Эсхатологический сюжет в русской прозе рубежа XX — XXI веков

Актуальность исследования. Когда встречаются столетия, у человека, чья жизнь пришлась на рубежное время, усиливаются настроения напряженного ожидания и уверенности в том, что календарное время — не формальное сочетание дат, а некая значительная граница, момент перехода от одной эпохи к другой. Так было в культуре русского «серебряного века», когда переход к двадцатому столетию сопровождался философскими размышлениями и художественными прозрениями о новом времени и новом человеке, так происходит и сейчас, когда встретились не только столетия, но и тысячелетия. Культура рубежа всегда отличается стремлением ее представителей заглянуть в будущее, более того, обнаружить активный процесс его становления здесь и сейчас. И те, кто может отнести себя к христианской культуре, и те, кто равнодушен к религиозной картине мира, ищут поддержку в древних мифах и преданиях о выходе из истории, о смене космических и исторических циклов, о катастрофическом взрыве, за которым последует разрешение основных проблем человечества. Эсхатология — учение о конце мира, о кризисе, который не знает компромиссов — возвращается как востребованная система идей, способная проявить себя в политике и философии, искусстве и литературе.

Обращаясь к теме эсхатологического сюжета в современной прозе, мы исходим из простого факта реального наличия художественных текстов, посвященным проблеме, которую молено назвать «концом света». В этой работе мы говорим о русской традиции, но нельзя не заметить, что и в зарубежной литературе подобные произведения есть, достаточно вспомнить романы Р. Мерля («Мадрапур»), М. Уэльбека («Элементарные частицы») или П. Брюкнера («Божественное дитя»), сам стиль произведений А. Роб-Грийе, Д. Барта, М. Павича. Это стиль постмодернизма, обнаруживающего себя в искусственном времени, в постистории", когда все традиции и великие культуры, смешавшись и рассыпавшись на цитаты, перестали жить настоящей жизнью, превратившись в поставщиков образов и идей, вырванных из родного контекста.

Новизна исследования. Организующая проблема — эсхатология современной литературы — позволила обратиться в рамках одной научной работы к столь разным текстам, как «Пирамида» Л. Леонова и романы В. Шарова. Леонов — классик советской литературы, Шаров, Липскеров, Слаповский — постмодернисты или, по крайней мере, современники постмодернистского процесса в отечественной словесности, не чуждые его принципам. Внимание к эсхатологической проблеме, воссоздание общего контекста литературной эсхатологии предопределили совместное рассмотрение разных художественных миров. Обращение к литературно-философской реализации эсхатологических мотивов (В. Соловьев, В. Розанов), как и краткое описание новозаветной апокалиптики позволяют проследить движение ключевой для диссертации идеи «конца истории» от религиозных и философских текстов к текстам, в которых доминирует игровое начало.

Объект исследования. В работе анализируются и интерпретируются тексты, в которых эсхатологическая проблема имеет непосредственное отношение к сюжету: религиозные книги («Евангелие от Матфея» и «Откровение Иоанна Богослова»), философско-литературные тексты («Краткая повесть об Антихристе» В. Соловьева и «Апокалипсис нашего времени» В Розанова), романы Л. Леонова («Пирамида»), В. Шарова («Репетиции», «До и во время», «Мне ли не пожалеть.», «Воскрешение Лазаря»), А. Слаповского («Первое второе пришествие»), Д. Липскерова («Сорок лет Чанчжоэ»).

Предмет исследования. Эсхатология художественной литературы рассматривается как теоретическая проблема современного литературоведения, для решения которой необходим анализ современных литературных произведений во взаимодействии с религиозной классикой (библейские книги) и русской философской прозой.

Целью исследования мы считаем изучение эсхатологического сюжета как литературной реальности современной русской прозы. Основными задачами исследования следует назвать:

— определение структуры и содержания эсхатологического сюжета в его классической — христианской — форме на основе рассмотрения 24 главы «Евангелия от Матфея» и «Откровения Иоанна Богослова»;

— указание на основные концепции и концепты, присутствие которых позволяет говорить о реальности эсхатологического сюжета в художественном произведении;

— анализ синтетических и пограничных явлений русской словесности, классики литературно-философской эсхатологии «серебряного века»: «Краткой повести об Антихристе» В. Соловьева и «Апокалипсиса нашего времени» В. Розанова;

— изучение важного для понимания современной культуры процесса трансформации религиозных архетипов и устойчивых мифологем в литературные мотивы, которые в романах А. Слаповского, Д. Липскерова и В. Шарова приобретают игровой характер;

— выявление и истолкование основных моделей апокалиптического сознания, которые создаются в монологах и диалогах в романе Л. Леонова «Пирамида» и в наиболее значимых произведениях В. Шарова;

— определение особенностей повествовательных структур в становлении и развитии эсхатологической темы, обсуждение проблемы причастности героев к эсхатологическим кризисам и авторской ответственности в реализации классических для христианства архетипов;

— истолкование образов эсхатологических катастроф в романах Л. Леонова и В. Шарова в их взаимодействии с российской исторической действительностью, современной для того и другого автора;

— показ на примере «Пирамиды» Л. Леонова и романов В. Шарова особенностей восприятия литературной эсхатологии в современной критике и литературоведении.

Методология исследования. Особое значение для достижения поставленной цели и решения научных задач имели мотивный анализ и метод анализа и истолкования архетипов, которые позволили прочитать изучаемые произведения современной литературы как тексты, посвященные эсхатологической проблеме. Задействован и сравнительно-сопоставительный метод, а также принципы исторической поэтики, позволяющие проследить становление «эсхатологической темы» от библейской классики до произведений А. Слаповского и В. Шарова. Большое значение для определения методологических основ данного исследования имеют работы современных критиков и литературоведов, интересующихся эсхатологией художественной литературы, — Д. Бавильского, А. Дыр дина, Е. Иваницкой, Н. Ивановой, В. Курбатова, В. Курицына, А. Лысова, А. Любомудрова, О. Овчаренко, А. Павловского, И. Роднинской, Л. Якимовой.

Апробация исследования. Основные положения диссертации обсуждались на следующих конференциях: «Актуальные проблемы современного языкознания и литературоведения» (научная конференция аспирантов КубГУ, Краснодар, 2005), «Художественные и религиозные формы сознания» (Международная научная Интернет-конференция, Астрахань, 2006), «Проблемы духовности в русской литературе и публицистике ХУШ-Х1Х вв.» (Международная научная конференция, Ставрополь, 2006), «XI Шешуковские чтения» (Международная научная конференция, Москва, 2006).

Научно-практическая значимость исследования. Результаты, полученные в ходе работы над диссертацией, могут быть использованы в лекционно-практических курсах по истории современной русской литературы. Учитывая возрастающий интерес к последнему роману.

Леонида Леонова, который создавался около полувека, можно считать перспективной главу о романе «Пирамида», вступающую в активный диалог с современным леоноведением. Интерес представляет и пограничная сфера взаимодействия литературоведения с религиоведением, предопределенного постановкой проблемы эсхатологического сюжета как художественной реальности.

Структура и объем исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка. Общий объем -172 страницы. Число позиций в библиографическом списке — 164. Основные положения, выносимые на защиту.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Главные выводы в системном виде представлены в разделе «Основные положения, выносимые на защиту». Завершая работу, подведем итоги изучения ключевых явлений современной эсхатологии литературы — романа Л. Леонова «Пирамида» и романов В. Шарова.

Называя «Пирамиду» эсхатологическим текстом, мы опираемся на следующие аргументы: основному тексту предшествует прямое авторское слово о «заключительном потрясении" — апокрифическая «Книга Еноха» многократно упоминается и истолковывается, поддерживая сюжет об уничтожении человека при окончательном решении конфликта добра и злабольшинство героев (Дымков, Шатаницкий и другие), не покидая социального контекста, существует в мифологическом и метафизическом пространствах, концепция Антихриста одна из самых востребованных в романедиалог о «конце истории», в котором участвуют основные персонажи, занимает значительный объем романного повествования- «Апокалипсис Никанора» может быть названа идейной кульминацией «Пирамиды».

— Указывая на значительное место мировоззренческих диалогов в сюжете «Пирамиды», мы не можем назвать ее диалогическим произведением: в основных беседах (Никанор — Шатаницкий, о. МатвейАлеша, Шатаницкий — о. Матвей, Вадим — Никанор, Филуметьев — Вадим) один из героев оказывается очевидным протагонистом идеи апокалипсиса, к которой присоединяется повествователь, многозначительно совпадающий в имени с автором произведения. Диалоги превращаются в монолог, отличающийся художественной стилизацией пророческого стиля.

— Жанровая природа «Пирамиды» отличается характерной для XX века подвижностью и нестабильностью: ключевой термин (роман) нуждается в распространении, конкретизирующем сюжетно-жанровую ситуацию текста («роман-гнозис», «фантастический роман», «магический роман», «мифологический роман», «роман-антиутопия», «романансамбль», «роман-лекция», «роман нескончаемого диспута», «роман-вестник»). Особое место в определении структурно-содержательных особенностей текста занимают два термина: «современный апокриф» и «эсхатологический роман». Они позволяют установить типологическую связь с текстами, рассказывающими о религиозно значимых событиях, но не вошедшими в Библию и церковный обиход, и выявить основную темуапокалиптические события.

Вопрос об ответственности субъектов повествования за обсуждаемые события (один из центральных вопросов в леоноведении последних лет) особенно важен для «Апокалипсиса Никанора». Две основных интерпретации этого «текста в тексте» — Шамин лишь пересказывает ставшие известными ему апокалиптические событияШамин планирует и ожидает эсхатологический взрыв — представляются возможными и доказательными. В «Апокалипсисе Никанора» оформляется фабульно-сюжетное строение образа «конца истории»: человек оказывается жертвой мечты о полном преодолении страданий и неравенствавера в науку приводит к необратимому и фатальному для людей синтезу живой и неживой материи- «движение в гору» (реализация утопии) уступает место «спуску в долину» (отказу от всех достижений человечества) — последняя война приводит к окончательной деградации оставшихся людей, потерявших контроль над земным миром.

— В романе Леонида Леонова есть концепция Апокалипсиса и ключевые для нее образы дьявола, антихриста, эсхатологических бедствий, суда над человечеством, но нет образов справедливого Бога, второго пришествия Христа, сошествия небесного Иерусалима на землю. Используя классическую модель (для христианства) эсхатологического завершения истории, писатель трансформирует ее в «пессимистический апокалипсис»: дьявол есть, но отсутствует Христосесть речь о Боге, но нет его положительного присутствия, есть мысль о «конце истории», но сюжет обходится без идеи преображения мира и воцарения добра.

Во всех романах Шарова наблюдается взаимодействие религии, литературы, социальной истории и политики, но Священная история объединяет и подчиняет себе все другие сюжеты, стремясь стать самым значимым дискурсом, безальтернативным способом не только восприятия, но и переустройства мира.

— Фабула (сложная, многособытийная) — пространство длинных речей, посвященных эсхатологической психологии, логике того «апокалиптического» строительства, которым занимаются практически все герои Шарова. Несмотря на то, что событийный ряд динамичен, смысловым центром предстают речи — толкования библейских событий в исторических контекстах, совмещение двух сюжетов: реально-жизненного и сакрально-христианского.

— Основные признаки поэтики романов Шарова. 1) При отсутствии одного главного героя наблюдается «столпотворение» лиц, озабоченных «прочтением» исторических событий как вольного варианта Священной истории и практическим приближением времени, которое можно назвать «концом истории». 2) Хронотоп романов сохраняет постоянство: место действия — Россия (как центр эсхатологического напряжения), время действия — начало XX века, революция, годы Гражданской войны, 30-е годы. 3) В сюжетной организации текстов устойчивые позиции у системы лейтмотивов: Шаров не может обойтись без эротических сцен и переживаний в религиозно-философском контекстебез постоянных упоминаний о воскресительной деятельностибез «иконописного» воссоздания образов «чекистов» — этих «слуг Божиих», приближающих последние днибез имплицитного или эксплицитного присутствия библейской цитаты — руководства к религиозно-революционному действиюбез мотива фанатизма, одержимости или явного безумия тех, кто ведет повествование.

— В романах Шарова формируется следующая концепция автора, ответственного за тексты. 1) Перед нами автор, безусловно зависимый от единого сюжета, грани которого открываются во всех текстах. 2) В этом едином сюжете автора интересуют два исторических и духовных события — христианство и революция. 3) Автору интересны прежде всего герои, способные найти в потоке суетных ситуаций «общее дело» -эсхатологическое предприятие по прекращению страданий и воскрешению мертвых. 4) Автор дает своим недругам шанс считать его крайне рискованным и не всегда добросовестным игроком, свободно обращающимся с историческими именами, абсолютно беззащитными перед художественными атаками Шарова. 5) С большой долей уверенности можно сказать, что автор не может обойтись без философии Николая Федорова и высоко ценит прозу Андрея Платонова, находясь с ней в постоянном диалоге. 6) Перед нами автор, который в эпоху возвращения православия (как идеи и обряда) решил обратиться к идеологиям сектантского типа, не скрывая своих симпатий к ним.

На уровне подтекста в романах Владимира Шарова воспроизводится событие, которое можно назвать трансформированным сюжетом ветхозаветной «Книги Иова». Герои Шарова, далекие от церковной жизни и молитвенной практики, мыслят себя (и других) страдальцами, заброшенными в мир, забытый сотворившим его Богом. Все их усилия становятся призывом к Богу наконец-то осуществить второе пришествие Христа и завершить историю зла и греха. Человек всеми своими действиями актуализирует присутствие Божества, поддерживает его образ, создает его «историю», но в рассматриваемых текстах остается неясным, есть ли само Божество или есть только напряженная речь, только «богословие», превратившееся для одинокого и страдающего человека словесной поддержкой в мире, где звучит лишь людское слово.

— Оппоненты Шарова (Роднянская, Ремизова, Курбатов и другие) обвиняют его в кощунстве, в недопустимой игре с историей, в богохульстве и богоборчестве. Эсхатология — постоянная тема Владимира Шарова, но возникает и другой вопрос — об эсхатологическом характере избранной писателем художественной формы. Сюжетный «взрыв», регулярно происходящий в его произведениях, уничтожает устойчивость имен, реальных событий, признанных концепций. В связи с этим в критике прямо или косвенно появляется проблема апокалиптического настроя самого автора, а не только соответствующих устремлений романных героев.