Концептуально-методологическое обоснование дискурсной формы бытия культуры

Актуальность темы

исследования выражается в двух основных аспектах, связанных, во-первых, с трансформациями в современной науке и, во-вторых, с состоянием современных знаково-символических и коммуникативных процессов в культуре.

Первый аспект — это существенные процессы обновления, трансформации и переоценки накопленного философско-культурологического знания о том, что составляет их предметную область исследований. Эти изменения в большей степени затрагивают такие ключевые категории, как культура, язык, дискурс.

Для современного научного знания симптоматичным является обращение сразу нескольких отраслей знания (философии, культурологии, социологии, политологии, психологии, антропологии) к анализу языка и речи. Исследовательские интересы фокусируются на изучении роли языка в конструировании социокультурной реальности, в обосновании повседневности, к анализу языка как идеологического инструмента, способа упорядочивания социокультурных отношений, (вос)создания социокультурного порядка и т. д. Уже не принято считать, что язык лишь обслуживает внешнюю деятельностьтеперь полагают, что язык сам непосредственно является деятельностью. Все реже можно встретить тезис о том, что язык — это средство мышления. Напротив, всё- более распространенным является утверждение о том, что язык и есть мышление. А это означает, что наши психические процессы и наша субъективность если и не обладают в абсолютной мере языковой природой, то в значительной степени обусловлены языком. Язык стал объектом даже идеологической критики вследствие того, что теперь он рассматривается как инструмент манипуляции сознанием и нормирования социального поведения.

Столкнувшись с «человеческим» измерением языка (то есть с полаганием его в области желаний, намерений, действий и взаимодействий людей), исследователи пришли"к выводу, что принципы функционирования и* организации языка на> абстрактном уровне не проявляются и «не работают» на' уровне человеческого взаимодействия. Иными словами, люди используют язык по иным законам, нежели те, по которым он организован. Специфика использования языка зависит от социальногоисторического, коммуникативного, экономического и прочих контекстов, а это означает, что язык может быть инструментом достижения определенных целей — социальных, экономических, политических и. т.д. По существу, сформулирован, новый' предмет для> исследования — дискурс1, а.' однимиз методологических междисциплинарных проектов изучения культуры становится дискурсный подход (дискурс-анализ). Этот подход не пересматривает базовые представления о культуре, к чему часто прибегают многие неклассические методологические схемы анализа, а синтезирует и развивает их, несколько меняя акценты в содержаниипонятия культуры и обнаруживая новые связи между его аспектами:

Второй* аспект актуальности темы исследования связан с трансформациями*, в коммуникативном пространстве современной культуры. Интенсификация процессов’коммуникации в современном* мире достигает тех масштабов и той. степени, при которых переплетение языка с действительностью приводит, к образованию своего рода «плавильного котла», в котором предмет становится сложно отличить от его наименования, а номинируемое действие — от самого поступка. С семиотической точки зрения, в процессе коммуникации, обслуживающей культурные практики, первичная знаковая^ система уступает место вторичной — знаково-символической (семантико-информационной) системе. Дискурс становится первичной* реальностью (а в таких областях жизни человека, как политика, художественное творчество — зачастую единственной реальностью). В науке и в повседневном общении всё- чаще высказывается мысль о том, что современный человек живет преимущественно в дискурсной, а не предметной.

1 См. авторское определение дискурса в подразделе 1 3 данной работы. реальности, то есть в мире конструируемых ценностей и смыслов, а не вещей и фактовв мире зависящих от контекста конвенций, а не универсальных нормв мире знаков, а не предметов, которые они обозначают. Культура — это во многом то, что и как люди говорят.

Актуальность философско-культурологического подхода к изучению дискурса культуры становится в большей степени очевидной в контексте распространенного факта непонимания людьми языка, текстов, контекстов медицинского, юридического, политического, образовательно-педагогического дискурсов. С одной стороны, такие — институциональные (дисциплинарные) — тексты прочно вплетены в культурную ткань нашей жизни, но, с другой стороны, мы испытываем неудачу, пытаясь понять их содержание без помощи «специалистов» и «профессионалов». Нам требуются посредники (своего рода «дискурсные переводчики») для понимания текстов законов, медицинских диагнозов, административно-бюрократических документов, сакральных текстов. Более того, тексты, циркулирующие в различных сферах культуры, часто бывают не согласованы по своему содержанию, что приводит к затруднениям «междискурсного» диалога. Это представляет собой парадоксальную ситуацию, поскольку, казалось бы, понимание сообщения и адекватной реакции на него полагается в качестве главной задачи этих дискурсов. Работа с текстами, которые регламентируют и упорядочивают нашу жизнь, требует наличия некоторого свода правил их составления и понимания, а также групп «профессионалов», которые обеспечивали бы перманентную актуализацию текстов, определенных моделей поведения, легитимированных текстами. Все это говорит о том, что культура в значительной степени сегодня бытийствует в дискурсной форме и требует соответствующей методологии её- изучения.

Степень разработанности проблемы.

Дискурсный подход к изучению культуры базируется на пересечении ряда дисциплин (философии культуры, культурологии, философии языка, семиотики, лингвистики текста, социолингвистики, социологии культуры, лингвокультурологии) и подразумевает выделение ряда взаимосвязанных феноменов (дискурс, язык, культура, текст, концепт, мышление) в качестве предмета научного анализа. Проблема исследованияимеет междисциплинарный, и многоаспектный характер и принимает различные трактовки в зависимости от научной дисциплинарной традиции или фокуса исследовательского внимания.

Наиболее глубоко и всесторонне исследованной на сегодняшний день является проблема феномена культуры, её- содержания и функций, нашедшая отражение в работах классиков мировой и отечественной философии культуры и культурологии, таких как Н. А. Бердяев, М. Вебер, Э. Гуссерль, И. Кант, Э. Кассирер, К. Леви-Стросс, А. Ф. Лосев, Ф. Ницше, О. Тоффлер, З. Фрейд, О. Шпенглер, К.-Г.Юнг, К. Ясперс и других. Идеи вышеназванных исследователей получили своё- развитие во второй половине XX века в работах современных отечественных авторов, среди которых Л. М. Баткин, М. М. Бахтин, Г. Д. Гачев, А. Я. Гуревич, П. С. Гуревич, В. Е. Давидович, Г. В. Драч, Б. С. Ерасов, Н. С. Злобин, Э.В.ИльенковЛ.Г.Ионин, М. С. Каган, С. М. Климова, Д. С. Лихачёв, Ю.М.ЛотманЭ.С.Маркарян, В'.М.Межуев, Е. М. Мелетинский, М. К. Петров, В. П. Римский, В. М. Розин, Ю. С. Степанов и другие1- в работах.

1 См., например: Баткин, Л. М Пристрастия Избранные эссе и статьи о культ}ре. — М: Изд-во РГГУ. 2002; Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества. — М.: Искусство, 1979; Гуревич, А Я. От истории ментальности к историческому синтезу // Споры о главном — М., 1993. — С.16−29- Гуревич, П. С. Философия культуры. — М: Nota Bene, 2000; Давидович, В.Е. В зеркале философии. — Р. иа-Д.: Феникс, 1997; Злобин, Н. С. Культура ir общественный прогресс. — М.: На^ка, 1980; Ильенков, Э. В. Философия и культура, — М.: Изд-во политической литературы, 1991; Ионин, Л. Г. Социология культуры — М: Логос. 1998; Каган, М. С. Философия культуры: Становление и развитие — СПб • Изд-во «Лань», 1998; Климова, С.М., Губарева, О. В. Миф и симулякр [Текст] / С. М. Климова. О В. Губарева // Человек. — 2006. — № 6 (ноябрь). — С. 113−121, Лихачев, Д С. Текстология: На материале рус. лит X—XVII вв. — СПб. Алетейя, 2001; Лотман, ЮМ. Семиосфера: культура и взрывВнутри мыслящих миров. — СПб." Искусство, 1989; Маркарян. Э. С. Теория культуры и современная наука. — М.: Мысль, 1983; Межуев, В. М. Идея культуры: Очерки по философии культуры. — М.: Прогресс-Традиция, 2006; Петров, М К. Язык. Знак. Культура. — М.: УРСС, 2004; Римский, В. П. Культура и тоталитаризм. — Белгород: Изд-во БелГУ, 1999; Розин. В. М. Контекстное, полифоническое мышление — перспектива XXI века // Общественные науки и современность. — 1996 — № 5. — С. 12−16. этих исследователей рассмотрены продуцирующая, познавательная, смыслообразующая функции культуры. И. А. Ильяева, определяя специфику отношений между индивидами в зависимости от типов общения' в социокультурном пространстве, выделяет три основные уровня общениясубъект-субъектное, межличностное и межиндивидуальное, которые характеризуют различные типы культуры — межличностно-повседневный, групповой, институциональный1.

Фундаментальность и. масштабность содержания категории «культура» ставит перед исследователями задачу построения унитарных дескриптивных моделей культуры. Так, Ю. М. Резник, основываясь на* системных идеях К. Маркса, Т. Парсонса, П. Сорокина и Ю: Хабермаса, конструирует «социально-системологическую» концепцию, на основе которой, осуществляет системный анализ культуры2. В' рамках, этойконцепции культурные феноменырассматриваются" в единстве онтологических И' феноменологических (субъектных) предметов, атакже' познавательных, ценностных, нравственных, символических, психологических и практических аспектов взаимодействия между людьми. В. Н. Фиттогентов, обосновывая многоуровневыйхарактер темпоральной* структуры бытиявыделяет несколько типов процессуальное&trade- (хаос, фу] исционирование и развитие), характеризующих как человеческий универсум, так иразличныеформы бытия культуры .

Огромное значение для исследования имеет диалогическаяконцепция культуры, разработанная отечественными авторами — М. М. Бахтиным, В.С.БиблеромМ.К.Петровым, Б. Ф. Поршневым, О. М. Фрейденберг, а также зарубежными — К. Ясперсом, М. Бубером, Ю.Хабермасом.и другими^. Выданной.

1 Ильяева, И. А Культура общения. Опыт философско-методологического анализа. — Воронеж: ВГУ, 1989.

2 Резник, Ю.М.

Введение

в социальную теорию. — М.: Наука, 2003.

Финогентов, В.Н. «.И ропщет мыслящий тростник»: О бесссмысленности и смысле жизни-человека. О временном и вечном в бытии человека. О свободе и несвободе человека — Уфа: УТИС, 2000., ' См., например: Бахтин, М. М Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа // Литературно-критические статьи. — М.: Искусство, 1986; Библер, B.C. От концепции, с разных позиций, диалог рассматривается как основная характеристика взаимодействия в рамках культуры и как одна из форм актуализации культуры, а также как способ мышления и форма речевого бытия. Коммуникация как условие повседневного бытия культуры проанализирована в работах П. Бергера, Н. Лумана, Ю. Хабермаса, А.Шюца.

Обоснованию знаково-символического и прагматического характера культуры посвящены работы таких авторов, как М. М. Бахтин, Ю. М. Лотман,.

3.Г.Минц, М. К. Петров, Н. В. Топоров, И. И. Ревзин, Б. А. Успенский, Р. Барт, К. Гирц, А. Греймас, Ю. Кристева, К. Леви-Стросс, Ц. Тодоров, У. Эко и других1. В рамках этого — культурно-семиотического — подхода основополагающим элементом культуры номинируется язык (код, «гиперкод», «знаковая система») как, в широком смысле, система означающих и означаемых, определяющих характер и содержание культурных концептов, моделей поведения индивидов и системы взаимоотношений. Основные принципы этого подхода сформулированы в рамках семиотической концепции Ч. Пирса,.

4.Морриса и структурно-лингвистической концепции Ф. де Соссюра. Говоря о принципиальной значимости этого подхода для нашей работы, нельзя не 1 отметить существенные результаты культурно-семиотических исследовании таких отечественных авторов, как А. А. Ветров, Б. В. Марков, С. Т. Махлина, Н. Б. Мечковская, Л. П. Морина, Г. Г. Почепцов, К. Д. Скрипник, Ю. С. Степанов, наукоу чения — к логике культуры: Два философских введения в двадцать первый век. — М. Политиздат, 1990, Поршнев, Б. Ф. Социальная психология п история. 2-е изд — М.: Наука. 1979; Фрсйдспбсрг, ОМ. Методология одного мотива // Ученые записки Тартуского университета. — Вып 746. Труды по знаковым системам. — Вып 20. — Тарту: Тартуский ун-т, 1987. — С.120−130, Хабермас, Ю. Моральное сознание и комму никативное действие [Текст! / Ю. Хабермас — СПб.: Наука, 2000.

1 См., например: Бахтин, М. М. Проблема речевых жанров // Собр. соч. — М. Русские словари, 1996. — T.5. Работы 1940;1960 гг. — С. 159−206- Лотман, Ю. М Внутри мыслящих миров. Человек — текст — семиосфераистория. — М.: Языки русской культры. 1996; Минц. 3 Г. Поэтика русского символизма. — СПб.: Искусство-СПб. 2004; Топоров, В Н Пространство и текст // Текст: семантика и структура — М.: Наука, 1983; Ревзин. И. И. Структура языка как моделирующей системы [Текст] / И И. Ревзин — М Наука, 1978; Успенский, Б. А. Семиотика искусства. — М.: Школа «Языки русской культуры», 1995; Гирц, К. Интерпретация культур. — М.: РОСПЭН, 2004. Тодоров, Ц. Теории символа. — М.: Дом интеллектуальной книги, Русское феноменологическое общество, 1999.

В.Ю.Сухачев, С. В. Чебанов, Л. Ф. Чертов и др1. Основные положения представителей семиотического и' культурно-семиотического подходов позволили нам рассматривать культуру в системе ее знаково-символических, концептно-знаковых и семиотических характеристик, предопределенных историческим континуумом и когнитивной деятельностью индивидов.

Исследования в области лингвокультурологии, берущие начало в трудах.

A.А.Потебни, В.ГумбольдтаФ.Боаса, Э. Сепира, Б. Уорфа, развивают идею о детерминированном характере связи между языковой системой и культурой, делая акцент на> механизмах закрепления и воспроизводства культурных феноменов в языковых практиках. Среди наиболее значимых лингвистических и лингвокультурологических работ следует назвать исследования И. Д. Арутюновой, В. З. Демьянкова, В. В. Иванова, В.-В.Красных,.

B.А.Масловой, А. В. Полонского, Ю. Е. Прохорова, Г. Г. Слышкина, В. Н. Телия, Н. И. Толстого, В.Н.ТопороваТ.В.Цивьян и других2.

Прагматический подход к исследованию культуры, развивающий семиотическое направление и ориентированный на интерпретацию связи между знаком, мышлением и действиямииндивида в конкретном См., например: Ветров, А. А. Семиотика н се основные проблемы. — М. Изд-во политич лит-ры, 1968; Махлина, С. Т Семиотика культуры и искусства. Словарь-справочникСПб." Композитор, 2003, Мечковская, НБ. Социальная лингвистика. -М.: Аспект-Пресс, 1996: Почспцов, Г. Г. Семиотика. -М.: Рефл-бук, 2004; Скрипник, К. Д. Семиотика. Философия. Логика. Диалог. — Р.-на-Д.: РИО РФ РТА, 2000; Степанов, Ю. С. Язык и метод. К современной философии языка. — М.: Языки русской культуры. 1998, Чебанов, С.В., Мартыненок, Г Я. Семиотика описательных текстов. Типологический аспект, — СПб: СПбГУ, 1999; Чертов. Л. Ф Как возможна семиотика иск) сства (о перспективах союза эстетики и семиотики) // Эстетика сегодня: состояние, перспективы. Материалы науч конф. — СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 1999.

C.91−95.

2 См. например: Apj-понова, Н. Д. Человеческий фактор в языке. Коммуникация, модальность, дейксис. — М.: Наука, 1992; Красных, В. В. Виртуальная реальность или реальная виртуальность? Человек. Сознание. Коммуникация. — М.: Диалог-МГУ, 1998; Полонский, А. В. Категориальная и функциональная сущность адресатности. — М. Русский Дом, 1999; Прохоров, Ю. Е. Действительность. Текст. Дискурс. — М.: Флинта, Наука, 2004; Слышкин, Г. Г. Дискурс и концепт (о лингвокульт рном подходе к изучению дискурса) // Языковая личность: институциональный и персональный дискурс. — Волгоград: Перемена, 2000. — С. 38−45- Телия. В. Н. Метафоризация и её- роль в создании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке Язык и картина мира. — М.: Наука, 1988. — С. 173−203- Цивьян, Т. В. Семиотические путешествия.- М.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2002. социокультурном контексте, представлен работами У. Куайна, Дж. Остина, Ч. Пирса, Р. Рорти, Дж. Сёрля, Э. Щеглофф, Дж. Юла и других1.

Интерес к дискурсу проявился в связи с проблематизацией языка как философско-социальной категории, а также в связи с изменением взгляда на язык как в лингвистике, так и в других гуманитарных дисциплинах. В этом контексте принято говорить о «лингвистическом повороте» в философии, культурологии и социально-гуманитарных дисциплинах, который имел место в конце XIX — начале XX веков и связывается с работами влиятельных авторов, среди' которых Л. Витгенштейн, Ч. ГГирс, Г. Фреге, М. Хайдеггер, М. М. Бахтин.

Ключевые подходы к анализу дискурса начинают формироваться практически в то же время, когда выделяется категория дискурса как самостоятельного предмета исследовании. Формирование дискурс-анализа как относительно самостоятельной дисциплины связывается, в первую очередь, с работами французских, немецких, а также британских и американских исследователей 60-х — 70-х годов — П. Анри, К.-О. Апеля, Ж. Бодрийяра, Дж. Брауна, Х.-Г.Гадамера, Ж. Граймса, Ж. Женнетта, В. Камлая, Э. Кассирера, У. Кинча, Ж. Коке, Ж. Курте, В. Лабова, Ж. Лакана, А. Леконта, П. Лоренцена, Д. Мальдидье, Ж. Отье-Ревю, М. Пеше, П. Рикера, А. фон Савиньи, П. Серио, Р. Томлина, С. Томпсона, Э. Тугенхадта, М. Фуко, ГО. Хабермаса, М. Шароля, М. Хэллидей, У. Чейф, Дж. Юл и других2. В работах.

1 См. например: Куайн, У. Слово и объект, — М.: Логос, Праксис, 2000; Остин, Дж. Л Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. — Вып. 17: Теория речевых актов. — М., 1986. — С. 22—130- Пирс, Ч. С. Рассуждение и логика вещей. — М: РГГУ, 2005; Рорти. Р. Тексты и куски // Логос. — 1996. — № 8. — С. 173— 189: Сёрль, Дж. Рациональность в действии — М.: Прогресс-Традиция, 2004; Schcgloff, Е. In Anolher Context // A Duranti and С. Goodwin (eds.), Rethinking Context: Language as an Interactive Phenomenon. Cambridge: Cambridge University Press, 1992, 193−227.

2 См., например: Апель, K.O. Трансцендентально-герменевтическое понятие языка // Вопросы философии. -1997. — № 1. — С.76−92- Кассирер, Э. Философия символических форм: В 3 тт.— М.—СПб.: Университетская книга, 2002: Лакан, Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. — М.: МГУ. 1995; Pecheux, М. Analyse auloiriatique du discourse. Paris: Dunod, 1969, Рикёр, П. Конфликт интерпретации — М.: Канон-Пресс, 2002; Серио, П. Анализ дискурса во Французской школе [Дискурс и иитердискурс] // Семиотика: Антология / Сост. Ю. С. Степанов. — М.: «Академический Проект" — Екатеринбург: «Деловая книга», 2001; Фуко, М. История указанных авторов дискурс трактуется не только как лингвистический феномен, но и как основа и условие существования любой культуры.

К концу 70-х годов XX века окончательно формируются и активно развиваются направления и школы дискурс-анализа, среди которых наиболее влиятельными и продуктивными являются: а) французская школа дискурс-анализа (П. Анри, Ж. Ж. Куртин, М. Пешё- и др.) — б) теория речевых актов (Дж. Остин, Дж. Р. Сёрль и др.) — в) конверсационный анализ (Г. Сакс, Э. Щеглов, Г. Джефферсон и др.) — г) Бирмингемская школа дискурс-анализа (М. Кулхард, Дж. Синклер и др.) — д) социолингвистика (У. Лабов, Дж. Фишман, С. Эрвин-Трипп и др.) — е) критический дискурс-анализ (Т.А. ван Дейк, Р. Лакоф и" др.) — ж) немецкая школа дискурс-анализа (К.-О.Апель, А. фон Савиньи, Э. Тугендхат, Ю. Хабермас и др.).

Следует выделить две доминантные теории, радикально повлиявшие на содержание большинства дискурсных исследований: теориюдискурсивных формаций (теорию археологии и генеалогии) Мишеля Фуко (получившее в дальнейшем свое развитие в теории «автоматического анализа дискурса» Мишеля Пешё-) и психоаналитическую теорию дискурса Жака Лакана.

В связи с развитием идей М. Фуко о регламентирующем характере дискурсной практики возникает интерес к институционализированным видам дискурса. В отечественной и зарубежной науке ведущими исследователями различных институциональных дискурсов являются: в сфере исследований политического дискурса — В. И. Карасик, В. П. Макаренко, П. Б. Паршин, О. Ф. Русакова, Е.И.Шейгал>, Т.А.ван Дейк, Р. Водак, Э. Лаклау, Ш. Муфф, Л. Чулиараки и другие1- в сфере изучения религиозного дискурса безумия в классическую эпо\ - СПб' Университетская книга, 1997. Halliday, М. А. К. Language as Social Semiotic: The Social Interpretation of Language and Meaning. 2nd ed. London, 1978.

1 См, например: Карасик. В. И. Языковой кр г: личность, концепты, дискурс. — М.: Гнозис, 2004, Макаренко, В П. Политическая концептология. — М.: Праксис, 2005; Русакова, О. Ф. Дискурс, политический дискурс, политическая дискурсология // Многообразие политического дискурса — Екатеринбург ИФиП УрО РАН, 2004 — с 7−33- Шсйгал, Е. И. Семиотика политического диск pea — М.: Гнозис, 2004; Chouliaraki, L Capturing the 'contingency of universality': some reflections on discourse and critical realism // Social semiotics, 12 (2), 200 284−114- Dijk, T.A. van Discourse and Power. NY: Routledge. 2008, Laclau. E, Mouffe, C. Hegemony and socialist.

М.Н.Ересько, В. И. Карасик, Н. Б. Мечковская, Н. Л. Мусхелишвили, О. А. Прохватилова, В. Н. Финогентова, У. Джемс, Ч. Каррен, Дж. Никсон, Р. Рорти, Т. Фитцджеральд и другие1- в области анализа образовательно-педагогического дискурса — Т. В. Ежова, А. М. Корбут, Д. Ю. Король, А. А. Полонников, Т. В. Тягунова, С. С. Харин, Б. Бернстайн, Дж. Симонен, С. Суидлер и другие — в области изучения юридического дискурсаА.С.Александров, Е. А. Кротков, А. В. Поляков, Т.А.ван Дейк, Т ван Левен и другие3. В работах указанных авторов с различных позиций и в контексте различных научных дисциплин рассматриваются проблемы субъекта дискурса, когерентности дискурса, полифакторности его динамики, типологизирующих признаков: strategy. Towards a radical democratic politics L.: Verso, 1985; Wodak. R. Critical linguistics and cntical discourse analysis // Handbook of pragmatics. — AmsteidamPhiladelphia: John Benjamin’s publications Co. 1994. P. 30−42.

1 См., например Ересько, M.H. Язык религии: философско-когнитивный анализ. Автореф.. д.филос.н., М., 2008; Караснк. В. И. Религиозный дискурс // Языковая личность проблемы лингвокультурологии и функциональной семантики. — Волгоград: Перемена, 1999. — С.5−19. Мечковская, Н. Б. Язык и религия — М.: ФАИР, 1998; Мселишвили, Н. Л. Дисьлрс отчаяниями надежды внутренняя речь и депрагматизация коммуникации // Вопросы философии. — 1997 — N10. — С. 45−57- Прохватилова, О. А. Православная проповедь и молитва как феномен современной звучащей речиВолгоград: Изд-во ВГУ, 1999; Финогентов, В Н. Научное знание и религиозное мировоззрение // Язык науки и язык религии — Уфа: Уфимск. гос. аклд экон и сервиса, 2006. — С.6−19- Джемс, У. Воля к вере — М Республика, 1997; Рорти. Р. Антиклерикализм и атеизм [Текст] / Р. Рорти // Логос. — 2008. — № 4 (67). — С.111−120- FitzgeraldТ. The ideologv of religious studies. N. Y Oxford University Press, 2000.

2 См, например: Ежова, ТВ К проблеме изучения педагогического дискурса // Вестник ОГУ — № 2. -Февраль — 2006. — Том 1 — С.52−56- Корбут, A.M. Институционализация учебных ситуаций в образовательной практике // Анализ образовательных ситуаций — Минск: БГУ, 2008. — С.37−92- Полонников, А. А. Ситуация разговора: опыт коммуникативной реконструкции // Коммуникативный ландшафт образования — МинскБГУ, 2007 — С.303−350- Тягунова. T.B. Негативность различения и предел интерпретации в образовательном дискурсе // Идея университета, парадоксы самоописания — Минск: БГУ, 2002. — С 213−219- Bernstein, В. The Structuring of Pedagogic Discouise L.: Routledge, 1990. Симонен, Дж. Повседневная педагогическая ситуация межк> льтурный подход и исследование парадокса — Минск: БГУ, 2008. — С.244−259.

3 См., например: Александров, А. С Введение в судебную лингвистику. — Н. Новгород Изд-во Нижегородской правовой Академии, 2003; Кротков, Е. А. Диагностическое познание. — Белгород Изд-во БелГУ, 2006; Van Lceuwen. T.J. Discourse and Practice: New Tools for Cntical Discourse Analysis. N Y Oxford University Press, 2008.

Между тем научное использование понятия «дискурс» далеко от однозначности. Категория «дискурс» закрепляется в научном пространстве еще в Средневековье, однако, в истории науки, в том числе философии и культурологии, наблюдаются существенные трансформации смыслового содержания от эпистемологической интерпретации дискурса до понимания его как объекта, обладающего автономной онтологией. Во второй половине XX века дискурс начинает использоваться как философско-культурологическая категория, что связано преимущественно с двумя тенденциями. Во-первых, семиотическая и культурно-семиотическая традиция интерпретации культуры как системы знаково-символических форм и ценностно-концептуального содержания (как системы текстов) сталкивается с необходимостью категориального закрепления не только результатов кодирования и декодирования реальности (эту функцию выполняет категория текста), но и коммуникативно-когнитивных процессов порождения, воспроизводства и трансляции культурных смыслов. Во-вторых, повышенный интерес структурализма и постструктурализма к механизмам, условиям и структурам «производства знания, идентичности и культуры» также обусловливает потребность в категории, которая могла бы фиксировать объективные и субъективные аспекты процессуальной деятельности по трансляции и образованию смыслов в системе культуры. Эти две тенденции обусловили стремительную эскалацию термина «дискурс» в пространстве современных наук.

Вместе с тем, уже к концу XX века сложилась ситуация, в которой термин «дискурс» широко используется учеными, но в то же время не имеет точного научного определения, выражаясь в бесконечном множестве дефиниций. Термин «дискурс» становится «философски-модным», зачастую не выражая ничего определённого или, напротив, претендуя на «дефиниционную тотальность», в соответствии с которой «дискурсом» часто обозначается чрезмерно широкий спектр предметов. Тем не менее, неоднозначное использование этого термина следует трактовать и как свидетельство его актуальности, и как указание на неразрешенные проблемы методологического характера, выражающиеся в формулировании категориального и аналитического аппарата изучения смыслообразовательных и смыслорепродуктивных культурных процессов.

В российской философской и культурологической науке термин «дискурс» появился относительно недавно — в конце 80-х годов XX века — и первоначально представлял собой результат интеграции в отечественную философию и теорию культуры идей французского структурализма и постструктурализма, а также основных результатов аналитической философии, философии языка и англо-американских лингвоаналитпческих теорий. В последнее десятилетие многие отечественные культурологи подчеркивают актуальность и методологическую значимость термина «дискурс» для исследований культуры. В той или иной мере к использованию термина «дискурс» и к изучению дискурсов культуры прибегают такие авторы, как А. А. Грякалов, И. Т. Касавнн, С. С. Неретина, В. Н. Порус, В. М. Розин, В. П. Руднев, А. Я. Флиер и многие другие1. Большое значение для решения задачи интеграции понятия «дискурс» в философские и культурологические исследования имеет интерпретация В. М. Розиным теории дискурса как «междисциплинарной площадки"2, позволяющей преодолеть изолированность и ограниченность узкоспециализированных наук о культуре, в том числе — отечественной культурологии. В контексте нашей работы ключевыми представляются базовые положения об унитарной.

1 См. например: Грякалов, А. А. Письмо и событие: Эстетическая топография современности. — СПб: Наука, 2004; Касавпн, И. Т. Текст. Дискурс. Контекст: Введение в социальную эпистемологию языка. — М.: Канон +, РООИ «Реабилитация», 2008; Нсрстина, С. С. Автор и дискурс // Благо и истина: классические и неклассические регулятивы. — М.: ИФ РАН, 1998; Порус, В. Н. Гуманитарное знание и последствия «лингвистического поворота» // Эпистемология и философия науки. — 2006. — № 4. — С.50−55- Руднев, В. П. Морфология реальности: Исследование по «философии текста». — М.: Прогресс, 1996; Флггер, А. Я. Культурология для культурологов. — М.: Академический проект, 2002.

2 Розин, В. М. Культурология. — М.: Гардарики, 2003. многопараметральной модели дискурса, разработанные и обоснованные в работах Е.А.Кроткова1.

Наряду с бесспорно значимыми для изучения проблемы результатами работ вышеуказанных подходов, школ, направлений, авторов, их анализ дает основание сделать следующие выводы об исследовательских лакунах и перспективах современной методологии дискурсного анализа культуры:

— не достаточно ясно сформулированы методологические основания и специфика дискурсного подхода в культурологическом знании. Несмотря на достаточно активное использование категории дискурса в отечественной и зарубежной культурологии, пока не выработаны однозначно сформулированные теоретические положения, принципы и основания анализа дискурса как формы культуры;

— на сегодняшний день не существует общепринятой дефиниции дискурса в аспекте его смыслообразующего и смыслорепродуктивного действий, а также отсутствует четко сформулированное представление о возможностях и ограничениях дискурсного анализа культуры;

— до сих пор не сформулированы положения методологического характера, которые бы позволили создать не узко дисциплинарную, а унитарную философско-культурологическую схему (модель) дискурса;

— в имеющихся исследованиях отечественных и зарубежных авторов не достаточно полно раскрыты параметры, принципы и основания спецификации дискурсов, которые бы способствовали более эффективной идентификации и экспертизе конкретных текстов культуры;

— в современных работах не сформулировано решение «проблемы субъекта дискурса», который трактуется либо как «эффект дискурса», либо как его функция, либо как его автор.

1 См, например: Кротков, Е.А., Носова, Т. В. Проект методологической программы изучения диск рсных практик // Человек в изменяющейся России: философская и междисциплинарная парадигма. — Ч. 1. — Белгород, 2007. — С.50−55- Кротков, Е. А. Диагностическое познание. — Белгород: Изд-во БелГУ, 2006.

Несмотря на значительные достижения ряда подходов в изучении смыслообразующей деятельности в системе культуры, у исследователей, все еще нет целостной и в то же время детальной картины о структурных и динамичных характеристиках дискурса в системе культуры, что связывается с определенными методологическими ограничениями того или иного подхода. Так, культурно-семиотический подход представляется крайне важным для анализа культуры как системы отношений между людьми, а также между человеком и природой, выраженных в знакахно в то же время он в известной степени оставляет лакуны в понимании процессуального аспекта смыслотворчества и смысловыражения, системы возможностей и условий производства, актуализации и акцентуации семиотических отношений в культуре.

Объектом представленной работы является культура как система идей, ценностей, концептов и релевантных им моделей человеческого опыта и взаимодействия между людьми.

Предметом работы является дискурсная форма культуры, рассмотренная в аспекте методологических принципов, подходов и инструментов её- изучения.

Целью работы является концептуализация дискурсной формы бытия культуры и обоснование методологии ее исследования. Задачи работы:

1. Осуществить анализ категории культуры в системе её- ключевых бинарных оппозиций и обосновать выделение дискурсной формы её- бытия.

2. Выявить и классифицировать основные подходы к проблематизации дискурса в исследованиях культуры.

3 Разработать общую дефиницию понятия «дискурс», учитывающую многообразие его трактовок, и уточнить его сущностные черты в связи с коррелирующими понятиями.

4. Изучить функции дискурса в системе культуры как основание методологии его анализа.

5. Выделить и обосновать структурные компоненты (систему параметров) дискурса.

6. Проанализировать системообразующие связи между параметрами дискурса и выявить спецификации дискурсов в системе культуры.

7. На основании реконструкции концепции «археологии и генеалогии» дискурсных формаций Мишеля5 Фуко, а также теорий дискурса Мишеля Пешё-, Жака Лакана и Фредерика Джеймисона определить характер институциональности дискурса в системе культуры.

8. Интерпретировать проблему субъекта дискурса.

9. Выявить специфику политического дискурса в аспекте его структурных компонентов и системообразующих связей между ними:

10. Осуществить философско-культурологическую интерпретацию религиозного дискурса как единства структурных компонентов, связей1 и отношений.

11. Интерпретировать юридический дискурс в контексте философско-культурологического подхода к изучению его структуры^ и системообразующих связей и отношений.

12. Определить специфику образовательно-педагогического дискурса^на основе применения философско-культурологической модели анализа дискурса.

Теоретико-методологические основы диссертационной работы обусловлены спецификой объекта и предмета исследования, требующих использования разнообразных принципов, методов и подходов, позволяющих наиболее продуктивно реализовать поставленные цель и задачи. Теоретико-методологическую базу исследования составили:

— междисциплинарный подход, позволивший использовать основные теоретические достижения" не только философии и культурологии, но и лингвистики, политологии, семиотики, психоанализа, социальной психологии, социологии в области изучения культуры и различных типов дискурса;

— диалектический подход, позволивший рассмотреть культуру в системе ее бинарных оппозиций, а также сформулировать представление о базовой проблеме дискурса, как его специфицирующем и системообразующем ключевом коммуникативно-когнитивном противоречии;

— системный подход, позволивший рассмотреть дискурс как форму культуры и как гибкую (мягкую) систему в единстве его параметров, значений и внутренних межпараметральных связей, обусловливающих его когерентность и динамику;

— функциональный подход, который был применен при рассмотрении функций как основы методологии изучения дискурса и при анализе прагматического аспекта*дискурсных феноменов в культуре;

— семиотический и культурно-семиотический" подходы, позволившие рассмотреть дискурс и как смыслообразующую деятельность, и как знаково-смысловую систему семантических, синтаксических и прагматических связей, а также выявить специфику взаимодействия единицдискурса и культуры общественного института.

Научная новизна:

1. Проанализирован феномен культуры в системе бинарных оппозиций, что позволило обосновать выделение дискурсной формы ее бытия и установить возможности дискурсного подхода к интерпретации культуры.

2. Выявлены и классифицированы подходы, к проблематизации дискурса в исследованиях культуры.

3. Классифицированы основные трактовки понятия «дискурс» в междисциплинарном научном поле, предложена общая дефиниция понятия «дискурс», учитывающая многообразие его трактовок, и уточнены сущностные черты понятия «дискурс» в связи с коррелирующими понятиями «текст», «язык», «стиль», «речь» и «мышление».

4. Определена и описана методология анализа культурно-функциональных оснований дискурса.

5. Разработан и обоснован философско-культурологический подход к описанию структурных компонентов (построению системы параметров) дискурса и классификации дискурсов.

6. Проанализированы системообразующие связи и отношения дискурса, что позволило сформулировать основания его спецификации в системе культуры.

7. Определен характер институциональности дискурса, выражающийся в регламентации и дифференциации социокультурных практик и отношений, нормализации и стандартизации когнитивно-коммуникативной деятельности, категоризации и систематизации ценностно-смыслового поля культуры.

8. Интерпретирована проблема субъекта как необходимого основания и условия дискурса.

9. Выявлена специфика политического дискурса в аспекте его структурных компонентов и системообразующих связей между ними.

10. Осуществлена философско-культурологическая интерпретация религиозного дискурса как единства структурных компонентов, связей и отношений.

11. Интерпретирован юридический дискурс в контексте философско-культурологического подхода к изучению его структуры и системообразующих связей и отношений.

12. На основе применения философско-культурологической модели анализа дискурса определена специфика образовательно-педагогического дискурса.

Положения, выносимые на защиту:

1. Ретроспективный анализ подходов к интерпретации культуры позволил выявить основные бинарные оппозиции, которые, с одной стороны, фиксируют ее основные аспекты и, с другой стороны, выражают содержание научных дискуссий о сущности культуры. К таким бинарным оппозициям относятся: «универсальное — уникальное», «означающие — означаемые», «социализация — интериоризация», «индивидуальное — общественное», диалог — полилог", «структура — жизненное поле», «регламентациятворчество», «процесс — результат», «язык и действительность», «мышление и действительность», «контекст и текст». Выделение этих бинарных оппозиций актуализирует проблему диалектической связи между формой и содержанием культуры. Мы интерпретируем форму культуры как упорядоченный способ репрезентации её- содержания (идей, ценностей, концептов, моделей опыта и взаимодействия). Трансформационный, событийно-деятельностный и смыслопорождающий потенциал культуры требует выделения дискурсной формы её- бытия, под которой мы понимаем коммуникативно-когнитивный, процессуально-динамический, генеративно-трансформационный план выражения смысловых компонентов культуры.

2. Изучение становления, развития и современного состояния категории дискурса в науке о культуре позволяет выделить четыре наиболее разработанных подхода к его проблематизации: формальный, прагматический, структурно-функциональный и критический. Различие между подходами заключается в оценке функций и места дискурса в системе культуры, в акцентуации его различных аспектов, а также в интерпретации связи между дискурсом, субъектом и социокультурной действительностью. В то же время в современной философии и теории культуры назрела объективная необходимость формулирования основ общей теории и методологии дискурса, которая сможет интегрировать все преимущества указанных подходов, а также учесть результаты, полученные в различных отраслях социально-гуманитарного знания.

3. В соответствии с типами подходов к проблематизации дискурса выделяются четыре основные его трактовки — формальная, прагматическая, структурно-функциональная и критическая. Осуществляя попытку совмещения этих трактовок, мы предлагаем следующую дефиницию: дискурсэто регламентируемая определенными историческими и социокультурными кодами (традициями) смыслообразующая и воспроизводящая деятельность, рецепция которой формирует или изменяет картину мира и модели опыта человека. Дискурс как коммуникативно-когнитивное процессуальное явление реализуется посредством тематически выраженных семиотических образований (текстов в широком смысле) в единстве их лингвистического, ментального и предметного аспектов (плапа выражения и плана содержания). Уточнив содержание понятия «дискурс» в связи с коррелирующими понятиями «текст», «язык», «стиль», «речь», «мышление», мы утверждаем следующее: использование категории дискурса в культурологическом исследовании позволяет зафиксировать процессуально-деятельностный аспект смыслообразования и смысловоспроизводства в системе культурыопределить нормирующее и ограничивающее действие знаково-символических культурных формвыявить генерирующий, репродуктивный и трансформирующий культурно-семиотический потенциалописать условия и механизмы производства и трансформации текстов культуры, а также изучить стратегии институционализации и легитимации общественных отношений знаково-символическими средствами.

4. На основании изученных теорий и концепций дискурса, предложенной дефиниции термина «дискурс» и учитывая процессуально-деятельностную природу дискурса, мы выделяем когнитивную, ценностную, конструирующую и информационно-коммуникативную функции дискурса в системе культуры. Эти функции направлены на' формирование и воспроизводство смыслов культуры, а также регламентируемых ими социокультурных практик. В рамках каждой из перечисленных функций дискурса формулируются свои специальные критерии результативности и оценочные характеристики (например, «логично — нелогично», «эффективнонеэффективно», «желательно — нежелательно», «приемлемо — неприемлемо», «полезно — неполезно» и т. д.).

5. Предлагаемый нами философско-культурологический подход к изучению дискурса предполагает анализ культурно-обусловленных структурных компонентов дискурса и связей между ними, а также определение интегрирующей дискурс коммуникативно-когнитивной проблемы. Решение этой стратегической' задачи предполагает построение открытой (незамкнутой) модели дискурса, представляющей собой гибкую (мягкую) систему коррелирующих параметров. На основании предложенной дефиниции дискурса мы относим к его параметрам следующие: онтологический (предметная область дискурса), телеологический (цели дискурса), языковой (языковые, стилистические и жанровые средства, а также речевые акты), когнитивный (формы, методы и процедуры познания), текстовый (типы и виды текстов), контекстный (типы и виды контекстов) и коммуникативный (статусы, роли, условия, способы и сферы общения). Содержание каждого из параметров может служить основанием классификации (логического деления) дискурсов. Открытость предложенной модели означает возможность выделения и иных параметров дискурса, которые могут быть в дальнейшем обнаружены в культурологических и социально-гуманитарных исследованиях.

6. Системообразующие связи между структурными элементами дискурса (межпараметральные корреляции) разделяются на ментально-когнитивные (представленные феноменами сознания и познания субъекта дискурса) и социально-коммуникативные (представленные феноменами общения субъектов дискурса). Функции и базовая коммуникативно-когнитивная проблема, выраженные, главным образом, в телеологическом и онтологическом параметрах дискурса, определяют содержание всех структурных компонентов дискурса и их корреляции. Анализ базовой проблемы дискурса, содержания и иерархии его структурных компонентов (параметров) позволяет установить его специфику, в то время как на основе изучения межпараметральных корреляций выявляется степень когерентности, открытости, динамики дискурса, а также его границы. Диагностика социально-коммуникативных корреляций позволяет определить репродуктивный характер культуры, а ментально-когнитивных — её- генеративный характер. Распознание аутентичного смысла высказываний в дискурсе возможно благодаря анализу не столько тематики, сколько границ дискурса, то есть тех дискурсиых пространств, где возникают энтропийные процессы в отношении смысловых структур.

7. Реконструкция «археолого-генеалогической» концепции дискурса Мишеля Фуко, а также теории^ дискурса Мишеля Пешё-, Жака Лакана и Фредерика Джеймисона позволяет определить характер институциональности дискурса, выражающийся в регламентации, традиционализации и дифференциации социокультурных практик и отношений, нормализации5 и стандартизации когнитивно-коммуникативной' деятельности, категоризации и систематизации' ценностно-смыслового поля культуры. В то же время дискурсные практики не сводятся исключительно к регламентации деятельности и мышления, но предполагают и* творческую (созидающую и преобразующую) деятельность субъекта.

8. Мы, понимаем субъекта дискурса как необходимое его условие. Субъект и генерирует дискурс, и испытывает его принуждающее действие. Однако даже в условиях дискурсной регламентации у субъекта, есть реализуемая им свобода интерпретации, следования и установления правил дискурса. Следование дискурсному принуждению свидетельствует о стремлении человека к сохранению, воспроизводству и адаптивной трансформации культурного опыта. Наличие такой свободы и такого стремления обусловливает рефлексивный, интенциональный и преимущественно рациональный характер дискурса.

9. Функциональный аспект политического дискурса связан в большей. степени с конструированием особого типа реальности и отношений, и в меньшей — с отражением, действительности. Ключевыми концептами являются «власть», «политика», «доминирование и подчинение». Политический дискурс строится относительно решения проблемы власти и цели достижения, поддержки и воспроизведения власти. Цель конструирования политической реальности достигается в политическом дискурсе с помощью оперирования неоднозначными представлениями об объектах, не строго определенными понятиями, а также амбивалентными представлениями об адресатах политических высказываний. Политическая дискурсная практика организуется таким образом, что «размытость» её- основных категорий способствует включению в её- поле большего числа субъектов. Инструменты политического дискурса гораздо богаче политических целей, что обусловливает манипулятивный характер дискурса — в частности, возможность вуалировать базовую цель достижения и удержания власти.

10. Параметры религиозного дискурса обусловлены воздействующей и ценностной функциями и выражают его «внутреннее напряжение», связанное с невозможностью рационального (языкового) выражения мистического опыта и духовных переживаний. К базовым концептам религиозного дискурса относятся «вера», «Бог», «спасение». Религиозный дискурс выступает как механизм актуализации ценностно-нормативных и догматических основ религии, а также как средство контроля и регуляции соответствия действий и мыслей индивида установленным религиозным стандартам. Он представляет собой в высокой степени суггестивное и рефлексивное явлениеего рефлексивность не сводится исключительно к рациональным механизмам обоснования и объяснения, но имеет отношение также и к догматическим нормам интерпретации. Условие веры требует от субъекта «внутреннего усилия» при осуществлении религиозной дискурсной практики.

11. Когнитивная и конструирующая функции юридического дискурса рационализируются в целях нормирования, диагностики, контроля общественных отношений. Ключевыми концептами юридического дискурса является «право», «закон», «свобода». Базовые тексты в значительной степени предопределяют содержание остальных параметров дискурса юридической культуры. Юридический дискурс организуется относительно решения проблемы регулирования социальных отношений между индивидами, что предопределяет его «отчуждающее» действие в отношении субъекта дискурса. «Отчуждение» права достигается с помощью языковых средств и речевых актов, особенностей организации познавательного процесса, формализации коммуникации, снижения значимости экзистенциального контекста дискурсной практики. Объективная реальность и составление суждений о ней обусловлены в юридическом дискурсе риторическими, формально-логическими, аргументативными средствами. Оценка истинности юридических высказываний осуществляется не только на основе их соответствия внеязыковой реальности, но и на основе их соответствия предыдущим текстам, высказываниям, понятиям, а также формальнологическим нормам и носит ригорический характер.

12. Информационно-коммуникативная и когнитивная функции являются системообразующими для образовательно-педагогического дискурса. Специфика, этого типа дискурса связана с особенностями когнитивных процессов адресатов, а также с характером и условиями учебно-воспитательного взаимодействия Ключевыми концептами являются «личность», «индивид», «знания», «умения», «навыки», «социализация». Проблема образовательно-педагогического дискурса имеет два аспекта. Во-первых, она выражается в поиске и реализации адекватных когнитивных и коммуникативных средств, репрезентирующих идеалы образования^ и обеспечивающих социализацию субъектов. Во-вторых, она1 связана с противоречием между индивидуально-личностными свойствами и опытом с одной стороны и унифицирующим характером культурного института образования — с другой. Эта проблема проявляется как различение базовых предметов дискурса («индивид» и «личность»), как конфликт между самовосприятием ученика и его педагогической описательной «моделью», как рассогласование между экзистенциальным контекстом дискурса и формированием социокультурных субъектов. Результатом образовательно-педагогического дискурса является не только передача определенных ценностей, знаний и навыков, но и формирование дискурсной компетентности индивида, а также легитимация права выражения некоторого мнения в определенной социокультурной сфере.

Теоретическая и практическая значимость исследования. В данной работе предложены методологические принципы, подходы и инструменты анализа дискурса как сложного, динамичного и открытого явления культуры. Предложенная дефиниция и интерпретация содержания категории дискурса могут способствовать консолидации междисциплинарных дискурсных исследований. Дискурсная матрица культуры, предложенная в данной работе, может послужить для идентификации и спецификации дискурсных единиц, а также для прогнозирования развития и совместимости различных дискурсов в системе культуры.

Результаты диссертационного исследования могут быть использованы при разработке концептуального и методологического аппарата культурологических исследований социокультурных феноменов, а также для разработки методологии комплексных исследований культурных институтов и дискурсных практик.

Представленные результаты диссертации могут использоваться при разработке учебно-методических материалов, в преподавании курсов философии,, культурологии, политологии, теории права, педагогики, религиоведения, спецкурсов по проблемам коммуникации, а также при написании курсовых и выпускных квалификационных работ.

Апробация результатов иссчедоваиия. Основное содержание диссертации нашло отражение в монографии и статьях в журналах из списка ВАК. Результаты исследования апробированы в разработке учебных курсов «Основы теории коммуникации», «Современные теории массовой коммуникации», «Методы изучения общественного мнения», в спецкурсах «Дискурс-анализ СМИ», «Качественные методы социального исследования», «Межкультурные коммуникации», прочитанных на факультете журналистики и на социально-теологическом факультете Белгородского государственного университета. Материалы диссертации обсуждались на Международном конгрессе Ассоциации исследователей СМИ и массовой коммуникации (IAMCR) «Media and global divides» (Стокгольм, 2008), Первом Российском культурологическом конгрессе (Санкт-Петербург, 2006), 4-й Международной конференции «Коммуникация в современной парадигме социального и гуманитарного знания. Коммуникация — 2008» (Москва, 2008), а также на всероссийских и международных симпозиумах, конференциях, научных школах, семинарах и чтениях: «Коммуникативные стратегии культуры» (Новосибирск, 2002), «Социальная идентичность в изменяющемся обществе» (Новосибирск, 2005, 2006, 2007), «Предъявления мира в гуманитарных дискурсах XXI века» (Луганск, 2008, 2009), «Дискурсология: методология, теория, практика» (Екатеринбург, 2007), «Дискурсный подход к изучению науки и культуры» (Белгород, 2004, 2007, 2008), «Журналистика — 2008» (Минск, 2008), «Журналистика и медиаобразование» (Белгород, 2007, 2008), «Розетовские чтения» (Минск, 2007), «Векторы развития современной России» (Москва, 2007), «Политический дискурс в России» (Москва, 2007), «Человек в изменяющейся России: философская и междисциплинарная парадигма» (Белгород, 2006), «Нарративные измерения коммуникации» (Тернополь, 2003), «Политики субъективации в университетском образовании» (Минск, 2006), «Коммуникативный поворот современного образования» (Минск, 2004), «Гуманитарные науки: вызовы и достижения» (Бургас, 2004), «Наука и культура России» (Самара, 2006), «Социокультурная динамика региона» (Белгород, 2003), «Коммуникация, диалог, дискурс» (Белгород, 2003), «Образование. Наука. Производство» (Белгород, 2002), «Синергетика в современном мире» (Белгород, 2000) и ряде других, общим числом более 20.

Результаты исследования нашли отражение в научных проектах и грантах: гранте Минобразования России и администрации Белгородской области 2003;2004 гг. «Проблема культурно-идеологических проектов в современной западной философии» и гранте Белгородского государственного университета «Построение унитарной модели дискурса» (№ ВКГ 180−07).

Основные результаты работы над темой диссертации были также апробированы в рамках участия в международной программе академического обмена (Луисвильский Университет, США, 2006).

Некоторые результаты работы получили апробацию в ходе руководства подготовкой диссертации Переверзева Е. В. на тему «Философско-культурологический анализ политического дискурса КНР», представленной на соискание ученой степени кандидата философских наук по специальности 24.00.01 — Теория и история культуры (защита состоялась 29.06.2008).

Результаты диссертационного исследования докладывались и обсуждались на методологических семинарах и заседаниях кафедры философии, а также кафедры языка и стиля массовых коммуникаций Белгородского государственного университета.

Структура работы. Работа включает содержание, введение, 4 главы, заключение, список литературы.

Выводы по четвертой главе.

Как мы показали во второй главе нашей работы, описание параметров дискурса является необходимой процедурой для изучения спецификации дискурса, в то время как степень открытости, динамика и границы дискурса определяются его межпараметральными связями. Подчеркнем, что анализ межпараметральных корреляций возможен только после получения знания о содержании параметров дискурса. Поясним содержание таблицы межпараметральных корреляций (см. подраздел 2.3. данной работы) на примере политического дискурса.

Ключевая проблема политического дискурса, лежащая в сфере его целей (достижение, удержание и воспроизведение власти), «активизирует» такие составляющие познавательной деятельности субъекта дискурсной практики, как логические навыки, интенции, коммуникативный опыт, интересы, а также такие элементы его социально-коммуникативной активности, как коллективно разделяемые социально-прагматические установки, речевые нормы, парадигмы социального познания. Цель политического дискурса может быть реализована при двух условиях: во-первых, власть должна обладать достаточными легитимнымиоснованиями, для того чтобы осуществлять такое принуждение, и во-вторых, объекты дискурса должны в достаточной степени быть интериоризованы коммуникантами. В первом случае речь идет о коммуникативных корреляциях, а во втором — о когнитивных. Иными словами, телеологический параметр, являясьфакторным в политическом дискурсе, «задает» значение всем прочим параметрам:

— в отношении предметной области дискурса: с одной стороны, политические цели посредством социальных представлений (архетипов или коллективно разделяемых убеждений) связываются с конкретными «реифицированными» объектами власти (например, посредством использования образа медведя как символа силы, независимости, а также как «национального животного», властные группы могут ассоциировать себя с нацией и государством, распространяя свое влияние на граждан всего государства и, в то же время, «оживляя» и персонифицируя государство в собственном лице). С другой стороны, стремление к власти, а также необходимость ее удержания посредством комплекса определенных потребностей (например, в самоутверждении, доминировании или, напротив, в опеке, подчинении и заботе) и интересов формирует в сознании субъекта определенные «образы власти», переводя их во внутренний план и обеспечивая своего рода «присвоение» этих образов индивидом;

— в отношении когнитивного параметра: цели политического дискурса предопределяют стратегии и содержание познавательной деятельности субъекта как на индивидуально-когнитивном, так и на коллективно-коммуникативном уровнях. С одной стороны, с помощью логических навыков и речевой компетенции индивида осуществляется связь целевых установок дискурса с индивидуальными процессами репрезентации, категоризации, интерпретации, и конвенции (например, стремление к власти предполагает «поиск своих и чужих» — то есть осуществление операций категоризации, а «успешность» этой операции по определению «политической позиции» других непосредственно зависит от логической и речевой компетентности индивида). С другой стороны, содержание познавательных операций коррелирует с политическими целями посредством установленных и разделяемых социальных установок. Так, знание и соблюдение определенных установок (например, этикетных норм) являются индикатором классовой принадлежности во время гражданских войн и столкновенийпри этом и чрезмерная нормативность, и «запрет ритуальности» социальных установок могут в равной степени служить цели установления властных отношений (в годы классовой борьбы в России в 10 — 20-х гг. XX века одна сторона стремилась «распознать» «классовых врагов» на основе соблюдения социальных установок и искоренить последние как «пережиток прошлого», а другая — идентифицировать «чуждые элементы» и защитить привычную им систему норм и установок). Социальные установки могут также выступать в качестве корреляции между целью достижения власти и когнитивной операцией репрезентации, когда в ходе предвыборных кампаний кандидаты адаптируют содержание своих речей социальным ожиданиям аудитории, но фактически речь идет об использовании социальных установок адресатов для такой репрезентации положения дел, которая обеспечила бы адресанту властные полномочия;

— в отношении языкового параметра: акцентуация тех илииных смыслов в политическом дискурсе осуществляется главным образом за счет привлечения языковых средствноминировать, назвать, обозначить — значит указать на то, что существует. Связь между языком политического дискурса и его целями опосредована, с одной стороны, речевыми нормами, а с другой стороны — интенциями, потребностями и интересами индивида. Так, связь между устойчивыми политическими терминами (атакже клише, речевыми оборотами, речевыми актами, языковыми средствами) и политическими целями не всегда объясняется исключительно семантическими характеристиками первых — зачастую, использование определенных языковых и речевых единиц и их совокупностей диктуется нормами их речевого употребления, языковыми и речевыми традициями. В этом отношении, t термин «демократия» традиционно является более семантически' «размытым», чем его синоним «власть народа" — однако, на многих языках мира существует традиция использовать именно этот термин для обозначения своей политической платформы, поскольку его аналог будет диссонировать с целями реализации власти. Выбор конкретных языковых и речевых средств в связи с базовыми политическими целями осуществляется также исходя из индивидуальных потребностей, интересов и интенцийв этом случае, например, директивные речевые акты однозначно будут выражать распорядительные интенции адресанта, а использование эмоционально окрашенной или оценочной лексики — стремление воздействовать на эмоции адресата, но в конечном итоге — фиксировать свой властный статусв отношении текстового параметра: политические цели предопределяют тип, жанр и содержание текстов, создаваемых и используемых в политической дискурсной практике. Такая связь осуществляется, с одной стороны, благодаря социальным установкам и парадигмам социального познания и, с другой стороны, благодаря интенциям, интересам и речевым навыкам субъекта дискурса. Например, нарративная форма политических текстов, распространенная в XX веке, постепенно вытеснила предшествующую ей декларативно-тезисную, что связано не с изменением целей политического дискурса, а с изменением общих социально-когнитивных установок и тенденций: принуждающе-распорядительный характер текстов стал ассоциироваться с нарушением прав и свобод, с «монологом гегемона», открытым прямым принуждением, в то время, как «рассказовая» форма текста начинает трактоваться как более «либеральная» и «личная», а потому не имеющая ассоциаций с принуждением. Кроме этого, интересы адресата, а также интенции и речевая компетентность адресанта непосредственно определяют содержание политических текстов: как ожидания аудитории, так и конкретные политические ситуации учитываются при составлении текстов, показательным в этом отношении является развитие целой сферы профессиональной политической деятельности -«спичрайтинга», основным принципом которой является адаптация содержания, типа и жанра текста ожиданиям определенной аудитории;

— в отношении контекстного параметра: основные типы контекстов политического дискурса — прецедентные тексты, масс-медийное пространство, экзистенциальный и ситуационный контекстыпредопределены политическими целям посредством устойчивых социокультурных практик и интенций, потребностей, эмоций индивида. Подчиненность контекстуальных феноменов ведущей цели политического дискурса возможно либо благодаря личного эмоционального доверия и солидарности адресата с адресантом и его высказываниями, либо его иррациональной устойчивой вовлеченности в пространство повседневных действий, поведения и деятельности. Как утверждал Пьер Бурдье, «особое внимание политических деятелей ко всему тому, что создает представление об их искренности или бескорыстии объяснимо, если подумать о том, что эти качества предстают как высшая гарантия того представления о социальном мире, которое они стремятся навязать, тех «идеалов» и «идей», внушение которых есть миссия политических деятелей"1. В этом смысле «организация» эмоций и учет «габитусов» аудитории являются для политиков необходимым условием «успешности» их дискурсной практики;

— в отношении коммуникативного параметра: коммуникативные, речевые и социокультурные нормы с одной стороны, а также интенции и личный коммуникативный опыт — с другой позволяют связать политические цели с особенностями каждой конкретной коммуникативной ситуации. Например, цель реализации власти может предполагать интенцию самопрезентации, которая, в свою очередь, «обязывает» политического деятеля выполнять эпатажные коммуникативные роли, которые, подчеркнем, не столько выражают особенности индивида, сколько специфику его интенций. Можно сказать, что в политической коммуникации нет ничего спонтанного и импульсивного, поскольку даже действительно «незапланированные» действия политика могут быть обыграны в дискурсной практике с учетом его ключевых интенций и, в целом, его цели. Помимо этого, особенности коммуникативных ситуаций в политической культуре определяются также и традициями организации общения и взаимодействия, и в определенном смысле в поле политической коммуникации возможны те феномены, которые регламентируются коммуникативными, речевыми и социокультурными нормами.

Итак, динамика политического дискурса связывается с интенсификацией интенциональной деятельности, с одной стороны, и социальных процессов — с другой. Иными словами, новые идеи, оценки, мнения, верования, фиксируемые в политических текстах, возможны, например, при условии изменения либо интенций публичных фигур, либо социально (в том числе социально-психологических, социально-когнитивных) установок, разделяемых в сообществе.

Еще раз эксплицируем нашу позицию. Мы полагаем, что спецификация и целостность дискурса связана с двумя основными моментами. Во-первых,.

1 Бурдье, П. Социология политикиМ. Socio-logos, 1993. — С.210. то, что позволяет отличать дискурсы, — это характер проблемы, лежащей в их основании, и своего рода «иерархия» и значения дискурсных параметров: если системообразующим параметром политического дискурса является целевой, то религиозного — онтологический, а художественно-эстетическоготекстовый. Во-вторых, фактором «связности» дискурса является система корреляций между элементами дискурса: так, в юридическом дискурсе связь между его объектом и целью дискурсной практики носит принципиально нормативно-социальный (социально-коммуникативный) характер, а в религиозном — скорее морально-психический (ментально-когнитивный).

Представленное выше описание и объяснение параметров дискурсов не предполагает, что дискурсы представляют собой статичные структуры с раз и навсегда фиксированным содержанием. Напротив, сама необходимость использования категории «дискурс» в исследованиях культуры означает, что эта категория «компенсирует» такие ограничения, связанные с использованием категории «текст», как невозможность прогнозировать развитие речемыслительной деятельности субъектов культуры, затруднения в анализе условий производства высказываний и текстов, невыполнимость анализа динамики культуры и так далее. Категория «дискурс» фиксирует, скорее, не семио-смысловые структуры, а принципы и условия их создания, воспроизводства и изменения, а также генеративно-конструктивный потенциал текстов. В ходе взаимодействия мы, не просто конструируем, реконструируем и мультиплицируем тексты в соответствии с нашим знанием об их «идеальной» структуре (включая наше представление о предмете, цели, языковых средствах, жанрах текстов, etc.) — мы адаптируем это знание к каждой уникальной и неповторимой коммуникативной ситуации, к нашим ситуативным интенциям и мотивам, а также — если не в первую очередь — к интенциям, мотивам, требованиям и ожиданиям Другого. Различие заключается в характере и «силе» связи между стандартами и конкретными обстоятельствами реализации текстов: так, юридический дискурс предполагает более жесткую обусловленность коммуникативных ситуаций идеальными дискурсными моделями, чем образовательно-педагогический, но все равно ориентирован на конкретные условия, ограничивая и нормализуя их. Иными словами, дискурсная практика — это не «технология словоговорения», не «машина производства смыслов», не закрытый процесс «текстотворчества», а серия «живых» актов взаимодействия личностей, имеющих то или иное представление об их формате и реализующих это представление в той или иной степени успешности. В то же время, мы не можем отрицать принуждающего действия дискурсной практики, имеющей, как мы показали, внутренний порядок и «логику».

Заключение

.

Для человеческого со-бытия характерен следующий факт: то, что может быть чувственно воспринято человеком, может приобрести некоторое значение, которое будет соответствовать интенциям и мотивам говорящего и которое довольно часто институционализируется, то есть фактически приобретает легитимный статус. Это дает широкое поле для манипулирования сознанием человека, для внушения «нужных» идей, для трансляции «скрытых» смыслов и ценностей, и в конце XX — начале XXI века мы можем наблюдать огромное количество примеров этого. Известная формула «невинных текстов не существует» становится как никогда актуальна именно сейчас. Отражающим специфику сегодняшнего дня является и другое знаменитое высказывание — «дискурс — это поле борьбы за власть», поскольку легитимация значений ранее «невинных» предметов в качестве знаков и символов предполагает закрепление монопольного права на них за определенными группами людей.

В режиме дискурса выделяются фрагменты реальности, в нем же происходит оценивание, структурирование и переструктурирование реальности, расстановка и смещение акцентов, описывается допустимое и недопустимое поведение, фиксируются основные аксиологические установки, etc. В дискурсе моделируется структура и модус поведения. Поле коллективного говорения на определенные темы, в котором выделяются определенные значимые тематические аспекты, применяются специфичные логические и аргументативные «ходы», моделируется определенная коммуникативная среда — все это создает определенную модальность реальности. Дискурс формирует представление (а часто — иллюзии) того, что описываемое положение вещей есть единственно возможный и допустимый порядок, и как следствие — это ведет к воспроизводству такого положения вещей с таким порядком. Главной особенностью дискурса является не только и не столько сообщение о чем-либо, не семиотическое «отражение» объективности, сколько конструирование социальных смыслов и создание алгоритма социальных действий. Собственно, чтобы описать, понять и объяснить культуру, в определенном смысле достаточно диагностировать дискурс этой культуры.

Дискурс-анализ, бурно развивающийся в наше время, представляет собой не только систему знания и познания обозначенных особенностей функционирования дискурса, не только теорию и методологию речемыслительной деятельности и текстов, но и чуть ли не единственный способ обнаружения оснований дискурса, «вскрытия» и «обличения» скрытых мотивов, установок и стереотипов, инициирующих дискурсную практику.

Филососко-культурологический подход к изучению дискурса как формы бытия культуры сопряжен со следующими наиболее характерными методологическими проблемами.

Во-первых, дискурс-анализ предполагает больше, чем просто анализ содержания текстов с точки зрения их синтаксической, семантической и прочих структур. Скорее, дискурс-анализ направлен на изучение того, как конструируются сами тексты и фиксируются их значения в аспекте их социальной и исторической ситуативности с целью выявления принципов построения знания в той или иной институциональной культуре. Методологической проблемой, возникающей в данном случае, является следующая: что считать аутентичным смыслом высказываний в дискурсеинварианты, которые содержатся в прецедентных текстах, в интенциях автора, в ожиданиях и коммуникативной компетенции адресата или в порядке самого дискурса?

Во-вторых, дискурсное исследование ориентируется не только на изучение «концептуального аппарата» (характерного языка, тематики, текстов и т. д.) дискурса, но и на анализ границ дискурсного поля, т. е. зоны ограниченного понимания или полного непонимания. Фактически анализ дискурсных пределов понимания предполагает обнаружение межкультурных или же интеркультурных пространств, в которых заканчивается одна культура и начинается другая или где обнаруживается уникальный симбиоз культур.

Эти пространства характеризуются своеобразным «смысловым разломом" — это те области человеческой деятельности, в которых привычное, нормальное и понятное перестает восприниматься как таковое. Речь в данном случае идет о границах дискурса: там, где заканчивается один дискурс, начинается другой с его иерархией смыслов и значений, с его правилами «сцепления высказываний», с его условиями воспроизводства текстов. Принципиальным вопросом в данном случае является следующий: через изучение каких параметров и их индикаторов мы можем зафиксировать «предел дискурса», то есть обнаружить его границу?

В-третьих, дискурс-анализ подразумевает также исследование силового характера дискурса, дискурсной практики и дискурсной формации, то есть той принудительной силы, которая иногда обозначается как связка «власть-знание». Попадание в определенное дискурсивное пространство означает для субъектов подчинение определенным правилам речемыслительной деятельности. В связи с этим возникает еще одна важнейшая методологическая проблема дискурсного исследования: как следует интерпретировать позицию субъекта в дискурсе — как творчески активную (генеративно-агеитивную) или как зависимую и производную (подчинительно-конструируемую)? И в связи с этим — как следует интерпретировать сам дискурс — как генеративное или как инструментальное образование?

В-четвёртых, способ, которым текст репрезентирует реальность, заслуживает не меньшего исследовательского внимания, чем-то, что описывает текст. Кроме того, тексты не просто репрезентируют и отражают действительность и ее фрагменты, они также играют огромную роль в самом конструировании и поддержке этой реальности. Существует динамическая связь между текстом и контекстом, в котором производится текст. Тексты как создают контекст, так и создаются контекстом. В любой конкретный момент времени количество возможных образов реальности гораздо больше, нежели один «аутентичный» и «правильный» текст. Ключевой методологической проблемой здесь является вопрос об условиях — культурных, социальных, языковых и прочих — производства текстов.

И, как нам кажется, одним из главных вопросов, которые формулирует для себя дискурсная методология как высокорефлексивный академический проект, являются следующий: каковы границы самого дискурс-анализа?

Логика анализа специфики и «связности» (когерентности) дискурса как формы культуры сводится к следующему.

1. Дескриптивно-квантитативный анализ параметров дискурса. На этом этапе мы выявляем значения основных параметров дискурса с помощью их описания, а также на основе количественного анализа частотности некоторых их значений — например, речевых актов, языковых средств или «больших семиотических единств» (высказываний и текстов определенного жанра). Этот анализ позволяет отнести текст к тому или иному институциональному полю. Так, если установлено, что исследуемая дискурсная практика характеризуется властными целевыми установками, социальной и виртуальной предметной областью, директивными речевыми актами, «конструирующей» интерпретацией, декларативными и референциальными текстами и их прецедентностью, абстрактностью и «размытостью» коммуникативных границ адресатов, то мы можем с высокой долей вероятности утверждать об отнесенности дискурса к области политической культуры.

2. Определение факторного параметра. На этом этапе анализа предполагается выявить дискурсо-образующий параметр, который не только предопределяет значения иных параметров, но и непосредственно связан с ключевым рассогласованием дискурса, с его проблемой. Факторный характер параметра дискурса объясняется тем, что изменение его значения «автоматически» приводит к изменению значений остальных параметров. Так, изменение цели политического дискурса, во-первых, приведет к изменению содержания и жанров его текстов, коммуникативных характеристик, языка и т. д. и, во-вторых, может даже в целом изменить спецификационные характеристики дискурса (то есть, например, изменить его политический характер). Прочие (нефакторные) параметры не оказывают столь существенного воздействия на значения прочих параметров: например, изменение жанра политических текстов вряд ли приведет к трансформации его предметной области и, тем более, телеологических характеристик. Установление факторного характера дискурсных параметров может быть осуществлено как на основе количественных формальных процедур (например, собственно факторный анализ языковых или текстовых единиц), так и с помощью интерпретативных качественных методик.

3. Определение базовой проблемы и функций дискурса. Это позволяет, во-первых, уточнить спецификацию дискурса и, во-вторых, обнаружить его основания и границы. Так, проблема достижения, закрепления и актуализации власти, фундирующая политический дискурс, объясняется задачами политики, а ее решение осуществляется на уровне каждого дискурсного параметра. Предметы дискурса, его языковые средства, коммуникативные условия реализации и т. д. — всё- это будет в той или иной степени ориентировано на решение «вопроса властных отношений». Не следует пытаться обнаружить жесткую «подчиненность» каждого параметра базовой проблемескорее, речь следует вести о тенденции такой организации предметной области, языка, текстов, коммуникации и т. д., в соответствии с которой весь порядок дискурса и все его составляющие ориентированы на решение базовой проблемы. Более того, те значения параметров, которые явным образом не связаны с решением базовой проблемы политического дискурса будут свидетельствовать либо об их латентной функциональности, либо о наличии междискурсных (и, соответственно, межинституциональных) связях дискурса. В этом отношении определенный текст может в равной степени обладать формальными признаками, например, политического и религиозного текстаоднако наличие базового рассогласование, которое стремятся преодолеть субъекты в дискурсной практике, позволяет констатировать о его спецификации.

4. Описание зависимости всех параметров от факторного (выявление «порядка дискурса»), «Порядок дискурса» представляет собой сложную систему внутренних межпараметральных взаимосвязей и иерархию параметров. То, какие значения приобретает тот или иной параметр дискурса, определяется содержанием факторного параметра. Например, предположения и представления о религиозных объектах предопределяют то, например, какие языковые средства будут выбраны и использованы при их описании и какие когнитивные операции будут актуализированы. Однако, определение такой подчиненности параметров факторному еще не означает наличие связности дискурса: речь в данном случае идет именно об упорядоченности «элементов дискурсного механизма», в то время как связность (когерентность) дискурса, по нашему глубокому убеждению, есть динамическая характеристика и определяется комплексом до-дискурсных корреляций, «сцепляющих» различные параметры дискурса в единое открытое и мобильное образование.

5. Выявление ментально-когнитивных и социально-коммуникативных корреляций. Ментально-когнитивные корреляции выражают когерентность дискурса на уровне сознания адресанта, то есть обозначают те аспекты мыслительной деятельности субъекта дискурсной практики, которые позволяют ему «сцеплять» различные составляющие дискурса в единую систему понятий, высказываний, текстов. К таким корреляциям относятся, например, речевые и коммуникативные навыки индивида, его коммуникативный и социокультурный опыт, индивидуальные ценности, ментальные схемы, логические навыки. Социально-коммуникативные корреляции — языковые нормы, социокультурные практики, «коллективные привычки», габитусы — фиксируют «внешние» по отношению к индивиду аспекты его речемыслительной деятельности и формируются в коммуникативном пространстве определенной культуры. Важно отметить, что социально-коммуникативные корреляции относятся не к собственно дискурсу, а к полю культуры. Они могут быть упорядочены, иерархизированы, акцентуированы в ходе дискурсной практики, но их природа принципиально недискурсивна. Граница между ментально-когнитивными и социально-коммуникативными корреляциями иногда прозрачна. Так, речевые навыки индивида определяются «внешними» языковыми нормами, а индивидуальные ценности могут быть проекцией социокультурных ценностей. В то же время, языковые нормы и коллективные ценности могут трансформироваться под влиянием индивидуальных речевых навыков и ценностей, если последние изменяются или актуализируются в «значимом масштабе». Например, субъект политического дискурса может навязывать свои индивидуальные ценности, экстериоризируя их в ценностное поле определенного социокультурного сообщества, и тем самым создавать стандарты дискурсной когерентности.

6. Анализ «зон напряжения» дискурса. На этом этапе планируется выявление «внешних» и «внутренних» сил, образующих дискурс, иликоммуникативного и когнитивного «срезов» дискурса. Так, «внутренние» силы религиозного дискурса «создаются» индивидуальным когнитивным опытом индивидов, а «внешние» — социокультурными практиками, характерными для религиозных сообществ.

7. Интерпретация генеративного и репродуктивного потенциалов дискурса. Обновление, создание новых культурных образцов, модификации определяются, главным образом, характером ментально-когнитивных корреляций дискурса. Творческий потенциал субъектов дискурса обусловливает изменения в закрепленных моделях когерентности дискурса, и следовательно — изменения самой культуры. И напротив, нормативный потенциал дискурса обеспечивает возможность воспроизводства внутридискурсных связей, а значит — культурных явлений. Нормы и стандарты культуры воспроизводятся индивидами в виде их индивидуальных ценностей и опыта, что в наиболее характерном виде проявляется в процессе юридической дискурсной практики. Иными словами, в дискурсной практике индивиды как трансформируют институциональную культуру, так и воспроизводят ее.

В нашей работе мы выявили, что описания значений параметров не всегда достаточно для анализа спецификации дискурса: для того, чтобы действительно отличить, например, религиозный текст от научного, нам нужно знать не столько характер их «внешних» признаков, сколько принцип связи признаков. Мы также не можем однозначно утверждать о творческом или репродуктивном характере дискурса, не выявив особенности значений его межпараметральных корреляций. Только узнав о том, что определяет связь между, например, жанрами текстов и доминирующими коммуникационными каналами того или иного дискурса или между его темами и языковыми средствами, мы можем сделать вывод о том, какое действие дискурс выполняет в отношении действительности (отражает или конструирует) и субъекта (принуждает или предоставляет свободу самовыражения). Реализация этих задач представляется нам одним из перспективных направлений молодой, неоднозначной, но, безусловно, значимой области научных исследований, какой является дискурсная методология.