Замужество и материнство

При разговоре о материнстве мне хотелось бы, прежде всего, подчеркнуть два аспекта, которые влияют на восприятие матерей в XIV веке.

Первое измерение, конечно, религиозное. Материнство, равно, как и девство, имеет сакральное значение, которое подкреплено образом Богоматери. Дева Мария является примером идеального деторождения, и потому святые женщины могут ей уподобляться в некоторых аспектах (например, чудесное зачатие Елизаветы). Культ Богородицы и обращение к ней как к заступнице всех матерей особо подчеркнут в молитве Константина, отца Феофано, молившегося о ребенке после долгого бесплодия:

…рс?т м? нзн ?дз кб? фелехфб? бн ?влешбн ?гкхсбн, ф? н ?нех ?ндс?т ф? н ие? н л? гпн фекп? убн ?г?бн рбси? нпн

Они уже обратили взор на единственный последний якорь, на святую деву, родившую без мужчины Бога-Слово.

?лл? ф? н фп? фщн ?счйф?кфпнб ие? н гег? ннзкбт ?р?с л? гпн б? ф?. Ф? д? нпес? феспн ?ущм?фщн ?гг?лщн; ?лл? нпе? н п? д' б? фп? ге? уч?пхуй ф? фп? уп? ф? кпх мхуф? сйпн.

ты сама родила сверх разумения Бога, создателя всего. Что же есть более разумное, чем бестелесные ангелы? Но и они не могут разгадать тайну твоего рождения.

С другой стороны, к XIV в. на этот культ накладываются еще и печальные византийские реалии. В империи демографический кризис, высокая смертность (каждый второй ребенок в возрасте до 5 лет умирает) Laiou, P. 56−57. Женщине необходимо родить 6 детей, чтобы хотя бы один дожил до дееспособного возраста. Эти обстоятельства могут объяснять, почему у Григоры возникают мотивы материнства в текстах, где их не должно быть.

В житиях Михаила Синкелла и Константина Великого часть упоминаний императрицы Феодоры и Елены обязаны своим появлением тому, что эти героини сопровождают своих малолетних детей (Елена с сыном Константином, Феодора с сыном Михаилом). Это лишь маленькая деталь, но она подчеркивает, как важна эта родственная связь между ребенком и его матерью. женщина омужествление богородица григора Еще одно интересное проявление — в тех способностях, что проявляют мощи Василисы:

фп?т фе г?с озсбни?нфбт ??фбй мбжп?т ф?н ?р? ф?кнпйт е?цсбйнпм?нщн ммзф?сщн кб? б? фп?т ??гей ухнечпм?нпхт цсйк?дей фп? р?ипхт п?к е?т мбкс?н ?рблл?ффей.

Она лечит высохшие груди радующихся своим детям матерей и охваченных ужасным ознобом быстро избавляет от страданий.

Данная способность отсутствует у Василисы в том тексте, что публикует Алькен, и в самом мученичестве нет никаких предпосылок к тому, чтобы Василиса как-либо стала связана с деторождением, и притом при жизни данной способности она не имеет. Ее связь с материнством весьма условна: она умирает бездетной девой, вероятно, весьма юной. Но как целительную способность она получает именно ту, которая подчеркивает ее материнскую сторону и способность к деторождению. Однако в Византии не были щепетильны с тем, к кому обращаться за помощью: за исцелением от исключительно женских болячек (в т.ч. проблем с молоком) могли обращаться и к мощам святых мужей Talbot, A.-M. General Introduction // Holy Women of Byzantium: Ten Saints' Lives in English Translation. VII-XVI.P. XV., а не только к нерожавшим девам.

Иное проявление этого мотива мы видим в житии Феофано, когда императрица оказывается бесплодна. По этой причине Лев находит себе любовницу, чтобы завести наследника, а Феофано тихо принимает такое положение. Деторождение оказывается способным оправдать измену. Шарль Диль говорит о том, что для современников желание зачать ребенка могло быть аргументом в пользу Льва Диль. Ш. Византийские портреты. С. 132. При этом роль Феофано как матери, как нами было уже сказано, почти полностью исчезает.

Еще один текст, позволяющий нам понять мысли Григоры о замужестве и материнстве, — это речь Ирины Асень, заказанная у Григоры. Данный текст поделен на две неравные части: большая отведена под якобы прямую речь императрицы, другая — под собственные комментарии Григоры. В пространных словах Ирины Асень можно обнаружить много параллелей с речью Феофано (метафоры о природе), которые, на мой взгляд, довольно клишированны и абстрактны и не являются особыми маркерами строго женской речи. А вот что там ценно — это небольшая деталь о том, что более всего волнует Ирину на войне.

К?г? м?н ?н г? ?с?м? кб? рпфбмп?т ?т е?ре?н Вбвхл?нпт ф?фе исзнп?уб ?некблп?мзн ?р?нфб н?н м?н ф?н у?жхгпн, н? н д? ф? ф?кнб ф? ф'?н е?скфб?т кб? деумщфзс?пйт рспуфблбйрщсп?нфб кб? ?уб ?н ?ллпфс? кб? п?к ?гнщум?н? г? рлбн?менб ?н.

И в пустынной земле и среди рек, так сказать, Вавилона, тогда, стеная, взывала то к отсутствующему супругу, то к детям, страдающим в темницах и тюрьмах, сколько их было заблудших в незнакомой стороне и на чужбине.

Речь в данном фрагменте, вероятно, идет о сыновьях Матфее и Мануиле. Далее Ирина довольно долго рассуждает о своих страданиях и горестях, связанных с заботами о семье. Хотя появление подобного мотива вполне предугадываемо, все же стоит отметить, что никаких иных функций у Ирины на протяжении всего монолога не появляется, остальные ее рассуждения абстрактны.

Таким образом, женщины-героини оказываются связанными с материнством, даже если связь эта на первый взгляд неочевидна. Женщина рассматривается Григорой как мать, и эта функция, по-видимому, является доминирующей для женщины светской, в то время как женщина святая от этой области находится как бы на расстоянии.