследуемые в таких ситуациях переводчиком, могут быть самые разные, например, цель избежать конфликта или обострить его. Отзывы профессиональных устных переводчиков и наблюдения свидетельствуют о том, что переводчик, по сути, влияет на развитие акта коммуникации, например, направляет ход дискуссии, определяет последовательность обсуждения вопросов, напоминает о том, что какой-то вопрос остался без ответа, разъясняет одной из сторон психологические и поведенческие особенности другой стороны, определяемые принадлежностью к иной культуре, и т. п. «Переводчик может ставить перед собой цели пропагандистского, просветительского и т. п. характера, он может стремиться в чем-то убедить Рецептора перевода, навязать свое отношение к автору оригинала или к описываемым событиям, на него могут оказывать влияние какие-то соображения политического, экономического или личного порядка…». В. Н. Комиссаров приводит интересные примеры решения переводчиком «прагматической сверхзадачи»: «П. Мериме, переводя „Ревизор“ Гоголя, заменил в реплике городничего слова „чем больше сносят“ словами „чем больше строят“, опасаясь, что сохранение варианта оригинала может быть истолковано как намек на деятельность императрицы, по воле которой в это время сносилось много домов для устройства Больших бульваров Парижа. В. Курочкин и другие переводчики песен Ж. Беранже, с одной стороны, переиначивали содержание французских оригиналов, чтобы вложить в перевод политическую сатиру на порядки в царской России, а, с другой стороны, из-за цензурных условий вынуждены были опускать некоторые существенные детали, когда речь шла о боге, о короне, о конституции и т. п.». Таким образом, сама переводческая практика доказывает, что тезис о прагматической нейтральности переводчика, его прагматическом нейтралитете — это миф, созданный в результате абстрагирования от реальной действительности .