Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Культура аборигенного населения бассейна реки Надым: конца XVI — первой трети XVIII вв.: по материалам раскопок Надымского городка

ДиссертацияПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Отличительными чертами раннеколониальной стадии развития туземного общества на данной территории можно назвать, во-первых, наличие в материальной культуре значительной части заимствованных элементов русской традиционной культуры разных стадий и видов адаптации (использование предметов в неизменном виде и переосмысление и переработка). Во-вторых — это улучшение общественного и индивидуального… Читать ещё >

Культура аборигенного населения бассейна реки Надым: конца XVI — первой трети XVIII вв.: по материалам раскопок Надымского городка (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Содержание

  • Введете
  • Глава 1. Источники и историография
    • 1. 1. Письменные источники
    • 1. 2. Картографические материалы
    • 1. 3. История археологического изучения проблемы
    • 1. 4. Данные этнографии и антропологии
    • 1. 5. Результаты палеоэкологических исследований
  • Глава 2. Планировочная структура и архитектура Надымского городка
    • 2. 1. Общая структура и внутритерриториальные связи
    • 2. 2. Архитектурно-пространственная организация оборонительно-жилого комплекса
    • 2. 3. Многофункциональные площадки (торгово-гостевые, хозяйственно-бытовые, ритуальные)
  • Глава 3. Вещевой комплекс Надымского городка как отражение уровня развития культуры аборигенного населения Субаркгаки
    • 3. 1. Детали костюма: одежда, обувь, украшения
    • 3. 2. Предметы охоты и рыболовства
    • 3. 3. Боевое оружие
    • 3. 4. Многофункциональные предметы быта и домашнего обихода
    • 3. 5. Средства передвижения
    • 3. 6. Игрушки и игры
    • 3. 7. Культовые предметы и ритуалы
  • Глава 4. Вопросы социально-экономической реконструкции и этнической интерпретации
  • Заключение. 263 Источники и
  • литература
    • 1. Неопубликованные источники. 275 # 1.1. Письменные источники
      • 1. 2. Археологические источники (отчеты о НИР)
    • 2. Опубликованные источники
    • 3. Исследования
  • Список сокращений 297 Словарь специальных терминов 299 Списки
  • приложений 304 Том

До недавнего времени приоритетной задачей археологии Северо-Западной Сибири было «воссоздание истории народностей, населяющих Приобье, и в частности, этногенеза обских угров» [Чернецов, 1953. С. 9]. Практически все исследователи региона после В. Н. Чернецова ставили перед собой эту задачу и в настоящее время пытаются ее решить. Следует заметить, что территориально исследовательский акцент уже смещен на Среднее Приобье, что прежде всего связано с активным освоением нефтяных месторождений Ханты-Мансийского автономного округа — Югры. Правда, в последние годы интенсивное освоение северной газовой провинции в Нижнем Приобье и на южном побережье Карского моря — в Ямало-Ненецком автономном округе (на Ямале) активизировало исследовательский интерес к истории коренных народов субарктической зоны Крайнего Севера Западной Сибири. Появившаяся возможность работы в этом обширном регионе определила первостепенную задачу для археологов и этнографовэто решение проблемы происхождения (этногенеза) всех ныне живущих коренных народов Севера Западной Сибири, а затем изучение формирования их хозяйства и традиционной культуры [Федорова Н.В., 2005. С. 48].

Тему генезиса туземных народов региона в своих работах затрагивали и продолжают разрабатывать многие ученые [Чернецов, 1935; 1953; Головнев, 1998, 2004; Федорова Е. Г., 1999; Федорова Н. В., 2000]. Однако такие исследования основаны преимущественно на сопоставлении письменных данных, устных сведений и фольклора с археологическими источниками, а выводы в большей степени носят гипотетический характер. В настоящее время пока еще никто из ученых достоверно не связал ни один из современных коренных народов с какой-либо древней культурой. Более того, к примеру, по мнению A.B. Головнева, ненцы — «самый крупный из коренных народов Российской Арктики остался без археологии» [Головнев, 2004. С. 32]. Такой вывод будет справедлив и для других народов, проживающих в регионе. На сегодня проблема сопоставления современных культур аборигенных жителей Севера с археологическими культурами древнего населения этой территории пока еще не относится к категории окончательно решенных.

Дело в том, что основная масса исследованных археологических объектов в Северо-Западной Сибири относится к периоду до Х1У-ХУ веков, а история и материальная культура аборигенных народов региона достаточно хорошо изучена лишь для периода Х1Х-ХХ веков. Таким образом, значительный промежуток времени — с XVI по XVIII век — остался в археологическом отношении малоизученным, а ведь именно в этот период происходят события, не только радикально изменившие историю региона, но и повлиявшие на развитие культуры всех ныне живущих здесь коренных народов.

Следует заметить, что изучение истории развития туземных народов, населявших и населяющих ныне Север, путем сравнительного анализа материальной культуры возможно в первую очередь при наличии комплекса предметов из органических материалов: дерева, кости, бересты, кожи — основных источников сырья, используемых в традиционной культуре с древнейших времен. В этой связи представляется более правильным определить этногенез как цель, а не как первостепенную задачу, а основную задачу все же сформулировать как комплексное изучение материальной культуры древнего аборигенного населения субарктического региона. Этногенез в какой-то степени подразумевает определение этнического самосознания, чего не может сделать археология, оперирующая предметами. Но вот отражение менталитета людей в их вещевом мире, выявление на основе анализа предметов стереотипа поведения, уровня социального и экономического развития — видится вполне реальным.

Такая очередность задачи и подход к ее решению вытекают из опыта исследований в XX в. многочисленных археологических памятников на территории Западной Сибири. Дело в том, что подавляющее большинство поселенческих, погребальных и ритуальных объектов изучалось и изучается в Среднем Приобье — регионе, где степень сохранности вещей крайне низкая. В результате этого в распоряжение исследователей попадает лишь незначительная часть некогда бытовавших предметов материальной культуры. По этой причине изучение древних обществ Северо-Западной Сибири, как правило, сводится к изучению керамического производства. В результате таких работ ученые имеют далеко не полный комплекс данных. Их явно недостаточно для объективного сравнительного анализа с современными аборигенными культурами и аргументированных выводов о развитии материальной культуры и этногенезе этих народов.

Долговременных стационарных исследований поселений ХУ1-ХУШ веков, оставленных аборигенным населением субарктической зоны Северной Евразии, на территории России не проводилось. Результаты эпизодических работ [Чернецов, 1935; Лашук, 1968; Семенова, 2005.] не укладываются в единую систему и не позволяют получить целостного и сколько-нибудь аргументированного представления о культуре коренных жителей региона в этот период.

Лишь недавно, с раскопок Надымского городка непосредственно под руководством автора [.Кардаш, 1999, 2000, 2001, 2002, 2003, 2004, 2005, 2006] начаты обследования памятников с замороженным культурным слоем, содержащим практически весь вещевой набор, в результате чего появляется возможность составить наиболее полное и объективное представление о культуре народов, населявших эту местность в прошлом. Важность данных изысканий заключается в получении комплекса археологических данных, позволяющих всесторонне решать проблемы исторического развития населения как локальной территориибассейна реки Надым, так и обширного региона — Северо-Западной Сибири.

Все вышесказанное определяет актуальность темы настоящего исследования в научно-теоретическом плане. Важность изучения новых страниц в истории аборигенного населения субарктической зоны Северо-Западной Сибири периода русской колонизации в конце XVI — XVIII вв. становится очевидной. В этой связи изучаемый период выпал из поля зрения археологов. С практической стороны актуальность работы связана с необходимостью введения в научный оборот новых материалов и, прежде всего, археологических данных, полученных в результате комплексного исследования Надымского городка, проведенного под руководством автора с 1998 по 2005 гг. Эти источники позволят раскрыть новые страницы истории аборигенного населения края в период с конца XVI по первую треть XVIII веков. Сейчас надымская коллекция является самой крупной ф базовой основой археологических источников, отражающих культуру аборигенного населения Севера этого периода. Появившиеся материалы не просто увеличат круг данных, но и помогут также разрешить ряд научных противоречий, существующих в этом вопросе в учебной и научно-популярной литературе по краеведению [История Ханты-Мансийского автономного округа,., 1999; Очерки истории Югры, 2000].

Цель данного исследования — всесторонне охарактеризовать материальную культуру и максимально полно воссоздать историческое прошлое народов, населявших бассейн реки Надым в конце XVI — первой трети XVIII веков, на основе данных, полученных в результате комплексного изучения Надымского городка, которое, помимо археологических исследований, включало дендрохронологические, археозоологические, антропологические, карпологические, историко-архитектурные, историко-архивные и этнографи-• ческие компоненты.

Задачами настоящей работы являются анализ письменных и археологических источников с использованием полученных результатов вышеупомянутых методов, сопоставление данных этих исследований и реконструкция на их основании культуры и истории населения региона.

Хронологические рамки данного труда определены в интервале: конец (последняя четверть) XVI — первая треть XVIII вв. и обосновываются, прежде всего, наличием необходимого комплекса источников по данному периоду, в первую очередь — археологических. В настоящее время раскопками изучен практически весь культурный слой Надымского городка, относящийся к этому времени, и определена дата прекращения его функционирования — зима-весна 1730 г. Культурные же слои более раннего периода (IXсередины XVI вв.) спресованы и схвачены вечной мерзлотой, и их исследование станет возможным лишь спустя ^ длительное время. Другой хронологический критерий — это исторически сложившийся и принятый в отечественной историографии для данного региона период истории России — время официальной русской колонизации Сибири (с конца XVI века по начало XVIII века). Данные рамки обусловлены рядом общеизвестных событий отечественной истории. Первые, «нижние», ограничиваются походом Ермака (1581−85 гг.) и строительством первых русских городов — уездных административных центров, таких как: Тюмень (1586), Тобольск (1587), Березов (1593), Сургут (1594), Мангазея (1601). Вторые, «верхние», отмечены завершением периода правления Петра I, предпринявшего серию реформ, отчасти изменивших дальнейшее историческое развитие региона. В частности — меры по ограничению самостоятельности губернаторов (казнь губернатора М.П. Гагарина) и начало крещения сибирских аборигенов Фелофеем Лещинским (1710−27 гг.).

Источники исследования — это материалы, полученные в результате комплексного изучения (с 1998 по 2005 гг.) одного археологического памятника — укрепленного поселения, носившего название «Надымский городок» [Кардаш, Отчет о НИР., 1999, 2000, 2001, 2002, 2003, 2004, 2005]. Работы, помимо археологических раскопок, включали дендрохронологические, ар-хеозоологические, антропологические, карпологические, историко-архитектурные, историко-архивные и этнографические исследования.

В процессе стационарных раскопок изучены слои конца XVI — первой трети XVIII вв. Сохранившаяся к настоящему времени часть территории Надымского городка составляет около 1200 кв. м. с культурным слоем мощностью от 0,1 до 3,5 м. Раскопанная нами площадь памятника достигает 650 кв. м, из которых 350 кв. м — это площадь оборонительно-жилого комплекса, что, в общем, составляет около половины территории памятника. Мощность снятого культурного слоя на разных участках достигает от 0,5 до 1,65 метра в зависимости от сохранности слоя изучаемого периода.

В результате раскопана часть оборонительно-жилого сооружения, вмещавшего 16 жилых и хозяйственных построек. Полученная коллекция состоит из 5900 артефактов, относящихся к 250 категориям. Обнаружены останки 13 индивидуумов — жителей городка. Найдено около 124 000 костных останков животных, рыб и птиц, собраны образцы культурного слоя для кар-пологического и паразитологического анализа. Взято 1350 образцов древесины для дендрохронологического анализа, из которых датировано около 600 • экз. Собраны различные этнографические данные, в частности — 2 легенды местного населения, связанные с городком. В архивах Москвы, Санкт-Петербурга и Тобольска выявлено более двадцати картографических и письменных источников. Обработаны и включены в исследование коллекции предметов и полевые материалы, хранящиеся в фондах Тобольского государственного историко-архитектурного музея-заповедника (ТГИАМЗ) и Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (МАЭ), г. Санкт-Петербург, переданные на хранение предшествующими исследователями. Проведены историко-архитектурные обследования традиционных построек в нескольких населенных пунктах региона (пос. Горнокнязевск, пос. Питлер, пос. Мужи) [Кардаш, Митина, Отчет о НИР ., 2003], на основании чего архитекторами выполнена эскизная реконструкция оборонительно-жилого комплекса нескольких построек разных типов. ® Коллекции артефактов последних лет изысканий (1998;2002 гг.) переданы на хранение в краеведческий музей г. Надыма, а коллекции 2003;2005 гг. — в Ямало-Ненецкий окружной музейно-выставочный комплекс им. И. С. Шемановского (МВК), г. Салехард. Коллекции палеоэкологических материалов хранятся в научном музее Института экологии растений и животных Уральского отделения Российской Академии наук (ИЭРЖ УрО РАН), г. Екатеринбург. Отчеты о комплексном исследовании хранятся в Научном архиве Института археологии Российской Академии наук (ИА РАН), г. Москва, и в Научном архиве Научно-производственного объединения (НПО) «Северная археология», г. Нефтеюганск, а также в архивах тех музеев, куда передавались коллекции.

Научная новизна определяется введением в научный оборот вышеупомянутого круга источников. Настоящая работа выполнена на основе новых материалов, не только полученных непосредственно автором в результе раскопок в бассейне реки Надым, проводимых археологической экспедицией.

НПО «Северная археология», но и с привлечением комплексных исследований.

Методика, основанная на комплексном источниковедческом подходе к изучению памятника, включала два основных этапа исследований — выявление и анализ источников. Причем на обоих этапах изучение материалов происходило с применением не только гуманитарных, но и естественнонаучных методов. Полевые работы проводились на объекте неординарной сохранности, что выражалось, в первую очередь, в наличии замороженного культурного слоя. Это обстоятельство сразу же потребовало разработки специфических подходов к его изучению, в том числе корректировки общепризнанных традиционных методов изучения археологических памятников [Инструкция ОЛИ., 1989; Положение., 1991, 2001; ГОСТ 7.32−2001, 2005]. Раскопки на всех площадях производились с использованием необходимых технических средств (теодолит, нивелир, фотоаппарат, металлодетектор), послойно, с учетом микрорельефа памятника. В связи с различиями структуры слоя мерзлота оттаивала на разную глубину, поэтому при раскопках учитывались изменения рельефа, произошедшие из-за таяния мерзлоты. Культурный слой разбирался при помощи ножей, кистей, лопаток, а внутри построек его перебирали вручную и проверяли металлодетектором. Фиксация конструкций построек и находок производилась традиционными археологическими методами, совмещенными с соответствующими методиками, применяемыми в архитектуре и архитектурной реставрации для обмеров зданий и сооружений.

Часть памятника, интенсивно разрушаемую водами протоки, ежегодно консервировали и укрепляли с целью сохранения объекта исследования и обеспечения безопасности работ на прилегающих к осыпи участках, поскольку именно на летние месяцы, когда происходит максимальное оттаивание слоя, приходится период интенсивного разрушения. Ежегодная консервация раскопа перестала практиковаться, поскольку препятствовала оттаиванию культурного слоя, кроме того, площадь раскопок возрастала, а извлеченный слой был необходим для укрепления осыпи берега. Консервация извлекаемых предметов, особенно из органических материалов, производилась в полевых условиях с использованием методов музейных реставрационных работ.

Впервые непосредственно в раскопках участвовали представители разных научных дисциплин, самостоятельно извлекавшие и фиксировавшие предметы, собиравшие образцы для их анализа соответствующими методами. В частности, сбор и первичная обработка образцов для всех палеоэкологических анализов и исследований осуществлялась соответствующими специалистами. Остеологический материал фиксировали и собирали археозоологи.

Для датировки построек по дендрохронологическому методу специалистом не только отбирались образцы ископаемой древесины, но и было выполнено построение длительных древесно-кольцевых эталонных хронологий. Для этого проведено соединение археологических древесно-кольцевых хронологий с таковыми же у ныне растущих деревьев. В связи с чем в лесах по р. Надым были заложены 22 дендрохронологические точки и собрано около 950 образцов древесины ели, кедра и лиственницы, по которым построены обобщенные дендрохронологические ряды протяженностью до 1100 лет. Датировка конструкций сооружений и построек только по этому методу затруднялась тем обстоятельством, что при их возведении использовалось большое количество вторичной древесины. Поэтому датировка корректировалась по вещевому комплексу и последовательности культурных отложений.

Ландшафтно-климатические условия расположения любого населенного пункта, в том числе древнего, в субарктической зоне Северо-Западной Сибири заслуживают особого внимания, поскольку априори, с точки зрения современного человека, являются достаточно экстремальными для проживания. Природные особенности региона и окружающей среды отражаются на всех сторонах жизнедеятельности населения и, по мнению Л. Н. Гумилева, являются важным решающим аспектом в формировании культуры и менталитета его жителей [Гумилев. Этногенез., 2000. С. 34−36].

Для создания целостного представления об объекте исследований считаем крайне важным охарактеризовать ландшафтную ситуацию, в которой находится памятник. Ее ретроспекция на исследуемый период видится достаточно достоверной, поскольку климатические условия с конца XVI века радикально не изменились, и можно практически реально представить особенности среды, в которой жили люди того времени. Интерпретация многочисленных фактов, полученных в результате комплексного исследования, в особенности реконструкция системы хозяйства и архитектуры городка, становится более убедительной и понятной, когда учитывает ландшафтно-климатические условия. Постоянно подразумеваемый контекст окружающей природной среды помогает понять многие особенности материальной культуры, образа жизни и ментального уровня его жителей.

По современному административно-территориальному положению место нахождения Надымского городка принадлежит Надымскому району Ямало-Ненецкого автономного округа в 60 км к северу от города Надым [Прил. IV Карта 1−2]. В ландшафтно-географическом плане городок расположен в дельте реки Надым, в 25 км от устья. Он находится в 0,4 км от магистрального (судоходного) русла реки Надым, на острове, образованном развилкой при слиянии двух небольших (до 30 м) проток, соединяющих систему пойменных заливных соров (озер) с рекой [Прил. IV. Карта 2−4]. Высота острова не превышает одного метра от уровня окружающей поймы. Максимальная высота острова вместе с культурным слоем составляет 4,5 м. По форме остров напоминает овал размерами 25×80 м, вытянутый с северо-запада на юго-восток.

Заметим, что место, где расположен Надымский городок, было заселено ранее изученного периода. Рекогносцировочные исследования разрушенной части памятника показали, что еще в период с конца IX по X век это место посетили представители вожпайской археологической культуры [Кар-даш, Отчет о НИР ., 2004. С. 62]. Возможно, возникновение первоначального стационарного поселения на этом месте связано с периодом относительного потепления климата, происходившего с середины X по XIII в. (с оптимумом в конце XII в.), которое, безусловно, способствовало процветанию северных экосистем [.Кантемиров, Шиятов, 1999. С. 12. Рис. 3]. Именно с этого времени, по данным дендрохронологии, начинается непрерывное функционирование населенного пункта, длившееся до 1730 года.

Согласно современному физико-географическому и геоморфологическому районированию Западной Сибири, Надымская низменность, где располагается пойма р. Надым, относится к субарктической полосе ЗападноСибирской равнины Туруханско-Тазовской области. В орографическом отношении пойма р. Надым представляет собой плоскую равнину, ограниченную с юга системой Обь-Енисейских поднятий. С западной стороны коренной берег переходит в Полуйскую возвышенность, а с восточной сохраняется смена низменных речных долин с междуречными невысокими увалами, формирующими коренной берег р. Пур. Формы мезорельефа отличаются мягкими очертаниями с глубиной расчленения рельефа 3−20 метров. Отдельные высоты в пойме достигают около 30 м в абсолютных отметках. Река Надым относится к типичным равнинным рекам с широкой поймой и развитой дельтой в устье. Ледостав наблюдается в конце октября, весеннее очищение от льда — в начале июня. Основным климатическим процессом в этом районе, особенно в летнее время, является трансформация арктического воздуха в континентальный воздух субарктических широт. При этом климат речных долин отличается от климата водоразделов, в поймах рек удлиняется безморозный период, сглаживается ход суточных, месячных и годовых температур. Годовое количество осадков невелико и составляет в среднем около 250 мм в год. Зима длинная и очень холодная, достаточно снежная. Средние температуры трех зимних месяцев — минус 30°. Весна короткая, полузасушливая. Осень — средней продолжительности, влажная и избыточно влажная. Лето короткое, умеренно прохладное. Средние температуры трех летних месяцев иногда превышают +10°. В целом климат территории характеризуется как среднеконтинентальный. В нижнем течении р. Надым преобладают пески и супеси. На участках с развитой древесно-кустарниковой растительностью лесотундровые слабоподзолистые иллювиально-железистые и глеевато-слабоподзолистые почвы, чаще легкие по механическому составу. Общий комплекс природно-климатических и ландшафтных условий обусловливает произрастание лесных сообществ только на возвышенных и достаточно дренированных участках. На них встречаются в основном елово-кедровые леса с большим или меньшим участием березы и лиственницы [Физико-географическое., 1973; Алисов и др., 1954; Алисов, 1956].

Пока не совсем понятна причина основания городка в пойменной части дельты реки Надым. Протоки, на слиянии которых расположен городок, не изобилуют рыбой, а зимой в них рыба отсутствует. Промысловые угодья нельзя назвать самыми лучшими. Условия для содержания домашнего оленя — ягельные пастбища — в непосредственной близости отсутствуют. Существенным неудобством для проживания в летнее время является северный ветер, периодически нагоняющий воду с Обской губы, которая, полностью затопляя дельту Надыма, делает городок островом. В окрестностях отсутствует строевой лес. Ближайший плакор расположен в 10 км к западу. Кроме этого, в окрестностях имеются острова, более удобные для поселения и проживания. Все это позволяет предполагать особую причину основания поселения именно здесь. Наиболее вероятно, что место для расположения городка было выбрано из стратегических соображений и находилось близ перекрестка (узла) транспортных магистралей и торговых путей.

Структура данной работы включает историографический обзор всех видов источников, полученных в результате комплексного исследования, содержит описание и анализ архитектуры и предметов материальной культуры, а также реконструкцию экономики, социальной структуры и истории городка и его населения в конце XVI — первой трети XVIII вв. Материалы исследования изложены во введении, четырех главах и заключении и снабжены списками источников, литературы и приложений. Работа сопровождается текстами документов, этнографических данных и систематическими таблицами данных и проиллюстрирована картографическими материалами, чертежами раскопок, архитектурными реконструкциями, рисунками предметов и фотографиями. Диссертация сброшюрована в трех книгах, из которых первую составляет текстовая часть, вторую — текстовые приложения и таблицы, третью — чертежи, фотографии и графические приложения.

Во введении обосновывается актуальность темы, определяются методология и методы исследования, характеризуются объект и предмет исследования, устанавливаются его территориальные и хронологические рамки, формулируются цели и задачи исследования, раскрываются ландшафтно-климатические условия региона, оцениваются научная новизна и практическая значимость работы.

В первой главе — «Источники и историография» — подробно анализируются письменные источники, начиная с первых сведений иностранных авторов, однако основную категорию документов составляют русские делопроизводственные документы, хранящиеся в Фонде Сибирского приказа РГАДА, а также материалы отечественных академических экспедиций. Отдельные разделы посвящены картографическим материалам, истории археологического изучения проблемы, данным этнографии, антропологии и результатам палеоэкологических исследований.

Во второй главе — «Планировочная структура и архитектура Надымского городка» — отражены общая структура и внутритерриториальные связи изучаемого населенного пункта. Подробно рассматривается и реконструируется оборонительно-жилой комплекс, причем выявленные кварталы и размещенные в них отдельные постройки детализируются по этническому признаку — «остяцкие» и «самоедские». Описываются расположенные за его пределами многофункциональные площадки: торгово-гостевые, хозяйственно-бытовые и ритуальные.

В третьей главе — «Вещевой комплекс населения Надымского городка как отражение ментального уровня средневекового жителя Субарктики» -содержится типологическое описание всех категорий предметов, составлявших материальную культуру аборигенного населения.

В четвертой главе — «Вопросы социально-экономической реконструкции и этнической интерпретации» — осуществлена попытка на основе данных всех видов источников исследования реконструировать систему а, социальной структуры и выделить особенности культуры этнических групп, составлявших население исчезнувшего Надымского городка.

В заключении сделаны обобщения и сформулированы выводы по проблеме исследования, а также предложен вариант реконструкции событий истории городка в конце XVI — первой трети XVIII вв. и его гибели.

Апробация результатов исследования происходила на протяжении всего периода работ. Отдельные материалы опубликованы в 12 печатных трудах. По теме исследования читали доклады на региональных научных семинарах, конференциях и симпозиумах: на II — VII Сибирских симпозиумах «Культурное наследие народов Западной Сибири» (Тобольск, 2000 — 2004 гг.) — на научном семинаре «Хронология и стратиграфия археологических памятников эпохи голоцена Западной Сибири и сопредельных территорий» (Тюмень, ноябрь 2002 г.) — на XIII Западно-Сибирской археолого-этнографической конференции, посвященной 100-летию В. Н. Чернецова (Томск, апрель 2005 г.) — на научной конференции «Обдория: история, культура, современность» (Салехард, февраль 2002, 2004 гг.) и других конференциях, а также на Первом международном Северном археологическом конгрессе (Ханты-Мансийск, 9−14 сент. 2002 г.) [Кардаш, 2000; 2001 а, б, в- 2003 а, б- 2004; Горячев, Горячева, Кардаш, 2002]. Настоящая диссертационная работа обсуждалась на заседаниях отдела славяно-финской археологии ИИМК РАН (2004, 2006) и кафедры истории России исторического факультета УрГУ (2003;2006). * *.

Еще недавно проживание на Крайнем Севере европейского населения рассматривалось как нечто маловероятное и представлялось временным. Проектировщиков пугали, в первую очередь, низкая температура и множество гнуса. В средствах массовой информации даже обсуждался проект возведения стеклянных куполов над новыми городами, в частности Надымом, для создания комфортных условий проживания. Сейчас это уже проблемы второго плана. Тем не менее, процесс адаптации людей, приехавших и вновь приезжающих на Север, чтобы жить и работать, продолжается и наряду с различными аспектами включает, в том числе, проблему культурной и эмоциональной адаптации. Изучение жизнедеятельности древнего населения региона и популяризация этих знаний в какой-то мере способствуют решению таких проблем. Сейчас во всех северных городах подрастает новое поколение жителей, перед которым стоит не просто проблема физической и культурной адаптации, а обретения своей «малой родины», частью которой является древняя культура аборигенного населения этой территории.

Заключение

.

Новые источники, полученные нами в результате комплексного археологического исследования Надымского городка, позволили подойти к решению сразу нескольких научных проблем общеисторического характера, связанных с историей Северо-Западной Сибири в конце XVI — первой трети XVIII веков. Большой объем данных, относящихся, прежде всего, к древнему аборигенному населению региона, стал основой не только для описания материальной культуры, но и экономики, социальной структуры, этнического состава группы населения локальной территории, более того — дает возможность для расширения характеристики уровня развития аборигенных культур и обществ Субарктического региона. Кроме этого, значительная часть данных характеризует межэтнические взаимоотношения и контакты как на бытовом уровне с русским населением, так и на официальном в процессе колонизации региона в обозначенный период.

Сейчас исследовано раскопками 650 кв. м сохранившейся части территории городка. Эта цифра позволяет охарактеризовать работу как самую крупномасштабную из когда-либо проводившихся на археологических памятниках аборигенного населения Северо-Западной Сибири. Причем изученная площадь включает 350 кв. м только оборонительно-жилого комплекса, что составляет более половины его пространства и содержит, помимо оборонительных и общественных сооружений, 16 жилых и хозяйственных построек. Всего при раскопках получено почти 6 ООО предметов, из которых примерно 5 ООО типологически определимы и насчитывают около 250 категорий, а оставшиеся причислены к изделиям неизвестного назначения. На сегодня это единственный и максимально полный комплекс предметов материальной культуры аборигенных жителей Севера Западной Сибири конца XVI — первой трети XVIII веков, который близок по составу ныне бытующему в туземной среде и, на наш взгляд, достаточен для объективного сравнительного анализа. Причем компаративный анализ может дать характеристику не только в ф плоскости развития материальной культуры, но и показать этническую окраску, что позволяет подойти к решению проблем не просто генезиса орудий и предметов, но и этногенеза современных коренных народов, проживающих в данном районе Субарктики. В хронологическом ряду археологических памятников региона Надымский городок — это первый, слои которого, относящиеся к периоду конца XVI — первой трети XVIII вв., в результате исследования вводятся в научный оборот.

Материал, полученный нами в результате его раскопок, может иметь большое значение при решении общих вопросов оценки и характеристики ранних этапов формирования социальной структуры общества у народов Северо-Западной Сибири накануне и в первоначальный период русского освоения Северо-Восточной Евразии. Дискуссия об «остяко-вогульском феодализме», начатая в 1930;е годы историком C.B. Бахрушиным и этнографом • H.H. Степановым, в какой-то мере была продолжена в 1980;90 гг. этнографом З. П. Соколовой и археологом М. Ф. Косаревым [Бахрушин, 1935. С. 4262- Степанов, 1936. С. 32−33- Соколова, 1983. С. 3−4- Косарев, 1991; он Dice, 1993]. Казалось бы, закрытая тема оценки возможности и определения стадии классообразования в обществах с присваивающей экономикой в последнее время получила некий новый виток в развитии, основанный на том, что с начала дискуссии накоплен новый материал для ее решения [Зыков, Кокша-ров, 2001. С. 201−202]. По всей видимости, сторонам не хватило убедительных фактов для безапелляционной аргументации своих точек зрения, а таковыми неоспоримыми свидетелями того времени могли и могут быть в первую очередь археологические источники, во многом лишенные субъективной оценки.

Имеющиеся в нашем распоряжении данные превосходят полнотой и ® составом источников материалы всех ныне исследованных памятников аборигенного населения региона любого исторического периода, что позволяет ответить на многие вопросы, связанные с дискуссией. Тем не менее, и сейчас мы считаем, что у всех дискутирующих сторон, историков, этнографов и арф хеологов, ни на тот момент, да и сегодня пока еще нет достаточного набора фактов, позволяющих делать аргументированные выводы. Однако, основываясь на результатах комплексного исследования Надымского городка, уже сегодня мы можем позволить себе взглянуть на то, что же реально представляла собой культура аборигенного населения.

В первую очередь, в настоящее время большинство из исследователей лишь в общих чертах представляют систему хозяйства того времени — его экономику, которая для любого общества была и остается основой его социальной структуры и иерархии, а не факт имущественной дифференциации, определяемый по инвентарю древних погребений. Мы также имеем поверхностные знания о средневековой архитектуре региона и ее развитии, поскольку до недавнего времени не имели объективных источников, так как все ранее фиксируемые материалы давали возможность для двоякой (неодно-• значной) интерпретации. Письменные источники, содержащие сведения об истории и культуре аборигенных народов региона, выявлены далеко не все, яркий пример тому — наше исследование, в результате которого найдено и введено в научный оборот их около двадцати. Кроме этого, многие из тех, что опубликованы, до сих пор детально не проанализированы.

В итоге заметим, что большинство исследователей, и мы в том числе, и сейчас не обладают достаточным, статистически устойчивым комплексом данных для ведения подобной дискуссии. В этой связи поставленная нами первостепенная задача исследования — дать всестороннюю и аргументированную характеристику культуры аборигенного населения бассейна реки Надым, полнота и убедительность которой может быть красноречивее дискуссионных гипотез.

На основе полученных в процессе раскопок данных были проведены ® специальные историко-архитектурные исследования, позволившие реконструировать планировочную структуру городка, архитектуру его оборонительно-жилого комплекса и отдельных построек. Причем изменения в планировке жилого комплекса и архитектуре домов зафиксированы в динамике за период 120−140 лет (с конца XVI по первую треть XVIII вв.). Помимо этого, отмечено развитие домостроительных традиций и внедрение инноваций. Реконструирован городок общим размером 80×40 м с оборонительно-жилым комплексом размером 35×20 м, окруженным террасой, где находились торго-во-гостевые, хозяйственно-бытовые и ритуальные площадки. Жилой комплекс с зеркальной внутренней планировкой сегментного типа, первоначально представлявший четырехквартальное сооружение, в середине XVII века был реорганизован в шестиквартальный [см. гл. 2.2- Прил. V. Чертежи 3−5- Прил. VI. Чертежи 1−3]. Первый тип жилых домов — большие каркасно-столбовые постройки размером 8×8 м — остались без изменений, а второй тип — маленькие каркасно-столбовые дома размером 2,5×2,5 м — в некоторых случаях были заменены на срубные, где центральный очаг уступил место угловому камину — чувалу [см. гл. 2.2- Прил. V. Чертежи 12−16- Прил. VI. Чертежи 12−15]. Специализированных помещений для длительного хранения индивидуальных или коллективных запасов продуктов питания не зафиксировано. Судя по количеству и площади жилых помещений, общая численность населения городка могла составлять от 90 до 110 человек.

Особенностью хозяйства была своеобразная многокомпонентность. В любом случае, основу экономики надымской общины составляло присваивающее хозяйство, а именно охота, которая имела две направленности. Первая и наиболее важная — биоресурсная: охота на северного оленя, зайца и белую куропатку. Вторая — товарная, на пушных зверей: песца, соболя, лисицу, горностая, белку (основная масса). На летний период практически все жители покидали городок. Годовой цикл жизнедеятельности населения был привязан к сезонным миграциям диких животных из тундровой зоны в лесотундровую и лесную [см. подробнее: гл. 1.5], а не к перегону больших стад домашнего оленя на новые пастбища. Имеется в виду — оленьих стад, значительно превышающих число в 30−50 особей. Такая численность является средней для таежных оленеводов, в частности юганских хантов, не требует дальних перекочевок и достаточна для обеспечения транспортных нужд семьи [Салымский край, 2000. С. 124−128].

Не имея собственных воспроизводимых биоресурсов в летний период, практически все жители покидали городок, оставляя лишь несколько человек (около 5−10) для охраны, сбора древесины, ремонта оборонительно-жилого сооружения. Основная масса населения мигрировала на летние поселения, предположительно, на полуострова Ямал или Гыданский, вероятно, с промежуточными остановками вплоть до их северной оконечности (см. подробнее: гл. 2.1). Эти потребности обслуживали транспортное оленеводство и собаководство, которые существовали примерно в равных долях. Кроме транспортной, собаководство имело направленность на воспроизводство охотничьих собак. Именно эти отрасли способствовали высокой рентабельности присваивающих отраслей. Рыболовство и сбор дикоросов составляли незначительную часть. Средства ловли рыбы единичны, скорее, ее получали путем.

• обмена. Из ягод в небольшом количестве собирали черемуху, смородину, морошку и княженику, растущие же поодаль бруснику, клюкву и кедровые орехи не собирали вообще.

Из средств передвижения, кроме вышеописанных, бытовали легкие лодки — «обласа», которые не производились в городке, а приобретались. В отличие от них, лыжи-голицы изготавливали на месте и использовали для охоты. Подшитые лыжи не производились и не использовались. Из специализированных ремесел в городке существовала металлообработка, основывавшаяся на привозном кричном железе и изделиях, которые ломали и перековывали в необходимые формы. Основным продуктом кузнечного производства были наконечники стрел, бытовые ножи и оружейные клинки (сабель, палашей и боевых ножей). Литье украшений из олова стало, по всей видимости, в один ряд с домашними ремеслами, наряду с шитьем одежды и ® обуви, резьбой кости, деревообработкой, изготовлением берестяной посуды. Одежду шили на месте, но в ее изготовлении, помимо шкур, использовали много привозных материалов: сукно разных цветов, изредка шелк и льняные ткани, а для изготовления обуви — свиную кожу. Помимо меховых местных образцов, бытовала распашная одежда, аналогичная русским сукманам и шабурам, обувь, подобная котам и чиркам.

Данные о религии и культах немногочисленны, в основном это материалы о культовой практике. Городок имел культово-ритуальную зону, где осуществлялись обряды жертвоприношения оленей при относительно большом стечении людей [см. подробнее: гл. 2.3- Прил. V. Чертежи 3−5- Прил. VI. Чертежи 1−3]. Широко у местных жителей были распространены культы духов-покровителей низшего уровня — личных, семейныхсуществовали культ медведя и особое отношение к собаке, а также можно говорить о бытовании шаманских ритуалов [см. гл. 3.7- Прил. VII. Табл. 1, 42−47].

Важная черта стереотипа поведения аборигенов, характеризующая их менталитет и отражающаяся, видимо, не только в материальной культуре, но во всех сторонах жизни, — это экономия усилий в производственной деятельности (некая ленность). По-иному ее можно охарактеризовать как максимальное использование особенностей окружающего ландшафта и природно-климатических условий в жизнедеятельности. Примеров тому много. Лесозаготовка осуществлялась большей частью не путем рубки леса и транспортировки его по воде, а методом ожидания самосплава окатанных стволов в весенний паводок. При этом бытовало не просто вторичное, а многократное использование предметов и деталей из дерева для изготовления новых. Сюда же можно отнести использование низких температур (мерзлоты) для обеспечения устойчивости конструкций и защиты жилого комплекса, прозрачности льда для световых окон. Поголовье домашних оленей не стремились увеличить для потребления мяса, а перекочевывали за дикими стадами, не нарушая давно сложившегося уклада. Крайне медленно происходило внедрение технологических инноваций. Получив сверло дрели, на протяжении минимум 150 лет использовали его, вставив в поперечную рукоять, и не заимствовали лучковый механизм. Существует еще множество аналогичных примеров.

Этническая принадлежность жителей Надымского городка, воспроизведенная по антропологическим, этнографическим и письменным источникам, не оставляет сомнения в многоэтничном составе населения городка, включавшем (в старой терминологии): пяков — лесных самоедов, тундровых самоедов и остяков, из которых сформировались современные лесные ненцы, тундровые ненцы и ханты. Правда, этнические группы того времени, скорее всего, находились в неравноправном положении друг к другу, что могло основываться на историческом праве собственности на территорию.

Согласно нашим исследованиям, можно высказать предположение, что городок был общинным центром — резиденцией вождя военно-политического объединения нескольких территориальных общин численностью около 2,02,5 тыс. человек. В официальных документах XVII века это объединение именовалось «Большая Карачея» [см. подробнее гл. 1.1- Прил. I. Док. 2−4, 6, 912]. Название сложилось из самоназвания одной из самых многочисленных этнических групп тундровых самоедов — Карачеи, известного с 1525 года [РГАДА. Ф.159. Оп. 2. Д. 2338. Л. 2−8], и слова «Большая», подчеркивавшего объединенную структуру этого сообщества. Вождей Большой Карачеи нередко именовали «князем» или «князцом» [см. гл. 1.1- Прил. 1. Док. 2−4, 6, 912], из чего можно заключить, что это объединение терминологически соотносили с неким подобием феодального княжества.

Время возникновения туземного княжества Большая Карачея, соответственно нашим материалам, можно определить в пределах первой трети XVII века, расцвет падает на середину столетия, а окончательный закат, завершившийся гибелью Надымского городка зимой 1730 года, — на первую треть XVIII века. Это военно-политическое объединение собирало армию численностью около 400 человек, которая совершала военные операции против соседних аборигенных населенных пунктов, русских городов и острогов, а также отдельных промышленников и торговцев на транспортных магистралях, в частности «Мангазейском морском ходе» [см. подробнее: гл. 1.1- Прил. I. Док. 2, 4, б, 7, 19].

На протяжении XVII — XVIII вв. по официальному территориальному устройству государства Московского эти земли относили к территории 06-дорского княжества нижнеобских остяков и самоедов Обдорской ясачной волости Березовского уезда [Абрамов, 1857. С. 355, 388−89- Долгих, i960. С. 17, 64−73, табл. 24]. Реально же существовавшее территориальное деление, судя по всему, было более сложным, но в связи с частой сменой (переназначением) местных чиновников эти знания не сохранялись и не детализировались в документах, особенно это касалось земель, где проживала «самоядь немирная». Разбираться в особенностях их территориального деления в то время, вероятно, мало кто рисковал. Ориентировочно, территорию военно-политического объединения Большой Карачеи составляли: бассейны рек Надым, Пур и верхнее течение Казыма, а также южное побережье Обской губы и, возможно, Тазовской. В первой трети XVIII века существование «княжества» завершилось распадом на отдельные территориальные общины — «ватаги» с численностью военных отрядов не более 120−130 человек [Абрамов, 1857. С. 351−352], конкуренция и конфликты между которыми привели к осаде Надымского городка и убийству семьи вождя. Такая судьба — не редкость для обществ, основным объединяющим фактором для которых служил авторитет выдающейся личности.

Основой экономического подъема Большой Карачеи и ее административного центра, коим мы считаем Надымский городок, послужила высокорентабельная меновая торговля продуктами присваивающего хозяйства, в частности — пушного промысла. Увеличение объемов торговли было связано с открытием и активным функционированием с 1601 года «Мангазейского морского хода». Определенным материальным отражением этого процесса является количество металлических изделий в культурном слое Надымского городка. Такого количества металла нет в культурном слое столь узкого хронологического промежутка ни на одном известном средневековом археологическом памятнике [Федорова Н.В. и др., 1991. С. 126−145- Семенова, 2001.

С. 36−101, табл. 59- Чемякин, Карачаров, 2002. С. 44−65, рис. 15−20- Зыков,.

Кокшаров, 2001. С. 53−124].

Показательно соотношение количества металлических изделий с количеством всех остальных, найденных в слое, оно составляет более трети от общего числа (изделий из металла — 2361 ед., остальных — 3548 ед.), причем их число превышает и численность деревянных предметов (изделий из металла — 2361 ед., из дерева — 2135 ед.) [Прил. III. Табл. 1]. Неслучайным является факт, что подавляющее число металлических изделий приходится на период с середины XVII — по первую треть XVIII вв. Интересно обстоятельство, что в слое рубежа XVI — XVII вв. количество предметов из металла уменьшается. Пропадает беспорядочный характер распространения вещей, среди которых преобладают утерянные (либо спрятанные) отдельные предметы или наборы. Большое количество металла в слое конца XVI — первой трети XVIII вв. вряд ли случайно и, скорее всего, отражает особенности торгово-меновых.

• отношений с русскими купцами и промышленниками. Выглядит правдоподобным объяснение, что высокая меновая плата за меха могла даваться в том случае, когда сделки осуществлялись непосредственно с туземцами и торговцы избегали таможенного учета как ввозимых, так и вывозимых на Русь товаров. Такой обмен вполне мог осуществляться летом в устьях рек, впадающих в Обскую губу, на временных стоянках — «отстое» русских судов, следовавших по «Мангазейскомк морскому ходу».

Скорее всего, именно такие — систематические контакты обеспечивали знакомство жителей Надымского городка с русской культурой и были не просто демонстрацией различных предметов, орудий и технологий, но и позволяли приобретать новшества. Наглядным подтверждением этого предположения может служить вещевой комплекс, полученый нами в результате раскопок памятника. Практически во всех группах предметов присутствуют в ® том или ином виде заимствованные вещи или элементы. К примеру, в одежде — это использование цветного сукна, выделанной свиной кожи, элементов декора (украшений из олова). Широко стал использоваться наконечник ручной дрели, правда, особым образом — без лучкового механизма. Наконечником Ф проделывали отверстия, монтируя его в рукоять вместо обычного клинка ножа. Вообще, судя по отсутствию в слое Надымского городка конца XVIпервой трети XVIII вв. находок каких-либо деталей лучковых дрелей, бытовавших в то же время у русских промышленников и хорошо известных по материалам раскопок Мангазеи [Белов и др. 1981, С. 82−83, 142, табл. 74: 16], этот инструмент вошел в быт аборигенов Северо-Западной Сибири не ранее середины XVIII вв. В этой же связи можно отметить еще один яркий факт — отсутствие находок струнных музыкальных инструментов, считающихся традиционными для культуры остяков. Очевидно, что процесс их адаптирования и включения составной частью в культуру также начался не ранее середины XVIII вв. Кроме этого, все без исключения водные средства передвижения в изучаемый период были произведены далеко за пределами городка, в том числе в Поморье, и, очевидно, были приобретены жителями так • же, как медные котлы, ножи, плотницкие топоры и другие товары (см. подробнее: гл. 3).

Это лишь часть фактов, но особо показательных, позволяющих охарактеризовать материальную культуру аборигенов данного периода как насыщенную импортными, прежде всего русскими, предметами и внедряющую эти новшества. В сравнении с предшествующими периодами, влияние русской культуры можно отметить как преобладающее, что, очевидно, связано с периодом активной колонизации региона и участившимися непосредственными контактами. Это не могло не проявиться в материальной культуре туземного населения. Вместе с тем, можно отметить, что процесс адаптации прохоисходил медленно. В первую очередь заимствовали только сырье, инструменты и отдельные технические средства, которые после длительного использования (около 150 лет — с конца XVI по первую треть XVIII вв.) нача-®ли воспроизводить, и лишь позднее они вошли составной частью в материальную культуру коренных жителей. Причина этого процесса видится, прежде всего, не во внутреннем технологическом развитии общества, а в изменении русского влияния в регионе. К XVIII в. иссякли «пушные» вотчины Северо-Западной Сибири, сократился поток промышленников и торговцев, что, в свою очередь, уменьшило приток в регион русских товаров, которыми привыкли пользоваться аборигены. Логично предположить, что сокращение количества ввозимых товаров подстегнуло развитие местного воспроизводства аналогов русских изделий.

В итоге анализа материалов, полученных в результате комплексного исследования Надымского городка, мы можем охарактеризовать население бассейна реки Надым в конце XVI — первой трети XVIII вв. как раннеколони-альный вариант аборигенной культуры локального региона Субарктики, сформировавшийся в начальный период русской колонизации Сибири, благодаря расположению вблизи магистральных транспортных артерий, соединявших вновь возникшие уездные центры с метрополией.

Отличительными чертами раннеколониальной стадии развития туземного общества на данной территории можно назвать, во-первых, наличие в материальной культуре значительной части заимствованных элементов русской традиционной культуры разных стадий и видов адаптации (использование предметов в неизменном виде и переосмысление и переработка). Во-вторых — это улучшение общественного и индивидуального благосостояния населения резиденции и вождя за счет активной высокоприбыльной реализации продуктов присваивающей экономики при меновой транзитной торговле «мягкой рухлядью». Именно за счет этого происходило приобретение оружия, усиление военной организации общества, развитие связанного с ней кузнечного (оружейного) производства, выделение военного лидера и приоритет военных функций, увеличение доли «воровской» экономики, по сути, тоже присваивающей (присваивание чужого имущества путем грабежа соседей и торговцев). С другой стороны, все это не способствовало развитию внутренних социальных институтов, вызывало торможение внедрения инноваций, консервацию технологического уровня производств, ремесел и производящих отраслей экономики, и в частности оленеводства, рассчитанного на обеспечение общины продуктами питания. Общество продолжало зависеть от сезонных миграций оленя, и вождь со своей семьей и приближенными, как и все остальное население, вынуждены были совершать сезонные миграции. Это явное свидетельство того, что в тот период не было системы или института обеспечения общинного лидера, и, вероятно, не было фиксированной ренты в его пользу. Особенно в летнее время, когда без консервантов невозможно создать запасы пищи. Вероятно, вождя готовы были содержать, но только там, где охотится вся община. Иное дело — зима, когда естественный природный «консервант» — сибирский мороз обеспечивает длительное хранение продуктов. Именно тогда становятся возможными продолжительные военные операции. Все это, так или иначе, свидетельствует о большой зависимости общества от ландшафта и естественных природных ресурсов и характеризует культуру как более близкую древнему обществу, существовавшему здесь ранее.

Комплекс новых источников, полученных в результате проведенных исследований, в настоящий момент позволяет охарактеризовать Надымский городок, прежде всего, как неординарный памятник культуры северных аборигенов, что связано с той ключевой ролью, которую играли его хозяева в XVII веке на обширной территории Субарктики — от устья реки Печеры (г. Пустозерск) в Европе до устья реки Таз (г. Мангазея) в Азии. С другой стороны, городок и его жителей можно охарактеризовать как яркий пример культурного, экономического и общественного развития туземного населения территории в первоначальный период русской колонизации Сибири. Материалы изучения Надымского городка станут первыми в серии исследований памятников аборигенных культур в субарктической зоне Западной Сибири, которые позволят воссоздать подлинную историю этой земли.

Показать весь текст

Список литературы

  1. Фрагмент отписки мангазейского воеводы Б. И. Пушкина в Москву о гонцах, ехавших сухопутной дорогой из Мангазеи в Обдорск. 1636 г., не ранее 23 февраля. РГАДА. Ф. 214. Стб. 178. Л. 135−145.
  2. Челобитная торгового человека Михаила Кондакова об убийстве его дяди Ледешки Кирилова самоедами. 1641 г., не позднее 20 января. РГАДА. Ф. 214. Стб. 88. Л. 369−370.
  3. Черновик царской грамоты на челобитную Михаила Кондакова. 1641 г., 13 февраля. РГАДА. Ф. 214. Стб. 88. Л. 371−374 об.
  4. Фрагмент грамоты приказа Новгородской четверти пустозерскому воеводе Л. Н. Радилову о наказании сибирских самоедов за набег зимой 1642 го-• да на Пустозерский уезд. 1642 г, 24 мая. РГАДА. Ф. 214. Стб. 425. Л. 110−114.
  5. Челобитные остяков Березовского уезда с просьбой об отсрочке в уплате ясака. 1643 г., не позднее 2 августа. РГАДА. Ф. 214. Стб. 123. Л. 235 243.
  6. Фрагмент из документов сыска П. С. Коптева о злоупотреблениях пус-тозерского воеводы И. П. Лошакова. 1654 г., не ранее 21 февраля. РГАДА. Ф. 214. Стб. 454. Л. 11−16.
  7. Отписка тобольских воевод в Москву о строительстве кочей в Тюмени и условиях плавания по Обской губе. 1643 г., не ранее 28 ноября. РГАДА. Ф. 214. Стб. 123. Л. 60−68.
  8. Отписка березовского воеводы Я. Н. Лихарева в Москву о поимке аманатов из самоедов. 1652 г., не ранее 8 февраля. РГАДА. Ф. 214. Стб. 1056. Ч. 1.Л. 13−14.
  9. Челобитная остяков Березовского уезда (в том числе Надымского городка) об освобождении князца Пося Хулеева и других аманатов, захваченных у карачейских самоедов. 1652 г., 16 февраля. РГАДА. Ф. 214. Стб. 1056. Ч. 1.Л. 15−18.
  10. Челобитная князца рода Большие Карачеи Пося Хулеева с просьбой не брать у самоедов аманатов и обещанием платить ясак. 1652 г., 26 мая. РГАДА. Ф. 214. Стб. 1056. Ч. 1. Л. 9−11.
  11. Царская грамота из Москвы в Березов об аманатах из Карачейских самоедов. 1652 г., 5 апреля. РГАДА. Ф. 214. Стб. 408. Л. 390−392.
  12. Из докладной выписки Сибирского приказа о самоедских аманатах Об-дорской волости. 1652 г., не ранее 15 июня. РГАДА. Ф. 214. Стб. 408. Л. 486 488.
  13. Отписка березовского воеводы С. А. Малова о разбитом коче и посылке казаков в Надым. 1656 г., не ранее 26 декабря 1657 г., не позднее 10 февраля. РГАДА. Ф. 214. Стб. 503. Ч. 1. Л. 10−13.
  14. Грамота из Москвы березовскому воеводе И. М. Милюкову о поимке карачейских самоедов, подозреваемых в нападении на коч. 1657 г., 1 марта. РГАДА. Ф. 214. Стб. 503. Ч. 1. Л. 14−18.
  15. Фрагмент опроса ясачных остяков Обдорской волости о выбывших из ясачного оклада за 1647−1655 гг. 1656 г. РГАДА. Ф. 214. Стб. 501. Л. 66−75 (листы читаются в обратном порядке).
  16. Рапорт лейтенанта Д. Л. Овцина в Адмиралтейскую коллегию о плавании в Обской губе летом 1734 г. 1734 г. РГАДА. Ф. 248. Д. 669. Л. 15 об.
  17. Запись в журнале лейтенанта Д. Л. Овцина, о прохождении вдоль южного берега Обской губы. 1734 г., 21 июня. ЦГАВМФ. Ф. Капитан-командор Беринг. Л. 17−20.
  18. Материалы 4 ревизии ясачного населения Обдорской волости Березовского уезда 1782 г. ТФ ГАТО. Ф. 154. Оп. 8. Д. 43. Л. 101−103 об.
  19. Археологические источники (отчеты о НИР):
  20. О.В. Отчет о НИР: Выявление и обследование культовых объектов в Сургутском районе Тюменской области Ханты-Мансийского автономного округа летом 1995 г. Екатеринбург, 1996. Архив НПО CA № 18/1−5.
  21. О.В. Отчет о НИР: Археологические исследования Надымского городища летом 1998 года. Т. 1,2. Нефтеюганск, 1999. Архив НПО CA № 31/1−2.
  22. Л.П. Отчет о работе заполярной экспедиции в 1976 г. Архив ИА РАН. Р-1, № 6175, 6175а.
  23. Фрагмент розыскного дела о подготовке восстания остяками и самоедами Березовского уезда под руководством князя Обдорской волости Ермака Мамрукова. 1662 г., не позднее 20 ноября 1663 г., не ранее 2 июля. ДАИ. Т. 5. СПб., 1855. № 68−1. С. 375−377.
  24. Грамота из Сибирского приказа березовскому воеводе В. М. Гагарину о набеге «воровской самояди» из Надыма на Обдорский городок. 1679 г., 24 июня. ДАИ. Т. 8. СПб., 1862. С. 166−168.1. Исследования:
  25. H.A. 1857. Описание Березовского края // Записки РГО. СПб. Кн. XII. С. 327−448.
  26. М.П. 1932−1936. Сибирь в известиях западноевропейских пу-• тешественников и писателей. Ч. 1−2. Ирк. Обл. изд. 612 с.
  27. .П., Берлин И. А., Михель В. М. 1954. Курс климатологии. Часть III. JL: Изд-во Гидромет. 320 с.
  28. .П. 1956. Климат СССР. М.: Высшая школа, 104 с. Андреев И. А. 1946. Экспедиции на восток до Беринга (В связи с картографией Сибири первой четверти XVIII в.) // Труды историко-архивного института. Ч. 2. М. 16 с.
  29. Атлас Ямало-Ненецкого автономного округа. 2004. Омск: Изд-во
  30. ФГУП «Омская картографическая фабрика». 304 с.
  31. Археология Республики Коми. 1997. М.: Изд-во «ДиК». 758 с.
  32. JI.И. 1977. Городище Каменный Лог ананьинской культуры Среднего Прикамья // Материальная и духовная культура финно-угров При-уралья. Ижевск: Изд-воУдГУ. С. 139−166.
  33. C.B. 1935. Остяцкие и вогульские княжества в XVI—XVII вв.еках. Л.: Изд-во Ин-та народов Севера. 92 с.
  34. C.B. 1955. Научные труды. Т. III. Ч. 2. М.: Изд-во Наука. 300с.
  35. A.B., Федорова Н. В. 2005. Фигура духа-покровителя казымских хантов // Археология, этнография и антропология Евразии. № 2 (22). С. 140 150.
  36. М.И. 1956. Арктическое мореплавание с древнейших времен до середины XIX века. М. 220 с.
  37. М.И. 1972. Пинежский летописец о разведочном походе поморов в Мангазею // Рукописное наследие Древней Руси, (по материалам Пушкинского дома). Л.: Наука. С. 279−285.
  38. М.И., Овсянников О. В., Старков В. Ф. 1980. Мангазея. Мангазей-ский морской ход. Ч. I. Л.: Гидрометеоиздат. 164 с.
  39. М.И., Овсянников О. В., Старков В. Ф. 1981. Мангазея: Материальная культура русских полярных мореходов и землепроходцев XVI XVII вв. Ч. 2. М.: Наука. 147 с.
  40. Ф. 1833. Поездка к Ледовитому морю. М. 259 с.
  41. А.И., Торощина Н. В. 1999. Иготкинский курганный могильник // Приобье глазами археологов и этнографов: Материалы и исслед. к «Энциклопедии Томской области». Томск: Изд-во ТГУ. С. 50−76.
  42. Боброва А. И, Максимова И. Е., Торощина Н. В. 2002. Погребение с шаманским комплексом вещей на р. Тым // Труды Музея археологии и этнографии Сибири им. В. М. Флоринского Томского государственного университе-Ф та. Т. 1. Томск: Изд-во Том. ун-та. С. 106−139.
  43. В.А., Стефанов В. И. 1999. Могильники «Бардакова княжества» // Интеграция археологических и этнографических исследований. М.- Омск. С. 240−242.
  44. Г. В. 1995. Архитектурно-конструктивные особенности древнерусского деревянного жилища // Архитектурное наследие. № 38. М.: Стройиздат. С. 183−193.
  45. П.В., Визгалов Г. П., Ивасько JI.B., Кардаш О. В., Сумин В. В., Шульгин П. М. 2000. Коч русское полярное судно: проблемы исследования и реконструкции. М. 74 с.
  46. В.И. 1979. Проблемы формирования северосамодийских народностей. М. 244 с.
  47. В.И. 1982. Ненцы и энцы // Этническая история народов Севера. М. С 48−81.
  48. В.И. 1988. Ненецко-угорские взаимосвязи на Севере Сибири: история и современность // Социально-экономические проблемы древней истории Западной Сибири. Тобольск. С. 101−106.
  49. В.И. 1994. Ненцы // Народы Сибири и Севера России в XIX в.1. М.
  50. Г. Д. 1939. Пережитки родового строя у ненцев // СЭ. Вып. 2. М. С.43−66.
  51. В.Д. 1973. Ликинский могильник X—XIII вв. // ВАУ. Вып.
  52. Свердловск: Изд-во УрГУ. С. 133−173.
  53. Винклер фон П. 1992. Оружие. М.: Софт-мастер. 320 с.
  54. Восточный художественный металл из Среднего Приобья: новые на-Ф ходки. 1991. JL: Гос. Эрмитаж. 42 с.
  55. И.Н., Соловьев А. И. 1984. Стрелы селькупов // Этнография народов Сибири. Новосибирск: Наука. С. 39−55.
  56. С. 1988. Записки о Московии, (перевод с нем. А.И. Ма-леина и А.Б. Назаренко) М.: Изд. МГУ. 430 с.
  57. Р.Д., Кананин В. А. 1989. Средневековые памятники верховьев Камы. Свердловск: Изд-во УрГУ. 216 с.
  58. A.B. 1988. Социально-экономические аспекты ненецко-угорских контактов // Социально-экономические проблемы древней истории Западной Сибири. Тобольск: ТГПИ. С. 86−101.
  59. A.B., Зайцев Г. С. 1992. История Ямала. Тобольск-Яр-Сале.104 с.
  60. A.B. 1993. Историческая типология хозяйства народов Севе-• ро-Западной Сибири. Новосибирск: НГУ. 204 с.
  61. A.B. 1995. Говорящие культуры: традиции самодийцев и угров. Екатеринбург: УрО РАН. 606 с.
  62. A.B. 1998. Туземцы и пришельцы в этногензе Северного Приобья: заметки к археологической дискуссии //Этнографо-археологические комплексы: проблемы культуры и социума. Новосибирск: Наука. С. 66−83.
  63. A.B. 2004. Кочевники тундры: ненцы и их фольклор. Екатеринбург: УрО РАН. 344 с.
  64. ГОСТ 7.32−2001. Отчет о научно-исследовательской работе. Структура и правила оформления // Сборник основных Российских стандартов по биб-лиотечно-информационной деятельности (Сост. Т. В. Захарчук, О.Н. Зусь-ман).СПб.: Изд-во Профессия, 2005. С. 220−242.
  65. Г. Н. 1986. Палеоэтнографические исследования в Арктике // КСИА.Вып. 200. М. С. 21−26.
  66. JI.H. 2004. Этногенез и биосфера Земли. М.: Изд-во ACT. 556с.
  67. М.Ф. 2005. Человек и его пища. М.: Научный мир. 268с.
  68. .О. 1960. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в. // Труды института этнографии. Новая серия. Т. 40. М.: АН СССР. 621 с.
  69. .О. 1970. Очерки по этнической истории ненцев и энцев. М.: Наука. 270 с.
  70. Древняя Русь: Быт и культура // Археология. 1997. М.: Наука. 368 с. Дмитриев A.A. 1991. История Угорских княжеств // Уральский Областник, октябрь-ноябрь 1991. Екатеринбург.
  71. Дмитриев-Садовников Г. М. 1917, 1918. Река Надым // Ежегодник Тобольского Государственного Музея. Вып. 28,29. С. 1−24, 25−43.
  72. Дополнения к Актам историческим, собранным и изданным Археографической комиссией. СПб., 1851. Т. 4, 5- 1862. Т. 8.
  73. Г. Е. 2000.Водный и сухопутный транспорт средневекового Новгорода X—XV вв. М. 445 с.
  74. Дунин-Горкавич A.A. 1995−1996. Тобольский Север. T. I, II, III. M.: Либерия, 376, 432, 208 с.
  75. B.C., Молодин В. И. 1991. Бараба в начале I тысячелетия н.э. Новосибирск: Наука, 125 с.
  76. Л.Н. 1989. Вычегодско-вымская летопись // Родники Пармы. Сыктывкар: Коми кн. изд-во. С. 23−34
  77. .М. 1913. Полуостров Ямал // Зап. ИРГО по общей географии. Т. 49. М. 249 с.
  78. H.A. 1998. Косторезное дело Болгара // Город Болгар: Очерки ремесленной деятельности. М.: Наука. С. 220−243.
  79. В.Ф. 1947. Описание живущих в Сибирской губернии в Березовском уезде иноверческих народов остяков и самоедцов, сочиненное студентом Василием Зуевым // Материалы по этнографии Сибири XVIII в. ТИЭ, н. с. Т. 5. М.-Л. 65 с.
  80. А.П. 1987. Технология кузнечного производства в Верхнем Прикамье в начале II тысячелетия н.э. (по материалам родановских и сылвенских памятников) // Новые археологические исследования на территории Урала. Ижевск: Изд-во УдГУ. С. 145−155.
  81. А.П., Кокшаров С. Ф., Терехова Л. М., Федорова Н. В. 1994. Угорское наследие: древности Западной Сибири из собраний Уральского университета. Екатеринбург: Внешторгиздат. 158 с.
  82. А.П., Кокшаров С. Ф. 2001. Древний Эмдер. Екатеринбург: Изд-во Волот. 320 с.
  83. C.B. 1954. Материалы по изобразительному искусству народов Сибири XIX начала XX вв.: Сюжетный рисунок и другие виды изображений на плоскости. M.-JL: Изд-во АН СССР. 837 с.
  84. C.B. 1970. Скульптура народов севера Сибири 19 первой половины 20 вв. JI. 296 с.
  85. Л.В., Кардаш О. В., Суровень Д. А. 2000. Древняя история. Глава II. / Салымский край. Екатеринбург: Изд-во «Тезис». С. 33−70.
  86. Л.В., Кардаш О. В. 2004. Историко-архитектурные исследования в п. Горнокнязевск Приуральскогорайона ЯНАО// Ханты-Мансийский автономный округ в зеркале прошлого. Сб.статей. Вып. 2. Томск-Ханты-Мансийск: Изд-во Том. ун-та.
  87. Инструкция ОПИ ИА АН СССР // Методика полевых археологических исследований: Сборник инструкций. 1989. Л.: Наука.
  88. Историко-этнографический атлас Сибири 1961. Под ред. М. Г. Левина, Л. П. Потапова. М.-Л.: Изд-во АН СССР. 498 с.
  89. История Ханты-Мансийского автономного округа с древности до наших дней. 1999. Екатеринбург: Изд-во Волот. 466 с.
  90. М.А. 1860. Путешествие по Лапландии, Северной России и Сибири, 1838−1844, 1845−1849 // Магазин землевладения и путешествий. Т. VI. Ч. 2. М. 495 с.
  91. К.Г. 1993. Хронология раннесредневековых могильников Сургутского Приобья // Хронология памятников Южного Урала. Уфа: УНЦ РАН, С. 110−118.
  92. К.Г. 2002. Антропоморфные куклы с личинами VIII—IX вв.
  93. Ф из окрестностей Сургута // Материалы и исследования по истории СевероЗападной Сибири. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та. С. 26−52.
  94. О.В. 2000. Надымский городок и русское освоение СевероЗападной Сибири в 17 в. (по материалам археологических исследований) / Культурное наследие народов Западной Сибири. Русские. Тез. докл. III Сибирского симпозиума. Тобольск-Омск, С. 60−62.
  95. О.В. 2002. Легендарные городища Салымского края / Материалы и исследования по истории Северо-Западной Сибири. Сб. науч. тр. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та. С. 53−62.
  96. О.В. 2002. Материальная культура остяков Надымского городка / Северный археологический конгресс (9−14 сент. 2002 г., Ханты-Мансийск). Тезисы докладов. Екатеринбург: Академкнига. С. 318−320.
  97. Кардаш О. В, 2002. Опыт сохранения археологического объекта от есте• ственных разрушений (на примере Надымского городища) / Северный археологический конгресс (9−14 сент. 2002 г., Ханты-Мансийск). Тезисы докладов. Екатеринбург: Академкнига. С. 410−412.
  98. О.В. 2003. Комплексное исследование Надымского городища в 2002 г. / Ханты-Мансийский округ в зеркале прошлого. Вып. 1. С. 262−263.
  99. О.В. 2003. Эволюция элементов традиционного жилища народов Севера (по материалам археологических исследований поселений 16−19 вв.) / Угры. Материалы VI Сибирского симпозиума «Культурное наследиенародов Западной Сибири». Тобольск. С. 88−90.
  100. О.В. 2004. Комплексные исследования Надымского городища / Ханты-Мансийский округ в зеркале прошлого. Вып. 2. С. 375−379.
  101. O.B. 2005. Комплексное изучение Надымского городища. Итоги исследований 1998−2003 годов / Научный вестник. Выпуск № 4 (35). 06-дория: История, культура, современность. Салехард: Изд-во Красный Север. С. 31−35.
  102. О.В. 2006. Административные центры аборигенных «княжеств» Северо-Западной Сибири в конце XVI первой трети XVIII вв. (по материалам раскопок Надымского и Обдорского городков). / Уральский исторический вестник. № 13. Екатеринбург: Изд-во УрО РАН.
  103. К.Ф. 1994, 1995, 1996. Религия югорских народов / Перевод с немецкого Н. В. Лукиной. Т. I, II, III. Томск: ТГУ. 152,284, 247 с.
  104. П.А., Лобанова Т. В., Кардаш О. В. 2001. Костные останки из постройки 8 Надымского городка // Самодийцы. Материалы IV Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири». Тобольск-Омск. С. 129−131.
  105. А.Н. 1966. Древнерусское оружие. Вып. 2. Копья, сули-цы, боевые топоры, булавы, кистени // САИ. Вып. Е 1−36. 214 с.
  106. А.Н. 1976. Военное дело на Руси в XIII—XV вв. Л.: Наука.135 с.
  107. .А. 1959. Железообрабатывающее ремесло Новгорода Великого (продукция, технология) // МИА. № 65. С. 7−120.
  108. А.Н. 2002. Антропоморфные куклы с личинами VIII—IX вв. из окрестностей Сургута // Материалы и исследования по истории СевероЗападной Сибири. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та. С. 63−69.
  109. М.Ф. 1991. Древняя история Западной Сибири: Человек и природная среда. М.: Наука. 302 с.
  110. М.Ф. 1993. Из древней истории Западной Сибири (общая историко-культурная концепция) // Российский этнограф. № 4. 283 с.
  111. H.A. 1984. Коллекция В. В. Радлова из раскопок курганов XVII в. в Сибири // Западная Сибирь в эпоху средневековья. Томск: Изд-во ТГУ. С. 137−145.
  112. И.И. 1989. Арктическая этноэкология. М.: Наука.
  113. Ю.И. 1868. Северный полюс и земля Ямал. СПб. 156 с.
  114. JI.P. 1997. Загадка Грустины и Серпонова, торговых городов средневековой Сибири // Journal de la Societe Finno-Ougrienne 87. Helsinki. C. 131.
  115. Л.П. 1968. «Сиртя» древние обитатели субарктики // Проблемы антропологии и исторической этнографии Азии. М.: Наука. С. 178−193.
  116. Ле Руа Ладюри Э. 2001. Монтайю, окситанская деревня (1294−1324) / Пер. с франц. В. А. Бабинцева и Я. Ю. Старцева. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та. 544 с.
  117. И.А. 1922. Гольды Амурские, Уссурийские и Сунгарийские // Общество изучения Амурского края. T. XVII. Владивосток.
  118. Н.В. 1985. Формирование материальной культуры хантов (восточная группа). Томск: Изд-во ТГУ. 364 с.
  119. Ф.Р. 2004. Сибирика. Некоторые сведения о первобытной истории и культуре сибирских народов. Екатеринбург-Сургут: Уральский рабочий. 144 с.
  120. Е.П. 1998. Очерки истории и культуры хантов. М. 235 с.
  121. В.А. 1980. Симферопольский клад. М.: Внешторгиздат. 28 с.
  122. А.Ф. 1959. Оружие Новгорода Великого // МИА. № 65. С. 121−191.
  123. О.В. 1954. Кабардинские курганы XIV—XVI вв. // CA. № 20. С. 341−356.
  124. H.A. 1975. Северо-западная Сибирь в XVIII первой половине XIX в. Новосибирск: Наука. 308 с.
  125. В.А. 1997. Угры и самодийцы Урала и Западной Сибири // Археология СССР с древнейших времен до средневековья в 20 т. Т. Финно-угры и балты в эпоху средневековья. М.: Наука. С. 163−235.
  126. Т.А. 1979.Орнамент хантов Казымского Приобья: семантика, мифология, генезис. Томск: Изд-во Томского университета, 1999. 261 с.
  127. В.И. 1979. Кыштовский могильник. Новосибирск: Наука. 182с.
  128. В.И., Соловьев А. И. 1977. Классификация топоров могильника Кыштовка-2 // Археология Южной Сибири. Вып. 9. Кемерово: Изд-во КемГУ. С. 105−120.
  129. В.И., Соболев В. И., Соловьев А. И. 1990. Бараба в эпоху позд-Ф него средневековья. Новосибирск: Наука. 262 с.
  130. В.М., Пархимович С. Г. 1985. Городище Перегребное I (к вопросу о проникновении приуральского населения в Западную Сибирь в начале II тыс. н.э.) // Западная Сибирь в древности и средневековье. Тюмень: Изд-воТюмГУ. С. 89−99.
  131. В.М., Пархимович С. Г. 1997. Миграции древних коми в Нижнее Приобье // Изв. Урал. гос. ун-та. № 7. С. 17−34.
  132. Э.С. 1989.Изменения в хозяйстве прибалтийско-финского населения на территории Латвии в XIII—XIV вв. // Материалы VI Международного конгресса финно-угроведов. Т. 1. М.: Наука. С. 82−84.
  133. A.M. 1984. Хэйбидя-Пэдарское жертвенное место. Сыктывкар: КФАН СССР. 52 с.
  134. O.A., Кренке H.A. 2001. Культура аборигенов Обдорского • Севера в XIX веке. М. 155 с.
  135. A.A. 1955. Роль снежного покрова в жизни копытных животных на территории СССР. М.: Изд-во АН СССР. 388 с.
  136. Обитатели. Образы югры в ранней русской фотографии. Каталог выставки. Санкт-Петербург-Сургут, 2004. 72 с.
  137. H.H. 1895−1901. Обозрение столбцов и книг Сибирского приказа. Ч. 1−4. М. 394 с.
  138. Д.О., Лихтер Ю. А. 2004. Системное описание и классификация кожаной обуви (методические рекомендации). М. 68 с. л
  139. Открытия русских землепроходцев и полярных мореходов XVII века: Сборник документов. 1951. М.
  140. Очерки истории Югры. 2000. Екатеринбург: Изд-во Волот. 402 с.
  141. Очерки культурогенеза народов Западной Сибири. 1994. Т. 2. Томск: Изд-во ТГУ. 476 с.
  142. Памятники Сибирской истории XVIII в. 1882−1885. Кн. 1−2. М. 551 с.
  143. Л.Г. 1985. Лексика западносибирской деловой письменности (XVII первая половина XVIII вв.). Новосибирск: Наука. 208 с.
  144. A.C. 2001. Архитектурные термины // Иллюстрированный словарь. М.: Стройиздат 208 с.
  145. Е.В. 1998. Обдорские ханты (хаби): к вопросу о формировании группы // Сибирь в панораме тысячелетий / Материалы международного симпозиума. Т. 2. Новосибирск. С. 379−391.
  146. Е.В. 2004. Северные ханты: этническая история. Екатеринбург: УрО РАН. 414 с.
  147. В.Н. 1915. Искер (Кучумово городище) // ЕГТМ. Вып. XXV. С.1−47.
  148. .П. 1976. Сибирская картография и проблема Большого чертежа // Страны и народы Востока. Вып. 18. С. 56−89.
  149. Положение об Открытых листах на право производства археологических разведок и раскопок, выдаваемых Институтом археологии Академии наук СССР. 1991. М.: Институт археологии АН СССР. 32 с.
  150. Н.Г. 1951. Предметы прикладного искусства // Исторический памятник русского арктического мореплавания XVII века. Археологические находки на острове Фаддея и на берегу залива Симса. Л.-М.: Изд-во Главсевморпути. С. 153−159.
  151. Е.Д. 1949. Костюм селькупского (остяко-самоедского) шамана. Сб. МАЭ. М.-Л. С. 335−375.
  152. И.С. 1877. Письма и отчеты о путешествии в долину р. Оби, исполненном по поручению Императорской Академии Наук // Записки Академии наук. Т. 30. Прил. № 2. СПб. 187 с.
  153. Русское градостроительное искусство. Древнерусское градостроительство X XV веков. 1993. ВНИИ теории архитектуры и градостроительства / Под общ. ред. Н. Ф. Гуленицкого. М.: Стройиздат. 392 с.
  154. О.М. 1994. Орнамент. Очерки культурогенеза народов Западной Сибири. Т. 3. Томск: Изд-во ТГУ. 640 с.
  155. В.В. 1997. Эсты // Археология СССР с древнейших времен до средневековья в 20 т. Т. Финно-угры и балты в эпоху средневековья. М.: Наука. С. 13−23.
  156. В.И. 2001. Средневековые могильники Юганского Приобья. Новосибирск: Наука, 296 с.
  157. В.И. 2005. Поселение и могильник Частухинский Урий. Новосибирск: Наука, 164 с.
  158. Сибирские реликвии. Из собрания Тобольского музея. 2000. Изд-во обществ, фонда «Возрождение Тобольска». 280 с.
  159. Сибирь XVIII в. в путевых описаниях Г. Ф. Миллера // История Сибири. Первоисточники. 1996. Вып. VI. Новосибирск. 310 с.
  160. У.Т. 2001. Путешествие к хантам. Томск: Изд-во Том. ун-та.344 с.
  161. З.П. 1983. Социальная организация хантов и манси в XVIII -XIX вв. Проблемы фратрии и рода. М.: Наука. 326 с.
  162. Сокровища Золотой Орды: Кат. выст. 2000. СПб.: Славия. 346 с. Сокровища Приобья. 1996. СПб.: Изд-во Формика. 228 с.
  163. А.И. 1987. Военное дело коренного населения Западной Си
  164. Ф бири: Эпоха средневековья. Новосибирск: Наука. 193 с.
  165. А.И. 2003. Оружие и доспехи: Сибирское вооружение: от каменного века до средневековья. Новосибирск: ИНФОЛИО-пресс. 224 с.
  166. Сословно-правовое положение и административное устройство коренных народов Северо-Западной Сибири (конец XVI начало XX века). 1999. Тюмень. 238 с.
  167. Я.В. 1951. Бытовой инвентарь // Исторический памятник русского арктического мореплавания XVII века. Археологические находки на острове Фаддея и на берегу залива Симса. Л.-М.: Изд-во Главсевморпути. С. 167−171.
  168. H.H. 1936. К вопросу об остяко-вогульском феодализме // СЭ. № 3. С. 19−35.
  169. В.В., Буланкин В. М. 2005. К вопросу о начальном этапе сла• вянского расселения в Среднем Поочье / Русь в IX—XIV вв.еках: взаимодействие Севера и Юга. М.: Наука. С. 269−280.
  170. A.M. 2000. Орнамент и вещи в культуре хантов Нижнего Приобья. Томск: Изд-во Том. ун-та. 248 с.
  171. Таможенные книги сибирских городов XVII в. 2003. Вып. 5. Новосибирск.1. Татищев В. Н. М., 1950.
  172. A.A. 1890. Сибирь в 17 веке. М., 216 с.
  173. М.Ф. 1951. Оловянные изделия // Исторический памятник русского арктического мореплавания XVII века. Археологические находки на острове Фаддея и на берегу залива Симса. Л.-М.: Изд-во Главсевморпути. С. 110−111.
  174. Е.Г. 1999. Обские угры: вехи этнической истории // Народы
  175. Сибири в составе государства Российского. СПб. С. 6−38.
  176. H.B. 1990. Булгарские сканные украшения Зауралья // Ранние болгары и финно-угры в Восточной Европе. Казань: ИЯЛИ КФАН СССР. С. 131−141.
  177. Н.В., Зыков А. П., Морозов В. М., Терехова JT.M. 1991. Сургутское Приобье в эпоху средневековья // Вопросы археологии Урала. Екатеринбург: Изд-во УрГУ. С. 126−145.
  178. Н.В. 2000. Олень, собака, кулайский феномен и легенда о си-хиртя//Древности Ямала. Вып. 1. Екатеринбург-Салехард: УрО РАН. С. 5466.
  179. Н.В. 2003. Торевтика Волжской Булгарии. Серебряные изделия X—XIV вв. из зауральских коллекций // Труды Камской археолого-этнографической экспедиции. Вып. 3. Пермь: Изд-во ПГПУ. С. 138−153.
  180. Физико-географическое районирование Тюменской области. 1973. М.: Изд. МГУ. 246 с.
  181. В.Е. Образы и сюжеты мифологии Хазарии. М., 2001. 160 с.
  182. Л.П., Овсянников О. В. 1973. Древняя «ювелирная» мастерская в Западно-Сибирском Заполярье // Проблемы археологии Урала и Сибири. М.: Наука. С. 248−257.
  183. Л.П. 1977. Работы на севере Западной Сибири //АО 1976 г. 1. М.
  184. Л.В. 1971. О некоторых предметах культа надымских ненцев // Религиозные представления и обряды народов Сибири в XIX начале XX вв. Сб. МАЭ. Т. XXVII. Л.: Наука. С. 239−247.
  185. Л.В. 1976. Проблемы этногенеза и этнической истории ненцев. Л. 189 с.
  186. Л.В. 1977. Религиозные культы у ненцев // Памятники культурынародов Сибири и Севера. Сб. МАЭ. Т. XXXIII. Л.: Наука. С. 5−28.
  187. Л.В. Ненцы. 1995. Очерки традиционной культуры. СПб. 330 с.
  188. Н.К. 1880. Зимнее исследование нагорного берега Иртыша от Тобольска до Самарово и северных тундр между Обскою губою и Сургутом. // Записки ЗСО РГО. Кн. 2. С. 1−32.
  189. С.Е., Карачаров К. Г. 1999. Материалы железного века из Лоб-винской пещеры // Охранные археологические исследования на Среднем Урале. Вып. 3. Екатеринбург: Изд-во БКИ. С. 195−207.
  190. В.Н. 1935. Древняя приморская культура на полуострове Ямал//СЭ. № 4−5. С. 109−133.
  191. В.Н. 1949. Зеленая горка близ Салехарда // КСИА. Вып. XXV. С. 68−74.
  192. В.Н. 1953. Усть-полуйское время в Приобье // МИА. № 35.• М.: Изд-во АН СССР. С. 221−241.
  193. В.Н. 1957. Нижнее Приобье в I тысячелетии нашей эры // МИА. № 58. М.: Изд-во АН СССР. С. 136−245.
  194. Чертежная книга Сибири, составленная тобольским сыном боярским Семеном Ремезовым в 1701 г. 1882. СПб. 68 с.
  195. Л.А. 1975. О погребальном обряде поздних могильников На-рымского Приобья // ИИС. Вып. 16. С. 61−93.
  196. И.Г. 1984. Предварительные итоги исследования Грековского могильника на Средней Вятке // Памятники железного века Камско-Вятского междуречья. Ижевск: Изд-во УдГУ. С. 88−109.
  197. И.В. 1993. Хронологический перечень важнейших данных из истории Сибири (1032−1882 гг.). Сургут: Северный дом. 463 с.
  198. Л.Р. 1924. Салымские остяки (из материалов к этнографии юж* ных остяков) // Записки тюменского общества научного изучения местного края. Вып. I. Тюмень: Гостипография. С. 166−200.
  199. Н.И. 1992. Удмурты XVI первой половины XIX вв.: по данным могильников. Ижевск: УдИИЯЛ УрО РАН. 264 с.
  200. И.Н. 1915. Из отчета о поездке весною 1914 г. к казымским остякам//Сб. M АЭ. Т. 3.
  201. Ю.М. 1986. Документы о Мангазее в смутное время // Новые материалы по истории Сибири досоветского периода. Новосибирск.
  202. Югорск: От легенды до точки на карте. 1997. Екатеринбург: Изд-во Болот. 160 с.
  203. А.И. 1895. Остяки северной части Тобольской губернии // ЕТГМ. Вып. 4. С. 1−25.
  204. М.Э., Овсянников О. В. 1998. Взгляд на Европейскую Арктику: Архангельский Север: проблемы и источники. T. II. СПб.: Петербургское Востоковедение. 432 с.
  205. М.Э., Овсянников О. В. 2003. Пустозерск. Русский город в Арктике. СПб.: Петербургское Востоковедение. 400 с.
  206. The Atlas of Siberia by Semyon U. Remezov. 1958. Mauton and Co, Gravenhage, p. 115.
  207. S. 1885. Un’Estate in Siberia fra ostiacchi, samoiedi, sirieni, tatari, kirgisi e baskiri. Torino- Roma.
  208. F.R. 1897. Sibirica. Ein beitrag zur kennetnis der Vorgeschichte und kultur sibirischer volker. Stockholm. 126 p.
  209. U.T. 1983. Reise zu den Ostjaken. Helsinki. 344 p.
Заполнить форму текущей работой