Драматургический потенциал ситуации сватовства в отечественной драматургии второй половины 19 в. (Гоголь, Островский)

Исследователь считает, что сказка «напророчила наше реальное житьё-бытьё. По щучьему велению, по моему хотению — вот и вся формула жизни. Кто-то велит, а мы хотим веленое — даже хотенья не свои, не индивидуальные. Поэтому-то никаких надежд такая психология не оставляет. Отсюда пристрастие к гаданиям, вера в судьбу, покровительство начальства, клад и т. д."[7; 84]Как далее указывает В. Мильдон, не всё, что вошло в вышеперечисленный список, присутствует в трилогии о Бальзаминове, но всё «свойственно его психологии». Не зря в пьесе «говорят: «Кому Бог пошлёт, тому и счастье».

Бог — замена щучьему велению; на Него уповают, как на случай, удачу — любую внешнюю силу, которая устроит жизнь человека помимо его усилий. У Бальзаминова эти усилия таковы: «У меня такаяпримета есть… Если ты задумал что-нибудь, а вдруг тебе встреча нехорошая, лучше воротись, а то ничего не будет». Бальзаминов бежит в женитьбу, — пишет Мильдон, -«как в сон, от невыносимой реальности; женитьба для него — обретённый рай, в этой именно связи читается его мечта завести голубей, выстроить башню и видеть всю Москву. Башня — далёкий аналог лестницы в небо; туда и стремится Бальзаминов от повседневной жизни; голуби — характерная деталь райской обители, местоположения праведных; зрелище всей Москвы — знак ясной, ничем не замутнённой атмосферы рая, в противоположность чаду, копоти, серным парам ада/ каждодневного существования. Женитьба — единственное средство для Бальзаминова сохранить непрерывной мечту.

Именно поэтому невеста не имеет значения, и даже выбрать из двух женщин он не хочет, объясняя это так: «А решиться не решился-с. Поэтому извольте рассудить, маменька, дело-то какое выходит; ежели я решусь жениться на одной-с, ведь я другую должен упустить. А ведь это какая-то жалость-то! Отказаться от невесты с таким состоянием! Да ещё самому отказаться! Самому выбирать, произвести самостоятельное действие в реальном мире — вот что мука для Бальзаминова"[7; 85].

Далёким подобием такого психологического типа оказывается Авдотья Тихоновна из «Женитьбы» Гоголя: «Право, какое затруднение — выбор!.. Как хочешь, так и выбирай (…) Уж как трудно решиться…"Эту боязнь выбирать Мильдон называет страхом собственного решения. Это же является и объяснением, почему и Бальзаминов пожелал жениться сразу на двух. Напрашивается сравнение и сПодколёсиным, чьё бегство от женитьбы вызвано такими же мотивами боязни себя. Этот феномен мало исследован, указывает Мильдон, хотя изучение причин могло бы кое-что доразъяснить и в поведении русского человека.

Мильдон указывает, что от незнания себя герой «спасается в мечтах, где нет никаких препятствий, во сне"[7; 86]. Считается, он ищет денег, однако они — «лишь понятный ему мотив. Бальзаминов называет его, не умея определить, а ещё больше, скрывая от самого себя подлинную причину женитьбы: спрятаться от мира за женой-матерью. А ещё больше — он попросту не понимает этого мотива, глубоко скрытого в его душе. Когда выясняется, что невеста найдена, а вернее, сама нашлась — он её не выбирал, а нечаянно наткнулся, перелезая через забор, — Бальзаминов счастлив: выбор сделан без его вмешательства, его судьба решилась без его участия, как и бывает, во сне, и не только эта, а все заботы с плеч"[7; 87]. Итак, Бальзаминову не нужно делать выбор, и он счастлив. Мильдон отмечает его духовный подъём, говоря, что теперь герой сделался лучше самого себя, потому что он может теперь спокойно мечтать, а о нём будет заботиться жена, которая ведёт себя вполне по-мужски, а не мать. Счастье и осознание героем себя по-другому показано Островским очень убедительно:"Бальзаминов. Ну, так вот ты знай же, какой я человек!

Маменька, смотрите, какой я человек! Я тебе еще пятьдесят рублей прибавлю. Красавина. Ишь ты, расщедрился! Ну, да уж нечего с тобой делать, и то деньги.

Бальзаминов. Маменька, уж вы теперь смотрите за мной, как бы со мной чего не сделалось. Батюшки мои! Батюшки мои! (

Прыгает от радости.) Я теперь точно новый человек стал. Маменька, я теперь не Бальзаминов, а кто-нибудь другой! Красавина. Давай пляску сочиним на радости! Бальзаминов. Давай! А вы, маменька, говорили, что я сделать ничего не умею!

А ты говорила, что я дурак! Красавина. Я, брат, и теперь от своих слов не отступлюсь. Бальзаминова. А ты, Миша, не обижайся! Пословица-то говорит, что «дуракам счастье» .

Ну, вот нам счастье и вышло. За умом не гонись, лишь бы счастье было. С деньгами-то мы и без ума проживем. Бальзаминов.

Еще бы! На что мне теперь ум? A давеча, маменька, обидно было, как денег-то нет, да и ума-то нет, говорят, А теперь пускай говорят, что дурак: мне все одно". Он безмятежен, счастлив, прыгает, как ребёнок; полон смирения (согласен на звание дурака) и даже щедр, обещая прибавить свахе пятьдесят рублей. Именно поэтому поводу Мильдон пишет: «Дважды он отказывается от самого себя, словно для того, чтобы надёжнее родиться заново — вернуться в младенчество, улечься в колыбель, на колени к жене, как раньше лежал на коленях у матери, теперь баюкать его станет жена, избавит его от бремени взрослой жизни, от необходимости действовать самому. Благодаря женитьбе, он стал внешне взрослым, реально оставшись ребёнком, с мечтательностью и голубями"[7; 95]. И здесь нам важно ещё одно художественное открытие Мильдона, который указывает на «всплывший таинственный смысл, ранее скрытый в фонетике фамилии героя:

Баль-замин-ов. Исследователь считает: данный факт говорит о том, что он «бессознательно хочет некоей замин-ки, приостановки своего развития, нежелание взрослеть, чтобы в своём новом статусе (мужа), всё оставалось по-прежнему. Он хочет остаться сыном, о котором печётся мать, и мужем, о котором заботится жена. Этим объясняется его сексуальная холодность, безразличие к облику невесты. Его ведут не сексуальные предпочтения. Будь это возможно, он женился бы на собственной матери или, напротив, стал сыном своей жены"[7; 95]. Такие неожиданные выводы получают современные исследователи, рассматривая пьесу в неожиданном ракурсе.

Это не смогли увидеть современники Островского, даже такие как Ф. М. Достоевский. Известно, что великий писатель называл пьесы о Бальзаминова «прелестью». В то же время в письме к А. Н. Островскому отмечает: лишь Капитан вышел «частнолицый». Он только «верен действительности, и не больше"[4; 23]. Б.

О. Костелянец считает, что «высокое мнение Достоевского основано на том, что в пьесе дана «целая картина» жизни, в художественную концепцию которой не входит Капитан, поскольку в этой фигуре действительность всего лишь воспроизведена, а поэтому она из «картины» выпирает"[14]. Таким образом, Мильдон приходит к следующему выводу: Островский изобразил универсальный тип, показаводну из бесконечных вариаций мужского поведения, и в контексте данной пьесы приобретает национальный колорит («недоросль»), не теряя при этом своей универсальности. Драматургу удалось вскрыть какие-то глубокие корни задержанного психического (душевного) развития — заминки, которая слышится в фамилии главного героя, вопреки её флористическому происхождению"[7; 95]. И в этом есть некая закономерность: герой ведёт практически растительное существование. Театр, созданный Островским, чрезвычайно разнообразен. В первую очередь, как пишет Е.

Созина, это «театр зрелища, показа и действия, рассчитанный на сцену и ориентированный как на традицию европейской драмы и комедии — от античности до Шекспира и Мольера — так и на национальную обрядовость русского фольклора. За полвека драматургической деятельности этого художника едва ли не вся историческая и социальная жизнь России того времени оказалась представлена под всенародные очи» [10; 370]. Итак, А. Н. Островского можно считать создателем общечеловеческих типов, навсегда оставшимся в истории русского искусства. Заключение

В данной работе была рассмотрены пьесы Н. В. Гоголя и А. Н. Островского, поднимающие одну тему — выгодной женитьбы с аналогичными названиями: «Женитьба» и «Женитьба Бальзаминова». Сюжет обеих пьес «спровоцирован» неким социальным феноменом, свойственный русской действительности XIX века — феномену сватовства. Нами было выявлено, что суть сватовства заключалась в тщательной подготовке к вступлению в брак как к одному из важнейших событий в жизни. При этом будущая жена рассматривалась не только как продолжательница рода, от которой зависело дальнейшее благополучие семьи.

А муж должен был иметь порядочную семью, так называемый «добрый корень». При существовании в семье определённой строгости нравов, для облегчениявыбора будущим женихам и невестам возникла профессия свахи. Сваха имела, как правило, некие характерные, типические черты: бойкий характер и язык; ловкость и пронырливость. При этом она не только помогала одиноким и непристроенным людям создать семью, но поправляла и свои дела. Нередко это действо превращалось в процесс купли-продажи, с нарушением всех моральных принципов и норм. Эта «болезнь века» была замечена великими художниками, которые сделали в своих произведениях сваху предметом насмешек, а обычай сватовства — нелепым и безнравственным. Тема выгодного брака, взятая в аспекте социально-бытовых отношений, широко развита Гоголем в пьесе «Женитьба».

На первом месте в комедии мы наблюдаем интимно-«лирическую» сторону жизни героев. Как справедливо заметил М. Храпченко, что этой «благородной линии в среде подколесиных, жевакиных и анучкиных как раз не существует"[11; 256]. Через эту ситуацию сватовства Гоголь и Островский обличают низость нравов, ничтожность неких типических героев своего времени. При этом ни характеры, ни ситуацию в этих произведениях нельзя истолковывать однобоко.

Эти пьесы потому и великие, что обнаруживают второй пласт. Так, в образе, казалось бы ничтожного гоголевского Подколёсина, А. Зорин увидел выражение мечты не о житейском счастье, а о гармонии, которая должна преобразовать жизнь, и жажде воплотить юношеские грезы, и — невозможности этого. Финал комедии — не только возвращение героя в мир привычного уклада, гармоничного жизнечувствия — это и некий подвиг отказа от земной любви, от вожделенного порыва к Агафье Тихоновне, то есть от чувства, сконцентрированного в одном человеке, ради любви высокой. Герой умеет любить, он способен на это. Но он уходит.

Остается готовым к духовному подвигу. В образе же героя второй пьесы — «Емели-Бальзаминова» такой тонкий исследователь, как В. Мильдон, увидел неприкаянного мечтателя, у которого тоже есть нераскрытые стороны души. Аверкиев писал об этой пьесе: «Одна из… комедий, вначале оцененная весьма немногими, даже отвергнутая Театрально-литературным комитетом, как недостойный фарс, а именно «Женитьба Бальзаминова», чем дальше, тем более и более станет возвышаться в общем мнении… Бальзаминов не просто бытовой тип, а характер; несмотря на его видимую пустоту и ничтожность, мы все по временам бываем Бальзаминовым точно так же, как и Хлестаковым… Есть ли более яркое изображение пошлости человеческого себялюбия, не находящего правильной оценки своим достоинствам?

И посмотрите, как настойчиво он добивается того, в чем полагает должное воздаяние своим достоинствам, именно богатой невесты. И что ж? ведь в конце концов после многих комических злоключений оно и удается ему"[ 8; 252]. Кажется, что на первый взгляд так и есть. Но Мильдон считает, что женитьба — единственное средство для Бальзаминова сохранить непрерывной мечту. Именно поэтому невеста не имеет значения, и желание выбирать у него отсутствует. Мильдон делает предположение, что герой Островского интуитивно стремится к некоей райской жизни, так как не может принять грубой действительности. Бальзаминов спасается в мечтах, где отсутствуют препятствия, а также во сне. Возможно, он и ищет денег, но они для него — «лишь понятный ему мотив.

Мильдон настаивает: Бальзаминов называет его, не умея определить, а ещё больше, скрывая от самого себя подлинную причину женитьбы: спрятаться от мира за женой-матерью. А ещё больше — он попросту не понимает этого мотива, глубоко скрытого в его душе. Таким образом, эти пьесы оказываются не просто комедией, а глубокими философскими произведениями, показывающими, насколько глубок и сложен человек. Литература

Белинский В. Г. Полное собрание сочинений. Т. 6. Гоголь Н. В. Женитьба// Н. В.

Гоголь Сочинения в двух томах. Т.

2. — Издательство «Художественная литература», Москва, 1971

Гофман Э.Т. А. Выбор невесты / Пер. И. Татариновой // Гофман Э.Т. А. Новеллы. — М., 1991

Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений. Т. 28.

Кн. 2. Зорин А. Н. «Выбор невесты» накануне «Женитьбы» (Гофмановская поэтика и комедия Гоголя)//Н. В.

Гоголь и театр. Третьи гоголевские чтения. Сборник докладов под общей редакцией В. П. Викуловой. — Книжный дом «Университет», Москва, 2004

Иваницкий А. И. Гоголь. Морфология земли и власти. — М., 2000

Мильдон В. Философия русской драмы: мир Островского. — Москва «РОССПЭН», 2007

Островский А. Н. За чем пойдёшь, то и найдёшь (Женитьба Бальзаминова)// А. Н.

Островский. Собрание сочинений в 10 томах. Под общ. ред. Г. И. Владыкина, А. И.

Ревякина, В. А. Филиппова. — М.: Гос. изд-во худ.

лит-ры, 1959. — Том 2. Ревякин А. О романтике в драматургии А. Н. Островского//Осторовский А. Н.

Горькое слово истины. Сборник. Вступит.

статья доктора филолог. наук А. И. Ревякина. — М., «Молодая гвардия», 1973

Созина Е. Театр А. Островского//Островский А. Н. Гроза: Пьесы («Свои люди — сочтёмся», «Гроза», «Лес», «Бесприданница»). — Екатеринбург: У-Фактория, 2003. -

384 с. Храпченко М. Николай Гоголь. Литературный путь. Величие писателя. — М.: Современник, 1984.

— 653 с. Шангина И. Сватовство // Баранов Д. А., Баранова О.

Г., Зимина Т. А. Мужики и бабы. Иллюстрированная энциклопедия.

— «Искусство-СПб», 2005

Интернет-источники

Гоголь Н. В. Воспоминания. Письма. Дневники //

http://lib.rus.ec/b/163 215

Костелянец Б. Драма и действие. Лекции по теории драмы//

http://lib.rus.ec/b/307 089/read