Влияние политической мифологии на процесс формирования российской политической культуры

И сегодня обнаруживаются признаки реальности ее превращения в объединяющую общество идеологему.

Идеология может утратить положение официальной, снизойти до существования в виде рядового мифа в обыденном и научном сознании, но при всем этом ее текстологическая основа сохранится, чем и будет обусловлена потенциальная возможность ее возрождения. Например, в советский период обширные научные труды, посвященные «критике буржуазной идеологии», обеспечивали устойчивое сохранение ее текста, и даже обогащали его новой информацией и новыми, более совершенными для восприятия российским читателем, языковыми моделями.

Это послужило одной из предпосылок быстрой смены идеологических парадигм в современном российском обществе. Достаточно было сменить в оценке идеологического текста плюсы на минусы, и либеральные идеологемы стали способными успешно конкурировать в массовом политическом сознании граждан России с идеологемами коммунистическими за статус главных ориентиров государственной политики.

Аналогичным образом, современная критика коммунистических идей отечественными публицистами и учеными в условиях нарастающего кризиса экономики и власти объективно поддерживает существование этих идей в форме мифологем о политических и экономических реалиях советского времени. Советский период превращается в динамично развивающуюся мифологему (точнее, комплекс мифологем) о «золотом веке».

Когда у человека отсутствуют простые принципы, единая модель, чтобы объяснить то, что происходит внутри и вокруг него, появляется ощущение опасности. Более того, современные люди чувствуют себя бессильными перед разнообразием экономических, психологических проблем и массой неконтролируемых событий. Человеку нужна твердая уверенность, целостная картина видения мира. Именно мифы и обеспечивают ему такое всеобъемлющее видение. Они предлагают мировоззрение, где для каждой проблемы есть решение.

§ 2. Технологии разрушения политических мифов Э. Кассирер рассматривал политический миф как одну из политических технологий, «отчаянное средство», используемое властью для манипулирования общественным сознанием, когда все другие способы уже исчерпаны.

Процесс социального мифотворчества актуализируется в кризисные эпохи, что характерно для современного российского общества. В массовом сознании зачастую проявляется стремление написать историю с «чистого листа», что свидетельствует о недостаточном развитии исторической памяти русского народа. Социальные мифы, выступая в качестве стереотипов и архетипов на различных уровнях массового сознания, с одной стороны, позволяют человеку ориентироваться в постоянно изменяющемся мире, руководствоваться ими в повседневной жизни, при выборе способов и средств построения желаемого будущего, но, с другой стороны, они препятствуют оперативной перестройке массового сознания в связи с изменяющимися социальными условиями.

Миф, даже созданный пропагандистской машиной государства, весьма хрупок. Схема не выдерживает замены ключевых элементов, кроме того, для ее разрушения достаточно даже относительно небольшого усложнения аргументации.

Главная цель, которая объективно стоит перед мифом — разрушение старой и создание новой социальной нормы. Основные функции — установление системы ценностей в соответствии с новой социальной нормой и создание представления о них как естественных и вечных. Формой проявления мифа в обществе является идеология и теория, претендующая на научность; инструментом внедрения мифа в сознание общества на этапе разрушения социальной нормы являются средства массовой информации, на этапе закрепления новой социальной нормы к ним присоединяются институты образования; миф имеет особый полифункциональный язык. На этапе разрушения социальной нормы он внедряется в качестве противовеса языку прежнего общества как нечто передовое, направленное против отсталости и косности. На этапе закрепления новой социальной нормы (как правило, этому сопутствует изменение баланса политических сил) язык мифа становится энкратическим, то есть находящимся под опекой сил, пришедших к власти; при этом слово вырождается в знак, в средство кодирования человека, поглощающее его сущность; миф приобретает невиданную силу влияния в обществе в переломные моменты его истории, становясь выразителем коллективных желаний; миф ограничен территориально, т. е. он функционирует только в рамках определенного топографического пространства; политический миф разрабатывается и используется для достижения конкретных политических целей.

Причинами, вследствие которых политический миф может стать достоянием истории только внешне связаны с «усталостью масс», разочарованных в этом мифе. Бесспорно, периоды нарастания рационализации в обществе могут наступать, и в этом случае любой политический миф ослабляется. Но в связи с тем, что мифы не могут исчезнуть до конца, основным методом их разрушения все-таки следует признать их вытеснение другими мифами — контр-мифами.

Исследователи отмечают такие контр-мифы:

Мифы о власти зиждятся на представлениях о власти, где добрый царь герой руководствуется истиной или царь — мученик. Эти образы становятся двигателем в определении политических событий. Мифологическое сознание определяет образы народного царя — героя, пророка и спасителя. Но не всегда функции, возложенные на образы, идеальны; здесь мифологическое сознание нарушает гармонию, то есть располагает между царем и народом носителей беспорядка, мешающих народу донести до своих представителей истину. От народного царя, данного Богом, всегда ждут избавления от беды, горя, несчастья. Царь-странник должен появиться внезапно, быть узнанным по особым признакам и совершить чудо. Чудо может не совершиться в реальности, и царь-избавитель становится искусственным (ненастоящим или «слабым») царем. Инструментом манипулирования для политика, в данном случае, выступает первоначальное ожидание чуда, которое, передвигаясь в мифическом пространстве, преследует прагматические цели.

Третьим мифом, укорененным в России, является миф идентификации. Когда идентификация стабильна, на нее не обращают внимания, но при каком-либо кризисе в обществе или стране человек ищет опору в идентификации с тем или иным этносом, политическим сообществом, с группой или с субкультурными группами. К мифу идентификации относится миф присоединения и оздоровления через приобщения, как например, в политическом мифе западничества.

К контр-мифам, оппонирующим практически любому политическому мифу, можно отнести мифы, порожденные искусственной идентичностью, выступающей в качестве временной компенсации потерянной идентичности. Враждебность любой другой мифологии связана с мнимой завершенностью и косностью такого рода контр-мифа, которая в свою очередь обусловлена его предсмертными конвульсиями.

Ложная идентичность порождает короткоживущий, но весьма агрессивный лже-миф (миф, которые не переживается, а навязывается, псевдо-миф, за которым не стоит глубинных духовных переживаний). Обычно она опирается на старые, угасшие идентичности — в основном этнические и субкультурные. Действительно, как писал Бердяев, «творческое воображение может создавать истинную и ложную идеализацию, оно может быть актом реальной любви и актом иллюзорным, несущим с собой страшные разочарования. В этом источник глубокого трагизма в человеческом существовании. Человек может быть жертвой своего воображения, хотя воображение может быть выходом к высшему миру». Ложные идентичности заводят нас в гибельную ловушку, хотя мы ожидаем прозрения, подобного тому, что испытывали от прежних, наскучивших идентичностей.

В современной России этническая идентичность характерна для национальных меньшинств, до сих пор ограничивавшихся советской идентификацией и достаточно поверхностными ощущениями своей этнической принадлежности. Хотя меньшинства готовы были быть русскими по менталитету, русские запоздали со своей собственной идентификацией, дав, таким образом, представителям фактически исчезнувших народов сформировать искусственную, химерную идентичность.

Такого же рода идентичность можно видеть на уровне субкультурных групп — казачество, потомки дворян, молодежные группы, сложившиеся в память о погибших кумирах, сообщества любителей виртуальных миров «мыльных опер» и т. п.

Но, вероятно, самым мощным контр-мифом является современная политическая публицистика, сформировавшая свою особую реальность и свои «законы жанра». Злобность и непристойности в этом «жанре» нацелены на осмеяние, опошление любой социальной концепции, любого политического деятеля. Политическая реальность в современной российской публицистике низведена до того уровня, на котором она (реальность) становится для журналистов постигаемой, а значит — включенной в собственный мифический порядок вещей.

Российская демократия выпустила на волю джинна — субкультурную идентичность, совместившую в себе тотальность советской пропаганды и беспринципность «желтой» западной журналистики. Результатом стало доминирование двух взаимопроникающих форм субкультурной оппозиции к собственной стране, ее истории и традициям — уголовной («блатной») и западнической. Они поделили между собой информационное пространство, кинематограф, эстраду и наиболее тиражные издания. Публика, потребляющая соответствующую продукцию и еще недавно находившаяся под тяжелым прессом советской пропаганды, с радостью взирала на то, как журналистика крушит авторитеты, выдумывая самые отвратительные истории о еще недавно великих или просто уважаемых персонажах истории или о мало-мальски известных политиках, предпринимателях, военных.

Наблюдая сходные процессы еще в начале века, Тард отмечал: «…лишь после того как мы долгое время испытывали на себе и практиковали сами могущественное влияние догматического и авторитетного голоса, слышанного вблизи, нам достаточно прочесть какое-нибудь энергичное утверждение для того, чтобы подчиниться ему, и просто самое сознание солидарности большого числа подобных нам с этим суждением располагает нас судить в одинаковом с ним смысле». Именно таким образом привыкшая к авторитету государственной воли масса оказалась под властью публицистики в тот момент, когда государство возглавили «такие дураки, которые даром кормят своих собственных разрушителей» (А.Ф.Лосев).

Контр-миф может строиться по тем же канонам, что и обычный политический миф. К нему применимы представления о «мифологическом крючке», с помощью которого в тот или иной проект втягивается целый пласт символов, сюжетов, воззрений и т. п. Наиболее впечатляющие результаты дает такой контр-миф, который создается на основе трансформированного дубликата уже известного религиозного мифа. Тем самым за известным мифом как бы обнаруживается истинное содержание и имитируется прозрение, открытие, причастность к доселе неведомому.

Современный контр-миф — всегда опрощенная и искаженная копия какогото другого мифа, против которого, зачастую, контр-миф и направлен. Например, мода на те или иные научные теории подменяет их сниженными почти до бытовых банальностей формами мифологии.

Одним из средств разрушения политического мифа может выступать политический анекдот. Основной функцией политического анекдота является освобождение человеческого сознания от оков политического мифа, которые выражаются в форме догм и мыслительных стереотипов.

Немаловажное значение в разрушении политической мифологии играет телевидение, которое под эмблемой независимого объективного наблюдателя стремится разоблачить существующие политические мифы. Особенно если процесс разрушения политических мифов проходит в период скрытой информационной войны.

Во внутриполитической жизни России самое значимое по своим последствиям событие — выставка-презентация всех политических партий России, проведённая в Москве в зале Манежа в период с 22.08 по 27.08 2003 г. У кого-то может возникнуть вопрос: «Чем она отличалась от множества тусовок политической „элиты“, которые телевидение показывает россиянам на протяжении многих лет с начала перестройки?»

Действительно, если принять в качестве своего собственного мнения готовую телевизионную кашу, более или менее аккуратно профильтрованную по отношению к тому или иному «социальному» заказу, то прошедшая выставка-презентация партий ничем не отличается от тусовок. Но если подумать, то неизбежен вывод: выставка-презентация не была тусовкой политической «элиты».

Хотя телевидение показало «вождей» почти всех политических партий, которые что-то произносили, сами себя хвалили, обличали других подобно тому, как это имеет место и на политических «тусовках», однако ни одна тусовка не длится на протяжении нескольких дней непрерывно. В силу этого обстоятельства «вожди» партий, отдав дань своего личного участия в краткосрочных мероприятиях-эпизодах, оставили посетителей1 на время до завершения работы выставки-презентации наедине:

с наёмными клерками- «экскурсоводами», ни один из которых по своему положению во внутрипартийной иерархии не вправе делать каких-либо заявлений от имени руководства той или иной партии, и с экспозициями партийных павильонов, которые казалось бы должны были выражать идеи общественной в целом значимости, носителями которых претендуют быть политические партии.

Тут-то всё и обнажилось: в павильонах красавицы и красавцы в качестве «мебели», а на стендах благонамеренные декларации и притязания на власть тех или иных персон при полном отсутствии Идей, которые могли бы перенять от мозговых трестов партий простые люди — жители России, профессионально занимающиеся какими-то иными видами деятельности, а не политикой и социологией.

Благодаря этому выставка-презентация стала одним из средств освобождения посетивших её думающих людей от власти над ними мифов о том, что «вожди» «Яблока», СПС, КПРФ, ЛДПР и прочие якобы могут спасти Россию подвластными им партаппаратными средствами: спасать Россию и Мир придётся не аппаратурой или иной партии или многопартийной системы, а всем нам; спасать, отвергая или выбирая, осваивая и развивая те идеи, на которые ссылаются или носителями которых являются структуры каждой из политических партий (включая и КПЕ).

Этот ещё не завершившийся процесс освобождения от власти политических мифов многопартийности не был показан по телевидению, но не столько вследствие цензуры или заговора молчания журналистов и их хозяев в отношении КОБ, чем грешат СМИ на протяжении последних 10 — 15 лет, сколько в силу принципиальной невозможности в короткие сводки новостей втиснуть всё, что посетитель выставки мог видеть воочию и осмыслить, переходя от одного павильона к другим. Поэтому в телевизионном представлении выставка-презентация политических партий выглядела как многодневная тусовка-эстафета политических «элит» — «вождей» разных партий, сменяющих друг друга каждый день на «подиуме».

Поэтому, если телевизионные бонзы действительно желают дать народу представление о всём спектре политических идей и мнений, свойственных политическим партиям России, то им следует быстренько организовать производство телесериала «Партии России».

Для этого телевидение должно обеспечить операторское и студийномонтажёрское техническое обслуживание проекта, предоставив руководству каждой из партий возможность рассказать и показать телезрителям именно то, что каждая из них думает об истории России, о проблемах её и Человечества, путях и средствах их разрешения, например в 45-минутном формате эфирного времени. При этом право селекции материалов при монтаже должно быть не за редакторами программ и режиссёрамимонтажёрами того или иного телеканала, а за руководством партий.

Это необходимо для того, чтобы исключить сложившуюся к настоящему времени порочную практику, в которой многие телеведущие (в частности, В. Познер, А. Караулов) — специалисты по изложению своего или заказанного им мнения чужими словами — словами тех, кого они снимают и чьи выступления потом кромсают и как бы «монтируют», выбрасывая из них всё, что не укладывается в исполняемый антисоциальный заказ или выходит за пределы их собственного — подчас весьма неадекватного и ограниченного видения и понимания проблем общества.

Кроме того, так называемая «политкорректность» — одно из средств консервации и взращивания проблем, поскольку представляет собой уход от того, чтобы называть вещи своими именами или принципиальный отказ от обсуждения тех или иных вопросов. Поэтому фильмы сериала могут и обязаны быть в каких-то случаях анти-«политкорректными».

Современная техника и организация телевидения позволяют осуществить предлагаемый проект ещё до выборов в Госдуму. Поскольку предлагаемый проект обладает общероссийской политической значимостью, то обеспечить его финансирование — обязанность государства, бизнеса, а не исключительно самих политических партий.

Если бонзы телевидения и телевизионной академии останутся глухи к этому проекту и не проявят инициативы в его осуществлении, то пусть не обижаются, что именно они окажутся в глазах общества самыми злостными врагами свободы развития мысли и слова в России и соответственно — врагами истинной демократии.

И главное — все последующие партийные избирательные кампании федерального уровня значимости должны сопровождаться съёмкой очередного сериала «Партии России», выставками-презентациями партий в столицах и центрах регионов для того, чтобы дурь и пустоцветие партийных «вождей» и деклараций были воочию видны и понятны всем.

Политический анекдот также представляет собою открытую систему, основой для которой служат политические мифы, распространяющиеся в конкретной стране в определённый исторический период. Эта система объединена общим концептом, выражающем целевую направленность политического анекдота, который может проявляться как на обыденном, так и на специализированном уровнях сознания. Суть данного концепта заключается в разоблачении идеи, составляющей фундамент разрушаемого политического мифа. Процесс создания политического анекдота на уровне специализированного сознания затрагивает также и обыденный уровень сознания создателя и особенно человека, внедряющего анекдот в сознание.

Высмеивая мнимую истинность, универсальность какой-либо идеи или непогрешимость политического лидера — то, к чему в условиях объективной действительности создатель и реципиент политического анекдота относятся вполне серьёзно, они, тем самым, смеются над обстоятельствами, в которых они сами находятся и в которых в той или иной степени сами повинны, а значит, смеются над самими собой. Таким образом, процесс создания, а впоследствии восприятия политического анекдота способствует освобождению сознания от стереотипов относительно какой-либо идеи или культовой личности, а значит, провоцирует разрушение политических мифов, центром которых являются указанные элементы. И, следовательно, политический анекдот в данной ситуации осуществляет функцию излечения массового и индивидуального сознания от воздействия, а также предохраняет его от возможного проникновения в него политического мифа в будущем.

Политический анекдот также представляет собою открытую систему, основой для которой служат политические мифы, распространяющиеся в конкретной стране в определённый исторический период. Эта система объединена общим концептом, выражающем целевую направленность политического анекдота, который может проявляться как на обыденном, так и на специализированном уровнях сознания. Суть данного концепта заключается в разоблачении идеи, составляющей фундамент разрушаемого политического мифа. Процесс создания политического анекдота на уровне специализированного сознания затрагивает также и обыденный уровень сознания создателя и особенно человека, внедряющего анекдот в сознание. Подтверждением этому может служить психологическая реакция современных юмористов, например, М. Задорнова, Е.

Петросяна, С. Дроботенко в момент исполнения ими миниатюр: часто в процессе исполнения миниатюры они, как и зрители в зале, не могут удержаться от смеха, побуждая к соответствующей реакции и аудиторию. Процесс создания политического мифа на специализированном уровне сознания, напротив, далеко не всегда затрагивает обыденный уровень сознания создателя мифа. Подтверждение данного тезиса — манера произнесения речей (одна из форм воплощения политических мифов), присущая многим политическим лидерам, создателям или внедрителям политических мифов: они произносят свои спичи либо беспристрастно, не обнаруживая никакой психологической реакции, тогда сложно судить об их истинном отношении к содержанию произносимого, либо слишком пылко, с нескрываемым желанием уверить слушателей в истинности содержания речи.

Подобная манера чаще всего репрезентирует отношение к мифам, содержащимся в речи, противоположное тому, которое проявляет создатель (внедритель) мифов на публике.

В процессе создания политического анекдота наиболее активны такие механизмы мышления как анализ, синтез и, особенно, моделирование. Результатом действия данных механизмов является рождение в человеческом сознании некой игровой модели, репрезентирующей какую-либо ситуацию или внутренний облик политического лидера. Создаётся данная модель посредством художественного слова, которое аппелирует к образным структурам художественного мышления, а также является основным, хотя и не единственным средством внедрения политического анекдота в сознание.

Воплощаться данное слово может с помощью приёмов, свойственных художественному мышлению, — метафоры, аллегории, гиперболы, олицетворения, иронии. Политический анекдот как один из фольклорных жанров, вмещающий в себя все названные формы воплощения художественного слова, является логически и психологически закономерным средством разрушения политического мифа. Если понимать политический миф как некий код, внедрённый в сознание посредством слова, то прекратить действие этого кода, тем самым, разрушив его, можно только с помощью аналогичного средства — приёмов, характеризующих художественное мышление.

Существующие политические анекдоты по значению, преобладающему в их содержании, можно разделить на три группы: анекдоты, развенчивающие истинность базовых идей, являющихся фундаментом многих мифов, порождённых той или иной политической системой; анекдоты, разрушающие культ личности политического лидера (мифологизированные биографии), являющегося носителем, олицетворением данных идей, составляющих идеологический аппарат определённой политической системы: анекдоты, вскрывающие сущность основных конфликтных ситуаций в обществе. Третья группа тесно связана с первой, но существенное отличие между ними в том, что в анекдотах, входящих в первую группу, ярко выражена оценка того явления, которое они репрезентируют, в анекдотах же, составляющих третью группу, данная оценка зашифрована, она имплицитна.

Анекдоты, входящие в 1-ю группу предложенной классификации, часто оформлены в виде диалога. Например, следующий анекдот, одновременно являющийся результатом разрушения в сознании представления о марксизме-ленинизме как универсальной науке (относительно сознания создателя данного анекдота) и средством разрушения данного представления (относительно сознания людей, впоследствии воспринимающих данный анекдот), содержит в себе элементы иронии: «Является ли марксизм-ленинизм наукой? — Нет. Если бы это была наука, то сначала попробовали бы всё это на крысах».

Следующие три анекдота репрезентируют одно из основных свойств политического анекдота: наряду с разрушением в сознании какой либо политической идеи — основы политического мифа, он часто способствует утверждению в данном сознании иной идеи — основы другого политического мифа. «Жизнеспособна ли социалистическая система? — О да!

Если бы такой бардак был при капитализме, он бы давно погиб". (Одновременно с развенчанием мифа об универсальности социалистической системы, утверждается миф об уникальности капитализма). «В школе: Что такое социализм? — Это самый долгий путь к капитализму». «

Дело происходит на Чукотке. Каждый вечер на берег моря выходит чукча и кричит в сторону Америки: «Нищие!» — Почему нищие, если живут во много раз лучше, чем мы? — Аляску купили, а на Чукотку денег не хватило?!". Здесь использован такой приём мышления, как ирония. Развенчание мифа о самом счастливом советском человеке будущего: «Как будет выглядеть человек коммунистического будущего?

— У него будут маленькие руки, так как он ничего делать не будет — за него будут работать машины. У него будут маленькие ноги, так как он не будет ходить, а только ездить, плавать и летать. У него будет маленький живот, так как он будет питаться высококалорийными пилюлями. У него будет очень большая голова, так как он будет очень много и постоянно думать… как и где достать эти пилюли". Основной художественный приём, здесь реализованный, — метафора.

Следующие два анекдота содержат в себе отрицание доминирующих в сознании тоталитарного типа «позитивных» качеств. Первый анекдот содержит отрицание одного из «положительных» качеств советского человека, генетически присущего ему: советский человек всегда готов был жертвовать настоящим ради призрачного будущего: «Светлое настоящее откладывается во имя светлого будущего». Второй анекдот является отрицанием доминирующего качества носителя тоталитарного сознания, а именно стремления мыслить заданными стереотипами, не анализируя воспринимаемое явление: «Коммунисты — это те, кто читал Маркса, Энгельса, Ленина, антикоммунисты — те, кто эти сочинения понял». По сути, данные анекдоты являются разоблачением не отдельных качеств, свойственных представителю определённого типа общества, а отрицанием истинности идеи, которая стала фундаментом государственной машины, формирующей в сознании данные качества.

Перейдём к анализу анекдотов, составляющих 2-ю группу классификации. Основным художественным приёмом, используемым при создании данных анекдотов, является гиперболизация. В результате гиперболизирования какой-либо негативной черты, присущей в действительности или приписанной культивируемой личности, разоблачаемой в политическом анекдоте, в сознании как создателя данного политического анекдота, так и индивида, воспринимающего его, формируется некая гротескная негативная модель внутреннего облика личности. «Ленин: — Здравствуйте, товарищ ходок, садитесь!

Вы, конечно, бедняк? — Да вот, Владимир Ильич, вроде бы и нет, лошадь есть у меня. — Ага, стало быть, вы, товарищ, середнячок? — Да как сказать, Владимир Ильич, сыт, дети обуты, одеты. ;

Ага, стало быть, вы кулачок! Феликс Эдмундович! Расстреляйте, пожалуйста, товарища!". В данном анекдоте иронически показано лицемерие большевистской власти и гиперболизирована жестокость Ленина по отношению к народу. Для усиления эффекта гиперболизации в анекдотах используется сопровождающий художественный приём, в результате применения которого в виртуальной модели, созданной воображением создателя анекдота, происходит смешение исторических эпох посредством соединения в данной модели представителей разных эпох, носителей разных менталитетов. «Пушкин на приёме у Сталина.

— На что жалуетесь, товарищ Пушкин? Жить негде, товарищ Сталин… Сталин снимает трубку. — Моссовет! Бобровникова ко мне! Товарищ Бобровников, у меня тут товарищ Пушкин, чтобы завтра у него была лучшая квартира.

Что ещё у вас, товарищ Пушкин? — Не печатают меня, товарищ Сталин. Сталин снова снимает трубку: Союз писателей!

Фадеева ко мне! Товарищ Фадеев, тут у меня товарищ Пушкин, чтобы завтра напечатали его самым большим тиражом! Пушкин благодарит и уходит. Сталин снимает трубку: Товарищ Дантес?

Товарищ Пушкин уже вышел.". Здесь гиперболизированы жестокость и двуличие Сталина, согласно воспоминаниям его современников, присущих ему в действительности. Указанный художественный приём реализуется и в анекдотах 3-й группы классификации в процессе констатации, а также обличения негативных сторон какого-либо явления, имеющего место в той или иной стране в определённый исторический период. Вот анекдот, иллюстрирующий положение и направленность работы СМИ в СССР (отсутствие свободы слова, работа по заказу правящей партии): «Македонский, Цезарь и Наполеон в качестве почётных гостей наблюдали парад войск на Красной площади. Македонский: «Если бы у меня были советские танки, я бы был непобедим». Цезарь: «Если бы у меня были советские самолёты, я бы завоевал весь мир». Наполеон: «А если бы у меня была газета «Правда», мир до сих пор не узнал бы о моём поражении под Ватерлоо». Наиболее интересными анекдотами, входящими в 3-ю группу, оказываются те, в которых использованы олицетворение, аллегория. «

Застойные времена. Бегут две собаки. Одна из СССР в Польшу, другая из Польши в СССР. На границе встречаются. — Ты куда?

— спрашивает полька. — К вам, — отвечает советская собака. — С едой худо, вот и бегу к вам.

У нас тоже ничего не стало, — говорит польская собака. — А ведь советские газеты пишут, что в СССР изобилие. — Врут, — говорит советская собака.

— Не бегай зря, ничего хорошего в СССР нет. — Польская собака поворачивается и бежит назад в Польшу. А советская собака за ней. ;

Ты куда? Я же тебе говорю, что у нас пусто. — Ну что ж, у вас хоть погавкать можно…".

Видимо, основным механизмом мышления, участвующим в процессе создания политического анекдота (этот же механизм является основным при создании политического мифа) является моделирование. Фундаментом, обеспечивающим проявление данного механизма в сознании, являются такие мыслительные механизмы как анализ и синтез. Следствием действия данных механизмов является рождение в сознании создателя анекдота виртуальной модели, заключающей в себе характеристику негативных сторон какого либо явления. Таким образом, в данной модели находит воплощение тезис Аристотеля о том, что комическое (в качестве формы комического у Аристотеля выступает комедия, в данном исследовании политический анекдот является формой комического) есть подражание худшему. Данная модель внедряется в сознание других людей посредством слова, а также сопутствующих ему и усиливающих его действие средств: мимики, пантомимы, изовидов, музыкального сопровождения. Художественные приёмы, использующиеся в процессе создания и внедрения политического мифа, также являются формой проявления синтеза, имеющего место в процессе создания политического анекдота. При создании политического анекдота наиболее активно используется гиперболизация отрицательных качеств объекта, вследствие чего в сознании создателя и воспринимающего формируется негативная модель явления. Так воплощается цель политического анекдота, состоящая в разрушении стереотипов и догматизма мышления, фиксированных в самом политическом мифе.

Следовательно, основной функцией политического анекдота является освобождение человеческого сознания от оков политического мифа, которые выражаются в форме догм и мыслительных стереотипов. Таким образом, политический анекдот способствует развитию личностного начала в сознании. Успешное осуществление данных функций обусловлено пробуждением элементов карнавального мироощущения (М. М. Бахтин) в сознании в процессе создания и восприятия политического анекдота.

В данной ситуации акт карнавализации происходит исключительно в сознании и не имеет действенного воплощения, кроме выражения его в словесной форме посредством игры слов. Суть карнавального акта в том, что «верх» меняется местами с «низом». В качестве «верха» здесь выступает универсальность идеи основы политического мифа или непогрешимость, идеальность личности политического лидера — носителя данной идеи, которые в анекдоте преподносятся в намеренно сниженном виде. В процессе создания политического анекдота гиперболизируются негативные стороны представляемого политическим мифом объекта, в результате чего возникает гротескный образ идеи или личности. Необходимо отметить, что в данном случае речь идёт о внутреннем, а не о внешнем гротеске. Погружение в атмосферу карнавала в процессе создания, а впоследствии восприятия политического анекдота способствует реализации в сознании создателя анекдота и реципиента отношения Я — Ты (согласно терминологии М. Бубера), в качестве «Ты» в данном контексте выступает весь мир в целом.

В сознании создателя и воспринимающего политический анекдот осуществляется диалог с миром, при этом также реализуется отношение Я — Я, а именно раскрываются грани их внутреннего «я», неведомые им до акта создания или восприятия анекдота. Полноценной реализации данных отношений способствует пробуждение в сознании самоиронии, являющейся высшим выражением иронии. Ведь высмеивая мнимую истинность, универсальность какой-либо идеи или непогрешимость политического лидера — то, к чему в условиях объективной действительности создатель и реципиент политического анекдота относятся вполне серьёзно, они, тем самым, смеются над обстоятельствами, в которых они сами находятся и в которых в той или иной степени сами повинны, а значит, смеются над самими собой.

Таким образом, процесс создания, а впоследствии восприятия политического анекдота способствует освобождению сознания от стереотипов относительно какой-либо идеи или культовой личности, а значит, провоцирует разрушение политических мифов, центром которых являются указанные элементы. И, следовательно, политический анекдот в данной ситуации осуществляет функцию излечения массового и индивидуального сознания от воздействия, а также предохраняет его от возможного проникновения в него политического мифа в будущем.

Исцеляющую способность смеха (в данном контексте политический анекдот выступает как одна из форм смеха) отмечали в своих произведениях ещё античные мыслители — Лукиан, Гиппократ, Аристотель. Но смех, а именно форма, в которой он воплощается, оказывает на сознание исцеляющее действие (а именно раскрепощает его от ложных стереотипов, развивая в нём личностное начало) лишь в том случае, если данная форма (например, политический анекдот) создана согласно определённым канонам. Один из таких базовых канонов сформулировал Аристотель, утверждая, что нельзя смеяться над безобразным, иначе оно перестаёт быть смешным. Под безобразным мыслитель понимал такие явления как смерть, болезнь, а точнее отрицал возможность осмеяния чужой болезни или смерти. Об этом часто забывают современные создатели анекдотов: отсюда многочисленные анекдоты о людях, страдающих психическими заболеваниями, в эту же группу можно включить многие анекдоты о политических лидерах, в которых высмеиваются проявления их болезней. Продолжая мысль Аристотеля, можно утверждать, что анекдоты, в которых несоблюдён указанный философом канон, оказывают обратное действие как на сознание создателя данного анекдота, так и на сознание человека, воспринимающего его: такой анекдот деформирует сознание, способствуя стиранию в нём границ между прекрасным и безобразным, добром и злом.

Итак, подведём итог всему сказанному.

Политический миф и политический анекдот — две взаимопересекающиеся, взаимопроникающие друг в друга модели, в которых представлены две противоположные стороны виртуальной реальности, воплощённой в каком-либо явлении объективной действительности. Существует два вида соотношения политического мифа и политического анекдота. Первый: модель виртуальной реальности, отображённой в политическом анекдоте, является абсолютным отрицанием модели виртуальной реальности, реализованной в политическом мифе. Тогда политический анекдот по отношению к политическому мифу выступает в качестве контрмифа. В процессе создания контрмифа участвуют те же приёмы, свойственные мышлению, что и при гиперболизации, абстрагирования, обобщении, моделировании, с тем лишь отличием, что как на уровне обыденного и, тем более, на уровне специализированного сознания, используются они осознанно. Примечательно, что любой политический миф заведомо содержит в себе возможность контрмифа (политического анекдота), нацеленного на его разрушение, действие которого реализуется при определённом стечении обстоятельств жизни. Таким образом, контрмиф репрезентирует игровой аспект политического мифа, является выражением смеховой культуры в современной действительности.

Второй вид соотношения: модель виртуальной реальности политического анекдота, отрицающая содержание одного политического мифа, утверждает в сознании реципиента модель виртуальной реальности, воплощённую в другом политическом мифе. Но при любом соотношении моделей потребность человека в создании контрмифа (в данном случае политического анекдота) означает начало разрушения в его сознании политического мифа, против которого направлен контрмиф. Функционирование в массовом и индивидуальном сознании такого контрмифа способствует развитию мышления, обусловливает развитие чувства юмора и духовной культуры в целом.

Примечательно, что любой политический миф заведомо содержит в себе возможность контр-мифа (политического анекдота), нацеленного на его разрушение, действие которого реализуется при определённом стечении обстоятельств жизни.

Заключение

Манипуляция разумом человека и есть средство его порабощения, один из способов, с помощью которых властвующая элита пытается подчинить массы своим целям. Для таких целей и создаются определенные мифы, которые, используя для объяснения, оправдания, порой даже воспевания определенных условий жизни, в которых существует то или иное общество. Именно мифы обеспечивают успех при формировании общественного мнения поддержку властвующей элите, то есть, такому социальному слою, который не отвечает истинным интересам большинства. Это, прежде всего, полное лишение свобод и прав человека, грубое подавление и порабощение личности. Как правило, общество, где манипуляция служит одним из главных инструментов управления, можно охарактеризовать одним словом — тоталитаризм. Способов манипуляции много, но главным является контроль над информационным аппаратом и аппаратом формирования идей.

Владеть и управлять средствами массовой информации, как и всеми прочими видами собственности, могут лишь те, в чьих руках власть и капитал. Радио и телевизионные станции, газеты и журналы, киноиндустрия и издательства принадлежат корпоративным системам и информационным конгломератам. Есть все основания предполагать, что в будущем манипулирование средствами информации достигнет еще большего уровня. Поток информации в обществе представляет собой источник силы. Было бы нереально думать, что контроль над этой силой может быть ослаблен.

В этой связи властвующей элите необходимо не только контролировать потоки информации, ее общий смысл, но и создавать определенные мифы, которые служили бы прочным определенным фундаментом идеологии государства, подкрепляя его не всегда обоснованную легитимность.

Знаковость коммуникации позволяет конструировать так называемое символическое поведение, непосредственно связанное со строительством воображаемых миров, в которых символическое намного значительнее реального. Символическое поведение замещает реальность, действуя в строгом знаковом контексте. Оно как бы адаптирует мир в соответствии с желаниями человека. Мир утрачивает сопротивляемость и «лепится» человеком по своим понятиям.

Основанием этих понятий служит миф, понятый в коммуникативном смысле. Миф должен быть принципиально непроверяемым; в нем необходимо наличие чудесного (отклонение от норм обыденности); он существует в рамках дологического, алогического отношения к миру; миф подчеркивает ориентацию, согласно которой «все значимо и все связано».

Можно с уверенностью констатировать что двоякий процесс создания/разрушения политически мифов являются двумя сторонами одного социально-политического явления, обеспечивающего стабильность существовании политической системы общества.

Создание политических мифов непосредственно зависит от стереотипов и архетипов общества, политической системы, политических интересов власти, от сознания человека и его внутренней необходимости в веру мифологических (порой паранормальных) явлений.

Разрушение мифов носи специфику укрепления нового политического режима и разрушение «вредоносных» политическим мифов. Зачастую активность разрушения приходится в пик развязывания информационных войн и совершается это ибо стороной правящей оппозиции, либо по инициативе внешнего врага.

Но, не смотря на противоположность процессов создания и разрушения, факт их необходимости друг в друге неоспорима, так как любой «старый» миф необходимо ликвидировать перед конструированием нового.

Библиография Ахиезер А. С. Россия: критика исторического опыта / А. С. Ахизер. — М., 1991. Т. 2.

Безнисько В. Политический анекдот как форма разоблачения политического мифа / В. Безнисько. — СПб., 2009.

Берус В. В. Современная социально-политическая мифология / В.В. Берус// Политическая жизнь и мысль: история и современность — Барнаул, 1993.

Бойков В. Э. Ценности и ориентиры общественного сознания россиян / В. Э. Бойко // Социальные исследования — 2004 — № 7.

Боханов А. Идеи, которые нами правят / А. Боанов // Родина — 1995 — № 6.

Боханов А. По плечу ли России европейский камзол? / А. Боханов // Родина — 1995 — № 8.

Бурдбе П. Социология политики / П. Бердбе. — М., 1993.

Васильева Л. В. Политические мифы и мифогемы // Россия и АТР. — 2009. № 2.

Гозман Л. Я. Политическая психология / Л. Я. Гозман, Е. Б. Шестопал. — Ростов н/Д, 1996.

Гололобова В. Н. Политическая мифология: теоретические основы и практическая значимость в политической жизни общества. Публикация на портале социально-гуманитарного и политологического образования / В. Н. Гололобова //www.auditorium.ru

Гриценко В. П. Социальная семиотика / В. П. Гриценко. — Екатеринбург, 2006.

Данилевский Н. Я. Россия и Европа / Н. Я. Данилевский. — М., 1991.

Дилигенский Г. Г. Социально-политическая психология. Г. Г. Дилигенский. — М., 1994.

Евгеньева Т.В. Социально-психологические основы формирования политической мифологии / Т. В. Евгеньев // Современная политическая мифология: содержание и механизмы функционирования. — М, 1996.

Ильин М. Приключение демократии в Старом и Новом Свете / М. Ильин // Общественные науки и современность — 1995 — № 3.

Кассирер Э. Техника политических мифов / Э. Кассиер. — СПб., 2009.

Кессиди Ф. Х. От мифа к логосу / Ф. Х. Кессиди. — М., 1972.

Кольев А. Мифы нации и консервативная революция / А. Кольев//

http://www.zlev.ru

Кольев А. И. Политическая мифология: реализация социального опыта / А. И. Кольев. — М., 2003.

Кольев А. Н. Политическая мифология / А. Н. Кольев. — М., 2003.

Кондратов A.M. Как рождаются мифы XX века / А. М. Кондратов, К. К. Шилик. — М., 1998.

Косолапов Н.А. Политико-психологический анализ социально-территориальных систем. Основы теории и методологии (на примере России) / Н. А. Косолапов. — М., 1994.

Кравченко И. И. Политическая мифология: вечность и современность // Вопросы философии. 2001 — № 1.

Кузнецов И. И. Геополитическое самоутверждение региона (на примере Саратовской области) / И. И. Кузнецов, Н. И. Шестов // ПОЛИС — 2000 — № 3.

Макаренко В. П. Политическая философия / В. П. Макаренко. — Р-н/Д., 1991.

Миронов Б. «Кто будет владеть Россией, тот будет владеть миром» / Б. Миронов // Родина — 1997 — № 1.

Неклюдов С. Ю. Структура и функции мифа / С. Ю. Неклюдов // Современная российская мифология / Сост. М. В. Ахметова. — М., 2005.

Орлов С. Б. Интеллигенция как мифологический феномен: историко-социологический анализ / С.Б. Орлов//

http://www.u-f.ru/ru/Hots/ID 3389.

Осипов Г. В. Социальное мифотворчество и социальная практика / Г. В. Осипов. — М., 2000.

Палий И. Г. Социальный утопизм России ХХ века: онтологический аспект: Автореф. дис. .д-ра филос. наук / И. Г. Палий. — Ставрополь, 1996.

Петров С. О. Мифологизация или идеологизация науки? Феномен марксизма / С. О. Петров // Вестн. Санкт-Петерб. гос. ун-та. Сер. Философия, политология, социология, психология, право. — СПб., 1992. № 4.

Плаггенборг Шт. Революция и культура. Культурные ориентиры в период между Октябрьской революцией и эпохой сталинизма / Шт. Плаггенборг. — СПб., 2000.

Политология: Энциклопедический словарь. — М., 1993.

Прохоров И. А. Социальные гносеологические корни современных мифов, их природа и функции: Автореф. дис. .канд. филос. наук / И. А. Прохоров. — М., 1983.

Ракитов А. И. Историческое познание. Системно-гносеологический подход / А. И. Ракитов. — М., 1982.

Русакова Н. В. Генеалогия и структура политического мифа: дисс. на соиск. уч. ст. д.филос.

н / Н. В. Русакова. — М., 2002.

Савельев А. Политическая мифология / А. Савельев. — М., 2003.

Ситников А. П. Мифы и их роль в электоральном поведении / А. П. Ситников, Е. В. Гришин // Философские науки — 2008 — № 11.

Сухова О. А. Десять мифов крестьянского сознания / О. А. Сухова. — М., 2008.

Теория политики: учебное пособие / Под ред. Б. А. Исаева. — СПб., 2008.

Топорков А. Л. Мифы и мифология ХХ века: традиция и современное восприятие / А. Л. Топоров // Человек и общество: поиски, проблемы и решения. — М., 1999.

Флад К. Политический миф. Теоретическое исследование / К. Флад. — М., 2004.

Хюбнер К. Истина мифа / К. Хюбнер. — М., 2000.

Цуладзе А. Политическая мифология / А. Цуладзе. — М., 2003.

Чудинова И. М. Политические мифы / И. М. Чудинова // Социально — политический журнал — 1996 — № 6.

Шалак В. И. Предварительные итоги мониторинга СМИ (лето 2000 г.). Публикация с сайта психолингвистической экспертной системы Института философии РАН «Ваал» / В. И. Шалак // www.vaal.ru

Шестов Н. И. Политический миф теперь и прежде / Н. И. Шестов — М., 2006.

Юнг К. Г. Душа и миф. Шесть архетипов / .Г. Юнг. — Минск, 2004.

Юнг К. Г. Психология бессознательного / .Г. Юнг. — М., 1996.

Юнг К. Г. Чело век и его символы / .Г. Юнг. — М., 1997.

Русакова Н. В. Генеалогия и структура политического мифа: дисс. на соиск. уч. ст. д.филос.

н / Н. В. Русакова. — М., 2002. С. 33.

Сухова О. А. Десять мифов крестьянского сознания / О. А. Сухова. — М., 2008. С. 3

Гриценко В. П. Социальная семиотика / В. П. Гриценко. — Екатеринбург, 2006. С. 84.

Неклюдов С. Ю. Структура и функции мифа / С. Ю. Неклюдов // Современная российская мифология / Сост. М. В. Ахметова. — М., 2005. С. 43.

Плаггенборг Шт. Революция и культура. Культурные ориентиры в период между Октябрьской революцией и эпохой сталинизма / Шт. Плаггенборг. — СПб., 2000. С. 326.

Ильин М. Приключение демократии в Старом и Новом Свете / М. Ильин // Общественные науки и современность — 1995 — № 3. С. 71−74, 73.

Кессиди Ф. Х. От мифа к логосу / Ф. Х. Кессиди. — М., 1972. С. 61

Флад К. Политический миф. Теоретическое исследование / К. Флад. — М., 2004. С. 41.

Политология: Энциклопедический словарь. — М., 1993. С. 114.

Ракитов А. И. Историческое познание. Системно-гносеологический подход / А. И. Ракитов. — М., 1982. С. 86.

Шестов Н. И. Политический миф теперь и прежде / Н. И. Шестов — М., 2006. С. 85.

Цуладзе А. Политическая мифология / А. Цуладзе. — М., 2003. С. 316.

Юнг К. Г. Психология бессознательного / .Г. Юнг. — М., 1996. С. 54.

Юнг К. Г. Душа и миф. Шесть архетипов / .Г. Юнг. — Минск, 2004 С.

73.

Кольев А. И. Политическая мифология: реализация социального опыта / А. И. Кольев. — М., 2003. С. 89

Юнг К. Г. Психология бессознательного / К. Г. Юнг. — М., 1996. С.

57.

Кравченко И. И. Политическая мифология: вечность и современность // Вопросы философии. 2001 — № 1. С. 107.

Юнг К. Г. Психология бессознательного / .Г. Юнг. — М., 1996. С. 64.

Теория политики: учебное пособие / Под ред. Б. А. Исаева. — СПб., 2008. С.

343.

Савельев А. Политическая мифология / А. Савельев. — М., 2003. С.

56.

Кольев А. Мифы нации и консервативная революция / А. Кольев//

http://www.zlev.ru

Топорков А. Л. Мифы и мифология ХХ века: традиция и современное восприятие / А. Л. Топоров // Человек и общество: поиски, проблемы и решения. — М., 1999. С.

14.

Юнг К. Г. Чело век и его символы / .Г. Юнг. — М., 1997. С.

109.

Васильева Л. В. Политические мифы и мифогемы // Россия и АТР. — 2009. № 2. С. 150−152.

Кассирер Э. Техника политических мифов/ Э. Кассирер. — СПб., 2009. С.

160.

Кольев А. Н. Политическая мифология / А. Н. Кольев. — М., 2003. С.

166.

Ситников А. П. Мифы и их роль в электоральном поведении / А. П. Ситников, Е. В. Гришин // Философские науки — 2008 — № 11. С.34

Кондратов A.M. Как рождаются мифы XX века / А. М. Кондратов, К. К. Шилик. — М., 1998. С. 83−84.

Макаренко В. П. Политическая философия / В. П. Макаренко. — Р-н/Д., 1991.

Макаренко В. П. Политическая философия / В. П. Макаренко. — Р-н/Д., 1991

Евгеньева Т.В. Социально-психологические основы формирования политической мифологии / Т. В. Евгеньев // Современная политическая мифология: содержание и механизмы функционирования. — М, 1996, С.

24.

Шалак В. И. Предварительные итоги мониторинга СМИ (лето 2000 г.). Публикация с сайта психолингвистической экспертной системы Института философии РАН «Ваал» / В. И. Шалак // www.vaal.ru

Бойков В. Э. Ценности и ориентиры общественного сознания россиян / В. Э. Бойко // Социальные исследования — 2004 — № 7. С.

48.

Гололобова В. Н. Политическая мифология: теоретические основы и практическая значимость в политической жизни общества. Публикация на портале социально-гуманитарного и политологического образования / В. Н. Гололобова //www.auditorium.ru

Политология. Энциклопедический словарь. — М ., 1993. С.113−114.

Там же. С.183−184

Политология. Энциклопедический словарь — М., 1993. С. 115.

Петров С. О. Мифологизация или идеологизация науки? Феномен марксизма / С. О. Петров // Вестн. Санкт-Петерб. гос. ун-та. Сер. Философия, политология, социология, психология, право. -

СПб., 1992. № 4. С.

3.

Палий И. Г. Социальный утопизм России ХХ века: онтологический аспект: Автореф. дис. .д-ра филос. наук / И. Г. Палий. — Ставрополь, 1996. С.

36.

Прохоров И. А. Социальные гносеологические корни современных мифов, их природа и функции: Автореф. дис. .канд. филос. наук / И. А. Прохоров. — М., 1983. С.

19.

Ракитов А. И. Историческое познание. Системно-гносеологический подход / А. И. Ракитов. — М., 1982. С. 86.

Бурдбе П. Социология политики / П. Бердбе. — М., 1993.С. 109−111.

Боханов А. По плечу ли России европейский камзол? / А. Боханов // Родина — 1995 — № 8. С.

21.

Гозм Боханов А. Идеи, которые нами правят / А. Боанов // Родина — 1995 — № 6. С. 22−24.

Гозман Л. Я. Политическая психология / Л. Я. Гозман, Е. Б. Шестопал. — Ростов н/Д, 1996. С.

278.

Дилигенский Г. Г. Социально-политическая психология. Г. Г. Дилигенский. — М., 1994. С.49−50.

Осипов Г. В. Социальное мифотворчество и социальная практика / Г. В. Осипов. — М., 2000. С 77.

Берус В. В. Современная социально-политическая мифология / В.В. Берус// Политическая жизнь и мысль: история и современность — Барнаул, 1993. С.50−52.

Ахиезер А. С. Россия: критика исторического опыта / А. С. Ахизер. — М., 1991. Т. 2. С.

25.

Косолапов Н.А. Политико-психологический анализ социально-территориальных систем. Основы теории и методологии (на примере России) / Н. А. Косолапов. — М., 1994. С.

86.

Данилевский Н. Я. Россия и Европа / Н. Я. Данилевский. — М., 1991. С.

127.

Миронов Б. «Кто будет владеть Россией, тот будет владеть миром» / Б. Миронов // Родина — 1997 — № 1. С.

26.

Кассирер Э. Техника политических мифов / Э. Кассиер. — СПб., 2009. С.

161.

Орлов С. Б. Интеллигенция как мифологический феномен: историко-социологический анализ / С.Б. Орлов//

http://www.u-f.ru/ru/Hots/ID 3389

Кольев А. Н. Политическая мифология / А. Н. Кольев. — М., 2003. С.

278.

Кольев А. Н. Политическая мифология / А. Н. Кольев. — М., 2003. С. 279.

Безнисько В. Политический анекдот как форма разоблачения политического мифа / В. Безнисько. — СПб., 2009. С. 44−45.

Безнисько В. Политический анекдот как форма разоблачения политического мифа / В. Безнисько. — СПб., 2009. С. 102−104.