Художественно-эстетические особенности фильма, как проблема поиска поиска в православно-просветительском кино

Скорее всего, наша задача формулируется так: дать личности достойное воспитание. Это — немаловажно. Духовная зрелость к каждому человеку приходит в свое время, в каждом есть частичка святости, каждый несет в себе образ и подобие Божие. Божий Промысел печется о каждом человеке. Не все с детства приходят в православный храм: кто-то переступает церковный порог в шестнадцать, а кто-то в шестьдесят лет", — рассказывает глава центра отец Игорь.

Коллектив центра однако заботит не только воспитание взрослых, но и судьба подрастающего поколения. Этому служит детская программа «В гостях у Дуняши» — победительница прошлогоднего Всеукраинского фестиваля «Покров».

Концепция Центра «Лествица» рассчитана для детей возрастом от 4 до 13 лет. Возле этих детей есть родители, бабушки и дедушки и им тоже бывает полезна та информация, тот подход, который заложен в этой детской программе.

«В гостях у Дуняши» продолжает выходить в телеэфир ежедневно, но она приобрела несколько иной вид по сравнению с тем, что было на первом этапе. Это уже не просто телерассказы на религиозные темы и русские сказки, программа имеет более поучительный и воспитательный характер. Человек, который работает над ее сценарием, прежде всего, педагог. Эта программа предназначена для всех детей, а не только из верующих семей.

Коллектив студии небольшой — в штате четыре человека. Сама студия действует при Центре православной культуры «Лествица». Программа «В гостях у Дуняши» существует уже два года, а сам Центр был создан по благословению Владыки Днепропетровского и Павлоградского Иринея и официально зарегистрирован в 1999 году.

Столь успешная концепция программы позволяет сделать вывод, что православным журналистам нужно писать или создавать телепроекты для обычных людей, с которыми мы живем рядом и встречаемся каждый день. Православные программы должны избегать фальши и искусственности, излишнего пафоса. Надо искать героев передач и фильмов, находить новые оригинальные формы подачи материала, чтобы это было интересно обычному зрителю.

Так, в программе «Седмица», например, был сюжет о пятнадцатилетней девушке. Однажды, возвращаясь с работы, а она зарабатывает тем, что поет в кафе, она шла через парк и услышала звуки, показавшиеся ей мяуканьем кота. Девушка через темноту пошла на эти звуки и обнаружила на земле сумку, в которой лежал новорожденный ребенок — девочка нескольких дней от роду. Девушка не бросила ребенка, взяла его и отнесла в больницу. Найденную девочку назвали в честь брата её спасительницы — Евгенией, а фамилию дали Сумская, потому что нашли ребенка в сумке.

Когда снимался сюжет об этой девушке, вначале у создателей программы были некоторые сомнения по поводу внешнего вида девушки: вся раскрашенная, с одной серьгой в ухе — какой пример она могла подать сверстникам?

«Пообщавшись же с ней, — рассказывает отец Игорь, — я понял: она пока просто не осознает, зачем стремится внешне выглядеть именно так, но, вместе с тем, какая она смиренная! Ей говорят: ты такой поступок совершила, спасла жизнь ребенку, а она отвечает: ничего особенного, на моем месте мог бы быть любой другой человек. Думаю, неважно, с серьгой она или нет, но своим поступком она подала добрый пример для сверстников и не только сверстников, которые будут смотреть программу».

Обычно на телевидении требуется подача темы, которая сразу бы шокировала зрителя. Например, сюжет: шел человек по улице, упал в открытый люк, крышка с которого была украдена, и сломал ногу. Дальше начинают раскручивать: люк украли, милиция занялась поисками похитителей, обнаружила в каком-то гараже склад, где нелегально принимают металлолом. А ведь можно комментировать ту же самую информацию совершенно по-другому. Можно обратить внимание зрителей на то, что Бог сохранил жизнь этому пострадавшему, кормильцу своей семьи. Он ведь мог убиться насмерть, а Бог его сохранил. Разве это не чудо? И подать сюжет можно так, чтобы у того, кто украл люк, что-то в душе проснулось, чтобы он задумался над последствием своего поступка, а может быть, больше этого не делал. Криминальный, на первый взгляд, сюжет уже приобретает совершенно другой характер.

Необходимо, чтобы этот труд с пером в руках или на экране был воспринят обществом, чтобы язык журналиста был понятен тому, с кем он хочет говорить, тому, кто смотрит православное кино и православные телепередачи.

«Я думаю, очень важно, чтобы на экране присутствовал Человек, который, действительно, несет в себе образ Божий. Тогда он будет интересен другим», — делится своими мыслями протоиерей Игорь Собко.

1.

3. Эстетика православно-просветительского кино

В кино возможно многое. А может ли кино показать неверующему человеку красоту Православия? Может ли рассказать о Церкви так, чтобы этот разговор захватывал? Или разговор о священном — запретная территория? Что такое православное кино? Возможно ли оно вообще — хорошее кино о жизни Церкви?

Сегодня православное кино — это необязательно кино о святых, о Церкви или о событиях из ее истории. Православное кино — это кино, которое делается «православными глазами и православными руками». То есть глаза должны быть добрые, глаза должны быть прозорливые, они должны различать греховное и праведное, а руки должны быть чистыми.

Они, с одной стороны, должны быть не запятнаны коммерческими проектами и идеями, с другой стороны — не порабощены греху и чувственным стремлениям, которые человеку.

Православное кино, по мнению Н. Н. Лисового (кандидата философских наук, старшего научного сотрудника Института российской истории РАН, вице-председателя Императорского Православного Палестинского Общества, автора сценариев документальных телесериалов «Пути Господни» (2001) и «Святыни христианства» (2002)) — просто кино православного режиссера и православных актеров.

Так, если мы вспомним фильм Ларисы Шепитько «Восхождение» с ее Сотниковым, который ведь не что иное, как просто комиссар партизанского отряда, — то получается, и Лариса к этому сознательно шла, что он тоже идет на Голгофу. То есть показан настоящий христианский подвиг. Как это назвать? Лариса Шепитько с ее «Восхождением» — православное это кино или не православное? Однако при просмотре подобных фильмов мы часто забываем, религиозный фильм или не религиозный, если автор это не утрирует специально. Смотрится же «Восхождение» — как если бы мы сегодня сделали фильм про солдата Родионова, которого в Чечне убили за отказ отречься от Христа и принять ислам. Иными словами, перед нами настоящий житийный фильм. В высоком смысле слова.

Вместе с тем сейчас появляются и специальные житийные проекты. Так, актер и режиссер Николай Бурляев, возглавляющий киностудию «Витязь», готовит телесериал о русских святых. У режиссера возникла идея создать телевизионный документальный сериал о русских святых, о типах русской святости: что такое святые женщины в России, что такое юродивые, что такое преподобные отцы — основатели северных монастырей, что такое благоверные князья? Однако сегодня все это остается на стадии замысла вследствие отсутствии должного финансирования.

Проект студии «Витязь» — характерный образец православно-просветительского кино. Специфика этого жанра связана прежде всего с тем, что в области христианской истории — и это проблема не только наша, но и западная — господствует дремучее невежество. Если сразу всерьез заговорить о внутренних проблемах христианства, сделать, к примеру, фильм «Иосиф Волоцкий и Нил Сорский» — о споре иосифлян и нестяжателей, когда зритель не знает и не помнит ни кто такой Нил, ни кто такой Иосиф, ни в каком веке они жили, ни в чем между ними разница и спор, — это бесполезно.

Таким образом, начинать любой рассказ о святых и вообще о церковной истории нужно с азов. Из-за того что на семьдесят с лишним лет полностью была прервана традиция, теперь практически каждую даже пятиминутную передачу о Церкви нужно предварять введением, для того чтобы зритель хоть как-то вошел в ситуацию.

Сравнивая степень сложности поставленных задач западного и росссийского христианско-просветительского кинематографа, можно привести в пример фильм «Миссия» с Робертом Де Ниро в главной роли. Сюжет этого фильмапосвящен католической миссии среди индейцев Латинской Америки. Как для российского, так и для западного кинематографа — это очень большая редкость, когда кто-то из режиссеров берется за чисто внутрицерковную тематику. Но даже и здесь чуть-чуть облегчалась задача — это был все-таки не чисто церковный сюжет. Здесь и проблема с индейскими племенами, и экзотика, и батальная драматургия с пушками, войсками, с расстрелами — все это немного облегчало авторам задачу.

Про чисто церковную проблематику снять православно-просветительское кино очень трудно. Так, напрмер, в начале 80-х, в «Иностранной литературе» была напечатана французская повесть «Аббатиса Клевская» — очень тонкая, глубокая, почти философская притча — история жизни женского монастыря и его аббатисы. Никто никогда не попытался эту повесть экранизировать. Дело в том, что достаточно интеллектуальный читатель для книги найдется, а вот зрителя на такой фильм, который будет посвящен внутренней жизни Церкви, богословским и философским проблемам современного монастыря, найти очень трудно, т.к. у зрителя нет достаточного потенциала, чтобы вникнуть и понять происходящее. Например, аббатиса вызывает к себе сестру Маргариту или разговаривает по телефону с сестрой Иоанной — о чем они говорят? в чем там проблема? Они не хотят подчиняться римскому папе или, наоборот, хотят подчиняться только ему, или они обсуждают, нужны ли подслушивающие устройства в кельях, чтобы аббатиса знала все про жизнь монастыря, — это далеко не всем интересно.

Уровень, с которого можно начинать сегодняшний разговор со зрителем, увы, довольно примитивен. Мы можем подтвердить это историей современных религиозных экранизаций. Например, почти каждую Пасху или Рождество по телевидению показывают фильмы Дзеффирелли — пяти-шестисерийный «Иисус из Назарета» или двух-трехсерийный «Апостол Павел» .

Данные фильмы представляют собой неплохое в профессиональном отношении иллюстрирование текста Евангелия или, соответственно, текста Деяний апостольских. Евангелие воспроизводится в фильме со свойственной сталинскому кино точностью, помимо этого каждое действие фильма сопровождается титрами с указанием стиха из Евангелия. Все это, к сожалению, означает, что даже итальянский, то есть в высокой степени католический зритель большего от кино в религиозном смысле не воспринимает.

Некотрые кинокритики указывают на сложность экранизации евангельских сюжетов. Так, роман М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» несколько раз пытались экранизировать. В том числе, как Анджей Вайда, только евангельский сюжет. Вайда полностью элиминировал все остальное, оставил только этот «роман в романе» и его экранизировал. Однако основное внимание кинорежиссера оказалось сконцентрированным на образе Пилата, что связано с наилучшей прописанностью этого образа в тексте М.Булгакова.

Особую сложность представляет роль Иисуса Христа, без которой очень трудно обойтись при экранзации Евангелия. Так, несколько лет назад на одной из российских студий была произведена вторичная попытка экранизировать «Мастера и Маргариту». Об уровне понимания сложности роли Христа свидетельствует тот факт, что на роль Христа пригласили певца Валерия Леонтьева.

И тут мы приходим к более серьезной проблеме фактической невозможности и неприемлемости человека-актера в роли Христа. В подтверждение этой мысли в одном из рассказов Лескова говорится: «Сидели мы как-то с одним владыкой и беседовали о православных изображениях, о православных иконах. И один из собеседников говорит: ну, что наши православные иконы! Вот Тициан!.. Вот это изображение Христа! Вот Фра Анжелико — это да. И владыка начинает разбирать — да, конечно, для обычного человека с улицы Тициан понятнее, потому что там Христос показан человеком.

Но вот посмотрите, однако, на знаменитую картину «Динарий кесаря» Тициана. Как сквозит в уголках губ изображенного Тицианом Спасителя презрение к этому фарисею, с которым он разговаривает. Разве могло быть такое выражение у Иисуса Христа? — говорит устами епископа Лесков.

Конечно, нет.

Или посмотрите где-нибудь у Грюневальда или у Гольбейна мученичество Христа и Его смерть на Голгофе. Посмотрите, как натуралистически это все выписано! Какие страдания, как искажено Его лицо! Разве может православный человек воспринять такого Христа? Разве мог такой Христос спасти нас на Кресте?".

Таким образом, мы приходим к тому, что православная икона, показывающая Спасителя в духовном образе, в наибольшей степени соответствует Евангелию.

Завершая начатую параллель православной иконы и образа Христа в православном кино, заметим, что любая даже самая талантливая актерская игра создает на экране отнюдь не образ Спасителя, но его человеческий портрет, который мы пишем по своей человеческой мерке.

Таким образом, средствами живописи нарисовать образ Христа невозможно, но невозможно это сделать и средствами кино, где еще присутствует движение и пластика, которая у современного человека гораздо более примитивна по сравнению с людьми, жившими две тысячи лет назад. Кроме того, отрицательный образ — и в кино, и в литературе — создать проще, чем положительный. Поэтому бывает такое, что зритель с удовольствием смотрит, как актер играет Понтия Пилата, но когда Даниэль Ольбрыхский изображает Левия Матфея, то, что он ни делает, он все равно остается современным человеком, одетым в странного покроя «хламиду».

Таким образом, если средствами кинематографа архисложно даже изобразить реальное историческое лицо библейского времени с достаточной степенью приближения и вхождения в этот образ, то как же обстоит дело со святыми?

По нашему мнению, в православно-просветительском кинематографе существует принципиальная разница в изображении реального персонажа и вымышленного.

Так, если персонаж вымышленный, и у актера, и у режиссера, и у зрителя — больше пространства для воображения. И если персонаж одет правильно и ведет себя психологически достоверно, то активного неприятия у зрителя не возникает.

При экранзации Евапнгелия мы сталкиваемся с проблемой нехватки исторической информации, однако даже знание простых мировоззренческих установок того времени уберегает нас от многих ошибок. Так, про древних персонажей мы знаем, что у них психология, оценки, система поведения — а она диктует и пластику поведения — абсолютно другие. Так, например, возвращаясь к тем же евангельским сюжетам, если мы, например, будем пытаться представить, что 12 апостолов вокруг Христа сидят и ведут себя примерно так же, как 12 новых русских в ресторане, то Тайной вечери у нас не получится. Примерно мы все-таки знаем, что, во-первых, Тайная вечеря — это не просто собрание за столом, а ритуальное вкушение пасхального агнца, мы знаем, что Иисус Христос на этой вечере учредил Евхаристию, и это все сразу меняет. Разную степень понимания этого мы видим даже у древних и даже у хороших, мастеровитых художников. Так, Андрей Рублев изобразил Троицу и поставил на столе только жертвенную Чашу. В свою очередь его новгородский современник изобразил на иконе и то, как Сарра пироги печет, и то, как Авраам послал слугу заколоть быка и поставил на столе перед каждым тарелки.

Таким образом, чрезмерное приближение евангельских событий к реальности способствует разрушению библейской образности и религиозной символики.

Здесь мы сталкиваемся с проблемой интерпретационной тонкости исторического кино в целом. Так, в историческом кино одна из сложнейших задач состоит в том, что должна быть верность духу истории. Режиссер может не знать подробностей, зритель тем более не помнит подробностей и не обязан их знать, но некая верность должна быть.

Возвращаясь к разговору об исполнении роли святых, необходимо заметить, что даже у самых талантливых режиссеров мирового кино удачи в этой области крайне редки. Почему это так? Вернемся к феномену «Евангелия от Пилата». Это общее правило: Пилатов, Иродов, Неронов легче изображать, и актерам всегда легче играть отрицательных героев, чем положительных. Некий опыт греховности всем нам свойственен, любое зло на экране мы можем понять, для понимания этого у нас есть фон.

С образами святых в кинематографе все обстоит гораздо сложнее, так как вся их жизнь состоит в Преображении. Например, мы знаем, что Иоанн Кронштадтский был святой человек. Но вместе с тем мы открываем его дневник и читаем практически с первой же страницы: «Какой же я грешник великий, как подумаю! На каком вулкане страстей я живу!». Почему? Потому что чем человек чище, чем лучше он может прозревать грех, тем он более греховным себя видит. В Православии осознать себя святым и назвать себя святым невозможно. Чем, кстати, Православие резко отличается от Католицизма.

У православных святых все по-другому. Православному святому в отличие от Францизска Ассизкого в католицизме, недостаточно демонстрации стигматов, чтобы избежать мысли о собственной греховности. И в Православии нет никакой ниточки, которая позволила бы как-то экранизировать этот процесс и эти состояния. Как можно экранизировать внутреннюю жизнь Сергия Радонежского или Серафима Саровского? Или Ксении Петербуржской, которая как юродивая, ходила в мужской одежде по Петербургу, нищенствовала и иногда какие-то прозорливые указания давала. Как это показать, на чем?

В свою очередь, в отличие от православного художественного кино православное документальное кино преследует иные задачи и решает другие выразительные проблемы. Напрмер, возьмем гипотетический сюжет «Герасима Иорданского» и приведем ниже схематичный сценарий возможного фильма:

" Начинаем с того, что девушка Юля открывает Лескова и читает короткий рассказ про старца Герасима и про его льва. Потом оказывается, что Юля еще может пойти, напрмер, в Новгородский музей и увидеть на Людогощенском кресте древнейшую сцену: Герасим с его львом. В Третьяковской галерее она может увидеть икону XV века, где лев протягивает лапу и Герасим его лечит. После этого авторы фильма могут сказать: а где же и когда это все происходило? Мы с вами отправляемся в Иорданскую пустыню, летим на самолете, а паломники древних времен ходили пешком…

Это своего рода документальное расследование — чтобы как-то «разговорить» зрителя. Оказывается, это не сказка, как кому-то может показаться, оказывается, есть этот монастырь и есть тот колодец, вокруг которого лев ходил вместо осла, доставал из него воду, а колодец до сих пор дает воду. В память о том самом льве на крышке колодца мы можем видеть изображение львиной морды. Монастырь находится действительно всего лишь в четырех километрах от Иордана и является одной из самых древних и интересных обителей на Святой Земле. Оказывается, что Герасим Иорданский не только со львами беседовал в пустыне, но и был современником Евфимия Великого и Саввы Освященного, то есть он один из тех, кто создавал духовность и ментальность православного восточного монашества. Пойдемте посмотрим в пустыню, где он спасался!

Вот до сих пор сохранилось место, где, может быть, они разговаривали с Евфимием Великим. А вы знаете, что сейчас на месте Евфимиевой Лавры? Мусульманский монастырь Наби Муса. И может быть, как считали некоторые церковные историки прошлого века, мусульмане до сих пор почитают мощи преподобного Евфимия Великого за могилу Моисея. И может быть, только когда-нибудь, в конце времен, откроется, что на самом деле это было такое".

Таким образом, можно развернуть целый рассказ — о Палестине, о палестинском монашестве, о том, что такое монашество и почему вообще львы приходят к монахам. «Вот к нам не приходят, на нас только бросаются львы, даже из клеток, потому что мы их посадили в клетку. А вот тогда они приходили. И к нашему преподобному Сергию медведи приходили. Почему это так?» А происходит это потому, что в самой духовности восточного монашества лежит еще и примирение окружающей твари. Апостол Павел говорил, что тварь подчинилась суете не добровольно. Это мы, люди, виноваты, это адамов грех сделал всю тварь такой злой и голодной, бродящей по пустыне и бросающейся на людей. А если восстановить первичное духовное состояние мира, тогда и лев спокойно уляжется у ваших ног.

Таким образом используя возможности и выразительные средства документального кино можно рассказать о святых. Маленькие свидетельства складываются в картинку. Актерская игра же, наоборот, наполняя персонажа плотью и кровью, удаляет нас от реальности, потому что никакой актер не есть элемент той системы. Камни, даже просто камни разрушенного монастыря — входят в эту систему. Древняя пергаментная рукопись — есть элемент этой системы. Актерская же игра находится за ее пределами. Заключение

Православное кино еще не так давно, менее двух десятилетий назад, вероятно, могло вызвать лишь изумление — сегодня же кассеты с православными фильмами всё увереннее занимают место в церковных лавках рядом с духовной литературой и периодикой. Это закономерно — ведь кино, видео играет немалую роль в формировании картины мира современного человека, редко кому удаётся избежать его влияния.

А направленность этого влияния зависит от духовного и смыслового содержания каждого конкретного произведения киноискусства. Поэтому важной задачей людей, стремящихся к распространению православного просвещения, является создание фильмов, помогающих задуматься о смысле жизни, о своих духовных корнях, прийти к вере.

Православное кино, обращённое к человеческой душе, должно создать альтернативу той кинопродукции, которая обслуживает прежде всего чувственные, плотские устремления зрителя. Религиозные фильмы, обращаясь к человеку на доступном ему языке, должны привлечь его интерес к церковной жизни, открыть для него неведомый доселе мир Храма Божия, подвигнуть к первому шагу в этот мир. К сожалению, православное видео — это пока что мало разработанное поле, которое со временем может принести прекрасные плоды.

Boshko Tokin. Estetika filma //Filmske sveske. — Beograd, 1971. — № 3.

Бошко Токин. Эстетика кино. — М., 1988.

Гаврилова И. Небесное и земное// Киноискусство. — № 8. — 2005.

Данилова Ю. Можно ли снять кино о святых?// Киноискусство. — № 7. — 2004.

Кирьянова О. Интервью с протоиереем Игорем Собко, клириком Кафедрального свято-Троицкого собора г. Днепрпетровска, руководителя центра православной культуры «Лествица"// Киноискусство. — № 1. — 2005.

Кирьянова О. Интервью с руководителем III Межд. Фестиваляправославного кино и СМИ «Покров» А.В.Акуловым// Киноискусство. — № 1. — 2005.

Клементьева Л. В ожидании «Золотого витязя"// Православная Россия. — № 5. — 2004.

Колосова Е. История киноискусства. — М., 1995.

Лиловская Т. «Радонеж» встречает гостей// Православная Россия. — № 4. — Самара, 2004.

Липовицкая Р. Православная студия в Петербурге// Православная Россия. — № 7. — 2005.

Можаев А. Особенности российского сценария. — М., 1991.

Рябинина С. Фестиваль «Покров"// Киноискусство. — № 2. — 2005.

Рябцов Н. Православное кино в России// Культура. — № 7. — 2004.

Тейге К. Эстетика кино и кинематография. — М., 1983.

Фанайлова Е. Мэл Гибсон и Майкл Мур. «Страсти Христовы» и «Фаренгейт 9.11"// Киноискусство. — № 5. — 2005.

Бошко Токин. Эстетика кино. — М., 1988. — С. 112.

Бошко Токин. Эстетика кино. — М., 1988. — С. 119.

Тейге К. Эстетика кино и кинематография. — М., 1983. — С. 157.

Тейге К. Эстетика кино и кинематография. — М., 1983. — С. 198.

Тейге К. Эстетика кино и кинематография. — М., 1983. — С. 185.

Можаев А. Особенности российского сценария. — М., 1991. — С. 56.

Тейге К. Эстетика кино и кинематография. — М., 1983. — С. 143.

Кирьянова О. Интервью с руководителем III Межд. Фестиваляправославного кино и СМИ «Покров» А.В.Акуловым// Киноискусство. — № 1. -

2005. — С. 38.

Кирьянова О. Интервью с руководителем III Межд. Фестиваляправославного кино и СМИ «Покров» А.В.Акуловым// Киноискусство. — № 1. -

2005. — С. 28.

Гаврилова И. Небесное и земное// Киноискусство. — № 8. — 2005. — С. 27.

Гаврилова И. Небесное и земное// Киноискусство. — № 8. — 2005. — С. 24.

Кирьянова О. Интервью с протоиереем Игорем Собко, клириком Кафедрального свято-Троицкого собора г. Днепрпетровска, руководителя центра православной культуры «Лествица"// Киноискусство. — №

1. — 2005. — С.

19.

Кирьянова О. Интервью с протоиереем Игорем Собко, клириком Кафедрального свято-Троицкого собора г. Днепрпетровска, руководителя центра православной культуры «Лествица"// Киноискусство. — № 1. — 2005.

— С. 17.

Данилова Ю. Можно ли снять кино о святых?// Киноискусство. — № 7. — 2004. — С. 14.

Данилова Ю. Можно ли снять кино о святых?// Киноискусство. — № 7. — 2004. — С 8.