Глава — Проблема специфики передачи категории комического

Понятие комического

Проблеме определения понятия комического уделялось большое внимание в различных исследованиях со времен античности. Но до сих пор не существует единого общего определения.

В своем определении комического, исследователи различных областей науки опираются на философские теории комического, в которых акцент делается на определенные характеристики понятия «комическое».

Важным моментом в определении комического, что отмечают многие исследователи, является, с одной стороны, его субъективный характер, с другой стороны — общественный характер. Комическое не существует вне человека, вне общества.

Определение комического как общественного явления можно встретить в работах В. З. Санникова [Санников 2003], В. Я. Проппа [Пропп 1999], А. В. Дмитриева [Дмитриев 1996], А. Н. Лука [Лук 2002], Ю. Б. Борева [Борев 1970], Г. Кязимова [Кязимов 2004], А. А. Сычева [Сычев 2003], А. П. Московского [Московский 1968], Жан-Поля [Жан-Поль 1968], А. Бергсона [Бергсон 1999], Н. Гартмана [Гартман 1958], Н. Г. Чернышевского [Чернышевский 1973], С. А Голубкова [Голубков 2004], К. Дэвис [Davies 1998], Дж. Инглиша [English 1999], А. Чапмана [Chapman 1996], Б. Эдвардса [Edwards 1958] и др.

Еще одной важной характеристикой комического, встречающейся в подавляющем большинстве исследований, является его противоречивая природа.

Считается, что одним из первых о противоречивом характере комического писал представитель немецкой классической философии Г. Ф. В. Гегель. Он определял комическое как «ничтожное», представляющее собой «ложное и противоречивое явление — например, причуда, своенравие, каприз отдельного человека по сравнению с могучей страстью или же мнимое основоположение, мнимо твердая максима» [Гегель 1968: 418]. Таким образом, согласно Гегелю, объект комического является противоречивым по своей природе.

Представитель немецкого романтизма Ф. Шеллинг в определении комического отталкивается от отношения между понятиями «необходимость» и «свобода». Изначально их соотношение таково, что необходимость проявляется в качестве объекта, а свобода — в качестве субъекта. И именно на этом строится трагедия. В комедии же происходит переворачивание этих понятий, и необходимость становится связанной с субъектом, а свобода — с объектом, и таким образом исчезает страх перед необходимостью как перед неотвратимостью судьбы. В подобном варианте соотношения необходимости и свободы действительная судьба вообще исчезает, поэтому становится возможным «чистое удовольствие по поводу данного несоответствия, как такового, и это удовольствие есть то, что вообще можно назвать комическим и что внешне выражается в свободной смене напряжения и ослабления» [Гегель 1968: 419].

Для немецкого писателя и философа Жан-Поля (псевдоним Иоганна Поля Фридриха Рихтера) комическое и смешное — это одно и то же явление. Противопоставляя смешное и возвышенное, Жан-Поль приходит к выводу, что «комическое, как и возвышенное, никогда не обитает в объекте, но всегда обитает в субъекте» [Жан-Поль 1981: 131]. Жан-Поль выделяет три составные части смешного как чувственно созерцаемого бесконечного безрассудства: 1) объективный контраст — противоречие устремления или бытия смешного существа с чувственно созерцаемым положением дел; 2) само это положение.

— чувственный контраст; 3) субъективный контраст образует противоречие между двумя предыдущими моментами, которое мы навязываем комическому существу как его второй ряд мыслей, наделяя его своей душой и взглядом на вещи [Жан-Поль 1981: 139]. Таким образом, комическое есть результат взаимодействия объективного и субъективного контрастов.

Для А. Шопенгауэра более значимым понятием выступает «смешное», а комическое, по его мнению, является лишь видом смешного, связанным с внешними и примитивными его проявлениями. Шопенгауэр рассматривает смешное как гносеологическое, интеллектуальное явление. Его определение смешного таково: «Смех всегда возникает не из чего иного, как из неожиданного осознания несовпадения между известным понятием и реальными объектами, которые в каком-либо отношении мыслились в этом понятии, — и сам он служит лишь выражением такого несовпадения» [Рюмина 2006: 40].

В этом же ключе трактует комическое В. Г. Белинский. Для него предмет комического заключается в «живописании» несообразности жизни с целью. Источником комического и смешного может служить любое противоречие — явлений с законами разумной действительности, идеи и формы [Белинский 1953: 142].

В XX веке противоречивость как сущность комического подчеркивалась такими исследователями, как Н. М. Федь [Федь 1978], В. Сахновский-Панкеев [Сахновский-Панкеев 1964], А. Я. Зись [Зись 1967], Ю. Б. Борев [Борев 1970], Е. К. Озмитель [Озмитель 1973], Т. М. Рюмина [Рюмина 2006] и др.

Н.М. Федь «диалектически противоречивую» природу смеха видел в конфликте между старым новым, между внешней серьезностью и внутренней пустотой.

Для В. Сахновского-Панкеева это противоречие выражается в несоответствии формы и сущности, цели и средств, намерения и исполнения. Смешно бывает, когда нарушается установленный порядок. Комедия «всегда строится на ошибке характеров, на столкновении взаимоисключающих мнений, на борьбе интересов» [Сахновский-Панкеев 1964: 55].

Схожего мнения придерживается и А. Я. Зись, которые видит источник комического в противоречии между «мнимо значительной» формой и пустым содержанием, между сущностью и явлением, содержанием и формой.

Ю.Б. Борев подчеркивает многоплановый характер комического противоречия. В нем содержатся два противоположных начала, «первое из которых кажется положительным и привлекает к себе внимание, но на деле оборачивается отрицательным свойством» [Борев 1970: 83]. Сущность комического заключается в том, что оно «выражает общественно ощутимое, общественно значимое противоречие, несоответствие явления или одной из его сторон высоким эстетическим идеалам» [Борев 1970: 93].

А.П. Московский выводит понятие комического из понятия меры: «комическое есть такой выход субъекта за меру, когда он убежден, что находится в ее границах» [Московский 1968: 25]. Он выделяет две стороны комического — объективную и субъективную, а источником объективизма является человеческое сознание. Для возникновения комического противоречия необходимо наличие некоторое объективной истины, которая выступает как нечто отрицательное в комической ситуации.

Е.К. Озмитель называет комическим «такие явления и действия, в которых очевидно противоречие между формой и сущностью, целью и средствами ее достижения» [Озмитель 1973: 7].

Т.В. Казарина подчеркивает, что комическое возникает там, где обнаруживается «некоторое расхождение между узаконенной сознанием и вновь возникающей картиной мира» [Казарина 2004: 115]. Смеховая реакция помогает преодолеть это противоречие. Н. Т. Рымарь высказывает похожую точку зрения, подчеркивая необходимость наличия «устойчивого представления об определенном порядке» [Рымарь 2004: 111]. Именно нарушение границ этого представления вызывает смех.

Следующей важной характеристикой комического является фактор неожиданности. Считается, что одним из первых об этом писал Квинтилиан, который, говоря о причинах, вызывающих улыбку и смех, необходимым условием называл наличие внезапности и обманутого ожидания.

Однако более четкое оформление теория «обманутого ожидания» получила в работах И. Канта, который тоже рассматривал понятие смешного. Согласно его определению, «во всем, что вызывает веселый неудержимый смех, должно быть нечто нелепое (в чем, следовательно, рассудок сам по себе не может находить никакого удовольствия). Смех есть аффект от внезапного превращения напряженного ожидания в ничто. Именно это превращение, которое для рассудка явно и радостно, все же косвенно вызывает на мгновение живую радость» [Кант 1999: 1198].

Очень близка к данной концепции теория комического Н. Гартмана, для которого комическое включает в себя четыре аспекта: «бессмыслицу, видимость значительного или веского, которая должна существовать прежде всего, саморазрешение видимости в ничто и неожиданное"[Гартман 1958: 616]. Четко выделены они только в шутке, доводящей комизм до крайности. Гартман исходит из противоположности комического возвышенному, но они оба, считает он, являются разновидностями прекрасного. В комическом всегда речь идет о малом и ничтожном в людях, тогда как в возвышенном -«неизмеримо более великом».

Идеи этих мыслителей нашли свое отражение в концепциях комического XX века. Например, Т. Б. Любимова в качестве условия возникновения комического называет обманутое ожидание, рассеивание некой иллюзии. Но «…не только рассеивание иллюзии способно вызвать смех, но и сам смех есть „рассеивание“ видимости» [Любимова 1990: 13]. Еще одним важнейшим фактором является понимание: «то, что непонятно, то и не смешно… игра со смыслом — основа комического"[ Любимова 1990: 41]. Любимова так же говорит о многоплановости комических образов, при которой множествосмыслов «играют» друг на друга.

В концепции Л. М. Болдыревой [Болдырева 1979: 16] неожиданность является лишь одним из свойств комического, среди таких характеристик, как динамичность, игровая способность скрываться под любой личиной, необычность, алогичность в передаче действительности, присутствие элементов фантастики, намеренное гротескное изменение масштаба описываемого, контрастность, противоречивость плана выражения и плана содержания.

Важность фактора неожиданности в комическом подчеркивают так же уже упоминавшиеся В. Сахновский-Панкеев и Ю. Борев.

В качестве важной характеристики комического исследователи также выделяют иллюзорность. Иллюзорность как характеристика комического встречается в уже упомянутой концепции Канта, где смех — это прежде всего результат обманутого ожидания. Кроме того, понятие смешного Кант выводит из «игры мысли». Шутка, как считает Кант, должна представлять собой некую иллюзию, и когда она «растворяется в ничто», происходит расслабление, и тем самым возникает приятное состояние — удовольствие. Эта «игра мыслей» есть объект смеха, и восприятие субъектом объекта смеха построено на «обманутом ожидании», при котором напряженное ожидание внезапно разрешается «в ничто». Этот процесс есть процесс разрушения иллюзии субъекта относительно объекта. Причем для получения удовольствия от смешного важно то, что посредством «игры мыслей» происходит задержка в узнавании.

Качество «мнимости», иллюзорности является одной из сторон характеристики комического и у Гегеля. Проводя различие между комическим и иронией, Гегель отмечает особый смысл иллюзорности иронии. В иронии ничтожность действительности есть видимость, которая рождается произволом субъекта. Ничтожное само по себе явление претендует на нечто подлинное и субстанциальное, не являясь таковым, тем самым создавая видимость, скрывая свое истинное незначительное содержание [Гегель 1968: 31].

Иллюзорную природу смешного Шопенгауэр выводит из своей теории двойного интеллекта. Человек, как он считает, обладает двумя познавательными способностями — умом и разумом. Смешное оказывается противопоставленным истине в познании, а значит, оно связано с искажением действительности. Кроме того, смешное — это результат осознания несоответствия одного представления, наглядного, другому представлению, абстрактному. Поэтому смешное помещено в сферу иллюзий человека о мире, и оно обнаруживает эту «иллюзорность» иллюзии человеческого познания и сознания вообще. «Смешное — это точка, где становится очевидной иллюзорность человеческого сознания» [Рюмина 2006: 41].

А. Бергсон [Бергсон 1999: 1307] связывал удовольствие от комического также с особой иллюзорной природой комической нелепости, которая не создает смешного, а скорее, наоборот, происходит от него, является следствием автоматизма и косности как причины смешного, которое он определял как «живое, покрытое слоем механического». Комическая иллюзия есть иллюзия грезы, а логика комического есть логика сновидения. Игру грез будет напоминать всякая игра идей, и поэтому она будет нас забавлять.

В уже упомянутой концепции Н. Гартмана видимость является одной из составляющих сущности комического. Именно эта видимость «саморазрешается» в ничто или в нечто неожиданное.

Чешский писатель, поэт и драматург М. Кундера называл юмор «божественной вспышкой», обнажающей мир «в его нравственной двусмысленности и человека в его полной некомпетентности вершить суд над другими», юмор — «опьянение относительностью всего присущего человеку, странное удовольствие, проистекающее из уверенности, что уверенности не существует» [Кундера 2004: 38]. Комическое коренится в иллюзорности нашего мира и человеческой способности увидеть это.

В рамках этого толкования комического необходимо отметить уже упоминавшееся определение Т. Б. Любимовой, которая считает рассеивание иллюзии условием возникновения комического: «…не только рассеивание иллюзии способно вызвать смех, но и сам смех есть „рассеивание“ видимости» [Любимова 1990: 13].

Мотив видимости комического в упомянутой выше концепции Рюминой является наиважнейшим в сущности комического.

В концепциях комического, идущих от Платона и Аристотеля, можно встретить толкование комического как смешение приятного и неприятного чувств, как «безвредного безобразного».

Платон, который, как полагают, был первым мыслителем, предпринявшим попытку разобраться в причинах смеха, сравнивал то удовольствие, которое дает почесывание при сильном зуде, с восприятием смешного и иных сильных чувств. В первом случае возникает «смешанное физическое чувство»: на неприятное ощущение зуда накладывается чувство облегчения. А восприятие сильных чувств, в том числе смешного, вызывает «смешанное душевное чувство», в котором сочетаются боль и удовольствие [Платон 1999: 52−54]. Данное положение было развито только в XVII веке Р. Декартом, который полагал, что смех есть главный признак радости, но радость не должна быть чрезмерной и непременно должна сочетаться с другими чувствами — восхищением, удивлением или враждебностью [Лук 1977: 8].

Это положение можно встретить в русской эстетике XIX века у Н. Г. Чернышевского, который писал, что «впечатление, производимое в человеке комическим, есть смесь приятного и неприятного ощущения, в которой, однако же, перевес обыкновенно на стороне приятного; иногда этот перевес так силен, что неприятное почти совершенно заглушается. Это ощущение выражается смехом» [Чернышевский 1973: 342].

Аристотель был первым, кто определил комическое как разновидность безобразного, «и в то же время недостаток, который не является опасным, разрушительным, пагубным» [Лук 1977: 7].

Безобразие как сущность комического встречается у уже упомянутого Н. Г. Чернышевского. Согласно ему, сущность комического заключается в перевесе «образа над идеею… Но форма без идеи ничтожна, неуместна, нелепа, безобразна. Безобразие — начало, сущность комического» [Чернышевский 1973: 287].

Идея «безвредности» комического присутствует и в концепции Гегеля, который включал в понятие комического «самоуничтожение содержания какого-либо явления через форму его проявления». Однако это саморазрушение является безопасным для субъекта, не причиняя ему ущерба. Комическому свойственна «бесконечная благожелательность и уверенность в своем безусловном возвышении над собственным противоречием, а не печальное и горестное его переживание» [Гегель 1968: 580].

Характеристика «безвредности» комического в дальнейшем получила развитие в социологических и психологических концепциях.

Важное место в теориях комического занимает классификация форм комического, причем многие из данных форм, выделенных еще древними мыслителями, в XX веке были названы лингвистами речевыми средствами создания комического эффекта.

Одну из первых классификаций форм смешного в виде форм остроумия дал Цицерон. Остроумие он делил на два вида: 1) тот, что обыгрывает предмет; 2) тот, что обыгрывает слова. Причем «веселее всего бывает людям, когда смех вызывается и предметом, и словом вместе» [Цицерон 1994: 178]. Важно отметить, что данное разделение, уже относительного комического в целом, существует и до сих пор.

Первый тип остроумия Цицерон делил на следующие типы: передразнивание, осмеяние, гримасничанье, непристойность, уподобление с помощью сравнения или прямого изображения, преуменьшение или преувеличение, намек.

Второй тип остроумия подразделялся на следующие типы: шутки, основанные на двусмысленности слова, парономасия (изменение одной буквы в слове), обыгрывание пословиц, обыгрывание дословного и образного смысла слова или выражения, словесные противоположения, необычное истолкование имен собственных, ложное объяснение, неожиданность.

Большинство из данных форм остроумия входят в современные классификации способов создания комического эффекта, которые будут рассмотрены в следующей подглаве.

Еще одна ранняя классификация комического принадлежит Квинтилиану, который разделил причины, вызывающие улыбку и смех на шесть групп: 1) изысканность речи; 2) грациозность в выражении мысли; 3) пикантность; 4) шутка; 5) острота; 6) добродушное подтрунивание [Лук 1968:8].

Шопенгауэр выделяет два рода смешного: 1) смешное в мысли (остроту) и 2) смешное в поступке (глупость или нелепость). К первому роду смешного, остроте, примыкает или является ее «незаконной» разновидностью каламбур (двусмысленность, игра слов).

Бергсон выделяет следующие основные виды комического: 1) комическое форм и движений: неловкое подражание гибкости жизни, тело как «стеснительная оболочка для души», мгновенное преображение личности в вещь; 2) комическое положения и речи: повторение; инверсия (перестановка); интерференция серий (комическое возникает на пересечении независимых друг от друга событий); 3) комическое характеров [Бергсон 1999: 1317].

А.Н. Лук дает следующую классификацию приемов остроумия: 1) ложное противопоставление; 2) ложное усиление; 3) доведение до абсурда; 4) остроумие нелепости; 5) смешение стилей, или «совмещение планов»; 6) намек; 7) ирония; 8) обратное сравнение и буквализация метафоры; 9) сравнение по неявному признаку; 10) повторение; 11) двойное истолкование; 12) парадокс [Лук 1968: 184].

В данной подглаве мы рассмотрели философско-эстетические теории комического, которые оказали огромное влияние на лингвистические теории комического, которые рассматривают главным образом сам механизм комического. В следующей подглаве мы рассмотрим лингвистические теории комического и классификация средств создания комического.