Поиски модели эволюции языка

В недавно вышедшей статье «Тайна происхождения языка» коллектив известных ученых отмечает определенный кризис в изучении языка и выражает некоторое разочарование в возможности современных методов исследований и существующих теорий объяснить происхождение и эволюцию языка. После сорока лет исследований в этой области для описания полученных результатов изучения происхождения языка они используют понятие «тайна» (mystery) [37].

Одной из возможных причин такого разочарования может быть именно категорический отказ от социокультурной традиции понимания природы языка. В частности, одной из ключевых проблем изучения его эволюции является вопрос о том, как появился язык — стремительно или постепенно, градуалистично. Многие исследователи, особенно те, которые доказывают уникальность языка человека, говорят о его скачкообразном развитии (появлении) и именно это и называют главной загадкой эволюции языка, так как установить биологические и индивидуальные причины столь стремительного его появления и развития пока, по их словам, не удается. Исследователи называют этот вопрос «проблемой Дарвина» (Darwin's problem) [24, 40]. Но является ли данная проблема задачей именно дарвиновской модели эволюции («синтетической теории эволюции»), основанной на мутации генов и естественном отборе?

Как правило, исследователи, изучающие биологические и когнитивные основания происхождения языка, имплицитно или эксплицитно исходят из модели эволюции, основанной на концепции «эволюции снизу верх» [7, 14]. Это выражается в воззрении, что индивидуальные генетические (биологические) изменения влияют или полностью обуславливают направление и содержание общих системных экологических и социокультурных эволюционных процессов. С данной точки зрения, стремительное появление социальной системы языка является результатом экстериоризации индивидуальных биологических и когнитивных способностей, которые появились в результате естественной мутации генов.

Однако новые исследования в области эволюции показывают, что существуют различные механизмы «эволюции сверху вниз», при которых общесистемные процессы влияют на индивидуальное развитие, часто не меняя характера генетического наследования, но надстраиваясь над ним. В такой модели язык (как система культурно-наследуемых знаковых средств) рассматривается не столько продуктом экстериоризации, сколько результатом интериоризации надындивидуальной системы языка, что обуславливает социально-опосредованное формирование языковой способности.

Тем не менее многие ученые, отталкиваясь от классической модели эволюции, разработанной Ч. Дарвином и представленной на современном этапе «синтетической теорией эволюции» («современным эволюционным синтезом»), в качестве объяснения стремительного происхождения и развития языка предлагают концепцию макромутаций генов [53]. В то же время в последние годы происходит пересмотр и доработка данной эволюционной модели, а парадигма так называемого «генетического детерминизма» критикуется даже самими сторонниками генетической (биологической) теории обусловленности происхождения языка [12, 37].

Новые направления, дополняющие «синтетическую теорию эволюции», обозначаются по-разному: «новый эволюционный синтез», «расширенный эволюционный синтез» (extended evolutionary synthesis), «пост-неодарвинизм» (post-neo-darwinism), «холистический дарвинизм» (holistic darwinism) и ряд других [14]. Главной особенностью усовершенствованных теорий и моделей эволюции является то, что в них рассматриваются причины и механизмы развития биологических и социальных систем, отличные от случайной мутации генов. В частности, изучаются такие факторы эволюции, как латеральная трансмиссия генов, альтернативный сплайсинг, эпигенетическое наследование, «эффект Болдуина», экзаптация, симбиогенезис, самоорганизация, наследование экологических ниш, социокультурное наследование и многие другие системные факторы развития, позволяющие пересмотреть классическую эволюционную модель [6, 14, 31].

Для исследования происхождения и эволюции языка наибольший интерес представляют негенетические системы наследования, к которым, согласно классификации Е. Яблонки и М. Лам, относятся эпигенетическое, поведенческое и символическое (культурное) наследование [42], а также такие составляющие эволюции, как экзаптация (exaptation), описанная С. Дж. Гулдом и Р. Ч. Левонтиным на примере «пазух сводов» (spandrels) [35]. Все эти явления позволяют объяснить появление новых биологических или социальных функций и сложных системных форм индивидуальной/социальной деятельности без генетических изменений или благодаря небольшим биологическим изменениям. В частности, процесс экзаптации в отношении эволюции языка предполагает, что он появился не благодаря образованию некоего особого «органа языка», а путем формирования новых функций на основе уже биологически сложившихся когнитивных систем, подобно тому, как пазухи сводов архитектурных сооружений могут приобретать эстетические функции, которые изначально в них не проектировались. Данная идея частично высказывается, например, М. Д. Хаузером, В. Т. Фитчем и Н. Хомским: «Мы рассматриваем возможность того, что определенный специфический аспект языковой способности является скорее „пазухами сводов“ (spandrels), побочным продуктом ранее существовавших ограничений (constraints), чем конечным продуктом в истории естественного отбора» [36].

Понятие «негенетические системы наследования» применительно к изучению языка означает, что средства коммуникации и способность к языку могут быть переданы (transmitted) посредством поведенческого (имитационного) или социокультурного наследования, которые не предполагают значительных генетических изменений [42, 57]. Более того, М. К. Петров, А. И. Коротяев, С. А. Бабичев, В. С. Степин, Е. Яблонка, М. Лам и многие другие исследователи показывают, что сам язык в рамках социальных систем начинает выступать как один их механизмов и средств трансляции знаний, выполняя функции, сходные с функциями генетического кода [4, 9, 11].

В теориях симбиогенезиса и самоорганизации, «гипотезе синергетизма» (the synergism hypothesis), теории развивающихся систем, теории конструирования экологических ниш и других системных подходах показано, что эволюция зачастую происходит не только на уровне индивидуальной адаптации, но и путем создания новой, надындивидуальной системной организации с новыми системными (синергетическими) свойствами, в которой естественный отбор тестирует не отдельного индивида, а всю систему. Например, таким образом сформировались органоиды эукариотических клеток и на этом основано функционирование колоний бактерий, муравьев, пчел, береговых ласточек и жизнь многих других общественных животных или даже целых экосистем [12, 14, 29].

Недавние работы в области эколингвистики, «теории распределенного языка» и биосемиотике демонстрируют, что язык является не только индивидуальной, но и надындивидуальной экологической системой, в основании существования которой лежат как когнитивные и социальные, так и экологические факторы, а также тесная эволюционная и «ситуативная» (прагматическая, экологическая) взаимосвязь с другими знаковыми системами [13, 55, 57]. В этом подходе язык рассматривается как система, которая всегда встроена (embedded) в природную, индивидуальную и социальную «экосистемы» («среду») и не может быть редуцирована к тому или иному частному аспекту, обуславливающему ее функционирование [39, 45, 57].