Этнические экономические мигранты: трансформация социальных отношений (на примере мигрантов из Азербайджана и Таджикистана в Санкт-Петербурге)

Актуальность исследования.

Проблема миграции очень остро стоит для России, в особенности в последние десять-пятнадцать лет. По мнению демографов, масштабные миграционные процессы берут свои истоки в ВОВ и послевоенной истории страны1. Однако с распадом СССР эти проблемы усугубились. Распад СССР, военные и этнические конфликты на Кавказе и в Средней Азии привели к массовой миграции в крупные российские города. Из страны, отдающей население, в 1990;е Россия превратилась в страну, принимающую население. За период с 1991 по 2001 г. в Россию въехало, по официальным данным, 7,1 млн. человек, а выехало ок. 2,5 млн. человек" - таким образом, за это десятилетие положительное миграционное сальдо составило ок. 4,5 млн. человек. Эта ситуация поставила РФ на третье место в мире по абсолютному количеству мигрантов (после США и Германии). На сегодняшний день эксперты оценивают количество мигрантов в России по-разномуофициальные цифры говорят о 1,5 млн. человек, реальное же количество мигрантов оценивается в 3−4 млн., человек, а некоторые эксперты, включая чиновников ответственных за регулирование миграции-ведомств, говорят о 10 млн. человек.

Большинство среди мигрантов в РФ составляют экономические мигранты, которые в условиях экономической разрухи и безработицы в собственных государствах строят новые стратегии выживания. Прежде всего, источником трудовой миграции в Россию являются страны СНГ. Специалисты полагают, что миграция населения, сыгравшая в истории России очень важную роль, будет иметь еще большее значение в 21 веке. В связи с естественной убылью населения, миграция в течение следующих нескольких десятков лет будет оставаться важнейшим источником рабочей силы в стране3.

Несмотря на существующую в России потребность в трудовой миграции, этот феномен связан с целым рядом проблем. Прежде всего, проблемой, с точки зрения государства, является нелегальный характер миграции. Далее, трудовые мигранты, как правило, всегда отличаются высокой конкурентоспособностью в определенных сферах деятельности (например, в мелкой розничной торговле, мелком бизнесе), что нередко вызывает недовольство местного населения. Кроме того, хотя, с одной стороны, самозанятые мигранты создают рабочие места, с другой стороны, с трудовой миграцией связывают демпинговые тенденции в сфере оплаты наемного труда. Особенность миграции из многих стран СНГ состоит также в том, что мигранты отличаются от местного населения внешне, в культурных и бытовых практиках. С учетом экономических проблем в самой России, а также специфики современного Россий.

1 См., например, Зайончковская Ж. А. Миграция вышла из тени. // Отечественные записки. — 2004. — № 34.

2 Юдина Т. Н. Социология миграции. Учебное пособие для вузов. — М.: Академический проект, 2006. С. 6.

3 Юдина Т. Н. Указ.соч. С. 4. Зайончковская Ж. А. Трудовая миграция. // Отечественные записки. — 2003. -ЖЗ. ского нациостроительства и ряда культурно-исторических факторов4, это ведет к тому, что мигрантам приписываются негативные качества. Вокруг них возникает масса мифов, возникает враждебность в отношении к ним со стороны местных жителей, что провоцирует ответную реакцию. Как следствие, в обществе растет напряженность, нередко оборачивающаяся конфликтами и даже кровопролитием. Этой ситуации не могут избежать, в том числе, и крупные города-мегаполисы, такие как Москва и Петербург, по праву гордящиеся званием интернациональных культурных центров.

Таким образом, положение с миграцией в современной России оказывается проблематичным. С одной стороны, это неизбежное следствие развития страны в последние десятилетия, геополитической и демографической ситуации в регионе бывшего СССРспециалисты связывают с трудовой миграцией возможности экономического роста России в ближайшие десятилетия. С другой стороны, это сфера нарушения законодательства и прав человека, источник развития теневой экономики, конфликтов, напряженности. В этой ситуации принципиальное значение имеет позиция ученых, изучающих миграцию, а также связанные с ней экономические, демографические и этнические процессы.

Ученые не редко выступают в роли экспертов при принятии политических и административных решений, они способны влиять на формирование общественного мнения. Поэтому социальный ученый, на наш взгляд, должен оставаться профессионалом, способным ориентироваться не на политическую конъюнктуру, но на разработанные в социальных науках методологии, теории и понятийный аппарат. Особое значение приобретают профессионально сделанные эмпирические исследования с применением различных методологических подходов, которые позволяют наиболее точно диагностировать ситуацию с миграцией, понять и описать происходящие в обществе демографические, социальные, экономические и культурные процессы. Чрезвычайно важное значение имеет и профессиональная дискуссия, в ходе которой научное сообщество имеет возможность уточнять терминологию и методологию, развивать теорию миграционных исследований. Данная работа направлена на решение именно этих задач.

Несмотря на то, что эмпирические данные, легшие в основу работы были собраны в 1997;2002 г., тема диссертационного исследования отнюдь не потеряла своей актуальности. Во-первых, несмотря на то, что контекст, в котором существуют мигранты сегодня, прежде всего, законодательный, во многом изменился за последние пять лет, трудовая миграция по-прежнему остается в большинстве своем нелегальной5. Это означает, в частности, что, пс.

4 Таких, например, как имперское прошлое СССР, массовые насильственные переселения этнических групп в сталинское время, история антисемитизма в России и традиция «поиска виновного» среди других этнических группах, Афганская и Чеченские войны.

5 Соотношение легальной и нелегальной трудовой миграции в современной России оценивается экспертами, смотря на изменения в законах (которые, как замечают многие специалисты, крайне редко подкрепляются подзаконными актам, гарантирующими их практическую реализацию), реальная жизнь мигрантов пока не сильно изменилась. Они по-прежнему остаются нелегалами, зависящими от социальных сетей и работодателя, от произвола милиции и бюрократоввсе также испытывают ксенофобию и сталкиваются с оскорблениями и неприязпыо в повседневной жизни, с коррупцией со стороны правоохранительных органов. Это позволяет говорить о том, что выводы сделанные в данном диссертационном исследовании в значительной степени остаются актуальными для нынешней ситуации с трудовой миграцией в Петербурге и России.

Во-вторых, эмпирический материал исследования был использован для уточнения некоторых методологических и теоретических вопросов, связанных с исследованиями в области трудовой миграции (теорий «этнической экономики»), а также для критического анализа понятийного аппарата, применяемого в социальных науках (термина «идентичность»). Эти результаты научной работы, связанные с вкладом в научную теоретическую дискуссию, терминологию и методологию, в меньшей степени зависят от того, в какой момент был собран эмпирический материал. Большинство исследователей, использующих тактику кейс-стади, полагают, что ее преимущество состоит не в возможности экстраполяции его результатов на все возможные случаи, но в развитии теории за счет пополнения ее новыми данными и основанным на них анализом, нередко ведущим к корректированию теории. Поэтому М. Буравой, например, предлагает говорить о «реконструированной теории» вместо «обоснованной"6. Такая позиция схожа с точкой зрения Г. Блумера, который писал о необходимости присутствия в теории «сенситинвых» концептов. Т. е. о такой теории, которая постоянно пополняется, изменяется в ходе исследования. О теории, которая должна быть чувствительна к эмпиричеп скому материалу и достаточно подвижна, для внесения в неё- поправок. Таким образом, выводы, сделанные в рамках исследования кейс-стади и позволяющие внести вклад в развитие теории, могут сохранять свою значимость вне зависимости от времени сбора данных, ставприблизительно, как 1:10- т. е. ок. 1,5 млн. получивших разрешение на работу с начала 2007 г., против приблизительно 10 млн. мигрантов, работающих нелегально. См., например: Интервью директора Федеральной миграционной службы России генерал-лейтенанта милиции Константина Ромодановского информационному агентству «Интерфакс». — http://www.mvdinform.ru/content/4363/.

6 «Если исследователь верит в то, что теории появляются через реконструкцию созданных заранее теории, которые оспариваются аномальными случаями, тогда единичные отклоняющиеся явления достаточны для развития знания. Принимая такой подход, исследователь исходит из социальной ситуации и ищет теорию, которую эта ситуация ставит под сомнение. Или он может начать с теории, которую собирается развить, и ищет случаи, которые вынуждают её- расширить» (Буравой М. Развёрнутое монографическое исследование: между позитивизмом и постмодернизмом.//Рубеж. 1997. № 10−11 С. 169).

7 Blumer Н. What is Wrong with Social Theory? // American Sociological Review. Vol. 19, No.l. 1954. Ещё- раньше эту мысль высказывали У. Томас и Ф. Знанецкий: «.Прямая зависимость обобщений от новых событий и новых открытий есть существенный критерий социальной науки как противоположности социальной философии» (Томас У., Знанецкий Ф. Методологические заметки. Американская социологическая мысль: Тексты. Под ред. В. И. Добренькова. М.: Изд-во МГУ, 1994. С. 352). ших основой для анализа. Это позволяет нам надеяться на то, что сделанные нами выводы не потеряли своей актуальности сегодня, через семь лет после того, как был собран основной полевой материал, легший в основу диссертационного исследования.

Проблема исследования.

Несмотря на то, что проблемы миграции могут быть рассмотрены с разных позиций, в России доминируют подходы, рассматривающие миграцию как макросоциальный процесс8. Отчасти это связано с особенностями истории страны, где огромное количество масштабных миграционных процессов было-инициировано властями, а ученые обеспечивали научное сопровождение миграционной политики государства. Как следствие миграционные процессы в СССР чаще были объектом внимания демографов и экономистов, и в меньшей степени социологов или этнологов, что также объясняется масштабом процессов и сформулированной властью потребностью не столько в их изучении, сколько в регулировании. Наконец, доминирование макро подходов в изучении миграций может быть объяснено развитостью количественных методов в российской социологии, в то время как качественные методы получили официальное признание и стали применяться в исследованиях на практике сравнительно недавно. Так или иначе, количество исследований миграции в России, сфокусированных на анализе микропроцессов и сделанных с применением микроанализа и «мягких» методов, по-прежнему невелико. Между тем, мы полагаем, что целый ряд связанных с миграцией процессов может быть изучен только в рамках микроанализа и при помощи качественных методов. Это, например, вопросы обустройства мигрантов в принимающем сообществе, анализ «выталкивающих» и «притягивающих» микрофакторов, процесс принятия решений о миграции на микроуровне, анализа роли социальных сетей в отправляющем обществе и процесса построения новых сетей в принимающем обществе, вопросы культурной адаптации мигрантов и ксенофобия. А также связанные с перечисленными темами вопросы трансформации идентичностей мигрантов.

Особого внимания заслуживает тема т.н. «этнической экономики» мигрантов9. Мы полагаем, что главной проблемой в исследованиях этого феномена является одностороннее внимание исследователей либо к экономическим (что характерно в большей степени для экономистов), либо к этническим факторам. Так для социальных наук характерен этноцентризм10.

8 Юдина Т. Н. Указ.соч. Гл. 2.1, 2.2.

9 Light I., Karageorgis S. The Ethnic Economy // The Handbook of Economic Sociology. Ed. by N. Smelser and R. Svvedberg. — Princeton: Princeton University Press, 1994.

10 «Этноцентризм здесь — подход, согласно которому категория „этнос“ и его производные представляют собой основную детерминанту социального действия» (Малахов B.C. Национализм как политическая идеология. М.: КДУ, 2005. С. 219.). В российской научной традиции такой подход связывают, прежде всего, с именем Ю. Бромлея (Очерки истории этноса. М.: Наука, 1983). Критический обзор этой традиции см. также: Малахов B.C. Преодолимо ли этноцентричное мышление? // Расизм в языке социальных наук. / По ред. В.Воронкова.

В исследованиях миграции, в частности, он выражается в стремлении переоценивать этнические факторы, например, роль этнической идентичности, как основы любых социальных процессов, взаимодействий, конфликтов, солидарностей и социальных сетей, в которые включены мигранты.

На наш взгляд, данная проблема заслуживает внимания, поскольку не только касается методологии (и терминологии) социальных исследований, но также имеет политические последствия. Злоупотребление этничностью способствует созданию и воспроизводству мифологий, связанных с миграцией, которые, в свою очередь, приводят к нежелательным практическим последствиям и росту напряженности в обществе. Несмотря на то, что, национализм может не иметь отношения к этничности", есть все основания для того, чтобы рассматривать последнюю также в качестве политического проекта (по крайней мере — как.

19 содержащую потенциал для будущего национализма). В этой связи социальные ученые должны отдавать себе отчет в той ответственности, которую они берут на себя, в той или иной форме принимая участие в этом проекте.

Несмотря на активную дискуссию в академических кругах и рост популярности.

13 социального конструктивизма и связанных с ним подходов, па бытовом уровне в России по-прежнему доминирует откровенно эссенциалитско-примордиальное представление о природе этничности. Следствием такого понимания этничности становится то преувеличенное значение, которой ей уделяется в качестве фактора, объясняющего человеческое поведение14. Особого внимания заслуживает то, что примордиально.

О.Карпенко, А.Осипова. СПб: Алетейя, 2002; Ильинская С. Терпимость и укрепление этноцентирчного сознания // Полис. 2003. № 6.

11 Далеко не все национализмы — этнические, но связанный с этничностью национализм — один из распространенных типов. Ср., также, «романтический» национализм германского типа (Wilson W. Herder, Folklore and Romantic Nationalism //The Journal of Popular Culture. 1973. Vol. 6 (4)) — многие находят в современных нацио-нализмах, характерных для бывших республик СССР (включая Россию) черты, близкие именно этому типу.

12 Ученые неоднократно описывали процесс превращения националистического способа мышления в политическую идеологию. См., например, Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М.: «Канон-Пресс-Ц», «Кучково поле», 2001; Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 года. СПб.: «Алетейя», 1998; Brubaker R. Nationalism Reframed. Nationhood and the National Question in the New Europe. Cambridge: Cambridge University Press, 1996; Геллнер Э. Нации и национализм. М.: «Прогресс», 1991).

13 Мы имеем в виду, например, подход Б. Андерсона, который не относит себя к конструктивистам, или Ф. Барта, которого многие также не решаются однозначно отнести к числу последних (см. Banks М. Ethnicity: Anthropological Construction. London: Routledge, 1996).

14 «Эссенциализм состоит не в описании идентичности, но в попытке действия на ее основании: мы так поступаем, потому что отомы» (Michaels W. Race into Culture: A Critical Genealogy of Cultural Identity // Identities / Ed. by K. Anthony, A. andH. L. Gates. Chicago: Chicago University Press, 1995. C.61). Автор приведенной цитаты призывает ученых «. прекратить порождать новые, более сложные определения идентичности (то есть более сложные сущности), прекратить выводить действия из того, кто их совершает или должен совершать и/или к какой культуре принадлежат акторы» (Цит. по: Брубекер Р., Купер Ф. За пределами идентичности // Ab Imperio. 2002. № 3. С. 71). Брубекер и Купер, приводящие эту цитату в своем тексте, обращают внимание на «критическое различие в цитате между глаголами „совершают“ и „должны совершать“». Они подчеркивают, что «эссенциализм заключается, согласно Майклзу, не столько в «попытке действовать согласно идентичности [в объпонимаемая этничноеть коренится в крови и в генах, т. е. мыслится как нечто неизменное. Такая точка зрения на практике провоцирует конфликты.

Мы полагаем, что неоправданная акцентуация социальными учеными роли этничности как якобы «важнейшего социального фактора» льет воду на мельницу такого опасного и ошибочного понимания природы человеческой личности и социального поведения. Это означает потребность в более детальном социологическом анализе процессов миграции, в частности, трудовойв анализе, который учитывал бы все разнообразие факторов, определяющих образ жизни, стиль поведения и самосознание мигрантов в принимающем российском обществе.

Объектом исследования являются мигранты из Азербайджана и Таджикистана, работавшие на двух Петербургских рынках в период 1997;1999 гг., когда проводился полевой этап исследования.

На основе конвенционально принятой в международном миграционном законодательстве типологии, они не могут быть отнесены к вынужденным мигрантам15, и должны рассматриваться как экономические или трудовые мигранты16. С точки зрения принятой в социальных науках терминологии, тот факт, что при этом они не принадлежат к титульной национальности и являются представителями других национальностей, позволяет охарактеризовать их как принадлежащих к этническому меньшинству и к «этническим мигрантам». Таким образом, объект нашего исследования — мигранты, являющиеся одновременно экономическими и этническими17. яснительном плане]", а в попытке лодсказать и навязать действия на основе принятой идентичности: ты должен поступать таким образом потому что ты есть тот кто ты есть" (Брубейкер Р., Купер Ф. Указ. соч. С. 71).

15 Согласно российскому законодательству к вынужденным мигрантам относятся «беженцы», «вынужденные переселенцы», «внутренне перемещенные лица», «получившие временное убежище» (см. Законы РФ «О беженцах», «О вынужденных переселенцах» и Законы РФ «О внесении изменений и дополнений» в соответствующие законытакже Закон РФ «О гражданстве» (Федеральный закон Российской Федерации О гражданстве. — http://www.fmsrf.ruy2.asp?cid=4&ucid=0) — так же, согласно международному законодательству, сюда же относится категория «лица ищущие убежища» (asylum seekers).

16 Согласно Международной конвенции о защите прав всех трудящихся-мигрантов и членов их семей, принятой резолюцией 45/158 Генеральной Ассамблеи ООН от 18 декабря 1990 года, «термин „трудящийся-мигрант“ означает лицо, которое будет заниматься, занимается или занималось оплачиваемой деятельностью в государстве, гражданином которого он не является». Выделяются приграничные трудящиеся, сезонные трудящиеся, мигранты, работающие по найму по конкретному проекту, трудящиеся, работающие не по найму, а также несколько других категорий (См. Зотова Н. А. Трудовая миграция из Таджикистана. По материалам полевого исследования в Москве и Самаре. http://www.ferghana.ru/article.php?id=4424). К трудящимся-мигрантам Конвенция относит также мигрантов, работающих не по найму или «самозанятых». (Миграция населения. Выпуск второй. Трудовая миграция в России. Под общей редакцией О. Д. Воробьевой. М., 2001. С.5).

17 В конвенциональном академическом языке и в типологии миграции, однако, такой категории как «этническая экономическая миграция» не существует. Как правило, говорят все же либо об этнической миграции или «этнических мигрантах» (например, Петров В. Н. Миграция населения и этнические мигранты в современной России. Краснодар: Кубанский гос. ун-т, 2004), либо об экономической миграции или трудовой миграциинередко используется немецкий вариант «Gastarbeiter" — в отечественно литературе, в особенности ненаучной — в прессе, популярных изданиях — в последние годы также часто используется калька с немецкого — «гастарбайтер». (См.

Важно, что объектом нашего исследования стали именно мигранты, которых в обыденном (а, с недавних пор, и в научном) дискурсе принято именовать «лицами кавказской национальности» или «кавказцами». Это своего рода вымышленная, точнее, дискурсивно сформированная группа, к которой принято относить представителей этнических групп, проживающих на Северном Кавказе и Закавказье.

Фактически, оба термина не являются научными, но представляют собой основанные на бытовом расизме категории здравого смысла, и отражают характерную для постсоветского.

1 я российского общества ксенофобию. На практике это, в частности, означает, что в высокая конкурентоспособность мигрантов из этого региона в некоторых сферах деятельности (например, мелкой розничной торговле), характерная для трудовых мигрантов вообще готовность трудиться в тяжелых условиях за небольшие (по меркам принимающего общества) деньги, в сочетании с их непохожестью на местных жителей как во внешности, так и в культурных и бытовых практиках, стимулируют приписывание этим мигрантам негативных качеств. Все это ведет к усилению враждебности в отношении мигрантов-«кавказцев», сильно осложняют процесс их интеграции и организацию ими стабильного образа жизни в принимающем обществе.

Как будет объяснено ниже, в исследовании нами была применена исследовательская тактика «изучение случая» (case study). Мы тщательно исследовали два случая. «Случай один» — мигрант-одиночка из Таджикистана, ок. пятидесяти лет, на момент исследования стаж миграции составлял два года. Его семья — жена и шестеро детей — осталась на родине в таджикском селе. «Случай два» — азербайджанская семья, приехавшая в Петербург в 1996 г. Эта семья состояла из четырёх человек: мужчины (чуть старше сорока лет), его жены того же возраста и двух детей — мальчика (десяти лет) и девочки (семи лет).

Помимо основных информантов в фокусе внимания находились и другие этнические экономические мигранты из Азербайджана, Таджикистана, Армении, Грузии, Абхазии и Узбекистана, торговавшие на рынках Петербурга. Также был сделан ряд интервью с «окруженапример: Гастарбайтерство. Факторы выталкивания и притяжения. Составитель Н. А. Дубова / Отв. Редактор М. Н. Губогло. — М.: Старый сад, 2006). Тем не менее, все эти определения (в особенности немецкий вариант — в силу специфики немецкого опыта трудовой миграции, прежде всего, из Турции) подразумевают наличие этнического компонента в проблеме.

18 Поэтому мы сочли возможным включить в исследование в качестве одного из кейсов мигранта из Таджикистана, несмотря на то, что Таджикистан, строго говоря, не относится к Кавказскому региону. Дело в том, что категория «кавказец» является не географической, но расовой. Не случайно, в обыденном языке устойчивым синонимом «кавказца» стало слово «черный» («черномазый» и т. п.). В ходе наблюдений и интервью, проведенных нами в начале 2000;х годов выяснилось, что современный петербуржец может игнорировать различия не только между «азербайджанцами» и «таджиками», но так же «арабами», «.мусульманами» и «прочими черными» (слова цитируются из интервью с жителями города). Между тем, как мы покажем ниже, реальная ситуация, в которой оказывается мигрант, зависит не от того, откуда он приехал и к какой этнической группе он сам себя относит, а оттого, к какой категории его относят местные жители. Таким образом, мигрант из Таджикистана нием" мигрантов: продавцами и администрацией двух петербургских рынковриэлтерами, занимающимися съемом жилья для мигрантовпреподавателями и администрацией школы, где учатся дети информантов, соседями информантов по дому и т. д.19 Уже после окончания включенного наблюдения среди мигрантов (в 1999;2001 гг.) нами также проводились проблемно-ориентированных интервью с жителями города по поводу их отношения к «кавказцам».

Предмет исследования — процессы организации мигрантами быта, работы и социальных сетей — и их трансформации в период жизни в принимающем сообществеа также связанные с этими процессами, обусловленные ими и одновременно обусловливающие их трансформации идентичностей мигрантов.

Цель работы состояла в том, чтобы изучить трансформацию образа жизни, социальных отношений и идентичностей мигрантов, прежде всего, с точки зрения изменения значения этничности, которую принято считать определяющей для образа жизни этнических экономических мигрантов. Исследование отвечает на вопрос о том, что происходит с социальными отношениями и идентичностями мигрантов, каковы причины, пути и механизмы их трансформации.

Для достижения этой цели необходимо было решить следующие задачи:

1) изучить опыт миграции на примере выбранных информантов;

2) изучить окружение мигрантов на новом месте, их социальные сети, и понять принципы их построения и организации;

3) понять, какую роль в жизни мигрантов в принимающем обществе играет их этническая идентичность (в какой степени она становится основой для построения социальных сетей, для организации жизни и работы этнических экономических мигрантов);

4) изучить какие еще идентичности оказываются значимыми для мигрантов в их жизни на новом месте, и как они соотносятся с этнической идентичностьюфактически превращается в «кавказца».

19 Кроме того, нам представилась редкая возможность сравнить наши кейсы и сделанные на их основе выводы с сегодняшней ситуацией — благодаря знакомству с семьей трудовых мигрантов из Армении, приехавших в Петербург в 2003 г. По ряду причин формального, методологического и этического характера (исследование уже было формально закончено, полевой материал обобщен, включение этой семьи в исследование в качестве еще оного кейса было бы сопряжено с рядом методологических «натяжек" — наконец, члены этой семьи стали нашими друзьями прежде, чем успели стать информантами) они не стали еще одним случаем в нашем исследовании. Тем не менее, из общения с ними мы продолжали получать важную информацию об образе жизни трудовых мигрантов-«кавказцев» в период 2003;2007 гг., и сочли возможным использовать некоторые параллели с нашими кейсами в данном тексте.

5) проследить процесс трансформации социальных отношений мигрантов и его влияние на трансформацию идентичностей мигрантов и их компонентов в процессе миграции и жизни в принимающем обществе;

6) соотнести наблюдаемые процессы с теориями миграции и идентичности.

Степень разработанности проблемы.

Миграция — сложное и многогранное явление. Существует большое количество различных типов миграции. «Трудовая миграция» — один из них, но и он в свою очередь подразделяется на разновидности, одна из которых представлена «этнической экономической миграцией».

В западной (англоязычной) традиции существует несколько подходов к пониманию феномена этнической экономической миграции. В рамках данной традиции этот феномен обычно именуется также «этнической экономикой». Самое общее определение этнической экономики таково: «экономика является этнической, если в ней участвуют представители одной этнической группы (co-ethnics)"20. Согласно Э. Бонацич и Д. Модел21, этническая экономика включает в себя а) этническую самозанятость, б) этнических хозяев-нанимателей и в) этнических наёмных рабочих22. Как правило, в этническую экономику включены именно мигранты, хотя по мере того, как появляются второе, третье и так далее поколения мигрантов, это явление выходит за рамки миграционных процессов. Тем не менее, данный феномен сохраняет свое значение для понимания миграционных процессов постольку, поскольку миграция продолжается, появляются все новые мигранты, которые нуждаются в интеграции, трудоустройстве. Считается, что этническая община берет функцию такого устройства на себя, и важной частью процесса интеграции мигранта, в особенности, трудового, становится его включение в этническую экономику23.

Большинство исследователей сходится в том, что, будучи этническим меньшинством, мигранты имеют возможность объединиться на основе общей (разделённой) этничности и организовать совместный бизнес. Считается, что таким образом формируется сообщество, внутри которого отношения, в том числе в сфере экономики — строятся на основе нефор

20 Light I., Karageorgis S. The Ethnic Economy // The Handbook of Economic Sociology. Ed. by N. Smelser and R. Swedberg. Princeton: Princeton University Press, 1994. P.649.

21 Bonacich E., Model J. The Economic Basis of Ethnic Solidarity. Bercley: University of California Press, 1980.

22 Говоря об аспекте занятости мы будем использовать понятие «этнической экономики» именно в таком значении, включающем три типа отношений занятости. Под этническим предпринимательством будут пониматься первая и вторая составляющие этнической экономики, т. е. «этническая самозанятость» (любого масштаба, начиная с индивидуального или семейного частного предприятия) и владение предприятием с наёмными рабочими. То есть, понятие «этнической экономики» шире понятия «этнического предпринимательства» и включает его в себя в том числе. Термин «этнический бизнес» мы будем употреблять как синоним «этнического предпринимательства».

23 См, например, Waldinger R., Ward R., Aldrich H. Ethnic Business and Occupational Mobility in Advanced Societies // Sociology. Vol. 19. 1985. No.4. P. 586−597. мальности, доверия, участия, понимания — всего того, что отсутствует в формальной экономике, в которую, якобы, включено местное большинство. Эти особенности этнической экономики становятся ресурсами для этнических мигрантов в их конкурентной экономической борьбе24.

В Российской литературе тема этнической экономической миграции появилась сравнительно недавно, что обусловлено «молодостью» самого явления. В 1990;х годах российские ученые начали с обзоров западной традиции. В конце 1990;х — начале 2000;х годов появились отечественные исследования, в начале состоявшие в попытке применить западные теории к российскому контексту26. Для 2000;х годов характерен всплеск интереса общественности к проблеме трудовой миграции в России, возникновение острых политических дебатов на эту тему. Научное сообщество откликнулось на возросший интерес к этой проблематике рядом конференций27, публикаций и тематических номеров, ведущих социологических и около-социологических журналов (Диаспоры, Отечественные записки, Неприкосновенный запас), тематических сборников и серий28.

В целом, выходившие в России течение последних десяти-пягнадцати лет работы, связанные с изучением феномена трудовой миграции, можно типологизировать в соответствие с теми контекстами, в которых рассматривалась эта тема. Можно выделить, в частности, следующие контексты: А) контекст безопасности государства29;

24 Обзор западных теорий этнического предпринимательства см. Радаев В. В. Этническое предпринимательство: Россия и мировой опыт// Полис. 1993. № 5. С.79−87- Дятлов В. Современные торговые меньшинства: фактор стабильности или конфликта? (Китайцы и кавказцы в Иркутске). М.: Наталис, 2000.

25 См.: Дятлов В. И. Предпринимательские меньшинства: торгаши, чужаки или посланцы бога? (Симбиоз, конфликт, интеграция в странах Арабского Востока и Тропической Африки). М&bdquo- 1996; Радаев В. В. Этническое предпринимательство: Россия и мировой опыт // Полис. 1993. № 5.

2 См. Дятлов В. И. Современные торговые меньшинства: фактор стабильности или конфликта? (Китайцы и кавказцы в Иркутске). М.: Наталис, 2000; Ильин В. И. Отечественный расизм // Рубеж. 1994. № 5- Снисаренко А. Этническое предпринимательство в большом городе современной России (на примере исследования азербайджанской общины в Петербурге) // Неформальная экономика. Россия и мир. / Под ред. Т. Шанина. М.: Логос, 1999.

27 Например: Международная научно-практическая конференция «Миграция населения и перспективы демографического развития России», в ИМЭИ Минэкономразвития России, Москва, 22 ноября 2002 гМеждународная конференция (ЮНЕСКО, MOM, УВКБ, ФМС) «Миграция и социально-культурные аспекты устойчивого развития», Москва, 10−12 марта, 2003 г.- Конференция Будапештского Процесса по вопросам противодействия нелегальной миграции, Октябрь 2004 Санкт-ПетербургМеждународная конференция «Миграция и развитие» (Пятые Валентеевские чтения) Москва, МГУ, 13−15 сентября 2007 г., ежегодный Международный семинар по актуальным проблемам миграции и др.

28 См. Миграция и национальное государство. / Под ред. Т. Бараулиной и О. Карпенко. СПб.: ЦНСИ, 2004; Эт-ничность и экономика. / Сб. статей по материалам международного семинара (Санкт-Петербург, 9−12 сентября 1999). / Под ред. О. Бредниковой, В. Воронкова, Е. Чикадзе. Труды ЦНСИ. Вып 8. СПб.: ЦНСИ, 2000.

29 См., например, Миграция и национальная безопасность: Научная серия: Международная миграция населения: Россия и современный мир / Гл. ред. В. А. Ионцев. Вып. 11. М.: МАКС-Пресс, 2003; Миграция населения. Трудовая миграция в России. / Под общ. ред. О. Д. Воробьевой / Приложение к журналу «Миграция в России». Вып.2. М., 2001. Панарин С. А. Безопасность и этническая миграция // Pro et Contra т. 3. 1998. № 4.

Б) контекст интеграции мигрантов в принимающее сообщество30 сюда же относится тема диаспоры31. К этой тематике же можно отнести и работы по теории и практике мльтикультурализма, которые часто также затрагивают вопросы миграции32- В) экономико-демографический контекст, проблематизирующий трудовую миграцию с точки зрения демографических и связанных с ними экономических проблем в России, перспектив развития экономики страны и отдельных регионов, также в связи с таким явлением как теневая или неформальная экономика ;

Г) правозащитный контекст, рассматривающий вопрос о трудовой миграции с точки зрения темы эксплуатации, нарушения человеческих и гражданских прав мигрантов34. К этому блоку можно отнести и работы, посвященные анализу дискурса в отношении миграции35.

30 См., например, Дмитриев. Л. В. Миграция: конфликтное измерение. М.: Альфа-М, 2006; Олимова С. Адаптация трудовых мигрантов из стран Центральной Азии в России: роль образования. http://vvvv.eavvarn.ru/pub/AnnualReport/AnnualReportWebHome2005/Anrep2005AdaptationMigrants.docРязанцев С.В. Социально-экономическая адаптация этнических мигрантов // Социально-экономические проблемы современного системного кризиса России / Материалы XLIV научно-методической конференции «Университетская наука — региону». Ставрополь, 1999; Зотова Н. А. Трудовая миграция из Таджикистана. По материалам полевого исследования в Москве и Самаре. http://www.ferghana.ru/article.php?id=4424- Мукомель В. И. Социокультурные аспекты иммиграционной политики и проблемы интеграции / Текст доклада, представленного на Ежегодной конференции Института социологии РАН «Социальные реалии современной России». Москва, 16 марта 2007. http://vvww.isras.ru/files/File/konferenc-16−03−2007/tezisyMukomel.pdf.

31 См. например, Гедвило Г. В. Культурные организации Азербайджанцев в Иркутске // Диаспоры. 2001. № 1- Дятлов В. Трудовые миграции и процесс формирования диаспор в современной России. hltp://www.archipelag.ru/agenda/povestka/povestka-immigration/trud/trudmigr/, Миграции и новые диаспоры в постсоветских государствах. М., 1996; а также публикации в выходящем с 1999 г. журнале «Диаспоры».

32 См. Мультикультурализм и трансформация постсоветских обществ. / Под ред. B.C. Малахова и В. А. Тишко-ва. М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 2002.

33 См., например: Вечканов. Г. С. Миграция и занятость населения в России. СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1998; Принудительный труд в современной России. Нерегулируемая миграция и торговля людьми. М.: МОТ, 2004; Барсукова С. Ю. Формальное и неформальное трудоустройство в России: парадоксальное сходство на фоне очевидного различия // Социологические исследования 2003. № 7- Зайончковская Ж. А. Трудовая миграция // Отечественные записки. 2003. № 3- Зайончковская Ж. А. Миграция вышла из тени // Отечественные записки. 2004. № 34- Качурнна JI. Экономика миграции в российских городах: мифы и реальность // Российское экспертное обозрение. 2005. lmp://www.rusrev.org/content/review/default.asp?shmode=8&ids=125&ida=l 190&idv=l 204- Тюрюканова Е. В. Мигранты на неформальном рынке труда в Москве // Проблема незаконной миграции в России: реалии и поиск решений. М., 2004.

34 См., например, Национализм, ксенофобия и нетерпимость в современной России. Московская Хельсинская группа. М., 2002; Нетерпимость в России: старые и новые фобии. Под ред. Г. Витковской и А. Малашенко. М.: Московский центр Карнеги, 1999; Русский национализм в политическом пространстве. Исследования по национализму в России. Франко-Российский центр гуманитарных и общественных наук. / Сост. Мрален Ларюэль. М., 2007; Социология межэтнической толерантности / Отв. Ред. JI.M. Дробижева. М.: Изд-во Института социологии РАН, 2003; Осипов А. Что в России означает понятие «регулирование миграции»? // Миграция и национальное государство. / Под ред. Т. Бараулиной и О. Карпенко. СПб.: ЦНСИ, 2004; Осипов А. Российская Федерация: превратности официального статуса// Турки-месхетинцы: Интеграция. Репатриация. Эмиграция. / Под ред. Т. Триера и А. Ханжина. СПб.: Алтейя, 2007; Тюрюканова Е. В. Крайние формы трудовой эксплуатации мигрантов в России: принудительный труд и торговля людьми // Демоскоп Weekly. 2004. № 161 162. http://demoscope.ru/wcekly/2004/0161/analit04.phpВитковская Г. С. Трудовая миграция как пробный камень толерантности российского общества. / Выступление на совместной международной конференции (ЮНЕСКО, MOM, УВКБ, ФМС) «Миграция и социально-культурные аспекты устойчивого развития». Москва, 10−12 марта, 2003 г. http://www.archipelag.ru/agenda/povestka/pove.stka-immigration/trud/tolerans/- Расизм, ксенофобия, антисемитизм, этническая дискриминация в Российской Федерации в 2005 г. / Обзорный доклад Московского бюро по правам человека, http://wvvw.index.org.ru/journal/22/rasism22.htmlЩербаков В. Трудовая миграция в странах СНГ и защита прав трудящихся-мигрантов, http://www.archipelag.ru/agenda/povestka/povestka-immigration/trud/zashita%20prav/.

Перечисленные выше сюжеты доминируют в отечественной литературе по трудовой миграции, однако, в последние годы появляется все больше работ, рассматривающих данное явление и в иных контекстах. Это, например, исследования, увязывающие вопросы экономической миграции с тендерной проблематикой36, с проблемами этничности и идентичности37, с вопросами расселения мигрантов и городской пространственной сегрегации38. Выходят также монографии и сборники статей, рассматривающие проблему трудовой миграции в России в разных аспектах39.

С сожалением приходится признать, что очень небольшое количество работ, посвященных теме трудовой миграции, ориентированы на то, чтобы внести вклад в развитие теории и методологии, в частности, в развитие теории этнической экономики40. Следует.

35 См., например, Карпенко О. «Эти гости, похоже, контролируют сегодня всю рыночную торговлю»: концепция «этнической экономики» через призму российской прессы. // Этничность и экономика. Сб. статей по материалам международного семинара (Санкт-Петербург, 9−12 сентября 1999). / Под ред. О. Бредниковой, В. Воронкова, Е. Чикадзе. Труды ЦНСИ. Вып 8. СПб.: ЦНСИ, 2000; Карпенко О. Языковые игры с «гостями с юга»: «кавказцы» в российской демократической прессе 1997;1999 // Мультикультурализм и трансформация постсоветских обществ / Под ред. B.C. Малахова и В. А. Тишкова. М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 2002; Карпенко О. Как и чем угрожают мигранты? Языковые игры в «гостей с юга» и их последствия // Миграция и национальное государство. / Под ред. Т. Бараулиной и О. Карпенко. СПб.: ЦНСИ, 2004; Малахов B.C. Понаехали тут. Очерки о национализме, расизме и культурном плюрализме. М.: «Новое литературное обозрение», 2007, Титов В. Н. О формировании образа этнического иммигранта (Анализ публикаций прессы) // Социологические исследования. 2003. № 11. '.

36 См., например, Бредникова О. Женская трудовая миграция: смена тендерных контрактов? // Тендерные отношения в современной России: исследования 1990;х годов. Издательство Самарского университета, 2003. сс. 143−154- Рош А., Таранже М-К. Жанр устной истории и тендерные исследования: женщины рассказывают о миграции И Тендерные истории Восточной Европы. Сб. научных статей под ред. Гаповой Е., Усманопой А., Пето А. Минск: ЕГУ, 2002; Тюрюканова Е. В. Тендерные аспекты трудовой миграции из стран СНГ // Диаспоры. 2005. № 1. Сс. 48−64- Shahnazaryan N. The Virtual Widows of Migrant Husbands in War-Torn Mountainous Karabagh. Generations, Kinship and Care. Gendered Provisions of Social Security in Central Eastern Europe. Ed. by H. Haldis og F. Pine. Vol. 17. Senter for kvinneog kj0nnsforskning, Universitetet i Bergen. Skriftserien, 2005.

37 См., например, Воронков В. Существует ли этническая экономика? // Этничность и экономика. Сб. статей по материалам международного семинара (Санкт-Петербург, 9−12 сентября 1999). / Под ред. О. Бредниковой, В. Воронкова, Е. Чикадзе. Труды ЦНСИ. Вып 8. СПб.: ЦНСИ, 2000; Воронков В. Мультикультурализм и деконструкция этнических границ // Мультикультурализм и трансформация постсоветских обществ / Под ред. B.C. Малахова и В. А. Тишкова. М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 2002; Кузнецов И. Мукомель В. Формирование этнических ниш в российской экономике // Неприкосновенный Запас. 2007. № 1- Малахов B.C. Этничность в большом городе// Неприкосновенный Запас. 2007. № 1.

38 См. Венднна О. Мигранты в Москве: грозит ли российской столице этническая сегрегация? // Миграционная ситуация в регионах России. Вып. 3. / Под общей редакцией Ж. А. Зайончковской. Центр миграционных исследований. Институт географии РАН. Москва, 2005.

39 См., например, В движении добровольном и вынужденном. Постсоветские миграции в Евразии / Под ред. Вяткина А. Р., Космарской II. П., Панарнна С. А. М.: Наталис, 1999; Кавказ — Россия: миграция легальная и нелегальная / Под ред. А. Искандаряна. Ереван: Кавказский институт СМИ, 2004; Мукомель В. Миграционная политика России: Постсоветские контексты. Институт социологии РАН. М.: Диполь-Т, 2005; Миграционная ситуации в странах СНГ / Под ред. Ж. А. Зайончковской. Центр изучения проблем вынужденной миграции в СНГ. Независимый исследовательский Совет по миграции стран СНГ и Балтии. М., 1999.

40 В качестве исключении отметим работы: Дятлов В. И. Предпринимательские меньшинства: торгаши, чужаки или посланцы бога? (Симбиоз, конфликт, интеграция в странах Арабского Востока и Тропической Африки). М., 1996; Дятлов В. Современные торговые меньшинства: фактор стабильности или конфликта? (Китайцы и кавказцы в Иркутске). М.: Наталис, 2000. Воронков В. Существует ли этническая экономика? // Этничность и экономика. Сб. статей по материалам международного семинара (Санкт-Петербург, 9−12 сентября 1999) / Под ред. О. Бредниковой, В. Воронкова, Е. Чикадзе. Труды ЦНСИ. Вып 8. СПб.: ЦНСИ, 2000. Дамберг С. Чикадзе Е. Армяне в обувном бизнесе Петербурга // Этничность и экономика. Сб. статей по материалам международного семинара (Санкт-Петербург, 9−12 сентября 1999) / Под ред. О. Бредниковой, В. Воронкова, Е. Чикадзе. Труды также отметить, что подавляющее большинство работ, посвященных теме экономической или трудовой этнической миграции, по-прежнему: а) исходит из объективистского понимания этничпости (как объективно присущей индивидам, в данном случае — мигрантам, аскриптивной характеристики), т. е. вопрос об этнической идентичности трудовых мигрантов в этих исследованиях не проблематизируется, а принимается как предпосылкаб) основывается на результатах исследований, проведенных количественными (опросными) методами или на анализе статистикив редких случаях интервью привлекаются как вспомогательный метод41.

Данное диссертационное исследование представляет собой попытку затронуть тему трудовой миграции именно с тех позиций, которые не очень широко представлены в отечественных исследованиях по вопросам трудовой миграции. В данном тексте мы попытаемся сопоставить российский материал с западными теориями этнической экономической миграции, внести вклад в развитие теории и методологии подобных исследований, пересмотреть понятийный аппарат и характерные для этих теорий исходные посылки, обратившись к анализу феномена этничности и шире — идентичности — трудовых мигрантов.

Методологические и теоретические основания исследования проблемы.

Выбор методологического подхода в данном исследовании обусловил пересмотр теоретических положений, которые были положены в основу первоначального дизайна исследования. Методологически мы исходили в данном исследовании из принципов феноменологии42 и понимающей социологии43. В соответствии с этой методологической традицией, социальная реальность существует постольку и в том виде, поскольку и как она представляется мыслящим субъектам, ориентирующим свои действия на субъективные смыслы. Задачей исследователя тогда становится выявление и «понимание» субъективных смыслов, которые индивиды приписывают окружающей реальности, на которые они ориентируют свои действия44, реконструкция «сети смыслов», которой опутаны социальные интеракции, и тех интерсубъективных значений происходящего, которые рождаются в процессе взаимодейст.

ЦНСИ. Вып 8. СПб.: ЦНСИ, 2000. С. 54−58. Кузнецов И. Мукомель В. Формирование этнических ниш в российской экономике // Неприкосновенный Запас. — 2007. № 1.

41 Более подробно обзор литературы по данной теме будет представлен в Главе 3.

42 См. Шюц А. Социальный мир и теория социального действия // Социология: Реф. журнал. М.: ИНИОН РАН, 1997. № 2. С. 57−76, Шюц А. Структура повседневного мышления // Социологические исследования. 1998. № 2. С. 129−137, Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: Медиум, 1995.

43 См. Вебер М. Основные социологические понятия //Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. Ионин Л. Г. Социология культуры. М.: Логос, 1996.

44 См. Вебер М. Указ. соч. С.602−603.

ВИЯ45.

С этой точки зрения, задачей данного исследования было создание «плотного описания» (thick description — термин К. Гирца46) жизни этнических экономических мигрантов -«кавказцев» в Петербурге. Мы стремились понять, какой субъективный смысл вкладывают мигранты, и те, с кем они взаимодействуют, в свои действиякакие смыслы они приписывают действиям других людей и окружающей их социальной действительности, как позиционируют в ней себя и своих контрагентов по социальным интеракциям.

АП.

Описанное М. Буравым стремление начать с теории, которую следует развить и стремиться к тому, чтобы обнаружить случаи, которые в неё- не укладываются — в точности отражает дизайн данного исследования. Хотя изначально мы отталкивались от западных концепций и рассчитывали применить их к российскому материалу, нам удалось сохранить теоретическую «чувствительность"48 к эмпирическому материалу. В результате гипотетико-дедуктивный метод проведения исследования был отвергнут и заменен «реконструированной теорией"49 с элементами «обоснованной теории» («grounded theory"50) — в том, что касается техники анализа (выбора единиц анализа, осевых сюжетов, механизмов анализа материала в процессе его накопления, и т. п.). Таким образом, избранная методологическая позиция заставила нас подвергнуть критическому пересмотру теории, изначально положенные в основу диссертационного исследования. Это, прежде всего, теории этнической экономики и идентичности. Обнаруженные нами ограничения используемых подходов, заставили нас также привлечь дополнительно другие концепции, которые помогли нам при анализе эмпирического материала.

Проблема этничности «этнической экономики» В своей статье, вошедшей в ставший классическим ридер по экономической социологии, А. Лайт и С. Карагеоргис определеют этническое предпринимательство как предпринимательство, в которое вовлечены представители этнического меньшинстве?1. При этом этническая идентичность мигрантов а) считается объективно существующей и нуждающейся только в том, чтобы ее правильно зафиксировать, б) в большинстве случаев этничность мигрантов определяется исследователем — «со стороны». Иногда, правда, информантов просят самих определить свою этническую принадлежность, но, в любом.

45 Бергер П., Лукман Т. Указ. соч. С. 38.

46 Гирц К. «Насыщенное описание»: в поисках интерпретативной теории культуры // Антология исследований культуры. Т. 1. Интерпретация культуры. — СПб: Университетская книга, 1991.

47 Буравой М. Развёрнутое монографическое исследование: между позитивизмом и постмодернизмом // Рубеж. — 1997. № 10−11.

48 Blumer Н. What is wrong with social theory? // American Sociological Review. Vol. 19. No. 1. 1954.

49 Буравой M. Указ. соч.

50 Glaser В., & Strauss, A. The Discovery of Grounded Theory. Chicago: Adline, 1967.

51 Light I., Karageorgis S. The Ethnic Economy // The Handbook of Economic Sociology / Ed. by N. Smelser and R. случае, сторонники такой позиции, очевидно, не исходят из такого понимания социального действия, в котором присутствует субъективная ориентация индивида на те смыслы, которые он приписывает происходящему52. Отличие нашей позиции состояло как раз в том, то мы пытались отталкиваться от определения социального действия, данного М.Вебером. Мы пытались понять, какое значение то или иное действие имеет для его участников, какие смыслы они сами приписывают происходящему, в каких категориях они его описывают.

Исследователи, исходящие из выше процитированного определения этнической экономики, не ставят перед собой вопроса о том, в, какой степени мигрант, осуществляющий-те или иные социальные действия, субъективно ориентируется на собственную этническую идентичность и этничность своих контрагентов. Между тем, его действия могут определяться субъективной ориентацией на совершенно иные социальные отношения (скажем, на статус мигранта или позицию «мелкого предпринимателя»), либо на другие социальные идентичности (семейную, соседскую или земляческую). Таким образом, объяснение действий мигрантов при помощи категории этничности может оказаться этноцентричным и в этом смысле — неверно отражающим субъективные значения, на которые они ориентируются, совершая соответствующие действия (вступая в контакты, завязывая отношения, строя социальные сети, участвуя в конфликтах и т. д.).

При использовании выбранного нами методологического подхода, предпринимательская деятельность может быть охарактеризована как этническая лишь в том случае, если участники взаимодействия субъективно ориентируются именно на этническую идентичность — свою или контрагента — и именно эта ориентация объясняет их действия. Кроме того, для целей исследования нам понадобился критический анализ самой концепции идентичности.

Пределы идентичности.

Не секрет, что в последние годы в социальных науках происходит пересмотр массы терминов и концепций, долгие годы бывших вполне конвенциональными. Одним из таких.

53 терминов, относительно недавно подвергшихся критике, стал термин «идентичность» .

Swedberg. Princeton: Princeton University Press, 1994.

52 Вебер M. Указ. соч. С. 603.

53 См., например: Posnock R. Before and After Identity Politics // Raritan. 1995. No. 15. P. 95−115- Hollinger D. A. Nationalism, Cosmopolitanism, and the United States // Immigration and Citizenship in the Twenty-First Century / Ed. by N. Pickus. Landham, MD., 1998; Gleason P. Identifying Identity: A Semantic History // Journal of American History. 1983. Vol. 69. No. 4. P. 910−931- Hall S. Introduction: Who Needs 'Identity?'// Questions of Cultural Identity/Ed.

В 2000 г. Роджер Брубейкер и Фредерик Купер опубликовали статью под названием «За пределами идентичности» (Theory and Society. 2000. № 1). Основной тезис этой статьи авторы сформулировали следующим образом: «социальные и гуманитарные науки сдались на милость слова «идентичность» (identity), что влечет интеллектуальные и политические последствия и ввиду чего необходимо найти более удачную исследовательскую альтернативу. Мы утверждаем, что «идентичность» может значить либо слишком много (если термин употреблять в его «сильном» значении), либо слишком мало (в «слабом» значении), либо совсем ничего (в силу двусмысленности понятия). Мы исследуем сумму концептуальных и теоретических задач, которые «идентичность» призвана решить, и приходим к выводу, что эти задачи могут быть более адекватно решены с помощью других терминов, менее двусмысленных и не обремененных жесткими коннотациями «идентичности""^.

Вслед за указанными авторами мы полагаем, что, несмотря на то, что «идентичность» является ключевым термином в повседневном словаре современной политики, это не обязывает социальных аналитиков использовать этот термин в качестве категории в собственном анализе «или концептуализировать ее как нечто, что имеют, ищут, создают и обсуждают абсолютно все"55. На наш взгляд, данное утверждение относится как к понятию идентичности вообще, так и к понятию этнической идентичности (этничности) в частности, а возможно — в первую очередь. Вслед за Р. Брубейкером и Ф. Купером мы присоединяемся к точке зрения Луайе Вакана, по мнению которого, проблема состоит в том, что ««нация», «раса» и «идентичность» постоянно используются в аналитике порой совершенно так же, как и в повседневной практике, способствуя, явно или подспудно, материализации этих понятий, намекая или утверждая, что «нации», «расы» и «идентичности» «существуют» и люди имеют «национальность», «расу» и «идентичность""56.

Р.Брубейкер и Ф. Купер делают вывод: «Если все есть „идентичность“, ее нет вообще», и противопоставляют ставшему «безнадежно многозначным» и, следовательно, бесполезным для задач науки термину ряд понятий, которые, на их взгляд, более точно отражают различные аспекты социальных явлений: идентификация, самоидентификация (она жесамопонимание и социальная ориентация), и общность или групповая принадлежность. by S. Hall and P. du Gay. London: Ssage Publications, 1996; Werbner R. Multiple Identities, Plural Arenas // Postcolo-nial Identities in Africa / Ed. by R. Werbner and T. Ranger. LondonZed, 1996. P. 1−26- Handler R. Is 'Identity' a Useful Cross-Cultural Concept? // Commemorations: The Politics of National Identity / Ed. by J. Gillis. Princeton: Princeton University Press, 1994; Handler R. Nationalism and the Politics of Culture in Quebec. Madison: University of Wisconsin Press, 1988.

54 Брубейкер P., Купер Ф. За пределами идентичности // Ab Imperio. 2002. № 3. С. 63.

55 Там же. С. 63.

56 Цит. по: Брубейкер Р., Купер Ф. Указ. соч. С. 69.

57 Брубейкер Р., Купер Ф. Указ. соч. С. 63.

В своем исследовании мы предприняли попытку описать процессы обустройства мигрантов, формирования ими новых социальных контактов и сетей в принимающем обществе, а также трансформации их самоощущения в связи с миграцией, используя предложенные термины и избегая употребления скомпрометировавшего себя термина «идентичность». Мы полагаем, что предложенные Р. Брубейкером и Ф. Купером понятия позволяют: а) оставаясь в контексте значений, традиционно связываемых в социальных науках с понятием «идентичность», избежать одновременно слишком широкого и слишком узкого толкования, характерного для этого понятия, и б) как следствие — позволяют сделать аналитический аппарат более изощренным и способным точнее описать реалии жизни этнических экономических мигрантов -«кавказцев» в Петербурге.

Мы пришли к выводу, что предложенные термины могут быть удачно соотнесены с.

58 целым рядом теоретических подходов, таких как теории дискурса и символической власти59, а также к теории «навязанной» (или стигматизирующей) этничности60. Что касается категорий «самоидептификация» и «групповой принадлежности», то, отталкиваясь от собранного эмпирического материала, мы нашли возможным увязать их, с одной стороны, с теорией «воображаемых сообществ» Бенедикта Андерсона61, а с другой — с концепцией «первичных групп», предложенной Чарльзом Кули62 и развитой позднее Эдвардом.

Шилзом. Мы полагаем, что использование этих теоретических подходов, в свою очередь, позволяет наилучшим образом описать ситуацию, в которую попадают бывшие граждане СССР, а ныне — трудовые мигранты-«кавказцы», пытаясь устроить свою жизнь в Российском обществе, зараженном ксенофобией и национализмом.

Научная новизна работы состоит, прежде всего, в том, что автор выходит за рамки априорно этноцентричных концепций, традиционно применяемых в мировой дискуссии для описания этнической экономической миграции. Автор показывает ограничения, связанные с применением разработанных на западе концепций т.н. «этнической экономики» мигрантов,.

58 См. Фуко М. Археология знания. Киев: Ника-центр, 1996; Дейк Т. А. Ван. Расизм и язык. М.: Прогресс, 1989.

59 См. Бурдье П. Социология политики. М.: Socio Logos, 1993.

60 См. Драгунский Д. Ф. Навязанная этничность// Политологические исследования. 1993. № 5- Карпенко О. Языковые игры с «гостями с юга»: «кавказцы» в российской демократической прессе 1997;1999 // Мультикуль-турализм и трансформация постсоветских обществ / Под ред. B.C. Малахова и В. А. Тишкова. — М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 2002.

61 Андерсон Б. Указ. соч.

62 Кули Ч. Первичные группы // Американская социологическая мысль: Тексты / Под ред. В. И. Добренького. М.: Изд-во МГУ, 1994.

63 Shils Е. Primordial, personal, sacred and civil ties. Some particular observations on the relationships of sociological research and theory//British Journal of Sociology. Vol. 8. 1957. для описания постсоветского российского материала. Автор приходит к необходимости характеристики образа жизни этнических экономических мигрантов в Российском городе не при помощи этнических категорий, но с применением более широких социологических теорий, таких как теории власти, дискурса, социального исключения и др.

Кроме того, работа вносит вклад в актуальную для социальных наук, дискуссию о границах применения концепций «идентичности» и «этничности» (этнической идентичности). Данное диссертационное исследование представляет собой попытку критического анализа указанных концепций в контексте изучения миграционных процессов па постсоветском пространстве, а также пример применения альтернативной терминологии и понятийного аппарата при анализе такого социального явления как трудовая миграция. Новизна исследования связана с попыткой обнаружить границы применения термина «этничиость» при анализе миграционных процессов, рассмотреть различные аспекты традиционно понимаемой идентичности и особенности социальных процессов, в центре которых оказываются этнические экономические мигранты.

Инновативность сделанных в исследовании выводов, не в последнюю очередь, связана с выбранной для его проведения методологией и методикой. В своем исследовании автор отталкивается от «понимающей» традиции в социальных науках. Благодаря этому стал возможен пересмотр основных положений западных теорий этнической экмомической миграции.

Новизна полученных выводов обусловлена и тем, что в исследовании предпринята попытка микроанализа явления, которое принято относить к макропроцессам и исследовать количественными методами: на сегодняшний день в отечественной научной традиции очень немного исследований трудовой миграции, сделанных с применением качественных методов, и практически нет исследований, где основным методом было бы участвующее наблюдение в среде мигрантов.

Научная и практическая значимость работы.

Выводы, сделанные в дайной работе позволяют обогатить представления ученых и других заинтересованных специалистов о том, как организована жизнь трудовых мигрантов в крупных российских городах. В работе сделана попытка, отталкиваясь от эмпирического материала, критически переосмыслить западные теории этнической экономической миграции и их методологические основания, а также уточнить понятийный аппарат, связанный с концепцией «идентичности», часто используемой социальными учеными при изучении этнических и миграционных процессов.

Результаты работы также позволят внести изменения в научную и научно — популярную дискуссию о миграции и ее регулировании, о процессах интеграции мигрантов в принимающее общество, проблемах сосуществования мигрантов и местных жителей. Фактически, попытки повлиять на способ восприятия этих проблем и манеру говорить о них уже неоднократно предпринимались автором не только на страницах научных изданий и на научных конференциях, но и на научно-практических конференциях, в прессе, на телевидении.

Осмысление сделанных в работе выводов может быть полезно для изменения политики в отношении миграции в современной России. Здесь автор присоединяется к сообществу профессиональных ученых (таких как Ж. А. Зайончковская, В. Н. Тишков, Л. М. Дробижева и другие известные ученые), активно работающих над изменением не только общественного мнения, но и точки зрения политиков и администрации на миграцию в России, в особенности, на проблемы трудовой миграции и этнических меньшинств.

Научная и практическая значимость работы определяется также возможностями ее использования для разработки учебных курсов по социологии миграции и по экономической социологии. Автор неоднократно вел занятия на краткосрочных учебных курсах и летних школах по социологии миграции, этничности, национализму, основываясь па результатах данного диссертационного исследования. Материалы исследования были также использованы коллегами для подготовки курса лекций по социологии предпринимательства.

Методы и материалы исследования.

Мы полагали, что задачи, поставленные в данном исследовании, могут быть решены лишь при помощи «интерпретирующего понимания» исследуемого социального явления. Между тем, адекватная интерпретация данных, полученных методом опросов, затруднена тем, что «расхождение между тем, что люди должны делать и тем, что они делают в действительности, непостижимо в ходе опроса"64. Немаловажную роль сыграла и сама тема исследования. Межэтнические и межнациональные отношения в сегодняшней России представляют собой как раз тот случай, когда публично высказываемое мнение (социологический опрос воспринимается как событие из публичного пространства) может сильно расходиться с мнением, высказываемым приватпо. Кроме того, наши информанты были нелегальными мигрантами, поэтому ситуация публичности представлялась им априори потенциально опасной65.

64 Буравой М. Указ. соч. С. 166.

65 В действительности, в ходе исследований понадобилось достаточно много времени для того, чтобы устано.

По этим причинам, наиболее адекватными методами для данного исследования были признаны качественные (мягкие) методы. Их преимущество, на наш взгляд, заключалось также в том, что исследований трудовой миграции, в которых применялись бы такие методы, в России сегодня крайне мало.

Дизайн исследования, однако, не ограничивался выбором качественной методологии. Миграция это процесс66, а любой процесс достаточно сложно изучить в силу его динамичности, подвижности, изменчивости. Мы сочли возможным локализовать его в пространстве и времени, т. е. выбрать определённый случай, представляющий общую тенденцию, описывать его историю, контекст и конкретные ситуации, в которых проявляют себя стоящие за выбранным случаем более общие процессы и тенденции. Таким образом, в основу методологии нашего исследования легла исследовательская тактика изучения случая (case study). Эту тактику мы сочли наиболее подходящей нашим исследовательским целям, объекту и предмету исследования, методологическим предпочтениям.

Теория кейс-стади говорит, что изучаемым случаем может быть признана некоторая относительно замкнутая на себе, самодостаточная, внутренне интегрированная система. Разумеется, любая такая система существует в определённом контексте. Таким образом, говорить о случае можно тогда, когда представляется возможным определить, где кончается случай, и начинается социальный контекст67. Поскольку экономическая миграция — индивидуальная, а не групповая стратегия, поэтому объектом изучения должны становиться не группы, а индивиды. Исключением из данного правила является такая группа, как семья — в случае семейной миграции, когда именно семья является субъектом экономической миграции и следует говорить о семейной, а не об индивидуальной стратегии. В данном исследовании случаями стали один человек (случай 1) и семья из четырёх человек (случай 2). Единицами анализа в данном исследовании стали все социальные взаимодействия, все социальные отношения, в которые включены изучаемые нами мигранты, включая взаимодействие с исследователями (т.е. с нами). Всё- что оказывалось за границами личного социального опыта наших информантов, предстаёт в исследовании в роли «контекста случаев"68.

Временные границы наших случаев обусловлены особенностями социальной активности объекта: поскольку деятельность экономических мигрантов часто имеет ярко вить доверительные отношения с нашими информантами, при которых они готовы были отказаться от воспроизводства дискурсивных штампов и делиться с нами реальными проблемами, мыслями, соображениями. 00 Дятлов В. Современные торговые меньшинства. С. 178.

67 Stake R. Case Studies // Handbook of Qualitative Research / Ed. by N. Denzin, Y. Lincoln. London: Sage Publications, 1994. P. 236−237.

68 Контекстом наших «случаев», повлиявшим на жизнь мигрантов, оказывается самый широкий круг событий: ситуация распада СССР, войны в Закавказье и Таджикистане, войны в Чечне, экономическая ситуация в Азербайджане и Таджикистане и другие события и явления, повлиявшие на их выбор в пользу миграции и на стратегии и конкретные формы миграции и жизни в эмиграции. К контексту случаев относятся также контрагенты выраженный сезонный характер, изучение наших «случаев» должно было длиться не менее одного календарного года. Фактически «первый случай» — мигранта из Таджикистана — мы изучали достаточно тщательно в течение года (осень 1997 — осень 1998), однако после этого наблюдали его эпизодически в течение ещё- более чем года, что было связано с особенностями трудовых стратегий этого мигранта и того контекста, на который эти стратегии были ориентированы (подробно смотри в описании «случаев»). «Второй случай» мы наблюдали в течение одного календарного года (с лета 1997 г. до лета 1998 г.), поскольку летом 1998 года «наша» азербайджанская семья завершила свою миграцию: все четверо человек покинули Петербург и уехали в Азербайджан.

Задачи исследования, объект и методологические предпочтения определил выбор методов сбора и анализа данных. Основными методами стали:

— участвующее наблюдение и глубинные интервью — в полевом исследовании,.

— дискурсивный анализ и различные формы социолингвистического и этнометодоло-гического анализа — при работе с текстами (conversational analysis, анализ по методике X. Сакса и Д. Силвермена69).

Возможность участвующего наблюдения представлялось нам необходимым условием для понимания правил и норм, существующих в изучаемой среде, для объяснения социальных действий наших информантов. Однако, полное понимание «случая», на наш взгляд, связано с возможностью обсуждать увиденное с информантами. Это необходимо для того, чтобы реконструировать смыслы, которые приписывают своим и чужим действиям сами ми-гранты-«кавказцы», избегая приписывания их действиям смыслов исследователя.

Интервью. В большинстве своем это не были интервью, основанные на путеводителе и записанные на диктофонэто были беседы с информантами. Традиционные интервью с нашими информантами оказались невозможными из-за слабого владения информантами русским языком70. Неформальные беседы имеют то преимущество, что позволяют информанту чувствовать себя достаточно расковано и не избегать в разговоре тех тем, которые они не согласились бы рассказывать на диктофон. Такие беседы проводились нами десятки раз в самых разных ситуациях и условиях: дома — в гостях у наших информантов, у нас дома, на нейтральной территории — на рабочем месте информантов или в кафе. Содержание бесед мы занаших информантов по социальным взаимодействиям.

69 Silverman D. Qualitative Methodology and Sociology. Aldershot: Gower, 1986.

70 В процессе исследования мы фактически отказались от записи интервью на диктофон по двум причинам: из-за языковых проблем (часто наши информанты с трудом формулировали мысли на русском языке) и поскольку ситуации «формальных» интервью с записью на диктофон так сильно влияли на наших информантов, что подобный метод оказывался не эффективным. Например, наш информант, с которым уже были достигнуты доверительные отношения, в ситуации интервью с диктофоном рассказывал «официальную» биографию, значительно отличающуюся от той версии, которую мы ранее реконструировали из неформальных бесед с ним. Он не только избегал «щекотливых» тем, связанных с возможным нарушением закона, но вообще сократил свой писывали в дневники после окончания встречи.

Помимо бесед с основными информантами мы беседовали с риэлтерами, нанятыми продавщицами, завучами в школах, дирекцией рынка, консулом Республики Азербайджан, активистами национально-культурных организаций, развивающими азербайджанскую культуру в Петербурге, другими «кавказцами», представителями различных этнических групп. Содержание этих разговоров так же фиксировалось в дневниках. Кроме того, были взяты пять стандартных проблемно-ориентированных глубинных интервью с городскими обывателями на тему: что они думают о так называемых «кавказцах». В этих интервью нас больше всего интересовал вопрос об источниках формирования определённого представления, именуемого «кавказофобией».

Участвующее наблюдение. Основное время — примерно с октября 1997 г. до лета 1998 г. — мы осуществляли участвующее наблюдение за жизнью мигрантов. В ходе этого наблюдения мы принимали активное участие в работе и в повседневной жизни наших информантов (работали у них продавцами, ездили за товаром, ходили к ним в гости, приглашали их к себе, ходили с ними в поликлинику, помогали им решить проблемы в милиции и т. д.). Все наблюдения мы фиксировали в полевом дневнике, обсуждали, пытались позднее, по мере накопления знания и понимания происходящего, интерпретировать наши первоначальные записи.

Применяя вышеописанные методы в нашем кейс-стади, мы активно использовали разного рода триангуляции (т.е. сочетание различных источников, перспектив и т. п.), на.

71 стойчиво рекомендуемые для исследований сделанных в формате «исследование случая». Методическая триангуляция в нашем исследовании состояла в том, что привлекались различные источники сбора информации, что, соответственно, требовало привлечения различных методов их анализа. Исследовательская триангуляция состояла в том, что в исследовании мы работали в паре с моей коллегой. Возможность увидеть материал из разных перспектив (в том числе тендерных), а так же постоянные обсуждения увиденного друг с другом оказались очень полезными для нас самих (как для социологов), для качества собранного материала и для его последующего анализа. Временная триангуляция состояла в том, что исследование наших «случаев» проводилось в течение года, в разные сезоны, что, как указывалось выше, важно при исследовании экономической миграции. Временная триангуляция позволяла нам проверять и перепроверять гипотезы, которые формировались и изменялись в процессе исследования. рассказ до элементарной схемы «приехал — работал — уехал».

Апробация работы.

Результаты диссертационного исследования были изложены в 13 опубликованных научных статьях автора на русском, английском и датском языках, а также в выступлениях на российских и международных конференциях и семинарах, например, следующих: «Перспективы стран-соседей ЕС в вопросах миграции: экономическое, культурное и политическое измерения», международный семинар в рамках программы GLOMIG, 6-ой рамочной программы ЕС, Анкара, Турция, 118−19 января 2008 г.- «Внешние и внутренние границы», 14-ая конференция Северных исследователей миграции, Берген, Норвегия, 14−16 ноября 2007 г.- «„Перекрестки“: этничность и экономика Закавказского приграничья (Грузия/Армения/Азербайджан)». Полевая 2-хнедсльная летняя школа, организована: ЦНСИ и CRRC (Грузия) — пос. Садахло (Грузия). Сентябрь 2006; «Нерегулярная миграция и неформальная экономика». Международная конференцияорганизована: Instituto Univcrsitario Ortega у Gasset, MadridIMISCOE. Мадрид, Испания. Июнь 2006; «Experience and Perspectives of Multiculturalism: Croatia in Comparison with Other Multicultural Societies» (Опыт и перспективы мультикультурализма: Хорватия в сравнении с другими мультикультуральными обществами). Международная конференция, организована Комиссией ЮНЕСКО в Хорватии. Дубровник, Хорватия. Ноябрь 2003;

Мультикультурализм и трансформация постсоветских обществ". Международная научная конференция, Центр Карнеги. Москва. Сентябрь 1999; и др.

Материалы исследования использовались в учебных курсах: «Как исследовать этничность, не исследуя. этничность: качественный подход в исследованиях этничности и национализма" — «Пространства производства этничности», «Конструктивистский подход в исследованиях этничности: теория, методология, методы». Курсы преподавались в рамках партнерского образовательного проекта Центра социологического образования РАН (Москва) и Центра независимых социологических исследований (СПб) (ежегодно с 2003 г.).

Структура диссертации.

Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографии.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В даннсш диссертационном исследовании была предпринята попытка исследования миграционных процессов, адаптации мигрантов в принимающем обществе. Нами были проанализированы системы отношений и социальных связей, в которые включены трудовые мигранты-«кавказцы» приехавшие в поисках заработков в Петербург во второй половине 1990;х гг. Мы также исследовали особенности процессов, связанных с идентичностями мигрантов, их особенности и трансформацию, которая имела место в процессе миграции.

Исследование было проведено с применением качественных (мягких) методов, что является скорее исключением в исследованиях миграции в России (продолжительных исследований миграции, сделанных при помощи метода участвующего наблюдения, в российской академической традиции насчитываются единицы).

В основу исследования была положена исследовательская тактика исследования случая (кейс-стади) и более общая методология, берущая начало в понимающей традиции в соци-альпых науках ". В соответствии с этой методологией, мы стремились в своем исследовании к пониманию тех субъективных и иптерсубъективных смыслов321, которые связывают со своими поступками сами действующие индивиды. Мы старались реконструировать интср-претативные схемы, которые применяют наши информанты, чтобы в конечном итоге иметь возможность «понять» их действия и адекватно интерпретировать их в контексте той картины мира, которая существует в головах наших информантов. Кроме того, мы исходили из сформулированным М. Буравым322 принципов «реконструированной» теории и стремились в ходе всего исследования и аналитического этапа оставаться теоретически «чувствительны.

323 ми" к эмпирике, стараясь усовершенствовать теоретические подходы, взятые нами за основу в начале исследования и использованные позднее для интерпретации полевого материала.

Результатом применения такой методологии в пашем исследовании стало переформулирование целого ряда основных положений, характерных для получивших распространение в 1980;1990;е гг. теорий этнического предпринимательства324. Западные теоретики этническо.

320 См. Вебер М. Основные социологические понятия.- Гирц К. Указ. соч.

321 См. об этом Бергер П., Лукман Т. Указ. соч.- Вебер М. Основные социологические понятия.

322 Буравой М. Указ. соч.

323 См. об этом Blumer Н. Opt. cit.

324 Мы не будем рассматривать здесь считающиеся устаревшими теории этнического предпринимательства, например теории «торговых меньшинств» (См.: Дятлов В. И. Предпринимательские меньшинства .- Дятлов В. Современные торговые меньшинства.- Радаев В. В. Этническое предпринимательство. Обратимся к более поздним подходам. Таким как ресурсный (См. Light I. Disadvantaged Minorities.- Light I. Immigrant го предпринимательства исходят из «объективистского"325 понимания идентичности, в частности — этнической (этничности). Это означает, в частности, что они а) считают ее объективно существующей, б) считают возможным описывать ее при помощи традиционных этнических или национальных категорий (как, например «китаец», «кубинец», «иранец» и т. п.), в) полагают, что эта объективно существующая этничность мигрантов должна быть определена и зафиксирована исследователем. Другими словами, этничность мигрантов является для этих исследователей исходной точкой, а не предметом анализа. Их позиция может быть охарактеризована как этноцентричная, если понимать под последней такой подход, согласно которому этничность и смежные категории наделяются универсальной объяснительной функцией326. Такая позиция приводит к тому, что разнообразные факторы неэтнической природы игнорируются исследователями и не принимаются в расчет при объяснении социального поведения индивидов. Безусловно, существуют исключения327, есть и новые тенденции в рамках этой теоретической традиции, ориентированные на комплексный подход при объяснении феномена этнической экономической миграции328. Тем не мене, мы полагаем, что для данного подхода характерно понимание этничности, как чего-то «само собой разумеющегося» и нуждающегося не в изучении, понимании и объяснении, но в фиксации — для того, чтобы уже с ее помощью объяснять поведение мигрантов (как если бы факт «наличия» определенной этничности сам по себе объяснял поведение). Это ведет к незаслуженной и имеющей опасные практические последствия переоценки роли этничности в связи с экономической миграцией и т.н. «этнической экономикой». Как показало наше исследование, в случае с трудовыми мигрантами-«кавказцами» из бывших республик Советского Союза, роль, которую этничность играет в их миграционных и трудовых стратегиях не следует переоценивать.

Отталкиваясь от понимающего подхода, мы попытались избежать признания этничности как априори самого значимого фактора для построения социальных сетей мигрантов, для их интеграции в принимающем сообществе, для их экономических стратегий. Вместо этого мы стремились понять и проанализировать, какие факторы имеют значения в их реальной практической жизни. В результате мы получили, в частности, следующий список: лёгкость (простота, беспроблемность), рациональность (выгода), доверие (обратной стороной которогоэто очень важно — является возможность контроля), давление извне (вытеснение, имеющее место со стороны местного большинства или др. этнических групп), пространство (т.е. сосуществование с другими людьми в физическом пространстве становится основанием для.

Entrepreneurs in America.- Light I. Ethnicity and Business Enterprise.) или комплексный (Waldinger R., Ward R., Aldrich H. Opt. cit.).

325 Брубейкер P., Купер Ф. Указ. соч. C.88.

326 Малахов B.C. Национализм как политическая идеология. C.2I9.

327 См, например: Light I., Sabagh G., Bozorgmehr M., Der-Martirosian С. Opt. cit.

328 См., например: Waldinger R. Opt. cit.- Waldinger R" Ward R" Aldrich H. Opt. cit. завязывания с ними отношений). По нашему мнению, именно эти факторы структурируют деятельность мигрантов, ложатся в основу формирования и использования мигрантами социальных сетей и интеракций. Таким образом, мы пришли к выводу, что если не стремиться объяснять этничностью любые действия, контакты, отношения, в которые вступают мигранты, но стремится понять, чем в действительности руководствуются мигранты, совершая определенные действия, вступая в определенные контакты, то окажется что этничность — собственная и контрагентов — играет далеко не самую важную роль в жизни трудовых мигрантов. Даже, несмотря на то, что это этнические мигранты, принадлежащие в глазах местного большинства к наиболее проблематичной группе, именуемой «кавказцами».

Таким образом, по нашему мнению, называть исследованный нами феномен «этническим предпринимательством» мигрантов не совсем корректно. Во-первых, с точки зрения веберовского понимания социального действия и субъективной ориентации действующих индивидов этот термин методологически ошибочен. Во-вторых, он не проясняет, но напротив препятствует пониманию факторов, в действительности определяющих поведение мигрантов и их образ жизни (например, других, лежащих вне этнической плоскости, но значимых идентичностей, иных оснований для выстраивания отношений и социальных сетей, и т. п.). Эмпирические исследования демонстрируют, что сама по себе разделяемая этничность далеко не всегда становится основанием для взаимной поддержки, сотрудничества, солидарности в среде мигрантов. Для понимания образа жизни мигрантов гораздо большее значение могут иметь совершенно иные факторы: опыт миграции, тип миграции (трудовая, беженство и т. п.) или отношение принимающей стороны (случай мигрантов — «кавказцев» в этом отношении показателен).

Выделив указанные факторы, которые показались нам значимыми для организации жизни мигрантами-«кавказцами» в Петербурге, мы предприняли попытку концептуализировать эти факторы в отношении существующих научных категорий и подходов. Для этого мы обратились к концепции идентичности в ее широком понимании. Мы отталкивались, во-первых, от социологического (не психологического) понимания идентичности329, во-вторых, от критического подхода к концепции этничности, предложенного классиками исследования.

НО национализма и этничности Р. Брубейкером и Ф. Купером" «.

329 См. об этом Дробижева Л. М., Аклаев А. Р., Коротеева В. В., Солдатова Г. У. Указ. соч.- Байбурин А. К. Ритуал: свое и чужое.

330 См. Брубейкер Р., Купер Ф. Указ. соч.

Мы, в частности, использовали предложенный Р. Брубейкером и Ф. Купером категориальный и концептуальный аппарат. Основной тезис указанной работы Р. Брубейкера и Ф. Купера состоит в необходимости для социальных наук выйти из-под власти термина «идентичность», ставшего слишком многозначным и потому — пустым и бесполезным для социального анализа: «идентичность» может значить либо слишком много <.>, либо.

331 слишком мало <.>, либо совсем ничего (в силу двусмысленности понятия)". По их мнению «идентичность» превратилась в категорию ие аналитическую, но практическую и политическую, и потому непригодную для анализа: «Проблема состоит ие в самом факте использования термина — пишут они — а в том, как им пользуются. Проблема с идентичностью, по мнению этих авторов, состоит в том же, в чем с и понятием расы, в таком виде, как эта проблема была сформулирована Луайе Ваканом (Loi'e Wacquant) в отношении понятия «раса», состоит в «бесконтрольном смешении социального и социологического., [или] общепринятого и аналитического значений» используемого термина332. Вместо этого скомпрометировавшего себя термина авторы предлагают три других: идентификация (включая идентификацию извне, со стороны или «категоризацию»), самопонимание (или «самоидентификацию») и общность (или «групповую принадлежность»). Эти понятия по большей части также заимствованы авторами из теорий идентичности, но критически переосмыслены и переработаны с учетом недавних научных теорий, получивших мировое признание, таких, например, как теория дискурса333, теория символической власти в интерпретации П. Бурдье334 и других.

Мы в свою очередь попытались при помощи предложенных Р. Брубейкером и Ф. Купером категорий проанализировать ситуацию, в которой находятся трудовые ми гранты-«кавказцы» в современном российском городе. Применение этого подхода для анализа нашего объекта исследования оказалось очень плодотворным. При этом мы также стремились провести параллели между этим критическим подходом и различными теориями, пе связанными с традицией осмысления категории «идентичности». Нам казалось важным не замыкаться в рамках одной перспективы и получить возможность анализировать, в том числе явления, важные для понимания образа жизни и самоощущения мигрантов, но лежащие за пределами объяснительных возможностей концепции «идентичности» в ее традиционном понимании.

Так мы показали, что предложенная Р. Брубейкером и Ф. Купером категория «идентификации» может помочь объяснить, почему этничность, несмотря на то, что не является субъективно значимой для наших информантов, тем не менее, оказывается принципиаль.

331 Там же. С. 63.

332 Там же. С. 70.

333 См. Ван Дейк Т. А. ван. Расизм и язык М.: Прогресс, 1989; Фуко М. Археология знания. Киев: Ника-центр, 1996. но важной категорией для понимания и описания их образа жизни в ситуации миграции. Ключевым здесь оказывается именно процесс идентификации извне или «категоризации», объектом которой оказываются мигранты-«кавказцы», а субъектом — обладатели символической власти номинации социальных явлений. Мигранты обладают меньшим в сравнении с представителями местного большинства символическим капиталом и, как следствие, не имеют права на то, чтобы давать определения реальности. Вместо этого они тт с становятся мишенью в процессе «навязывания этничности». «Идентификаторами» же здесь выступают те, кто располагает большим символическим капиталом и может не просто предлагать, но навязывать мигрантам определение реальности в этнических или национальных категориях. В роли таких властных агентов выступают государство, разного рода эксперты, от представителей национально-культурных обществ, до самих исследователей, обличенные властью государственные чиновники, само государство и даже простые обыватели. Наконец, субъектом навязывания этничности и насильственной этнической категоризации может становиться сам безличный дискурс ": не следует забывать, что национализм является характерным для эпохи модерна способом мышления и миро.

337 восприятия, это «очки», через которые мы смотрим на мир, это «воздух», которым мы дышим338.

Другая предложенная Р. Брубейкером и Ф. Купером категория — общность или групповая принадлежность — также оказывается важной для описания образа жизни мигрантов-«кавказцев». Проанализировав эмпирический материал, мы пришли к выводу, что следует выделять как минимум два типа групп, в отношении которых мигранты испытывают чувство общности или групповой принадлежности и которые важны для понимания их образа жизни и самоощущения в ситуации миграции. Воспользовавшись терминологией Чарльза Кули, мы назвали один из этих типов «первичными группами». Это группы, для которых характерно непосредственно межличностное взаимодействие лицом-к-лицу. Внутри этого типа мы также выделили два подтипа. К первому из них относятся первичные группы в отправляющем обществе, которые играют очень важную роль на начальном этапе миграции pi которые, собственно говоря, делают эту миграцию возможной. Как правило, это семья, друзья, родственники, соседи (на родине), односельчане и т. п., которые помогают состояться миграции и позволяют мигрантам выживать в эмиграции первое время, пока не буду построены новые социальные сети и первичные группы второго типа, которые возникают уже в эмиграции. В случае с трудовыми мигрантами-«кавказцами», которые по ряду причин оказываются марги.

334 См. Бурдье П. Указ. соч.

315 Драгунский Д. Ф. Указ. соч.

336 Брубейкер Р., Купер Ф. Указ. соч. С. 87.

337 См. Андерсон Б. Указ. соч. нализированными и изолированными в принимающем обществе, такой группой может стать рыночное сообщество. Здесь происходит ежедневное межличностное взаимодействие между мигрантамизавязываются отношения, возникают социальные сети, своеобразные солидарности, часто никак не связанные с этничностью, но основанные на чувстве общности, принадлежности к этой группе. Так, рыночное сообщество (или более узкие его сегменты) постепенно начинают играть в жизни мигранта роль, которую прежде играли первичные группы на родине.

Нам сложно судить о том, какого рода отношения и субъективные переживания характеризовали членство наших информантов в первичных группах первого типа — на родине, мы не могли это наблюдать. Что же касается характера отношений внутри первичных групп второго типа, мы пришли к выводу, что их основой является взаимодействие, в большей степени, нежели эмоциональная составляющая или какое-то изначальное самоощущение, представление о себе, о том, кто ты есть (другими словами, поведенческий компонент идентичности оказывается здесь актуальнее и аффективного и когнитивного, хотя тот и другой здесь также присутствуют).

Несмотря на то, что в этих первичных группах второго типа имеют места и мораль и.

•339 эмоции, вплоть до возникновения семей, в целом, отношения внутри этих групп характеризуются, скорее всего, более низкой степенью эмоциональной привязанности между ее членами — по сравнению с группами первого типа (фактически — примордиальными, о которых пишут и Ч. Кули, и Б. Андерсон, противопоставляющий этим группам общения лицом-к-лицу свои «воображаемые сообщества»), В то же время, мы имели возможность наблюдать определенную солидарность, характерную для членов этих первичных групп второго типа — трудовых мигрантов. Проведенные наблюдения не позволяют отказать этим первичным группам, возникающим в эмиграции, в какой-либо эмоциональной составляющей и говорить о чисто техническом ситуативном сотрудничестве по необходимости. Мы полагаем, что в данном случае следует говорить о феномене, который Вадим Волков, отталкивающийся от работ в области теории практик, назвал «преданностью (commitment) образу действия"340. Мы полагаем, что в изученных нами «случаях» можно говорить об их «экзистенциальной преданности» образу жизни и образу действия рудовых мигрантов.

Категория «экзистенциальной преданности образу действия» предполагает позицию, сойти с которой значило бы «отказаться от себя" — таким образом, мы переходим здесь от понятия групповой принадлежности к понятию само-идентификации или самопонимания, к.

33S См. Billig М. Opt. cit.

33'- См. Бредникова О. Женская трудовая миграция: смена тендерных контрактов? // Тендерные отношения в современной России: исследования 1990;х годов. Самара: Издательство Самарского университета, 2003.

340 См. Волков В. В. Указ. соч. которому обращаются те же Р. Брубейкер и Ф. Купер, что опять же позволяет увязать эти столь различные, на первый взгляд, теоретические подходы. Предложенный Р. Брубейкером и Ф. Купером термин определяет то, что можно назвать «ситуативной субъективностью» (situated subjectivity): чувство того, кто ты есть, социальной принадлежности и, как производная от первых двух — готовность к определенного рода действию341. Используя более привычную для отечественной дискуссии терминологию, можно сказать, что мы наблюдаем здесь во взаимосвязанном действии когнитивный и поведенческий компоненты идентичности, в то время как аффективный компонент играет в этой ситуации второстепенную роль. Аффективный компонент вступает в силу в ситуациях другого родамы наблюдали его в связи с переживаемой мигрантами чувством групповой принадлежности в отношении совсем иного типа групп — не первичных групп межличностного взаимодействия, но противостоящих им «воображаемых сообществ».

Межличностное взаимодействие в повседневной жизни является тем критерием, который позволяет противопоставить «первичные группы» — «воображаемым сообществам», как группам, которые не предполагают личного контакта между своими членами. Тем не менее, для членов этой второй разновидности групп, общность с которыми переживают мигранты, характерна вера в то, что люди, никогда не вступавшие в личностное взаимодействие, являются членами такой группы и должны следовать ее ценностям, нормам, правилам. Важно и то, что для членов такого «братства», как его называет Б. Андерсон, характерна не просто солидарность, но высокая степень эмоциональной привязанности, вплоть до готовности по.

342 жертвовать жизнью .

Как показало наше исследование, применение теории «воображаемых сообществ» для изучения жизни мигрантов-«кавказцев» в современном российском городе позволяет, во-первых, говорить о двух аспектах, в связи с тем, кто и что воображаетво-вторых, выделить несколько типов воображаемых сообществ, в отношении которых мигранты субъективно переживают чувство групповой принадлежности.

Первый аспект касается уже упомянутого выше процесса категоризации и навязывания этничности: мигрантов насильно приписывают к некоторому воображаемому сообществу, именуемому «кавказцами» или «лицами кавказской национальности». Однако, о субъективно ощущаемой принадлежности к этому воображаемому сообществу со стороны мигрантов говорить можно лишь в очень узком контексте. Важно иметь в виду, что сообщество «лиц кавказской национальности» воображается не ими самими, а.

341 Брубейкер Р., Купер Ф. Указ. соч. С. 88.

342 Андерсон Б. Указ. соч. С. 32. представителями местного большинства. Как показало паше наблюдение, сами так называемые «кавказцы» говорят о себе в таких терминах скорее иронично — цитируя доминирующий дискурс, как бы, говоря о себе в третьем лице. Субъективно переживать общность с этой группой они, вероятно, могут, но в очень редких случаяхкак правило речь здесь идет именно об усвоении, интернализации доминирующего дискурса, когда мигранты начинают видеть себя глазами представителей принимающего общества и говорить о себе на их языке.

Второй аспект касается собственно субъективно ощущаемого мигрантами чувства общности с воображаемыми сообществами. Наше исследование показало, что в случае наших информантов следует говорить о приписывании себя как минимум к двум различным воображаемым сообществам: «гражданам бывшего СССР» и национально-этнической группе, ассоциируемой с нынешними национальными государствами. Многие мигранты-«кавказцы», ныне граждане независимых национальных государств, это бывшие советские граждане. Нашим мигрантам в момент исследования (1997;1999 г.) было между 45−55 годами, т. е. социализировались они в Советском Союзе. Они регулярно демонстрировали свою эмоциональную привязанность к воображаемому квазинациональному сообществу «советский парод». Отказ со стороны членов того же воображаемого сообщества «советских граждан» по-прежнему признать в них «своих», воспринимается ими с недоумением и обидой. Здесь кроется причина столь эмоциональной реакции «кавказцев» на существующую в Российском обществе кавказофобию — эту ситуацию они рассматривают как предательство принципов членства в воображаемом сообществе «советских граждан», которое ими воображается и переживается, и потому, следуя теореме У. Томаса, существует для них реально. Чувство общности с воображаемым сообществом «бывших граждан СССР», таким образом, необходимо им как основание для поиска солидарности с представителями принимающего общества. Фактически, будучи признанными в качестве членов этого воображаемого сообщества, они перестали бы быть мигрантами и автоматически оказались бы в «своей собственной» стране — «бывшем СССР».

Субъективно переживаемая групповая принадлежность к воображаемому сообществу советских граждан не мешает нашим информантам ощущать общность и с другим типом воображаемых сообществ — классическими современными нациями (азербайджанской, таджикской, армянской и т. д.). Здесь, вероятно, следует говорить о том, что субъективное ощущение и воспроизводство общности с воображаемым сообществами играет для мигрантов компенсаторную роль. Как мы писали выше, их положение в принимающем сообществе является маргинальным практически во всех отношениях. Такая ситуация не может не вызывать фрустрации, избежать которой они стремятся через приписывание себя к группам, которые обладают большим символическим капиталом, чем сами мигранты в качестве индивидов. Связываемая с этими группами культура и история становятся капиталом, который как бы поступает в распоряжение мигрантов благодаря тому, что те считают себя членами указанных воображаемых сообществ, и тем самым увеличивает их собственный символический капитал.

В своем исследовании мы показали, что:

1. Рассматриваемая в западных исследованиях этнической экономики мигрантов в качестве ключевой категория «этничности», может не играть принципиально важной роли в образе жизни, миграционных и экономических стратегиях мигрантов.

2. Непредвзятый анализ образа жизни мигрантов, предпринятый с позиций «понимающего» подхода в социологии, позволяет обнаружить иные факторы, оказывающие влияние на организацию мигрантами своей жизни, на построение ими новых социальных сетей. Среди этих факторов особенно важное значение имеют, прежде всего, факторы прагматического характера (легкость в общении и взаимодействии, возможность контроля контрагента по интеракции и др.), а также особенности миграцииэтничность же имеет второстепенное значение и актуализируется лишь в определенных контекстах.

3. Одним из таких контекстов, актуализирующих этническую идентичность мигрантов, являются ситуации «навязывания этничности». В роли субъекта в этом процессе выступают, как правило, различные представители местного большинства, а в качестве объекта — мигранты, в особенности, идентифицируемые местным большинством как «кавказцы». При этом этничность может быть совершенно не значима для самих трудовых мигрантов с точки зрения субъективной ориентации их собственных социальных действий.

4. Сами мигранты склонны придавать большее значение другим идентичностям. В частности, нами был обнаружен процесс, который может быть описан как трансформации иден-тичностей мигрантов, имеющая форму ослабления их связей с одним типом первичных групп (преимущественно, примордиальных или соседских, которые играли важную роль на этапе подготовки к миграции и на ранних этапах миграции, но которые «остались» в отправляющих сообществах), и включения в новые группы межличностного взаимодействия, возникающие в миграции, такие, как рыночные сообщества или его сегменты. Несмотря на то, что отношения внутри новых первичных групп характеризуются относительно невысоким уровнем эмоциональной привязанности, в них, тем не менее, имеет место солидарность. Поэтому мы сочли возможным говорить в данном случае об «экзистенциальной преданности» мигрантов «образу действия», характерному для их нового опыта (миграции) и связывающему их отношениям солидарности с другими мигрантами.

5. Мы также показали, что помимо принадлежности к первичным группам для мигрантов-кавказцев" из бывших республик СССР оказывается важна субъективно переживаемая групповая принадлежность к двум типам воображаемых сообществ: сообществу «советских граждан» и сообществу современных наций, ассоциируемых с их национальными государствами. По нашему мнению, ощущаемая мигрантами общность с этими воображаемыми сообществами важна для них постольку, поскольку может помочь справиться с фрустрацией, вызванной опытом миграции. Так, ассоциация себя с нацией позволяет мигрантам, находящимся в ситуации маргиналов в принимающем сообществе, почувствовать себя наследниками великой традиции, культуры, истории, которые связывают с «их» нацией и, тем, самым увеличить собственный индивидуальный символический капитал, перестать быть маргиналом. С другой стороны, надежда быть признанными россиянами в качестве членов другого воображаемого сообщества — «советских граждан» — означает для них надежду на то, что они перестанут быть в России мигрантами, «чужаками», «гостями», и внезапно, никуда не переезжая, вновь окажутся «в своей стране», т. е. «у себя дома», среди «своих». Учитывая травматичный опыт миграции вообще и в характерной для нынешней России ситуации ксенофобии, в особенности, такое стремление мигрантов-«кавказцев» кажется хорошо объяснимым.

Проведенный анализ демонстрирует, таким образом, что, с одной стороны, этничность валена для мигрантов постольку, поскольку они сами или те, кто обладает легитимной властью давать определения реальности, верят в то, что она объективно существует и имеет значение. С другой стороны, что в жизни мигрантов существуют социальные процессы, которые невозможно объяснить при помощи концепции этничности — они имеет принципиально иную социальную природу.

Наше исследование:

— позволяет внести вклад в развитие теории миграции и теории «этнической экономики»;

— описывает и поясняет многие важные процессы, которые характеризуют различные стороны жизни трудовых этнических мигрантов, и которые с трудом могут быть изучены иначе, чем с применением качественных методов;

— отталкиваясь от концептуального аппарата, связанного с категорией «идентичности» (а именно — этнической идентичности или «этничности»), иллюстрирует возможности применения в исследованиях миграции альтернативных категорий — более точных и не отягощенных излишними коннотациями, свойственными термину «идентичность», но позволяющих осуществлять анализ в рамках этой концепции;

— позволяет связать концепцию идентичности с другими социальными теориями (такими, как теории власти, дискурса и др.), с теориями миграции и национализма, расширяя тем самым возможности анализа многообразной социальной реальности и, конкретно, феномена «этнической экономической миграции»;

— наконец, проведенное исследование позволяет внести вклад в изменение доминирующего в общественной, политической и академической сферах дискурса о миграции и мигрантах, национализме, этничности — способствуя отказу от стигматизации этнических групп, ксенофобии и бытового расизма. С учетом значимости проблемы роста ксенофобии, с одной стороны, и значимости темы миграции для современного развития России, с другой, этот практический результат проведенного исследования, на наш взгляд, не уступает по значимости научным.