Литературный процесс второй половины XX века характеризуется, с одной стороны, интенсивностью осмысления художественной традиции, с другой, — глубиной поиска новых формальных средств, что в рамках «нового реализма» отображено в качестве слияния в идейно-художественном замысле произведения привычных для отечественного читателя «проклятых вопросов» бытия (смысла жизни, веры и безверия, бессмертия души и пр.) и динамичной формы их художественного воплощения: нарушение временных рамок повествования, смещение ментальных плоскостей бытия, диффузия духовно-оценочных норм и т. д. Стремление к новым стилевым решениям, усложнение идейной проблематики произведений для большинства писателей (Л. Бородин, В. Кру-пин, Ю. Бондарев, Вяч. Дегтев, В. Распутин, В. Белов, А. Проханов, В. Личутин и др.) неразрывно связано с постановкой вопросов духовно-нравственного порядка, которые зачастую служат ориентирами творческого поиска. Однако формально-содержательная неоднородность литературы второй половины XX столетия на рубеже ХХ-ХХ1 веков не только не сгладилась, но и приобрела особую остроту. О чем можно судить по материалам развернувшейся в 2001 году на страницах «Литературной газеты» творческой дискуссии, открытой статьей Аллы Латыниной «Сумерки литературы». В ней приняли участие видные критики, литературоведы: Л. Аннинский, Н. Скатов, В. Гусев, В. Бондаренко, К. Кокшенева, Вяч. Курицын, А Немзер, В. Ерофеев, Н. Иванова и др. Несмотря на различный оценочный резонанс, связанный с осмыслением явления постмодерна, критики сошлись во мнении на том, что свобода была тем козырем, который достался нашей словесности в конце 80-х. Непонятно, почему она все проиграла? И. Роднянская в статье «Гамбургский ежик в тумане» («Новый мир», № 3, 2001) главной из причин поражения («.это плохая хорошая литература, культурное производство, перешедшее на самообеспечение, без притока энергии извне») называет «утрату интереса к первичному „тексту“ жизни — к ее наглядной поверхности, и к глубинной ее мистике». В 1996 году академик Е. П. Челышев прогнозировал вступление в литературный процесс так называемой «другой прозы», давшей толчок для пересмотра концепции словесного творчества в целом. По мнению Е. П. Челышева, пришло время рассматривать развитие культуры как ее модернизацию, важнейшее звено которой «состоит в искоренении духовных устоев российской, русской культуры, в сведении ее будущих основ к голому прагматизму и индивидуализму, едва ли не к отрицанию самой потребности в идеалах, в духовных началах общества» (203, 15). Однако почти десятилетие спустя можно судить о том, что представители как радикально-либерального течения (В. Курицын, В. Ерофеев, Л. Анненский, Н. Иванова, А. Немзер), так и традиционно-консервативного (Н. Скатов, В. Бондаренко, К. Кокшене-ва, В. Гусев) настаивают на том, что «Слово никуда не денется, оно в Начале, оно было у Бога, оно — Бог. Падает изящная словесность». Как считает JI. Аннинский, в «нашем русском варианте это суровая проза, тяжелая проза, учительная» Выходом из создавшегося кризиса русской словесности Н. Н. Скатов видит в сакрализации художественного Слова, в возвращении ему высокого первозданного смысла (158, 5). Сегодня русская литература пережила тот период, когда, по словам О. Дарк, постмодернизм являлся «органической частью, а не альтернативной, отечественной литературы» (55, 188). Принципы постмодернистской эстетики в начале XXI века уже не возносятся в абсолют. Вышедшая в 2000 году работа Вяч. Курицына «Русский литературный постмодернизм», анализирующая ситуацию постмодерна, определяет художественную практику постмодерна как реакцию на тупиковую жизненную ситуацию, порождающую отказ культуры от антропоморфного носителя, появление мифа-симулякра. Что само по себе является преходящей творческой сутью, сегодня больше не вызывающую чрезмерных тревог. Но по-прежнему актуальным остается намерение писателей демократического толка преодолеть классическую традицию русской литературы с ее идеалами добра и сострадания. «Бесполезным опытом, — считает Николай Переделов, -выглядит сегодня вся наша классическая и социалистическая литература, концентрирующая в своем арсенале такие богоугодные, душеспасатель-ные и замечательные сами по себе, но откровенно непригодные к реальной сегодняшней жизни качества, как бескорытие, сочувствие к обездоленным, презрение к материальным благам, уважение к чужой жизни, гордость за свою Родину и готовность умереть за ее будущее, священное отношение к своей чести» (140, 207). По мнению критика, литература не в состоянии помочь народу сочинить национальную идею, чтобы сохранить свою культурно-историческую ментальность. Единственное, что еще может оправдать теряющее свой смысл творческое предназначение писателя, — это, по словам К Переяслова, попытка «исследовать в своих произведениях как общенациональные метаморфозы влияют на душу человека» (140, 121).
Творческое пространство, которое создает литературу, ведущим эстетическим принципом которой служит безыдеальность, маргинальный тип мировосприятия, стремление зла «самовыразиться» до конца — Ка-питолина Кокшенева называет либеральным. Если писатель-консерватор, как считает К. Кокшенева, верит в Бога, в личностность, в идею, в национальное будущее народа, то писатель-либерал верит в индивидуализм, «живет в своем кругу, имеющим выход в сторону не православного Востока, но атеистического и интеллектуально-изощренного Запада» (86, 8). К консерваторам, вобравшим в себя боль времени и полагавшим большей ценностью не свой кружок, но саму Россию, К. Кок-шенева причисляет В. Распутина, Л. Бородина, Е. Носова, А. Проханова, В. Личутина, А. Сегеня, В. Крупина, В. Дегтева, Ю. Самарина, А. Шоро-хова, Л, Сычеву, Д. Ермакова, чье творчество сущностно и направлено на «возделывание и хранение» жизни. Главным эстетическим ориентиром для данного типа творчества является, по мнению К. Кокшеневой, вера в то, что в жизни этой, по существу «вся добра зело» и зло является лишь нарушением, искажением жизни. Таким образом, несмотря на бытующее мнение о «деградации» «деревенской прозы», творчество В. Распутина, Е. Носова, В. Крупина, В. Личутина справедливо определено в качестве непреходящих норм творческой реальности сегодняшнего дня. По этому поводу нельзя не согласиться с Ю. И. Селезневым, в свое время определившим глубинный, сокровенный смысл понятия «деревенская проза», который трактовку этических и эстетических категорий соотносит с народным миросозерцанием: «В известном смысле вся историческая культура, от истоков формирования образного мироощущения и до современного сознания человека, от первых его представлений о добре и зле и до величайших его духовных, нравственных, философских прозрений и обобщений, — в основе своей есть «деревенская», «земледельческая» культура Земли."(155, 236−237).
Несмотря на кризис, переживаемый отечественной литературой в связи со сменой идейно-эстетических ориентиров социалистической культуры эстетическими пристрастиями культуры новой, демократической, сегодня есть смысл исследовать творчество писателей, чьи произведения по своим содержательно-формальным признакам раздвигают рамки метода соцреализма и ныне являют собой диалог двух противоборствующих лагерей — консервативного и либерально-демократического. В этой связи особый интерес представляет творчество Даниила Гранина и Евгения Носова, разноплановое не только по сю-жетно-тематическим заявкам, но и в плане самой природы художественного мнровидения писателей Каждое из них является знаковой величиной своего времени — серединывторой половины XX столетия, так как содержательно-формальной сущностью манифестирует идейно-эстетическую программу социалистического реализма. Представленное в плане сравнительно-сопоставительного анализа, творчество данных писателей позволит обозначить в едином потоке отечественной литературы 1950;1980;х годов существование двух разнородных тенденций: интеллекту ально-деловой в лице Даниила Гранина и «деревенской», представленной страницами творчества Евгения Носова.
Являющаяся ведущей в творчестве Даниила Гранина тема научного творчества, направленного на усовершенствование производственной стороны жизнедеятельности человека, по сути своей подводит читателя к проблеме прогресса, имеющей помимо социально-классовой подосновы глубокое по своей природе философско-нравсгвенное обоснование. Если судить научно-производственные деяния главных героев Д. Гранина — инженера Корсакова, секретаря райкома партии Жигарева, директора МТС Чернышова — с позиций эстетических ценностей соцреализма, то они обретут общественный статус прогрессивных. С высоты сегодняшнего исторического опыта, характеризуемого всеми признаками устойчивого духовного кризиса, уместным будет задать вопрос: почему данному научно-техническому прогрессу, направленному на созидание мощной государственной империи советских времен, отведены столь незначительные временные рамки? Не укоренены ли предпосылки переживаемого культурного упадка отечественной цивилизации рубежа ХХ-ХХ1 веков в философско-нравственной природе самого прогресса? Повести и рассказы Евгения Носова, посвященные социально-нравственной проблематике жизни села и выполненные в стиле исповедально-лирической прозы, не претендуют на глубокие философские обобщения, но по своему нравственно-эстетическому звучанию подводят читателя к осознанию того, что осуществление научного, социально-технического прогресса неизбежно сопряжено с утратой векового, привычного уклада жизни и заменой православной культурной ментальности на аксиологию атеистической ориентации, исключающую из собственной эстетической обусловленности глубокую метафизику бытия.
В конце 90-х годов XX столетия на волне переосмысления духовно-эстетических ценностей отечественной культуры философско-публицистический дискурс содержит в себе двоякое толкование понятия «прогресс». Первое связано с духовной традицией, и в трудах В. Трост-никова («Мысли о любви», «Бог в русской истории»), В. Кожинова («Судьба России: вчера, сегодня, завтра», «История Руси и русского Слова»), М. Лобанова («Н.Островский»), Ю. Лощица («А. Гончаров»), В. Есаулова («Соборность в русской литературе») и др. раскрывает себя как путь культурного развития, сопряженный с необходимостью революционного скачка, ниспровергающего устойчивые, вековые нравственно-эстетические приобретения отечественной культуры. В традиционной культурной парадигме «прогресс» — явление антиномичное духовным основам бытия. Второе — связано с признанием прогресса как того действа, которое призвано отражать и вбирать в себя изменчивость мира. Как, например, З. С. Османова («Прогресс в литературе: иллюзия или реальность?») считает, что прогресс в литературе имеет право на существование как момент «накопления традиций, их преодоления, как память о наследии, о прошлом», как процесс, «отражающий и вбирающий в себя изменчивость мира». На наш взгляд, подобное определение звучит очень общо и не указывает на тот конкретный путь, каким предполагается осуществление этой изменчивости: эволюционным или революционным путем.
Литература
20−30-х годов по-разному отразила изменчивость, исторически случившуюся в России в результате революции 1917;го года. М. Горький, А. Серафимович, А. Фадеев, Д. Фурманов, Ф. Гладков и др. в сюжетно-композиционных коллизиях своих произведений изображали революционные переусгроения как прогрессивные. Писатели-традиционалисты: И. Соколов-Микитов, А. Яковлев, И. Жданов, П. Романов, И. Касаткин «прогрессивные» начинания, связанные с отчуждением крестьянина от земли и созданием колхозов, отделение государства от Церкви, упразднение Соборов и пр.- осмысляли как национально-историческую трагедию. В конце 80-х годов такие современные мыслители, как И. Шафаревич, Н. Федь, В. Кожинов, Ю. Лощиц, Н. Скатов, Ю. Сохряков склонны к тому, чтобы культурно-исторический путь России XX столетия определить как регресс.
В этой связи актуальным представляется исследование творчества Д. Гранина и Е. Носова как ярких представителей литературы соцреализма сквозь призму определения путей эволюции нравственно-эстетических норм реалистического метода в условиях осуществления социального, научно-технического прогресса.
В настоящее время, когда происходит процесс возрождения национального самосознания россиян, важно сопрячь их жизнеустроительные усилия со смыслом исторического прогресса, творимого на протяжении всего XX столетия.
Новизна предлагаемого исследования заключается в определении нравственно-этической су щности жизнеустроительного пафоса, ототворчество Даниила Гранина и Евгения Носова, осмысленное сквозь призму эстетических категорий народности, историзма, прогресса, национального и общечеловеческого, в контексте художественной перспективы ХХ-ХХ1 веков обретает новое звучание.
Содержательно-смысловое поле, образуемое в результате творческого диалога интеллектуально-деловой и «деревенской» прозы второй половины XX века, раскрывается с помощью концептов «интеллигенция», «прогресс», «консерватизм», «общинность», «патриотизм».
Целью диссертационной работы является исследование философ-ско-нравственной подоплеки жизнеустроительного пафоса русского народа, отображенного в потоке интеллектуально-деловой и «деревенской» прозы второй половины XX столетия, представленной творчеством Даниила Гранина и Евгения Носова.
Для достижения обозначенной цели в работе решаются следующие задачи:
1) определение содержательных основ «семантического поля» положительного героя и духовно-нравственных устремлений эстетического идеала, запечатленных в литературно-творческих исканиях Даниила Гранина;
2) установление диалектики «прогрессивных» и «регрессивных» начал, проявленных в жизнеустроительном пафосе художественных повествований Д. Гранина, посвященных научно-производственной тематике;
3) прояснение духовно-нравственных истоков «общинного» сознания, проявленного в социально-нравственных коллизиях рассказов и повестей Евгения Носова;
4) обозначение основных идейно-эсгетических параметров диалога «национального» и «общечеловеческого», осуществляемого в рамках единого культурно-исторического поля, отображенного в произведениях Д. Гранина и Е. Носова.
Предмете м исследования служит процесс взаимовлияния ино-вационных и традиционалистских тенденций в освоении нравственно-эстетической сущности категории жизнеустроительного пафоса в развитии русской литературы второй половины XX столетия. При этом учитывается диалектика взаимоотношений соборных основ «общинного» сознания и интеллигентско-индивидуалистических форм самосознания русского народа, проявленная в эпоху созидания научно-технического прогресса.
Материалом для исследования служат этапные в концептуальном отношении произведения Д. Гранина «Второй вариант», «Победа инженера Корсакова», «Искатели», «Иду на грозу», «Зубр" — повести и рассказы Е. Носова: «Шумит луговая овсяница», «Красное вино победы», «За долами, за лесами», «В чистом поле, за проселком», «И уплывают пароходы, и остаются берега», «Объездчик», «Усвятские шлемоносцы» и др.
Методологической базой диссертационной работы являются историко-литературоведческие исследования: Е. Челышева, В Чал-маева, О. Павлова, В. Озерова, Ю. Селезнева, Ю. Кузьменко, В. Лакшинатеоретические труды: П. Палиевского, В. Кожинова, В. Гусева, В. Чередниченко.
Методы исследования: культурно-исторический, сравнительно-типологический.
Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что опознание феномена «советского сознания» на примере творчества Д. Гранина и Е. Носова позволяет определить нравственно-этическую сторону жизнеустроительного пафоса россиян эпохи социалистических преобразований и на этой основе вписать итоги их духовной эволюции в новую художественно-историческую перспективу рубежа XX—XXI вв.еков.
Практическая значимость диссертационной работы состоит в возможности использования материалов и результатов исследования при чтении курса «Истории русской литературы XX столетия», спецсеминаров по проблемам «деревенской» прозы, спецкурсов, посвященных проблемам реинтерпретации творчества писателей-новаторов и писателей-традиционалистов в художественной перспективе ведущих творческих поисков рубежа ХХ-ХХ1 веков. На защиту выносятся следующие положения:
1) Содержательная сторона «семантического поля», в рамках которого выстраивается характер нравственно-этических, философско-эстетических поисков положительных героев художественных повествований Даниила Гранина, определена сущностью социально-экономических преобразований, осуществляемых в социалистическом обществе в парадигме прогресса. Научно-технические достижения, возглавляемые интеллектуальной элитой социалистического общества, в конечном счете соответствовали приоритетам социальной защиты и проявляли собой тот способ ментальной ориентации, который нацелен на самоутверждение личности в земной жизни.
2) Гуманистический пафос научно-производственных преобразований, отображенный на страницах романов и повестей Д. Гранина «Второй вариант», «Победа инженера Корсакова», «Искатели», «Иду на грозу» характеризует «советскость» как набор аксиологических ориентиров («чувственная» система истины, материалистическая идеология), как феномен социально-культурной жизни, основанный на особой вере в счастливое коммунистическое будущее, подкрепляемой собственным мифологическим пантеоном.
3) Национально-исторические истоки «общинного сознания», носителями которого являются герои лирико-философских рассказов и повестей Евгения Носова, коренятся в духовной традиции отечественной культуры и направлены на раскрытие трансформированных в советское время соборных начал российского жизнеустроения (коллективизм, державность как особое качество правосознания, имплицитно присутствующие в обычаях и обрядах мифологемы православной культуры).
4) Отображенный в научно-производственных коллизиях романов и повестей Д. Гранина прогресс, направленный на усиление идеи некоей сверхличностной ценности, по отношению к которой индивидуумы уравниваются между собой и тем самым как бы нивелируются, проявляет себя как начало, разрушающее «общинные» основы национально-исторического самосознания, укорененного в крестьянском мироукладе героев Е. Носова. «Соборная» качественность национального самосознания народа в контексте высоких темпов культурно-исторических и социально-бытовых преобразований страны начинает выполнять функцию охранительную.
5) Основу идейно-смысловых параметров диалога национального и общечеловеческого начал, осуществляемого в контексте единого культурно-исторического пространства, отображенного в произведениях Д. Гранина и Е. Носова, составляет диалектика национально-исторических особенностей духовного характера россиян и векторных величин тех жизне-устроительных преобразований социалистической эпохи, которые имеют общечеловеческое звучание.
Апробация научных результатов исследования происходила в ходе выступлений на региональных научных конференциях, посвященных проблемам социально-исторического прогресса, а также в процессе чтения лекций по курсу «История русской литературы XX столетия».
По теме диссертационной работы опубликовано три статьи. Структура диссертационного исследования включает в себя введение, две главы, заключение, библиографический список, содержащий 220 источников.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Актуализация проблемы реинтерпретации творчества писателей-новаторов в лице Даниила Гранина и писателей-традиционалистов в лице Евгения Носова, исследованной сквозь призму жизнеустроительного пафоса в развитии русской литературы второй половины XX столетия, позволила установить диалектику взаимовлияний соборных основ «общинного» и интеллигентско-индивидуалистических форм самосознания русского народа, проявленную в эпоху созидания научно-технического прогресса.
Анализ идейно-художественного замысла произведений Д. Гранина, посвященных теме научных открытий, эволюции прогресса: «Второй вариант», «Победа инженера Корсакова», «Искатели», «Эта странная жизнь», «Выбор цели», «Иду на грозу», «Зубр», — подводит к мысли о том, что творчество Д. Гранина 50−70-х годов XX столетия не является чистом образчиком «советскости» как набора особых духовно-нравственных качеств, эстетически ориентированных на аксиологию позитивистско-материалистического толка. В своей мировоззренческой эволюции писатель Гранин проделал путь от исповедания коллективистских форм общественной жизни при социализме до момента их переоценки и принятия эстетики индивидуалистических форм самовыражения, востребованных демократическими переменами в общественно-политической и культурно-исторической жизни России конца XX столетия.
Началом своей творческой биографии Д. Гранин считает «Второй вариант» (1949). Фабула рассказа проста и направлена на то, чтобы событийно очертить ситуацию нравственного выбора главного героя — Александра Савицкого: отказаться от защиты или, защитившись, получить самостоятельную работу, что заставляет Александра искать вариант решения не только научной, но и этической проблемы. На формирование эстетических принципов раннего творчества Д. Гранина повлиял пристальный интерес молодого автора к вопросам нравственности, научной этики, во многом предопределивший направление и содержательный диапазон большинства дальнейших исканий художника.
В 1950 году выходит в свет повесть Д. Гранина «Победа инженера Корсакова» (первоначальное название «Спор через океан»). Заявленная тема научного творчества решается в тех же сюжетно-композиционных комбинациях, сходных с сюжетными коллизиями рассказа «Второй вариант»: инженер Корсаков поставлен перед выбором — завершить работу над собственным проектом нового прибора или воспользоваться готовым регулятором скорости американца Хаккера Национально-патриотический пафос обозначен с помощью концепта «свой-чужой», который в данном идейно-тематическом контексте оттеняет излишнюю романтизацию сюжетно-композиционных коллизий ранних повествований Гранина.
Если во «Втором варианте» и в «Победе инженера Корсакова» решение научных проблем было важно не само по себе, но подспудно как путь, раскрывающий процесс духовного возмужания героя, то в романе «Искатели» (1954) данная нравственно-этическая проблематика становится главной. Гранин все больше обращает внимание на проявление духовных черт характера В эволюции творческих взглядов самого Гранина данный роман играет роль этапного, так как в нем впервые отчетливо проявляется динамика взаимоотношений личности и коллектива. Если главный герой «Варианта второго» вступил в конфликт с самим собой и отстаивал верность собственным идеалам, а в «Победе инженера Корсакова» изобретателю регулятора противостоят уже вполне реальные оппоненты — Арсентьев и Агарков, то в «Искателях» образная система в содержательно-смысловом отношении не просто иная. Она дает возможность рассматривать, казалось бы, схожую социально-производственную коллизию в значительно большем количестве нравственно-психологических измерений. Особенности гуманизма повествования — отображение духовно-нравственных качеств героя, способного подчинить собственные интересы интересам коллектива единомышленников, — раскрываются в романе на примере сопоставления судеб бывших двух одноклассников Андрея Лобанова и Виктора Потапенко. Конфликтная ситуация повествования разворачивается в рамках спора «теоретика» и «практика», у каждого из которых было свое дело: у Лобанова — сделать прибор, у Потапенко — сделать карьеру. Но при этом разлад бывших одноклассников усугубляется в романе разладом каждого из них с коллективом. Не стал для коллектива «своим» начальник отдела Виктор Потапенко, чей облик воплощает тип демагога-бюрократа Настороженно встречает коллектив и Лобанова по причине индивидуалистических настроений новичка: призывая к сотрудничеству, тот преследует свой собственный интерес: «Я пришел к вам делать свой прибор. «Изменения в духовном облике героя обусловлены его стремлением разрешить внутренние противоречия. С одной стороны, Лобанов в своем научном поиске движим чувством долга перед другом, погибшим на войне — лейтенантом Глебом Агарковым, который умер, держа в руках зачищенные куски провода С другой, разработку локатора Лобанов считает лишь собственным делом. Таким образом, роман «Искатели» Д. Гранина своим общественным звучанием примечателен для общего контекста развития русской литературы 50−60-х годов тем, что нарушал эстетические установки господствующей в то время теории «бесконфликтности». Он вобрал в себя широкий круг проблем, на многие годы определивших движение художественной мысли писателя в сторону углубленного интереса к личностной стороне ученого, нравственной природе таланта, сопоставлению духовной культуры и научно-технической сути прогресса.
Вышедший в свет в 1962 году роман Гранина «Иду на грозу» с точки зрения художественного замысла — продолжил череду творческих поисков писателя, связанных с осмыслением нравственных проблем научной деятельности героев-искателей. С другой, явил собой новое качество идейно-эстетических воззрений писателя, которое связано с его восприятием фило-софско-нравственной природы прогресса, направленного на покорение природы. Авторский голос проявляется в самой расстановке образной системы романа, структурные рамки которой определяются оппозицией двух характеров: Олега Тулина — инициативного, предприимчивого ученого, одержимого идеей укротить грозу, и Сергея Крылова — натуры романтичной, добросердечной. Если характер Олега Тулина уже в первой части романа дан такими точными и яркими мазками, что дальнейшее его движение состоит не столько в развитии, сколько в развертывании изначально заложенных в его характере черт, то личностные качества Сергея Крылова претерпевают в романе эволюцию: от поступков наивного, неопытного студента, отчисленного за непосещение лекций доцента-оптика, до проявления утверждающих собственную нравственную позицию характеристик. Самим строем сюжет-но-композиционной канвы роман Гранина «Иду на грозу» обнажает ту грань философско-нравственного и социально-психологического конфликта, которая в предыдущих повестях и рассказах, включая и роман «Искатели», находится лишь в подтексте, будучи до конца не осознанной самим автором. Если в «Варианте втором», «Победе инженера Корсакова», «Искателях» -конфликт повествования локализуется в рамках нравственных проблем отдельной личности, то в новом романе уже речь идет о назревшем конфликте индивида и государственной системы, которая позволяет и даже способствует продвижению по карьере таких беспринципных в нравственном отношении людей, какими являются Виктор Потапенко, Олег Тулин, которые не являются случайными людьми, встретившимися на пути Андрея Лобанова или неопытного ученого Сергея Крылова, а именно номенклатурными, удобными «системе», для которых цель оправдывает средства. Идейносмысловая оппозиция «человек — природа», в которую они вовлечены всем смыслом своих научных поисков, обязывает человека победить и стать хозяином, царем природы. Присутствие в поэтике художественного повествования мифологемы социалистической культуры «царь природы» эксплицирует тенденциозное звучание романа как прогрессивное.
Конец 60−70-е годы обозначены в творческой эволюции Даниила Гранина появлением новых либерально-демократических черт его эстетического видения, которое связано с усугублением конфликта личности и государственной системы. Семидесятые годы XX столетия явились для писателя Гранина временем переосмысления переживаемой исторической действительности, господствующей тенденцией которой является мещанство. По Гранину, силой, способной противостоять мещанству, является интеллигенция. Размышления о подлинной природе интеллигенции вольно-невольно подводят писателя к пониманию исторического и культурного бытия России как опыта свободы. Отображая судьбу русской интеллигенции в ранних повестях и романах — «Искатели», «Иду на грозу», «Эта странная жизнь» — Д. Гранин делает акцент на интернациональной, общечеловеческой значимости научно-технических достижений, которыми одержимы его герои, не касаясь при этом проблемы национально-исторической, религиозно-нравственной самоидентификации личности. При этом слово «русский» часто заменялось словом «советский».
Творческим приуготовлением к созданию романа «Зубр» являются повести Д. Гранина «Эта странная жизнь» и «Выбор цели». Помимо проблемы нравственной ответственности личности за осуществляемый научный поиск в них отображается насущная для эпохи 70-х годов проблема соотношения времени и пространства В связи с общим контекстом господствующего в то время философско-эстетического дискурса обозначенная в повести «Эта странная жизнь» проблема необратимости времени является онтологической, определяющей сущностную сторону бытия.
Кульминационной с точки зрения мировоззренческой эволюции писателя явилась повесть Гранина 80-х годов «Зубр», в которой отобразились грани художественного таланта писателя, вобравшего две эпохи — эпоху социалистического строительства и эпоху ее либерально-демократических переустройств с присущими каждой эпохе особым образом мировосприятия: коллективистским и индивидуалистическим. С точки зрения жанрово-стилистических особенностей повесть «Зубр» стоит на грани документалистики и художественной литературы. Образная система повести трехуровне-ва по структуре: на первом плане — образ Зубра во всем его диковинном величии, сочетающий изысканность с грубостью, бытовую неприхотливость с аристократизмом. На втором плане — герои, рассказывающие автору о Зубре: математик Ляпунов, сподвижники Зубра — очевидцы живых свидетельств нелегкой судьбы ученого Тимофеева-Ресовского. Третий уровень составляет образ автора который с помощью размышлений собирает мозаичную картину рассказов о Зубре в единое смысловое полотно. Трехчастная структура образной системы предопределена сочетанием документалистики и прямой авторской исповеди. Публицистические выводы сделаны в повести как бы в присутствии читателя, оттого обладают особой силой достоверности.
Нацеленность автора на изображение исключительных черт характера главного героя, главной из которых является сила: сила духа, физическая сила, сила научного таланта, сильная жажда жизни — подчеркивает его превосходство над окружающими. Проистекающее из самого происхождения Зубра, которому был характерен «не возраст, не престарелость, но древность», -данное генетическое превосходство предопределило особые, конфликтные отношения героя с историческим временем. Конфликт героя со временем обозначен в повести по нескольким параметрам: в связи с актуальностью исторической памяти, носителем которой был Зубр («Человек, так хорошо знающий своих предков, встретился мне впервые») — индифферентным отношением Колюшки — юного студента — к политике (событиям гражданской войны): «у Колюшки убеждения были не политические, скорее патриотические». Постепенно родиной для Зубра становилась наука («Рано или поздно приходит понимание: единственная цель — служение науке»).
По мере становления личностного начала героя, проявленного на поприще высокой науки, конфликт со временем усугубляется аскетическим образом жизни, чертами которого были: «безбытность», равнодушие к моде, изоляция от внешних трагических событий, связанных с войной Германии с Россией. Несмотря на свою исключительность, образ Зубра тем не менее являет собой тип времени, за которым угадывается духовная надломленность поколения, воспитанного в рамках гностического интереса к окружающему миру. Зубр никогда не нарушал табу: кардинальный вопрос онтологии бытия — вопрос о происхождении жизни на земле — для него был закрыт. Потому и снят вопрос о нравственной подоплеке его научных опытов, связанных с проблемами генной мутации и возможностями влияния на ее процессы с помощью радиоактивного излучения. Целесообразностью жизненных поступков объясняет Гранин нравственный выбор Зубра остаться во время войны в Германии. И. Ильин подобный выбор называет «путем интеллектуализации совестного акта». Зубр «рассудочные соображения своего земного ума и земного быта принял за показания самой совести». Таким образом, эволюция творческого сознания Гранина от момента манифестации в поэтике художественных повествований коллективистских форм сознания — в сторону признания его индивидуалистических разновидностей связана с обозначенным конфликтом личности и государственной системы. Изучение особенностей творческого метода Д. Гранина, выходящих за рамки метода соцреализма, позволит определить идейно-эстетические параметры дальнейидейно-эстетические параметры дальнейшего исследования современного творчества писателя.
Своеобразие идейно-эстетических замыслов художественных повествований Е. Носова рассматриваются в работе сквозь призму методологического подхода, учитывающего помимо «чувственной» — «духовную» систему истины. В ряду «деревенской» прозы творчество Е. Носова занимает особое место: если судьбы героев В. Белова («Кануны», «Привычное дело»), Распутина («Прощание с Матерой», «Пожар»), В. Астафьева («Печальный детектив») показаны в апокалиптический момент крушения привычного общинного ми-роуклада, утраты исторической памяти, обострения конфликта «отцов» и «детей», то есть, конкретно-историческая подоснова их характеров опережает имплицитно присутствующую в поэтике художественных повествований подоснову онтологическую, то характеры действующих лиц повестей и рассказов ¦ Е. Носова раскрываются в плоскости каждодневных будничных коллизий, которые своими подспудными токами соприкасаются с Вечностью. Важным моментом приобщения человека к миру, формирования в нем общинного сознания начинается, по меткому наблюдению Носова, с пробуждения чувства красоты. Детские порывы Саньки в рассказе «Где просыпается солнце», как и порыв Евсейки из рассказа «Радуга» догнать радугу, свидетельствуют о факте обретения личностью «первичной духовной реальности» (реальности «глубинного самобытия человека»), В момент переживания эстетического опыта мы перестаем себя чувствовать одинокими — мы вступаем во внешней реальности в общение с чем-то родным нам. Не случайно ведущими концептами, организующими повествовательное пространство названных рассказов, являются концепты «солнце» и «радуга», семантическое поле которых символизирует собой атрибутику Неба.
Повествовательное пространство, на котором разворачиваются события повестей и рассказов Носова, зачастую формируется путем крестного пересечения исторической горизонтали, выраженной сюжетными коллизиями и символикой земных образов, и духовной вертикали, обозначенной образами, символизирующими Небо. Данное пересечение особенно очевидно в пейзажных зарисовках, колорит которых определяется особой внутренней динамикой. Данное взаимодействие «верха» и «низа» отображается в поэтике повествований Носова с помощью образов, символизирующих Небо (радуга, солнце, тучи) и Землю (дом, дорога, поле).
Особенности идейно-эстетического формирования Носова в 60-е годы определяются склонностью писателя к живописной манере восприятия мира. Образ красных маков («Живое пламя»), «красное вино победы» — становятся знаковыми образами в художественном арсенале писателя. Их происхождение сопряжено с особой манерой письма Е. Носова: синтезом психологии и «скульптурности», мысли и яркого жеста (В. Чалмаев). Данная особенность, позволяющая сочетать тонкий психологизм и колорит внешнего облика героя, проявлен в портретных характеристиках героев таких рассказов, как «Шуба», «Белый гусь», «Пятый день осенней выставки», «Во субботу, день ненастный» и др.
Особенностью сюжетно-композиционного строя многих рассказов является отсутствие конфликта, действие в них как правило держится на драматическом противостоянии характеров. В отличие от писателей-«деревенщиков» (Распутин, Абрамов, Астафьев, Шукшин, Солоухин), в чьем творчестве делается идейно-содержательный акцент на конфликтной стороне взаимоотношений города и деревни, Е. Носов решает проблему освоения героями жизненного пространства, независимо от того, город это или деревня. Эстетическим кредо писателя является не изображение конфликта, но исследование его первопричин, которые зачастую корнями уходят в трагедию внутреннего разлада личности. Повесть Носова «И уплывают пароходы, и остаются берега» по своему идейно-композиционному строю усугубляет проблему освоения жизненного пространства ситуацией конфликта между уходящим в прошлое пластом колоритной крестьянской жизни и образом цивилизации, использующей Кижи для досугового отдыха туристов. Своей идейно-художественной направленностью данная повесть открывает собой ряд повестей и романов-антиутопий: «Прощание с Матерой», «Пожар», «Печальный детектив», «Буранный полустанок», «Плаха». Но в отличие от названных произведений, трагедия исчезновения привычного мироуклада русского крестьянина рассматривается в повести Носова не только с позиций общественно-политических, социально-бытовых изменений в жизни страны, но и с точки зрения мировоззренческих трансформаций, которые произошли в сознании народа по причине утраты общинных, коллективистских основ жизни. Образ Кижей, как и образ Матеры, становится мифологемой, олицетворяющую глубокий исторический пласт духовной культуры русского народа.
Вершиной творческих прозрений Носова, благодаря которым писатель воссоздал тип народного характера, народный образ мировосприятия, является созданная в 1977 году повесть «Усвятские шлемоносцы». Посвященная теме войны, повесть лишены батальных сцен, деталей фронтового быта. Тем не менее образ войны показан в повести сквозь призму эволюции духовного характера главного героя — Касьяна и традиционно представлен лексемой «пожар». В сознании главного героя война ассоциируется с прерванным временем, событием, расчленившим жизненное пространство на довоенное, и то, в котором он проживает после объявления войны. Расщепленным оказалось сознание Касьяна, из-за чего герой изымал себя из пространства малой родины: ему казалось несправедливым то, что все (включая его семью) уже продолжали жить без него. Моментом преодоления духовного раскола служит в повести сцена разговора усвятских мужиков с Селиваном, раскрывающим каждому из них с помощью «священной книги» нравственную подоплеку их имен («Касьян несет в себе благословение божие к подвигам бранным.».
Главными, сюжетообразующими концептами повествования служат в повести концепты «земли», «дома», «неба», «хлеба». Таким образом, идейный замысел художественных повествований Е. Носова, воссоздающих народный тип мировосприятия, имплицитно включающий в себя глубокий пласт традиционной духовной культуры, еще надолго сохранит свою актуальность, так как содержит в себе ответы на многие вопросы современности, связанные, в частности, с проблемой глобализации, культурно-исторической, национальной, религиозной самоидентификации личностного самосознания. Что может явиться аспектами изучения творчества писателя на современном этапе.
