Интервью с заместителем директора Государственного музея М.А. Булгакова Александром Годованцем

Расскажите, в чем заключается особенность работы мемориального музея?

У мемориальности музея Булагкова есть проблемы, мало осталось настоящих предметов. Поэтому мы не стесняемся расширять тематику до эпохи Булгакова, до города, в котором он жил, до его друзей и знакомыхписателей, художников. Музей монографический и привязанность к личности и творчеству Булгакова является центром любой концепции. Самый большой отход от этой линии в большой, последней выставке «Дом на Большой Садовой». Там Булгаков помещен не только в контекст своих соседей, своей эпохи, но и всех соседей за 111 лет существования этого дома. Это огромное количество, разных личностей известных, но и неизвестных, историй. Разговор о других темах возможен и не опасен для основного деласохранения главной мемориальной музейной линии.

Как относитесь к новаторским идеям? Что может себе позволить литературный музей, а чего не может?

Я думаю, что ответ на любой вопрос, сформулированный, как можно ли в литературном музее только это, или можно еще и вот это, всегда будет положительным. Можно с самых разных сторон подходить к личности и к текстам, и вопрос заключается в том качестве исполнения и качестве идеи, которые есть у каждой выставки или конкретного проекта. Конечно, важны и исполнение и идея.

Основная функция музея хранить или показывать?

У музея есть несколько логик, в которых он существует — это логика хранения и оберегания, она важна и от нее никто не собирается отказываться, даже те, кто экспериментируют и ищут новые формы. Есть немаловажная логика рекламно-информационная, музей должен привлекать к себе публику и придумывать что-то интересное, причем это не говорит о том, что это должно быть «попсово», это говорит о том, что нужно изучать свою аудиторию и понимая, что она разная предлагать ей что-то, причем иногда в контексте одной выставки.

В чем заключается особенность литературных выставок?

У каждого выставочного проекта есть различные слои прочтения. Всегда есть большая, широкая аудитория, которая не все их считает, но это было не так интересно с кураторской точки зрения довольствоваться только той информацией, которая понятна всем. С другой стороны, когда ты закладываешь еще какой-то слой информации нельзя делать в ущерб какой-то короткой и понятной истории, которая тоже должна быть у выставки. Есть логика исследовательская, и она тоже не диктует закрытие в какой-то одной узкой теме, а выталкивает на смежные темы, контексты. Поиск новых форм интересен и создателю выставки как исследователю и привлекает интерес публики. Понятно, что в дополнение к сохраняемому и предъявляемому предмету нужно добавить еще ряд дополнительных смыслов и текстов. Некоторая особенность литературных музеев, некоторая опасность, заключается в том, что необходимо показать в основном это слова и тексты. В лучшем случае это интересные, старинные издания. Но тем это и любопытнее решать задачу, пытаться не ограничиваться этим.

Как тексты взаимодействуют с предметами?

Между текстами и вещами должен быть диалог, причем иногда только часть этого диалога подчеркивается и объясняется, какая-то часть может быть недосказанной. Любое сочетание предметов хранит в себе множество историй, и рассказать их все невозможно, да и не надо. Если рассказать все истории в комментариях в экспликациях, этикетах, то это может подействовать на многих как некий барьер из текстов. Все знают, что люди не очень любят читать длинные тексты. Довольно модным считается мнение, что выставке вообще не нужны этикетки. Но, конечно, одно из свойств, которое отличает литературный музей от художественной галереи, это то, что он несет в себе просветительскую функцию. Рассказ необходим. Есть еще другое измерение выставки, а именно комментарий сотрудников музея, экскурсоводов, которые могут извлекать из вещей больше историй. Всегда должен быть какой-то короткий маршрут, средний, может быть длинный. Чем больше маршрутов можно извлечь, тем лучше.

Хочется, чтобы вещи и без комментариев начинали свой экспозиционный диалог или монолог. Но при этом комментарии тоже обязательно должны быть. У посетителя должна быть возможность не читать. При этом у него должна быть возможность читать, если он хочет. Поэтому бывают какие-то скрытые комментарии.

Предпринимаете ли вы попытки по-новому показать литературу? Осуществляете ли эксперименты в выставочном пространстве?

Мы позволяли себе эксперименты с огромным количеством текстов и историй. У нас есть условия для экспериментирования. К примеру, цикл «Слова и вещи». Раз месяц сменяется экспозиция в комнате — трансформере. Этот проект посвящен изучению нашей коллекции. Проект мобилизует фондовую работу. Мы изучаем то, что у нас есть и привлекаем коллекционеров. Пространство экспозиции — сетка и матрица из трансформирующихся ячеек и там вещи начинают взаимодействовать подругому, это вариант анти — пространства, имеет лабораторный вид. Вещи — это, на самом деле, вести, слова сообщения. В контексте литературного музея книги, рукописи приобретают статус ценности музейного предмета, становятся вещью. Если текст, написанный на этом конкретном листочке, уже растиражирован и не всем интересен, то это вещь единичная, и она несет на себе пометы времени и замечания на полях, штампы библиотек. Это метаистория, которая бывает небезынтересна, и не только для профессионалов. Музейный жанр всегда связан с предъявлением чего-то подлинного. Хотя есть небольшие отступления от этого. Есть потребность демонстрировать какие-то темы в отсутствии предметов. Это связано с тем как архивы, фонды сохранялись.

Опираетесь ли Вы при создании выставок на филологические теории?

Мы всегда в литературном музее находимся во взаимодействии филологией и поисками визуальных решений, искусствоведческих в частности. История литературного музея должна быть филологически выверена, но когда доходит до экспонирования, то коллеги филологи с доверием относятся к искусствоведческому мнению.

Нужно ли в литературном музее показывать текст, сами произведения или вполне достаточно ограничится биографией автора и контекстом?

Текст обязательно должен быть в контексте литературного музея. Самое лучшее, что есть у хорошего писателяэто, разумеется, его литература. Прекрасно работает прием сопоставления текста и предмета. Литературные тексты и особенно тексты Булгакова очень документальны, подробны. Это может быть предмет, о котором он писал или тот, который он упомянул или предметы, связанные со средой. Мы работаем постоянно на сопоставлении прототипов и героев, будь то вещи или люди. Главное, что делает музейэто то, что сводит человека с чем-то подлинным.