Индо-буддийская цивилизация. 
Великие цивилизации Востока

Происхождение индо-буддийской цивилизации восходит, как известно, к появлению ариев в долине Ганга. Вторжение индоевропейцев в эту долину, происходившее, судя по имеющимся данным, волнами на протяжении второй половины II тыс. до н. э., привело к уникальному в истории результату: не смешиваясь с аборигенным субстратом, арии создали четырехварновый социум, три высшие варны в котором (жрецы-брахманы, правители и воины кшатрии, а также обычные производители, земледельцы и скотоводы вайшьи) считались привилегированными потомками ариев, дважды рожденными, то есть проходившими через древнеарийский обряд инициации, тогда как в четвертую варну шудр были включены практически все прочие, начиная с аборигенов долины Ганга. В рамках этого социума существовало строгое разделение труда. В частности, вся сфера духовной культуры оказалась монополией брахманов, которые сохраняли в своей памяти древние религиозные предания (веды), передавая из поколения в поколение их дословный текст, равно как и многочисленные, со временем все возраставшие в количестве и дробившиеся по форме комментарии к ним. Ведическая культура индоариев благодаря высокому социальному положению брахманов в древнеиндийском социуме быстрыми темпами прогрессировала, что способствовало ее развитию и, в частности, появлению на свет новых форм религиозно-философской мысли (упанишады с комментариями к ним, а также доктринальные и практические разработки в рамках различных систем-даршан, будь то санкхья или йога). Развитие религиозно-философской мысли на протяжении тысячелетия (середина II — середина I тыс. до н. э.) на высоком уровне эзотерических размышлений привело к тому, что древнеиндийская духовная культура обрела уникальный облик. Не имея масштабных религиозных сооружений наподобие ближневосточных, где раннерелигиозные представления политеистического характера привели к созданию многочисленных храмовых центров, ставших фундаментальной основой урбанистической культуры и имевших весьма тесную связь с государственной администрацией, эзотерическая духовная культура брахманов тем не менее резко отделяла себя не только от народа, но и от правителей и воинов (кшатриев). Это как раз тот случай, когда религия в весьма жесткой форме отделила себя не только от политики, но и едва ли не вообще от всего мирского (при всем том, что сами носители этой религии, брахманы, не только уважались, но и щедро вознаграждались и были весьма богатыми и влиятельными людьми, не говоря уже о том, что кое-кто из них занимал порой и важные административные посты). Это не означает, что брахманы не удовлетворяли повседневных религиозных нужд (обряды, жертвоприношения и т. п.). Здесь нареканий не было и быть не могло. Именно за это они получали богатые и щедрые подношения. Более того, брахманы охотно внедряли в обиход конечные итоговые результаты своих благочестивых религиозно-философских размышлений, знакомили людей с представлениями о перерождениях (реинкарнации) и роли кармы в этом важном процессе, обеспечивающем вечный кругооборот всего живого (колесо сансары). Они учили людей видеть высшую ценность своего предназначения в выходе за пределы профанической сансары во внефеноменальный мир Великого Брахмана и в слиянии с ним там, залогом чего, в частности, является Атман, мельчайшая частица, эманация Великого Брахмана в каждом из них. Разрабатывали брахманы в рамках систем-даршан и конкретные пути к упомянутому слиянию, однако это уже предназначалось не для всех, но только для избранных, прежде всего, если даже не исключительно, для самих брахманов. Именно так и возник древнеиндийский брахманизм, выполнявший в бассейне Ганга роль развитой религиозно-философской системы — той самой, уровня которой не достигла в ближневосточном регионе ни одна из известных субцивилизаций (во всяком случае, до ислама и не имея в виду иудеев). Брахманизм поднял планку духовной культуры в Индии на очень высокий уровень. Практически именно это обусловило всю ориентацию великой индобуддийской цивилизации, высшие ценности которой всегда находились во внефеноменальном мире, а неумолимый закон кармы, то есть суммы добрых и злых дел, баланс которых определяет форму твоего перерождения (ты имеешь шанс возродиться брахманом, но можешь оказаться и шудрой, а то и вообще животным, жалкой мошкой и т. п.), диктовал каждому смиряться перед горькой участью реального бытия и, примерно ведя себя, надеяться на лучшее в неясном посмертном будущем. Такого рода ориентация весомо определяла позицию и поведение каждого, заставляла всех высоко ценить свое варновое происхождение, что в свою очередь со временем привело к появлению более дробной, но в принципе аналогичной варнам системы каст, которых ныне насчитывается в Индии не менее полутора тысяч. Социальные позиции и духовные привилегии брахманов вызывали острое ощущение неполноценности прежде всего у соперничавшей с брахманами высокопоставленной касты кшатриев, фактически управлявшей возникавшими в бассейне Ганга государствами. И хотя в системе администрации использовались и брахманы, они были в ней в меньшинстве, а их варновые привилегии лишь обостряли недовольство кшатриев и противостояние между обеими высшими варнами. Именно это вызвало к жизни появление во второй половине I тыс. до н. э. альтернативных доктрин, в частности джайнизма и буддизма. Созданные, по преданию, выходцами из кшатриев, эти религиозные учения, доктринально сходные, имели различную судьбу. Джайнизм стал религиозно-этическим учением меньшинства и сохраняется в Индии на протяжении тысячелетий в качестве своего рода экзотики со святыми аскетами, титанами духа, не желающими осквернять себя лишней материей (достаточно напомнить об абсолютно голых дигамбарах, наиболее тщательно соблюдающих принцип ахимсы то есть непричинения зла всему живому), тогда как буддизм оказался великой мировой религией, но за пределами Индии. Главным отличием и джайнизма, и особенно буддизма — по сравнению с классическим древнеиндийским брахманизмом — было появление института монахов, то есть не просто удалившихся от людей и ведших аскетический образ жизни отшельников, но сознательно отгородивших себя от живущих рядом с ними людей религиозными подвижниками, ограничившими себя во всем ради достижения великой цели — разрыва с миром феноменов, с кругооборотом сансары и ухода в мир Высшего Абсолюта, который у джайнов именовался мокшей, а у буддистов — нирваной. Давший обет монах обратного пути уже не имел, а группы таких монахов, что стало со временем особенно характерным для широкими темпами распространявшегося буддизма, образовывали сангху (общину) и строили себе специальное жилище, монастырь. Монастырская жизнь с течением времени стала нормой для буддийских монахов. А правила жизни в монастыре определялись текстами Винаи (Винаяпитака), которые наряду с Сутрапитакой и Абидхармапитакой, сутры которых излагали суть буддизма, составили буддийский канон, Трипи-таку. Философия буддизма, многое заимствовавшая у древнего брахманизма, была достаточно глубокой и хорошо разработанной. Главное в ней сводится к тому, что окружающий нас мир — иллюзия, хотя она и существует объективно. Все живущее в мире состоит из мелких частиц мироздания, дхарм, чье безначальное и вечное волнение создает то движение, которое и есть жизнь. Успокоить волнующиеся дхармы — значит взять жизнь в свои руки и, действуя по разработанным нормам (в частности с помощью медитации), достичь нирваны. А поскольку, согласно заповедям Будды (четыре священные истины), жизнь есть страдание, происходящее от привычной жажды бытия, то целью каждого правоверного буддиста должно быть стремление к уничтожению этой жажды и тем самым уничтожению страдания, что только и открывает путь к нирване. Считается, что первоначальный буддизм возник в форме Тхеравады, или Хинаяны (малый путь спасения — только для монахов). Чуть позже появилась Махаяна (большой путь спасения, дающий шанс и сочувствующим, помогающим монахам мирянам; им содействуют бодисатвы, и они могут за свои добродетельные поступки попасть в буддийский рай). Судьба обеих была в чем-то сходной: укрепившаяся на юге, вначале на Цейлоне, Тхеравада постепенно покинула Индию, став религией стран Индокитая, тогда как возникшая на севере Махаяна, просуществовав в пригималайских районах Индии около тысячелетия (но не оказав на народы самой Индии существенного влияния), стала уже в начале нашей эры распространяться на восток. В Индии буддизм не сумел укрепиться потому, что он не вписался в жесткую систему каст. Поэтому там продолжал господствовать брахманизм, трансформировавшийся на рубеже нашей эры в индуизм с его множеством высокопочитаемых богов во главе с великой троицей-тримурти (Брахма, Шива и Вишну, последний с аватарами типа Кришны, Рамы и других). Сердцевиной брахманизма и индуизма оставались брахманы, многочисленные касты которых оставались самым влиятельным социальным слоем в Индии и по-прежнему крепко держали в своих руках монополию, если и не на всю духовную культуру, то, во всяком случае, на религию населения. Таким образом, развитой религией Индии и фундаментом основной модификации великой индо-буддийской цивилизации с начала нашей эры стал индуизм. Фундаментом других модификаций этой цивилизации стали махаянистский и хинаянистский буддизм. Первый получил наибольшее распространение в Китае, Корее, Японии, а затем в новой форме ламаизма в Тибете и Монголии. Зоной распространения и господства второго стали страны Юго-Восточной Азии, как полуостровные (Индокитай), так и островные (Индонезия), не говоря уже о Цейлоне. Индо-буддийская цивилизация как нечто великое и цельное состоит, таким образом, из трех основных модификаций, причем не все они могут считаться господствующими в тех странах, где получили распространение (в частности это касается Китая). Тем не менее всюду, где ощущается их влияние, и особенно там, где индо-буддийская цивилизация, как и являющиеся ее фундаментом религии (индуизм и буддизм в обеих его формах, включая и тяготеющий к Махаяне ламаизм) господствуют (а это огромный регион Центральной, Восточной и Юго-Восточной Азии), Восток уже иной. Он мало похож на Ближний, как в доисламской, так и исламской форме. Прежде всего, индо-буддийский Восток отличается завидной терпимостью, никому никогда не навязывая ни свои представления о должном, ни образ жизни. Это не означает, конечно, что сама среда не действует на каждого, кто обитает на данной территории и включен в соответствующий социум. Рожденный индуистом (или буддистом) и живущий вместе с единоверцами, человек сам столь же естественно становится индуистом (или буддистом), как начинает говорить на родном языке. Но при всем том он, в отличие от мусульманина, не считает именно себя и свое окружение, своих соотечественников правоверными. Напротив, он с полным уважением относится к верованиям других, не видя в них неверных, то есть заведомо отклоняющихся от пути истинного. Да и вообще вопрос веры здесь не имеет такого социально важного значения, как на исламском Ближнем Востоке, где религия тесно переплетена с политикой и со всеми прочими сферами жизни социума. Напротив, на индо-буддийском Востоке религия является как бы частным делом каждого. Пассивность индо-буддизма как религиозной системы связана прежде всего с тем, что над каждым довлеют законы кармы, и каждый волен следовать им в меру своих возможностей и усилий. В Индии индуист, особенно брахман, обычно в конце жизни идет в аскеты-отшельники и стремится вырваться из круга сансары, слившись с Великим Абсолютом-Брахманом. В общине джайнов перед любым открыта возможность стать дигамбаром и достигнуть мокши. В буддийских странах мирянин вправе вступить на нелегкую стезю монашеской жизни и спасти свою душу в нирване. Но это никак не означает того, что все станут поступать именно таким образом. Подавляющее большинство населения к этому не стремится и на суровые испытания даже ради достижения высшей цели и вечного блаженства не пойдет. Зато каждый может беспрепятственно принять иную религию, в том числе ислам, как-то случилось в позднем средневековье со многими как в индуистской Индии, так и в развивавшихся долгое время под влиянием индо-буддизма странах Юго-Восточной Азии. К слову, явно выраженная социально-политическая пассивность индуизма и буддизма не помешала этим религиям в свое время, в раннем средневековье, практически беспрепятственно проникнуть в Китай, Корею, Японию и страны Юго-Восточной Азии. Впрочем, к вопросу об историческом соперничестве восточных религий и цивилизаций мы обратимся чуть далее. Пока же речь о третьей из великих цивилизаций Востока, о китайско-конфуцианской.