Антиутопия начала и конца 20 века: С. Замятин «Мы» в сравнении с А. Петрушевской «Гигиена», Войнович «Мы лучше всех»

М.Горького не увенчались успехом, поэтому В. Войнович избрал для себя Московский педагогический институт, откуда со 2-го курса по комсомольской путевке отправился в казахские степи осваивать целину.

В. Войнович начал писать стихи в армии, еще в начале 50-х годов прошлого века. Известность ему принесла песня «Я знаю, друзья, караваны ракет…» (1960), а также «Мы здесь живем» (1961), «Два товарища» (1967), рассказов «Хочу быть честным», пьеса «Кот домашний средней пушистости» (1990; совм. с Г. И. Гориным, экранизирована под названием «Шапка»).

Активная социальная позиция, выразившаяся в письмах в защиту А. Синявского, Ю. Даниэля, Ю. Галанскова, а позднее и А. Солженицына, А. Сахарова), а также в злободневных художественных произведениях «Степень доверия» (1973), «Иванькиада, или Рассказ о вселении писателя Войновича в новую квартиру» (1976; в России 1988), привела к неприятию автора со стороны советской системы.

В 1974.

Войнович был исключен из Союза писателей СССР, печатался в «самиздате» и за рубежом, где впервые опубликовал и самое знаменитое свое произведение — роман «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» (1969;1975) с его продолжением — романом «Претендент на престол» (1979). Эти произведения, которые литературные критики окрестили романами-анекдотами, романы-«анекдоты», в на примере нелепых, смешных и печальных историй, происходящих с рядовым Иваном Чонкиным, показана нелепость окружавшей В. Войновича действительности.

В романе «Москва 2042» (1987) В. Войнович изображает доведенную до абсурда советскую действительность, какой она должна стать, по его мнению в 21-го веке. В романе продолжается тема осмеяния коммунистических вождей (товарища Кобы — И. В. Сталина, Леонтия Ария — Лаврентия Берия и других), которая уже затрагивалась писателем в сборнике «Войнович в кругу друзей» (1967) и в опубликованных в конце 1990;х годов романе «Замысел» и повести «Дело № 34 840».

Неоднозначно воспринимаемые читателями и критикой и порою обвиняемые в «антипатриотическом» нигилизме произведения Войновича, продолжающие сатирические традиции отечественной литературы (Н. В. Гоголь, М. Е. Салтыков-Щедрин, М. А. Булгаков) и одновременно впитавшие достижения современной мировой антиутопии, гротескной социально-обличительной прозы (О. Хаксли, Дж. Оруэлл), являют собой характерный для 20 в. пример успешной философско-политической актуализации беллетристики.

Если произведение Л. Петрушевской «Гигиена» можно сравнивать с романом Е. Замятина «Мы» только условно, то «Мы лучше всех» В. Войновича определенной относится к жанру антиутопии. Вместе с тем, автор дает свою интерпретацию приемов, которые обычно используются в романах этого жанра.

Рассказ «Мы лучше всех» очень мал, по сути, его можно было бы назвать литературной зарисовкой. Сюжет достаточно прост: действие происходит, в соответствии с традициями русских народных сказок «в некотором царстве, в некотором государстве», в котором живут обычные люди, решившие однажды, что они лучше всех. Таким образом, литературное пространство в рассказе типично для романа-антиутопии — замкнутое государство, в котором установлены свои порядки, отличающиеся от порядков соседних государств: «А вокруг нас другие люди живут. Раньше они считались такими, как мы, но с тех пор, как мы стали лучше всех, они, понятно, стали всех хуже. Ну, и в самом деле. Живут скучно, по старинке. Вечером ложатся, утром встают, весной сеют, осенью собирают, зиму на печи проводят, детей зачинают, в свободное время пряники жуют. Обыватели, одним словом. А мы живем весело».

В «некотором царстве, в некотором государстве» также установлен тоталитарный режим, характерный для антиутопии — над народом стоит председатель, которого все слушаются, а несогласных с режимом отправляют «на мыло»: «Скинули царя, поставили председателя, стало у нас не царство, а председательство. Председатель согнал нас на митинг: «Отныне, — говорит, — товарищи, мы лучше всех. Кто за? Кто против? Кто воздержался?» Сначала были такие, которые против — их, понятно, уволокли. На мыло. Потом уволокли воздержавшихся.

Назначили новое голосование. Кто за то, что мы лучше всех? Мы стали в ладоши хлопать".

Установленный режим получил название «лучшизм», идеология государства выражается в лозунге «Мы лучше всех». Граждане государства берут на себя обязательства быть лучше всех: «Тут надо несколько слов сказать о наших обязательствах. Мы, конечно, и так уже были лучше всех, но, собираясь между собой, брали на себя обязательство быть еще лучше. Один, скажем, говорит: „Беру на себя обязательство стать лучше на шесть процентов“. Аплодисменты. Другой обещает быть лучше на четырнадцать процентов».

Цель, к которой стремиться каждый гражданин государства — доказать, что их народ самый лучший на земле, противопоставляя, таким образом, себя всему окружающему миру. Правда способы достижения этой цели не всегда обычны: «А планы у нас серьезные, планы у нас грандиозные. Накопаем каналов, просверлим в земном шаре сквозную дыру, соединимся с Луной при помощи канатной дороги, растопим Ледовитый океан, а Антарктиду засеем овсом. И тогда уж станем настолько лучше всех, что даже страшно».

Логичным развитием сюжета романа-антиутопии является «сбой системы», когда появляется герой-бунтарь, не желающий быть винтиком в государственной машине. В анализируемом рассказе В. Войновича этого не происходит, однако автор показывает, что государственный строй «лучшизма» исчерпал сам себя: «Опять зима наступила, эти пряники жуют, а мы лапу сосем как медведи. Лапа, как известно, продукт диетический. Ни диабета, ни холестерина, ни солей, ни жировых отложений. При таком питании мозг отлично работает, все время одну и ту же мысль вырабатывает: где бы чего поесть? А поскольку поесть в общем-то нечего, то мозг еще лучше работает, и стала возникать в нем такая мысль, что, может быть, мы лучше всех тем, что мы хуже всех.

И мысль эта уже распространяется, проникает и внедряется в наши массы. Мы лучше всех тем, что мы хуже всех. И хотя на митингах и собраниях мы все еще говорим, что мы лучше всех, но между митингами и собраниями думаем, что мы всех хуже".

Очевидно, что в произведении «Мы лучше всех» В. Войнович открыто критикует социалистический строй СССР с его пропагандой, обязательствами, обещаниями, что «и на Марсе будут яблони цвести». Однако критика обличена в форму иронии и даже сарказма. Автор доводит описание государства и его общественного устройства до абсурда, показывая, как в условиях жесткой идеологии «лучшизма», забыты нужды отдельного человека.

Следует отметить, что в отличие от «тяжелых» романов-антиутопий, наполненных ощущением безысходности, произведение В. Войновича читается удивительно легко. Его сатирические приемы, доводящие описание государственной машины до абсурда, заставляют людей посмотреть на строй, в котором они живут с юмором, который порой позволяет осознать всю абсурдность происходящего лучше, чем любая острая критика.

Заключение

Целью данной курсовой работы являлось рассмотрение особенностей жанра антиутопии. По итогам проведенного исследования можно сделать следующие выводы:

Антиутопия представляет собой изображение пороков общества, построенного в соответствии с тем или иным социальным идеалом. Антиутопия как жанр изначально противопоставлялась утопии, основы которой были заложены Томасом Мором, поэтому первые антиутопические произведения носили скорее пародийный характер. В чистом виде жанр антиутопии появляется только в ХХ веке. Это было время самых серьезных социальных потрясений. Первая и Вторая мировые войны повлекли за собой массовое и бессмысленное истребление людей. Это заставило многих задуматься о несовершенстве общественного устройства, о напрасной гибели людей, о жестокости государственной машины.

Все это нашло отражение в литературе того времени. Тем не менее, некоторые исследователи до сих пор считают утопию пародийным жанром.

Роман-утопия может рассматриваться с различных точек зрения: с точки зрения социологии и идеологии и с точки зрения литературной ценности. Поскольку роман-антиутопия, как правило содержит острую критику в адрес существующего строя, то в научной литературе преобладает первая точка зрения.

Для достижения целей, поставленных в романе-антиутопии, авторами традиционно используется ряд приемов:

роман-антиутопия представляет собой изображение некого государства тоталитарного режима;

государство противопоставлено остальному миру и ограждено от него;

любая свобода мысли и действий ограничивается, главной добродетелью считается быть как все;

для государства-антиутопии характерно разделение на касты;

для романа-антиутопии характерны три вида героя: жертва, тиран, бунтарь;

квазиноминация — искажение первоначального смыла имен;

роман-антиутопия всегда носит обличительный характер.

В настоящей курсовой работе были проанализированы произведения «Мы» Е. Замятина и «Гигиена» Л. Петрушевской.

Произведение Е. Замятина является классическим примером романа-антиутопии. Единое Государство, в котором происходит действие романа, населяют безликие нумера, не знающие ценности любви и семьи. Главный герой Д-530 является бунтарем, он осознает негуманность общества, в котором он живет, начинает вести дневник, влюбляется. Однако государственная машина возвращает его в ряды нумеров, проведя над ним операцию по удалению фантазии.

Рассказ Л. Петрушевской можно отнести к жанру антиутопии лишь с некоторой натяжкой. Несомненно, в произведении «Гигиена» присутствуют черты романа-антиутопии, но они носят искаженный характер. Антиутопическое государство сжато до размеров обычной квартиры, которая ограничена от остального мира. Тираном-правителем выступает отец семейства Р., Николай, а бунтарем неожиданно становится маленькая девочка.

Произведение «Мы лучше всех» В. Войновича включает в себя многие приемы романа-антиутопии. Тоталитарное государство, в котором царит идеология «лучшизма» противопоставлено всему окружающему миру, который живет «неправильно». Люди подчиняются председателю, который отправляет всех несогласных с тем, что этот строй является единственно правильным «на мыло». Однако этот строй приводит граждан государства в никуда — в то время, как остальные «неправильные» «грызут пряники», лучшисты вынуждены «сосать лапу». Таким образом В. Войнович выразил критику существующего социалистического строя.

Список литературы

Арсентьева П. П. Становление антиутопического жанра в русской литературе. М.: Высшая школа, 1993. — 285 с.

Бегалиев А. Т. Современная советская литературная утопия: герой и жанр. Алма-Ата, 1989. — 196 с.

Бердяев Н. Новое средневековье. // Утопия и антиутопия ХХ века. — М.: Прогресс, 1990. — 398 с.

Борисенко Ю. А. Риторика власти и поэтика любви в романах антиутопиях первой половины XX века Ижевск, 2004. — 180 с.

Быстрова О. В. Русская литературная антиутопия 20-х гг. XX в. Проблемы жанра. М.: Наука, 1996. — 270 с.

Давыдова Т. Т. Творческая эволюция Евгения Замятина в контексте русской литературы первой трети XX века. М.: Айрис Пресс, 2000. — 255 с.

Евсеев В. Н. Художественная проза Евгения Замятина: проблемы метода, жанровые процессы, стилевое своеобразие. М.: Айрис Пресс, 2003. — 319 с.

Зверев А. М. «Когда пробьет последний час природы…» Антиутопия. ХХ век // Вопросы литературы. М., 1989. — № 1. — с.34.

Коломийцева Е.Ю. К вопросу о жанровом статусе литературной антиутопии // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Тамбов, 2000. — с. 54−63;

Лазаренко О. В. Русская литературная антиутопия 1900;х — 1-й половины 1930;х гг. Проблемы жанра. Воронеж, 1997. — 205 с.

Лапин Б. А. Русская литературная антиутопия. М., 1993. — 338 с.

Ланин Б.А., Боришанская М. М. Русская антиутопия XX века. М., 1994. — 277 с.

Литературный энциклопедический словарь. — М.: Сов. энциклопедия, 1987. — с.29 — 30.

Любимова А. Ф. Жанр антиутопии в XX веке: содержательные и поэтологические аспекты. Пермь, 2001. — 288 с.

Морсон Г. Антиутопия как пародийный жанр // Утопия и утопическое мышление. — М.: Искусство, 1991. — 312 с.

Морсон Г. Границы жанра // Утопия и утопическое мышление. М., 1991. — 251 с.

Скороспелова Е. Б. Замятин и его роман «Мы». М., 1999. — 230 с.

Скороспелова Е. Б. Комментарии. «Мы» // Замятин Е. И. Избранные произведения. М., 1990. — 507 с.

Чаликова В. А. Утопический роман: жанровые и автобиографические источники современных антиутопий // Социокультурные утопии XX в. Вып. 3. М., 1985. — с. 92−166.

Шестаков В. Социальная антиутопия Олдоса Хаксли — миф и реальность // Новый мир. 1969. № 7. — с. 240−241.

Литературный энциклопедический словарь. — М.: Сов. энциклопедия, 1987. — с.29−30.

Морсон Г. Границы жанра // Утопия и утопическое мышление. М., 1991. — с. 51.

Рабинович B.C. Олдос Хаксли: эволюция творчества. Екатеринбург, 1998. — с. 123−124.

Г. Морсон. Антиутопия как пародийный жанр // Утопия и утопическое мышление. — М.: Искусство, 1991. — с. 233.

Зверев А. М. «Когда пробьет последний час природы…» Антиутопия. ХХ век // Вопросы литературы. М.: Наука, 1989. — № 1. — с. 34.

Г. Морсон. Антиутопия как пародийный жанр // Утопия и утопическое мышление. — М.: Искусство, 1991. -с. 235.

Бердяев Н. Новое средневековье. // Утопия и антиутопия ХХ века. — М.: Прогресс, 1990. — с. 119.

Морсон Г. Границы жанра // Утопия и утопическое мышление. М., 1991. — с. 151.

Там же. — с. 153.

Любимова А. Ф. Жанр антиутопии в XX веке: содержательные и поэтологические аспекты. Пермь, 2001. — с. 128.

О. Хаксли. О дивный новый мир // Антиутопии ХХ века. — М.: Кн. Палата, 1989. — с. 154.

Е. Шварц. Дракон // Антиутопии ХХ века. — М.: Кн. Палата, 1989. — с. 327.

Лазаренко О. В. Русская литературная антиутопия 1900;х — 1-й половины 1930;х гг. Проблемы жанра. Воронеж, 1997. — с. 3.

Любимова А. Ф. Жанр антиутопии в XX веке: содержательные и поэтологические аспекты. Пермь, 2001. — с. 59−62.

Там же.

Любимова А. Ф. Жанр антиутопии в XX веке: содержательные и поэтологические аспекты. Пермь, 2001. — с. 230.

Бегалиев А. Т. Современная советская литературная утопия: герой и жанр. Алма-Ата, 1989. — с. 161.

Борисенко Ю. А. Риторика власти и поэтика любви в романах антиутопиях первой половины XX века Ижевск, 2004. — с. 10.

Лазаренко О. В. Русская литературная антиутопия 1900;х — 1-й половины 1930;х гг. Проблемы жанра. Воронеж, 1997. — с. 3.

Арсентьева П. П. Становление антиутопического жанра в русской литературе. М.: Высшая школа, 1993. — 185 с.

Там же.

Давыдова Т. Т. Творческая эволюция Евгения Замятина в контексте русской литературы первой трети XX века. М.: Айрис Пресс, 2000. — с. 155.

Евсеев В. Н. Художественная проза Евгения Замятина: проблемы метода, жанровые процессы, стилевое своеобразие. М.: Айрис Пресс, 2003. — с. 229.

Ланин Б.А., Боришанская М. М. Русская антиутопия XX века. М., 1994. — с. 76.

Ланин Б.А., Боришанская М. М. Русская антиутопия XX века. М., 1994. — с. 77.

Там же.

Лапин Б. А. Русская литературная антиутопия. М., 1993. — 338 с.

Евсеев В. Н. Художественная проза Евгения Замятина: проблемы метода, жанровые процессы, стилевое своеобразие. М.: Айрис Пресс, 2003. — 319 с.

Проза. Большая хрестоматия. Русская литература XX века. М., 2000. — с. 257.

Проза. Большая хрестоматия. Русская литература XX века. М., 2000. — с. 257.

Проза. Большая хрестоматия. Русская литература XX века. М., 2000. — с. 261.

Там же. — с. 267.

Там же. — с. 271.

Литературная энциклопедия «Кругосвет». М.: Айрис Пресс, 2003. — с. 147.

Там же.

Литературная энциклопедия «Кругосвет». М.: Айрис Пресс, 2003. — с. 149.

Там же. — с. 150.