Киноверсия спектакля Товстоногова

Этот знаменитый спектакль БДТ был перенесен на пленку в достаточно нетрадиционной манере. Фактически это телефильм, снятый по спектаклю, и не в театральных декорациях, а на натуре. В старинном особняке разворачивается классическая чеховская трагедия русского интеллигента… В «Дяде Ване» чеховские люди и чеховские души держат трудный экзамен: на разрыв. Они застигнуты в кризисный момент гибели ложной веры. Все то, ради чего они страдали, выбивались из сил, жертвовали молодостью, внезапно утратило смысл, обесценилось. Там, где им виделась святая истина, обнаружилась наглая ложь. Надо начинать жизнь заново, с нуля.

В фильме, как и в спектакле, сыгранном на сцене БДТ, звучит музыка П. И. Чайковского.

В киноверсии спектакля был немного изменен актерский состав, Т. Шестакову Л. Малеванную заменили Наталья Данилова и Татьяна Бедова. Но в любом случае, благодаря тому, что спектакль был перенесен на пленку, у нас есть великолепная возможность оценить талант режиссера и потрясающую игру актеров. Средства выразительности, которые используются в кино и которых нет в театре, позволяют нам еще больше в этом убедиться. Это и очень точные крупные планы и внутренние монологи героев, когда актер «говорит» только глазами, но мы слышим то, что думает в этот момент его персонаж.

В фильме, как и в спектакле, мы впервые повстречались не с Иваном Петровичем Войницким, а с дядей Ваней. А. Л. Вишневский в раннем МХТ, потом, много позднее, Б. Г. Добронравов, М. Ф. Романов и даже А. А. Попов — все вели эту роль сильно, импозантно, с романтическим одушевлением. Домашнее, фамильярное «дядя Ваня» не вязалось с их героями. О. Басилашвили начисто лишает дядю Ваню внешней значительности, статности, силы. Напротив, с первого выхода в его агрессивной раздражительности, нервозной вскидчивости, срывающемся голосе заметна слабость. «Героика с него снята, — писала Р. Беньяш, — безжалостно содрана, тогда как все будничное и даже смешное отчеркнуто, выделено, показано крупным планом». Вполне приличный костюм на дяде Ване висит мешком, пышный, старательно вывязанный галстук болтается тряпкой, движения дерганые, походка быстра, но как-то неуверенна, красивое лицо то и дело передергивает болезненная гримаска. Пьеса застает дядю Ваню в момент, когда он уже догадался, что жизнь не задалась, пропала, что он «глупо обманут». Все прежние исполнители искали момент прозрения Войницкого в тексте пьесы, прозрение вдруг осеняло их разум во втором или третьем акте (с точки зрения «традиционной театральности» это, конечно, гораздо выгоднее), Товстоногов же предположил, и вполне обоснованно, что дядя Ваня осознал собственное фиаско до того, как началась пьеса. Поэтому Басилашвили играет человека изношенного: красота померкла, талант выдохся, силы растрачены, щегольство превратилось в неряшество. Душа сжалась, скорчилась, надежд никаких нет, и пылкая любовь к Елене Андреевне — та самая соломинка, за которую хватается утопающий.

«Дядя Ваня» — одна из самых известных и популярных пьес А. П. Чехова. Непривычно строго и жестко анализирует Товстоногов поступки героев пьес А. П. Чехова, в том числе и героев пьесы «Дядя Ваня», открывая «своего» Чехова, резко отличающегося от известных постановок режиссеров-современников. В отличие от многих современных режиссеров, он не пошел за теми режиссерами, которые во имя своего самовыражения стремятся во что бы то ни стало «осовременить чеховскую пьесу, пренебрегая любовью Чехова к своим героям, чеховским настроением и глубиной проникновения в душу человека».

«Малая троянская война» в доме дяди Вани.

(«Дядя Ваня» в постановке Льва Додина в МДТ).

«Дядя Ваня» имеет славную сценическую историю. Знаменитые роли в «Дяде Ване» сыграли в МХТ: К. Станиславский — Астров, Б. Добронравов — Войницкий (дядя Ваня), Елена Андреевна — А. Тарасова В кинопостановке А. Кончаловского «Дядя Ваня» заглавную роль сыграл великий И. Смоктуновский. Да и в Питере помнят, как замечательно играл Войницкого Олег Басилашвили, а Астрова — Кирилл Лавров. Как верно заметит на репетиции «Дяди Вани» Лев Додин (неоднократно обращавшийся к чеховской драматургии), Чехова воплощали выдаюшиеся, крупные актеры театра. А они «всегда играют жутко отдельно». Это и понятно: каждый великий актер— неповторимая, уникальная личность.

Л. Додин, учитывая предложенную Чеховым равновеликость героев (нет самых главных, все — часть общей жизни), создал сценический ансамбль в «Дяде Ване», спаянный общим домом.

У него не оказалось выдающихся актеров. Но у него свой «театр-дом», коллектив, команда единомышленников. Всем миром они обсуждают роли, происходящие в спектакле события, участвуют в судьбе театра. Свидетельство тому — новая книга Л. Долина с записями репетиций. Эти теснота общения, открытость, искренность и справедливость в суждениях также свойственны персонажам Чехова. В спектакле все это адекватно выражено. Здесь умеют юморить, подтрунивать друг над другом, говорить колкости («красивый пушистый хорек» — Астров говорит Елене Андреевне прямо в глаза). При всей невеселости, грустности ситуации спектакль светел, полон жизни и воздуха. В дом Войнкцких-Серебряковых входишь как к себе домой. В одной рецензии на спектакль под названием «Просто люди» выражена суть режиссерского замысла. Да, это просто люди — и Войницкий — С. Курышев, и Астров — П. Семак, и Соня — Е. Калинина, и Серебряков — И. Иванов, и Елена Андреевна — К. Раппопорт…

У «просто людей» жизненные драмы похожи на драмы великих людей. Особенно если обычный ход жизни резко нарушен.

Профессора Серебрякова (И. Иванов), на которого все домочадцы молились, отправляют в отставку, и он приезжает с женой в имение. Лев Додин дерзко снимает штамп с роли Серебрякова. Обычно его играли как этакого бездарного желчного старикана, которого убирают с почетной должности. И он с молодой женой сваливается как снег на голову в имение. Нудит, всем мешает. Его презирают. Ем у завидуют — ишь какую молодую красавицу-женy отхватил. Именно Елена Андреевна вызывает шок и прилив нерастраченных чувств самого дяди Вани и его друга, сельского врача Астрова.

В спектакле Л. Додина Серебряков вовсе не старик. Ему где-то за 50. По нашим меркам — мужчина, а расцвете сил. И «ушли» его в отставку, может быть, и не потому, что он устарел и стал бездарен. Ведь раньше все близкие и особенно дядя Ваня восторгались его учеными трудами. С кафедры можно слететь по разным причинам, от человека не всегда зависящим. Он переживает настоящую драму, чувствуя нахлынувшую враждебность окружающих. Вечно зябнет (кстати, точное наблюдение врача Чехова — это признак скачков давления крови от нервного напряжения). А тут еще жена (К. Раппопорт) в открытую крутит роман с Астровым. Не стыдится прямо в его присутствии броситься Астрову на шею (сцена прощания) с объятиями и поцелуями… Серебряков — И. Иванов каменеет («Хоть бы провалиться мне на этом месте — говорит его фигура»).

Где тут кодекс дворянской чести? Втоптан в грязь. И в спектакле честь нашей героини Елены Андреевны отброшена, как шелуха, и дана воля чувствам. Пусть это будет еще одним ударом по Серебрякову. Она присоединяется к общему его неприятию. Актриса это играет с вызовом, не скрывая цинизма, по-современному. Он окончательно понимает, что он здесь чужой (по нему будет стрелять дядя Ваня и промахнется). Серебряков уедет из имения навсегда. Ему хватит мужества и благородства, чтобы простить Войницкого, забыть жуткие сцены и с достоинством проститься со всеми.

Воистину «Сюда я больше не ездок…».

Поверженный кумир — это больше, чем драма. Кому тяжелей: Серебрякову или всем его родственникам, бывшим поклонникам его таланта? Но что же случилось сними?.. Еще десяток лет тому назад во время приезда Серебрякова с женой все ходили на цыпочках, считая его ученые занятия священнодействием. А сейчас он для них и гроша ломаного не стоит. Теперь можно кинуть сапог в стенку его комнаты. Они создали из него кумира, жертвуя всем, собой. А идеал рухнул. Но, как известно, вторая заповедь Божья звучит: «Не сотвори себе кумира… не поклоняйся и не служи им». Значит, грешили. Да, крах иллюзий мучителен. Но он и очищение, катарсис, чтобы продолжить жизнь правильнее и мудрее, не ставя ложных целей. Но «просто люди» в таких случаях вину возводят не на себя, а на рухнувшего кумира. Для А. Чехова освобождение от иллюзии — как излечение от болезни. Но и Войницкий — Курышев и Астров — Семак, как замечает Додин, «пытаются обогнать ушедший поезд, потому что бежали-то за поездом не тем… А эту жизнь надо доживать, потому что другой не дано…».

Режиссеру удается создать на сцене сложную картину душевного и эмоционального разброда героев спектакля. Л. Додин подробно выстраивает эволюцию душевного и эмоционального крушения иллюзий обитателей дома Войницкого-Сереорякoва. Ею следствием становится разбушевавшаяся малая «троянекая война» из-за красавицы Елены. В ней звучат и пародийные ноты, потому что «мужчины-завоеватели» под изрядным градусом алкоголя. Тут и писталет пускается в ход, но мимо!

Как верно комментирует этот поступок героя Лев Додин: «А дядя Ваня, который готов эту жизнь расстрелять и не может, потому что нельзя расстрелять то, что было…».

Упокоение после бури — возвращение к прозе жизни, будням, делу к работе, которая лечит и ведет по проложенной колее жизни. Мудрая Соня (Калинина) проигрывает заключительный аккорд: «Будем жить, будем долго жить, и наконец умрем». Надежда? Справедливость? В ином мире. Там нас оценят. Там отдохнем. «И увидим и небо в алмазах».

Удивительно вторит режиссерскому замыслу сценография в спектакле. У художника Д. Боровского выше места действия, всей человеческой суеты возникает картина земного рая — поля, стога сена, тишина. Образ природной гармонии, которая контрастирует с дисгармонией человеческих отношений.

Спектакль Л. Додина — яркое проявление живого театра. Он притягивает. Он будет долго жить на сцене. По заслугам увенчан многими российскими наградами. Достойно представляет Театр Европы.