Вопросы и задания

• 1. Найдите общие подходы к анализу литературного произведения в работах С. Венгерова и А. Евлахова.
• 2. Как вы могли бы сформулировать философско-эстетическое значение работы С. Венгерова?
• 3. Какие взаимосвязи между литературой и другими видами искусств, выделенные А. Евлаховым, вы считает актуальными для методики преподавания литературы?
• 4. Кого из современных методистов можно назвать последователями С. Венгерова и А. Евлахова?

Сведения о методисте

Александр Михайлович Евлахов (1880—1966) — полузабытое имя. Автор стихотворного сборника, оперного либретто «Княжна Мери», десятков рассказов, литературный критик, педагог, эстетик, врач-психиатр. Мыслитель такого масштаба, профессор столь широкой образованности мог появиться в России века XX лишь в эпоху Серебряного века. Прежде всего, Евлахов был великим поборником чистого искусства. Более того — чистого, если можно так выразиться, литературоведения. Для него сама методология исследования становится ненаучной, если обращается к этическому толкованию литературного произведения:

«История поэзии и искусства знает немного произведений, которые были бы совершенно свободны от упреков со стороны морали. Напротив, как в древности, так и в новейшее время, художников и поэтов не раз обвиняли в безнравственности и вредном влиянии на общество. Указать на все художественные произведения, в свое время подвергшиеся преследованию либо упрекам в безнравственности, — невозможно. Это значило бы составить длиннейший мартиролог художников и писателей».

Крупнейшая работа Евлахова, посвященная философии художественного творчества, — «Введение в философию художественного творчества. Опыт историко-литературной методологии» (В 3 т. Т. 1—2. Варшава, 1910—1912; Т. 3. Ростов н/Д, 1917), переполнена цитатами из работ на разных языках. Рецензенты упрекали его в этой перенасыщенности цитатами, говорили о том, что его собственные идеи при этом уходят в тень, заслоняются цитатами. Однако мысли самого Евлахова выделялись в его трудах не только четко, но и весьма образно. Соответственно, эта самая масштабная работа А. Евлахова делилась на две части: «Методы научные» (филологический, сравнительный, исторический, эстопсихологический, биографический) и «Методы ненаучные» (этический и публицистический). Он решительно выступал против историко-культурного метода изучения литературы, не признавал социологизаторства в науке о литературе. В старой «Литературной энциклопедии» Н. Пиксанов ехидно закончил статью о нем: «За последнее время Евлахов от прежних эстетических и психологических установок перешел к биологическому осознанию литературы, для чего, будучи уже профессором литературоведения, учился на медицинском факультете… Характерен и этот поворот: если не эстетика и психология, то биология — лишь бы не социология» (Литературная энциклопедия. Т. 4. М.: Изд-во Коммунистической академии, 1930. Ст. 13). Впрочем, следует отдать должное Н. Пиксанову, впервые после революции отметившему: «На фоне эпигонов культурно-исторического метода и беспринципных собирателей сырых материалов Евлахов выделяется смелой попыткой оторваться от изжитой традиции и поставить вопросы литературной методологии наново. Он протестовал против „культа фактов“. Во „Введении“ им ставился вопрос об общей научной методологии и о том, наука ли история литературы» (Там же. Ст. 12).

Евлахов был не только литературоведом. Он преподавал в знаменитой гимназии К. И. Мая, был приват-доцентом Петербургского университета, Киевского университета святого Владимира, профессором Варшавского университета, успел побывать ректором Ростовского университета. Его работы о музыке до сих пор являются ключевыми для понимания, скажем, Моцарта и Шопена. Однако наиболее ценным вкладом Евлахова в методологию гуманитарных исследований стало обращение к психологическим основам искусства. Он утверждал: «С биологической точки зрения художественную деятельность можно рассматривать лишь как результат более сложного и тонкого приспособления организма к внешней среде посредством нервной системы». Личность художника, ее психологические особенности, различного рода отклонения—пусть даже незаметные и реконструируемые лишь в ходе психоаналитического сеанса — все это имело для Евлахова весьма и весьма большое значение.

Оригинальность евлаховских работ, опережавшая его слава выдающегося исследователя снискали ему безукоризненную репутацию среди коллег. Так, он получил предложение занять профессорское место и возглавить одновременно кафедры западной литературы и истории искусства в новом Азербайджанском государственном университете в Баку. К тому времени Евлахов к полученным в 1907 г. в Петербурге и в 1915 г. в Варшаве магистерским дипломам успел добавить диплом медицинского факультета Бакинского университета. А еще в 1902 г. Евлахов окончил Петербургский археологический институт. Избранному члену Леонардовского института в Милане (1909) было необходимо следовать по стопам Леонардо, захватывая все новые и новые области человеческого знания…

Работая в Баку, А. Евлахов выступал на самых разных конференциях, которых в динамично развивавшемся национальном университете проводилось с избытком. Одно из таких выступлений — произведший фурор в гуманитарном мире доклад «Психология творчества как биологическая проблема» на съезде психоневрологов в соединенном заседании секций рефлексологии и психологии 6 января 1924 г. Автореферат этого доклада был опубликован в «Журнале теоретической и практической медицины медицинского факультета Азербайджанского государственного университета» (1925. Т. I. Кн. 3—4. С. 313—317).

В 1934 г. Евлахов вернулся в Ленинград и начал преподавать итальянский язык в Ленинградской консерватории. Итальянский он знал превосходно — шесть лет пропутешествовал по Италии (1907—1913), изучая живопись великих художников. Но все же новое увлечение — психиатрия — взяло верх, и в 1944 г. Евлахов даже становится профессором судебной психиатрии.

В Баку были написаны замечательные работы Евлахова («Эрнест Ренан», 1925; «Артур Шницлер», 1926 и др.), увы, малоизвестные — хотя бы потому, что не было никакой возможности распространить их далее определенного круга читателей определенного таки региона. Кстати, так получилось и с книгой некоторое время работавшего ректором Азербайджанского университета Вяч. Иванова «Дионис и прадионисийство» (Баку, 1923), ставшей легендарной, однако переизданной лишь в 90-е гг. До той поры, расхватанная в цитатах, она была малодоступна исследователям и читателям. Увы, Евлахова не переиздавали даже во время перестройки. Единственное исключение — его брошюра «Конституциональные особенности психики Л. Н. Толстого» (первое издание с предисловием А. В. Луначарского — 1930). Наша публикация — одна из первых попыток вернуть его работы в широкий методический оборот. Читатели могут обратить внимание на главные особенности научного творчества Евлахова: рассмотрение литературных произведений в теснейшей связи с другими видами искусства.