Он не признавал ничего неодухотворенного: мир телесный в его глазах представлял собой не самостоятельное, самодовлеющее целое, а сферу проявления и воплощения невидимых духовных сил. Он видел эту деятельность в самых разнообразных явлениях природы — в движениях морских волн, в молнии и громе. Эти силы наполняли для него и леса и горы. Мир сказочный с его водяными, русалками и лешими был ему не только понятен, но и сроден: внешняя природа была для него или иносказанием, или прозрачной оболочкой — средой, в которой господствуют деятели зрячие, сознательные; развитие природы для него — беспрерывно совершающееся, а потому несовершенное и незаконченное откровение иной, сверхприродной действительности. Похоже, в таком понимании природы заключается один из наиболее могучих источников поэтического вдохновения Соловьева. В поэтической интуиции Соловьев чувствует мировую душу, вступает в общение с «владычицей земли»:
Плачь, осень, плачь — твои отрадны слезы!
Дрожащий лес, рыданья к небу шли!
Реви, о буря, все твои угрозы, Чтоб истощить их на груди земли!
Владычица земли, небес и моря!
И вот твой взор, с враждебной мглою споря, Вдруг озарил прозревший небосклон.
«Я озарен осеннею улыбкой…».
Одно и то же понимание природы рождало эти чудесные поэтические образы и, вместе с тем, было источником целого ряда невероятных чудачеств, поражавших в Соловьеве. Этот человек, веривший в существование добрых и злых духовных сил, населяющих природу, молившийся «владычице-земле» и обращавшийся со стихотворными увещаниями к «морским чертям», являл собою как бы олицетворенный парадокс. Философ-мистик, для которого духовный мир и мир духов — не только предмет веры и постижения, а доступное наблюдению явление, в качестве чужого своему времени, неизбежно должен казаться чудным. Та доступная внешним чувствам действительность, которая для обыкновенного человека носит в себе печать подлинного и истинного, в глазах Соловьева представлялась не более как опрокинутым отражением мира невидимого, истинно сущего. Неудивительно, что подобное миросозерцание опрокидывало все общепринятые оценки существующего.
Заключение
Софиология Владимира Соловьева, как одно из воплощений идеи посредничества, содержит в себе и все присущие ей логические противоречия и, что важно, противоречит христианскому, догматическому богословию. Обращение к идее посредничества в данном случае обусловлено влиянием русской традиции благообразия, но в его софиологии платоническая интуиция вступает в конфликт с его христианскими воззрениями.
Для рационального мыслителя, например, Гегеля, переход от Абсолютного к миру мыслится легко, но для христианского нет. Попытка решить проблему приводит Соловьева к теме Софии, которая становится точкой рассогласования. София уводит Соловьева от христианства. Попытка решить проблему приводит к многозначности концепта Софии.
Тем не менее, Соловьев не отступал от своего идеала органического синтеза, положительного всеединства. Считая любовь зиждительным и организующим началом жизни, он искал осуществления этой любви через философский синтез и общественную справедливость. Синтез духовного и материального, Востока и Запада, России и Европы, православия и католицизма — вот что характерно для Соловьева. Синтез богословия, философии и науки, критика их разделения и критика отвлеченных начал в каждой из этих форм освоения мира и отношения к нему. В каждой из форм просвечивает каждая другая и может быть выражена на разных языках, взаимно необходимых друг для друга.
Источником поэтического вдохновения Соловьеву служило особое мировосприятие, которое привело к тому, что его понятие Софии породило множество толкований. Возможно, для Соловьева там не было проблемы: он мог говорить о множестве проявлений одного и того же, по аналогии с догматом об ипостасях триединого бога. Как бы то ни было, до сих пор нет единого мнения по этой проблеме и потому она остается открытой.
Несмотря на все противоречия, Соловьев оказал огромное влияние на русскую философию и культуру. Самостоятельная русская философия начинает с него свое существование, а русский символизм оказался под сильнейшим влиянием поэтического образа Софии, Вечной Женственности, данного Соловьевым в его немногочисленных стихотворениях.
Список литературы
Войшвилло Е. К., Дегтярёв
М. Г. Логика.
М.: Владос-Пресс, 2001. 528с.
Гетманова А. Д. Логика. — М.: Омега-Л, 2009. 416 с.
История философии. Запад-Россия-Восток.
К.
1. М.: 2001. 480 с.
Кармин А.С., Бернацкий Г. Г. Философия.
СПб.: Питер, 2009. — 560 с.
Кириленко Г. Г., Шевцов Е. В. Философия.
М.: Слово, 2009. — 672 с.
Козловски П. Принципы этической экономики.
М.: Экономическая школа, 1999. — 344 с.
Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. — СПб.: Петрополис, 1997. — 850 с.
Скирбекк Г., Гилье Н. История философии.
М.: Владос, 2008. 800 с.
Соловьев В. С. София. Начала вселенского учения. // Логос. 1997, № 3, С. 171−199; № 4, С. 275−296; № 5, С. 145−168.
Стрельцов М. Э. Системные идеи в творчестве Владимира Соловьева.// Системные исследования: методологические проблемы.
М., 1996, 349−360 с.
Трубецкой Е. Н. Личность В.С. Соловьева.// Наше наследие. М., 1988, № 2, 70−77 с.
Философия. Под редакцией Э. Ф. Караваева и Ю. М. Шилкова.
М.: Юрайт-Издат, 2004. — 520 с.
Хоружий С. Перепутья русской софиологии. Статья из книги «О старом и новом». — СПб.: Изд-во «АЛЕТЕЙЯ», 2000. — 141−168 с.
Шапошников Л. Е. Вл. Соловьев и современная православная философия истории.//Философские науки.
М., 1978, № 2, С. 107−114.
Шрадер Х. Экономическая антропология. — СПб., 1999. — 192с.
Гетманова А. Д. Логика. — М.: Омега-Л, 2009, 161 с.
Шапошников Л. Е. Вл. Соловьев и современная православная философия истории.//Философские науки.
М., 1978, № 2, с. 109.
Хоружий С. Перепутья русской софиологии. Статья из книги «О старом и новом». — СПб.: Изд-во «АЛЕТЕЙЯ», 2000, 149 с.
Кириленко Г. Г., Шевцов Е. В. Философия.
М.: Слово, 2009, 275 с.
