Литературные сказки Оскара Уайльда и сказочно-мифологическая поэтика романа «Портрет Дориана Грея»

Современная литературная сказка, по единодушному мнению ученых (Е. М. Мелетинский, М. Н. Липовецкий и др.), широко использует образность и сюжетику своих «предшественников» — мифа и фольклорной сказки, адаптируя «вечные» метафоры и символы, которые актуализируются при обсуждении проблем современного общества и человека. «Сохраняя привлекательные черты сказки и мифа — необычайность происходящего, победу Добра, волшебную силу героя и его «хороших» помощников, единство людей с «живым» миром природы, уважение к накопленному культурному и нравственному опыту, — замечает Е. Н. Ковтун, — литературные волшебные сказка и миф стремятся максимально приблизить фольклорные каноны к современным эстетическим нормам, усложнить традиционный сказочный и мифологический конфликт."1 То же можно сказать и относительно поэтологиче-ской природы литературной сказки, демонстрирующей не только широчайший спектр сложившихся художественных приемов, но и заметное «переосмысление» традиционного жанрового канона.

Сказка привычно отождествляется с чарующим миром детства, наполненного ожиданием чуда, готовностью поверить в волшебство, радостным предчувствием непременной победы добра над злыми силами. Она возникла в те давние времена, когда реальное и нереальное было неотделимо в воспринимающем сознании человека, еще не умевшего логически связно объяснить сложные явления окружающей действительности. Генезис этого удивительного жанра восходит к самому началу постижения мира (детству человека и человечества) и обнаруживает тесную связь с мифом, который, по признанию известных филологов (М. И. Стеблин — Каменский, А. А. Потебня, Е. М. Мелетинский, Ф. X. Кессиди, П. Рикер и др.), являлся особым способом.

1 Ковтун Е. В. Поэтика необычайного: Художественные миры фантастики, волшебной сказки, утопии, притчи и мифа (На материале европейской литературы первой половины XX века). -М.: изд. Московского ун-та, 1999. — С. 174.

2 Стеблин-Каменский М. И. Миф. — Л.: Наука, 1976; Потебня А. А. Собрание трудов. Символ и миф в народной культуре. — М.: Лабиринт, 2000. — 479 е.- Потебня А. А. Теоретическая поэтика. — М.: Высшая школа, 1990. — 344 е.- Мелетинский Е. М. Герой волшебных первоначального образного осознания реальности^. Как и миф, сказка в самих своих истоках — жанр недетски серьезный. Миф не разграничивает фантазию и действительность, и такую неразделенность реального и воображаемого он передает по наследству сказке, в которой эта особенность становится жанрообразующим признаком. «Во всех видах сказок мы находим своеобразное сочетание реального и нереального, обычного и необычного, жизненно правдоподобного и совершенно неправдоподобного, невероятного. Именно как результат столкновения этих двух миров (реального и нереального), двух типов сюжетных ситуаций (вероятных и невероятных) и возникает то, что делает повествование сказкой"4. Окружающая обстановка и мотивы в сказках соединяются и варьируются так, чтобы создать чудо. Именно ощущение чудесного, по мнению Д. Зайпса, отличает волшебные истории от фольклорных (миф, легенда, басня, анекдот и др.) и более поздних литературных (нравоучительная история, новелла, сентиментальный рассказ и др.) жанров5.

Можно констатировать, что фантастика с первых мгновений художественного осознания мира органично включалась в повествовательную структуру как мифа, так и сказки. Изначально родственные художественные формы фольклорной сказки и мифа постепенно дифференцируются, но вместе с тем сохраняют семантическую, содержательную близость на протяжении сказок. Происхождение образа. — М.: год. Восточной литературы, 1958. — 263 (1) е.- Меле-тинский Е. М. От мифа к литературе. Учебное пособие по курсу «Теория мифа и историческая поэтика повествовательных жанров». М.: РГГУ, 2000. — 170 е.- Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. — М.: РАН, 1995. — 408 е.- Кессиди Ф. X. От мифа к логосу. — М., 1972; Рикер П. Живая метафора. // Теория метафоры. — М.: Прогресс, 1990. — С. 435−455- Рикер П. Метафорический процесс как познание, воображение и ощущение. // Теория метафоры. -М.: Прогресс, 1990. — С. 416−434.

3 Е. М. Мелетинский пишет: «Не вызывает сомнения, что миф является основным источником сказки. В процессе формирования сказки происходит взаимодействие собственно мифических повествований с местными преданиями», которые сами «целиком пронизаны теми же мифологическими представлениями». И далее: «Архаический миф или мифологическая сказка могут рассматриваться как метаструктура по отношению к классической волшебной сказке» (Мелетинский Е. М.

Введение

в историческую поэтику эпоса и романа. -М.: Наука, 1986. — С. 49, 59).

4 Лазутин С. Г. Поэтика русского фольклора. — М.: Высшая школа, 1989. — С. 26.

5 Zipes J. When dreams came trae. — N.Y., L: Routledge, 1999. — P. 5. всей истории развития литературы: «Сказочная семантика в классической волшебной сказке — это в основном та же мифологическая семантика, но с гегемонией социального кода"6. Это относится и к литературной сказке, при всей ее смысловой многозначности и разнообразии художественно-образных приемов изображения изменяющейся действительности.

Находясь, как и миф, у истоков формирования сознания и бессознательного, сказка была ориентирована не только на чудо, необычайное, воображаемое, чарующее, что сегодня связывается с особенностями «детского» восприятия мира. С самого начала своего существования она уделяет внимание аспектам, существенным и для формировавшейся личности: сказочное повествование проявляет интерес к индивидуальной судьбе персонажа, сосредоточиваясь на становлении — инициации героя (личностной и социальной), что и обуславливает появление суровых, а порой и жестоких испытаний, которым он подвергается на пути к достижению зрелости. Герой преодолевает трудности, чтобы изменить исходный социальный статус на более значимый или вернуть высокое происхождение, утраченное при рождении7.

Жестокая сторона имманентно присуща сказке. X. Дикман, исследовавший воздействие сказок на сознание и поведение современного человека, отмечает присутствие в подавляющем большинстве сказочных историй ог ромного количества «разнообразных феноменов жестокости» — факт, под.

6 Мелегинский Е. М.

Введение

в историческую поэтику. — С. 52.

7 «Сказка, как и новелла, занята индивидуальной судьбой и. часто ограничивается очень немногими событиями, но эти события должны символизировать судьбу в целом, во всяком случае, становление героя, достижение им зрелости и определенного социального статуса», — замечает Е. М. Мелетинский. (Мелегинский Е. М.

Введение

в историческую поэтику. — С. 172).

8 «Если с этой точки зрения взглянуть на детские и бытовые сказки братьев Гримм, то бросится в глаза, что они форменным образом кишат всеми отвратительными, ужасными и гнусными действиями, какие только в состоянии изобрести мозг садиста. Так, например, в «Красной Шапочке» люди пожираются диким зверем, в «Рапунцеле» похищают ребенка, в «Верном Джоне» человек превращается в камень, в «Золушке» обрубают пальцы на ногах, чтобы надеть туфельку, в «Госпоже Метелице» девушка приклеивается смолой, в «Гензеле и Гретель» и в «Братце и сестрице» человека сжигают или пожирают дикие звери. В «Чудо-птице», где девушку разрубают на куски, и в «Госпоже Труде», где младенца сжигают заживо, речь идет о еще большей жестокости, а высшая степень ужаса достигается в сказке «Можжевельник» («МасЬапёе1Ьоот»): здесь ребенку отрубают голову, разсказавший ученому мысль о том, что первоначально сказки предназначались вовсе не детям.

Чем дальше, тем больше сказки вбирают и отражают совсем «недетские» проблемы жизни, самые разные и самые сложные, в том числе и философские концепции бытия. Они способны передавать не только чарующе прекрасное, но и эстетически осмысливать зло. Не удивительно, что, помогая человеку воспринимать окружающий мир, сказка оказывается востребованной на всем протяжении долгой истории существования человека9, приобретая с середины XIX века устойчивые черты авторского литературного жанра, но при этом не утрачивает жанромоделирующих черт фольклорного канона. Сказка не теряет способности «создавать принципиально условный художественный мир"10 с его настроенностью на фантастику, чудо, на иной тип рационального мировосприятия (фантастическое таит в себе приметы повседневности, пусть и не лишенной условности). Она не расстается с особым, только ей присущим образным строем, сказочной логикой, настроенностью на утверждение нравственного кодекса.

Вместе с тем, «отдифференцировавшись» от мифа и отдалившись от него по мере развития, сказка демонстрирует прозрачность жанровых границ, впитывая художественные достижения зрелой литературы, но и влияя на нее. Этот процесс, по наблюдениям исследователей, имеет «стадиальную специфику» (Е. М. Мелетинский), развиваясь от более простой, моножанровой зависимости к более сложной — полижанровому синтетизму11. рубают на куски, варят и, наконец, дают съесть ничего не подозревающему отцу". Подытоживая такого рода наблюдения, Ханс Дикман приходит к выводу: «. .нет ничего удивительного в том, что часто возникает желание изгнать сказки из детской, а если это невозможно, то, по крайней мере, очистить их от жестокости и в таком виде предложить детям» (Дикман X. Юнгианский анализ волшебных сказок. — СПб: Академический проект, 2000. -С. 136).

9 «И сегодня, — замечает X. Дикман, — многие взрослые, особенно люди творческие, склонны обращаться к сказочным мотивам, чтобы вновь и вновь с их помощью постигать и придавать форму своему внутреннему миру» (Дикман X. Указ. соч. — С. 154).

10 Липовецкий М. Н. Поэтика литературной сказки. — Свердловск: изд. Уральского ун-та, 1992. — С. 48.

11 Далгат У. Б.

Литература

и фольклор. Теоретические аспекты. -М.: Наука, 1981. — С. 22.

Генезис и поэтологические особенности сказки объясняют ее готовность вступать в симбиоз с самыми разнообразными жанрами литературы. Особенно заметно взаимодействие сказки со средневековым romance. Вырастая из героического эпоса (французских джест), он усваивает и типично сказочную фантастику, сказочно-фантастическую образность (сочетание реального и нереального, привычного и необычайного, правдоподобного и фантастического, очевидного и невероятного), а также интерес к личностной судьбе, приключениям, чудесным испытаниям, авантюрам. «В этом смысле сказка <.> обнаруживает себя преди микророманом.», — делает вывод Е. М. Мелетинский12.

От сказки и сказочных авантюр путь romance лежит к современному роману (Е. М. Мелетинский, П. А. Гринцерь и др.), с его усложненной картиной мира и всесторонним подходом к изучению внутренних коллизий человека. Богатейшие возможности сказочного жанра и сегодня остаются по-прежнему востребованными: чем сложнее и глубже уровень осмысления автором современной действительности, тем чаще встречаются случаи обращения к сказке, о чем свидетельствуют многочисленные литературные факты (романы Г. Грина, Д. Фаулза, А. Байетт, Д. Уинтерсон и др.). Современный роман успешно использует не только сказочные аллюзии, сказочную образность, но и черты сказочной поэтики. Сказка присутствует в нем и как жанр в жанре. Наряду со сказочным «текстом в тексте» сказка и роман, осуществляя движение к взаимному сближению и взаимопроникновению, используют общие приемы вторичной художественной условности: игровое начало, присущее как сказочному жанру, так и романному повествованию, сказочные.

14 аллюзивные мотивы, принципы зеркала, масок .

Мелетинский Е. М.

Введение

в историческую поэтику. — С. 172.

13 Гринцер П. А. Сравнительное литературоведение и историческая поэтика. // Известия АН СССР, отделение литературы и языка. — М., 1990. — Т. 49, № 2.

14 См. об этом: Владимирова Н. Г. Условность, созидающая мир. Поэтика условных форм в современном романе Великобритании. — В. Новгород: изд. НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2001.-270 с.

Литературная сказка, продолжая самостоятельное существование, также демонстрирует жанровую лабильность, взаимодействуя с драмой, поэмой, малой прозой, она обретает полижанровость. Здесь исток подвижности сказочной поэтики, свободной замены ее составляющих характерными поэтоло-гическими чертами иных жанров, повышения роли причудливой игры первичной и вторичной условности.

Отмеченные тенденции не случайно находят подтверждение в сказке авторской, литературной: писатели, перу которых принадлежат как отдельные сказки, так и сказочные сборники, параллельно и не менее успешно проявляли свое дарование в романах, новеллах, эссе, в драматургии и поэтическом творчестве. Именно такая картина отличает творческий путь одного из наиболее выдающихся английских писателей Оскара Уайльда (1854−1900), дарование которого нашло разностороннее воплощение в поэзии, драматургии и прозе, представленной многочисленными эстетическими миниатюрами, критическими эссе, прозаическими стихотворениями, рассказами, сказками и романом.

Исследователи (Р. Эллман, Ю. В. Ковалев, А. М. Зверев15 и др.) неоднократно констатируют появление сказочно-мифологических образов, концептов, мотивов, сюжетов, а также черт сказочной стилистики в «несказочных» произведениях писателя, отмечая, что неизменный интерес Уайльда к чудесному, сказочному отражает характерные особенности его творческого дарования. «.В сказках мы находим и абстрактное украшение, и изобретательность, и фантастику, и «то, чего не существует». И все это не потому, что указанные особенности обязательны для сказки, но потому, что, с точки зрения Уайльда, они — непременный элемент искусства. В свете эстетической логики писателя сказочность должна была стать необходимым свойством ли.

15 Эллман Р. Оскар Уайльд: Биография. — М.: Независимая газета, 2000. — 668 е.- Ковалев Ю. В. Оскар Уайльд и его сказки. // Уайльд О. Сказки (на английском языке). — М.: Прогресс, 1979. — С. 5−19- Зверев А. М. Неспасающая красота.//Ланглад Ж. де. Оскар Уайльд, или Правда масок. — М.: Молодая гвардияПалимпсест, 2006. — С. 5−14- Зверев А. М. Портрет Оскара Уайльда. // Уайльд О. Избранное. — М. Художественная литература, 1986.-С. 3−22. тературы. Недаром сказочные мотивы обнаруживаются почти во всем его творчестве, а сами сказки составляют, может быть, главное его художественное достижение", — размышляет Ю. В. Ковалев16. Эти основополагающие свойства уайльдовской поэтики отмечает и А. М. Зверев: Уайльд «причудливо, дерзко смешивал элементы, в ту пору считавшиеся несочетаемыми: достоверность картин быта и иронический гротеск, пародию, фантазию, условность"17. Об этом неоднократно говорил и сам писатель. Размышляя о специфичности собственного художественного мировосприятия, Уайльд в письме к Э. Гонкуру замечает, что «интеллектуальной основой» его эстетики является «философия нереального"18.

Все вышеизложенное не только привлекает особое внимание к сказкам Уайльда, но и позволяет взглянуть на них как на творческую «лабораторию» писателя, в которой осуществлялись поиски новых художественных форм и поэтологических приемов, имеющих общие черты с уайльдовской «несказочной» и, в частности, романной прозой.

Сказочное творчество — особая часть наследия Уайльда, представленная двумя сборниками «Счастливый Принц и другие истории» (1888) и «Гранатовый домик» (1891). С одной стороны, они заключают в себе память сказочного жанра, история которого восходит к истокам формирования словесного искусства. С другой, — это сказки авторские, создаваемые в условиях уже сложившейся традиции европейской (Ш. Перро, Я. и В. Гриммы, В. Га-уф, Г.-Х. Андерсен и др.), но и национальной британской литературной сказки (Д. Рескин, Дж. Макдональд, Ч. Диккенс, У. Теккерей, К. Россетти, Л. Кэрролл и др.). Они являют собой сложный синтез архвтипических моделей, литературных влияний, авторской фантазии. Поэтичность и красочность стиля сочетается в них с философским осмыслением онтологических проблем бытия, с эстетической проблематикой, социальной критикой. «Уайльд распахнул перед своим читателем двери в иной, захватывающий и красочный.

16 Ковалев Ю. В. Указ. соч. — С. 14.

17 Зверев А. М. Портрет Оскара Уайльда. — С. 12.

18 Уайльд О. Письма. — СПб: Азбука, 2000. — С. 145 мир <.>. Писал он о том, чего и впрямь «никогда не было», но сумел добиться редкой пластичности каждой детали, каждого штриха. Но все же его сказки не были «ложью», в том возвышенном смысле, какой придавал этому понятию Уайльд. Это произведения философские, и коллизия, которая в них развертывается, фактически неизменна, как бы ни менялись декорации", -замечает А. М. Зверев19. Все это значительно усложняет поэтологический уровень уайльдовских сказочных произведений.

Парадоксально, но именно сказочное наследие Уайльда долгое время оставалось вне поля исследовательского интереса. Первоначально основным предметом внимания в уайльдоведении являлась непростая биография писателя, что было обусловлено личной трагедией Уайльда и связанным с ней периодом полного забвения. История жизни и творчества писателя постепенно воссоздавалась в воспоминаниях друзей (Р. Шерард, А. Дуглас, Ф. Харрис20 и.

21 др.), его младшего сына и внука Вивиана и Мерлина Холландов, а также в трудах исследователей (Р. Крофт-Кук, Г. М. Хайд, Г. Пирсон, Р. Эллман, Ж.

22 де Ланглад и др.). В наиболее обстоятельных биографиях Уайльда (книга Р. Эллмана «Оскар Уайльд: Биография») изучение личной жизни писателя сочетается с осмыслением его творческого пути.

Снятие табу с имени Уайльда стимулировало развитие литературоведческого интереса к уайльдовскому художественному наследию, интенсивность изучения которого постепенно нарастала. Достаточно большой корпус работ посвящен изучению общих вопросов творчества писателя, особенности мировоззрения, влияние культурного и социального контекста, ирландское.

19 Зверев А. М. Портрет. — С. 13.

20 Sherard R. H. The Real Oscar Wilde. — L.: T. Werner Laurie, 1917; Douglas A. O. Wilde and Myself. — L.: Long, 1914. — 320 p.- Harris F. Contemporary portraits. — L.: Methuen, 1915. -11, 314 p.- Harris F. The Life and Confession of O. Wilde. -N.Y., 1917.

21 Холланд В. Сын Оскара Уайльда. — M.: ЛГБТ Медиа Паблишинг, 2006. — 272 е.- Хол-ланд М. Ирландский павлин и багровый маркиз. Подлинные материалы суда над Оскаром Уайльдом. — М.: ЛГБТ Медиа Паблишинг, 2006. — 320 с.

22 Croft-Cooke R. Feasting with Panthers. — N.Y.: Holt, 1968. — 309 p.- Hyde H. M. О. Wilde: А Biography. — N.Y.: Farrar, Straus and Giroux, 1975. — 410 p.- Pearson H. The Life of Oscar Wilde. — L.: Methuen, 1946; Ланглад Ж. де. Оскар Уайльд, или Правда масок. — М.: Молодая гвардияПалимпсест, 2006. — 325 с. происхождение и др. (Дж. Стоке, Р. Ганьер, Д. Эриксен, Р. Пайн, Д. Кокли, М. Г. Соколянский, А. М. Зверев, С. Бэлза и др.). Особое место в уайльдо-ведении занимают работы, связанные с вопросами эстетики и эстетизма Уайльда (Р. Гарньер, П. Акройд, В. Холланд, А. М. Зверев, А. А. Аствац^ров, Н.

Пальцев и др.).

Однако освоение литературного наследия Уайльда как зарубежными, так и отечественными учеными осуществлялось неравномерно. Внимание исследователей чаще всего концентрировалось на драматургии, в особенности — на драме «Саломея», романе «Портрет Дориана Грея», поэме «Баллада Рэдингской тюрьмы» (А. Бёрд, Дж. Агейт, Э. С. Жуан, А. Г. Образцова23 и др.). Менее всего в этом отношении «повезло» малой прозе писателя, в том числе и сказкам. Среди работ, посвященных тем или иным проблемам содержательности или отдельным элементам поэтики уайльдовских сказок, можно назвать труды К. Нассара, Р. Шевана, И. Мюррей, Р. Пайна26 и др. В последние годы интерес к этой части художественного наследия писателя.

23 Stokes J. Oscar Wilde. — Harlow (Essex): Longman group, 1978. — 56 p.- Gagnier R. Idylls of the Marketplace: O. Wilde and the Victorian Public. — Stanford (California): Stanford University Press, 1986. — 255(5) p.- EricksenD. H. Oscar Wilde. — Boston: A Division of G. K. Halland Co, 1977. — 175 p.- Pine R. The Thief of Reason: O. Wilde and modern Ireland. — Dublin: Gill & Macmillan, 1995. — 12, 478 p.- Coakley D. The Importance of being Irish. — Dublin.: Town House, 1994; Соколянский M. Г. О. Уайльд: Очерк творчества. — Киев, Одесса: Лыбидь, 1990. — 199 е.- Бэлза С. Роман жизни Оскара Уайльда.// Уайльд О. Избранное. — М.: Правда, 1989. — 732 с.

24 Gagnier R. Idylls of the Marketplace: О. Wilde and the Victorian Public. — Stanford (California): Stanford University Press, 1986. — 255(5) p.- Ackroyd P. The Last Testament of Oscar Wilde. — L.: Hamilton, 1983. — 185 p.- Аствацуров А. А. Эстетизм и Оскар Уайльд.// История западно-европейской литературы. XIX в.: Англия./ Под ред. Л. В. Сидорченко и И. И. Буровой. — СПб.: Филологический факультет СПбГУМ.: изд. центр Академия, 2004. — С. 498−524- Пальцев Н. Кавалер зеленой гвоздики. // Уайльд О. Избранные произведения. В 2 т. — Т. 1. — М.: Республика, 1993, — С. 3−16- Пальцев Н. Художник как критик, критика как художество.// Уайльд О. Избранные произведения. В 2 т. — Т. 2. — М.: Республика, 1993,-С. 3−20.

25 Bird A. The Plays of О. Wilde. — L.: Routledge, 1977. — 220 p.- Agate J. The Mask. Oscar Wilde and the Theatre. — L.: Curtain, 1947. — 23 p.- Juan E.S. The Art of O. Wilde. — N.Y.: Princeton University Press, 1967. — 238 p.- Образцова А. Г. Волшебник или шут? (Театр Оскара Уайльда). — СПб.: Дмитрий Буланин, 2001. — 357 с.

26 Nassaar Chr. S. Into the Demon Universe. A Literary Exploration of O. Wilde. -New Heaven, L.: Yale University Press, 1974. — 13, 191 p.- Shewan R. Oscar Wilde. Art and Egotism. — L.: Billing and Sons, 1977. — 19, 239 p.- Murray I. Introduction.// Wilde O. Complete Shorter Fiction. — Oxford: University Press, 1998. — P. 1−18- усиливается, о чем свидетельствует появление ряда монографий отечественных ученых (О. В. Ковалева, О. М. Валова и В. Г. Решетов, М. А. Чебракова27 и др.).

Тем не менее, следует отметить фрагментарность и недостаточную изученность поэтологической уникальности сказочных сборников Уайльда. Обе книги сказок как имманентный и одновременно связанный с другими уайльдовскими жанрами и произведениями текст, обладающий внутренней цельностью и одновременно внутренним развитием, до представленной работы монографически не рассматривался. Вне поля исследовательского внимания остались и проблемы межжанрового взаимодействия, позволяющие расширить подходы к изучению как сказочного, так и романного наследия Уайльда. О правомерности такого пути изучения свидетельствует присутствие ряда вставных «романных» конструкций в текстах сказок, и, напротив, наличие сказочно-мифологических фрагментов, аллюзий и поэтологических черт — в романе. Несмотря на то, что сказочно-мифологическое — немалозначимый компонент поэтики романа, «Портрет Дориана Грея» с такой точки зрения не анализировалсяне изученным до настоящего времени остается и вопрос «романизации» уайльдовских сказок.

Совокупность этих проблем, а также реальное положение дел в уайль-доведении (работ, в которых заявленная нами тема исследовалась бы монографически, практически нет) обусловливают актуальность и новизну темы «Литературные сказки Оскара Уайльда и сказочно-мифологическая поэтика романа «Портрет Дориана Грея» «, которой и посвящена настоящая диссертация.

Цель диссертационного исследования состоит в анализе двух сборников сказок Уайльда («Счастливый Принц и другие истории», «Гранатовый.

Ковалева О. В. О. Уайльд и стиль модерн. -М.: УРРС, 2002. — 168 е.- Решетов В. Г., Валова О. М. «Счастливый Принц» и другие сказки О. Уайльда. — Киров: Московский гуманитарно-экономический институт. Кировский филиал, 2000. — 158 е.- Чебракова М. А. Исследование общих характеристик, структур и загадок текстов сказок Оскара Уайльда. -СПб.: БАН, 2004. — 296 с.

Домик"), определении их поэтологических особенностей и их значения для романного творчества писателя («Портрет Дориана Грея»),.

Учитывая закономерности процесса взаимодействия сказки и романа как историко-литературной тенденции, мы и определяем двуединую задачу: исследовать своеобразие поэтики литературных сказок Уайльда, а также выявить наличие сказочных аллюзий, сказочной образности и определить специфические черты сказочно-мифологической поэтики в романе «Портрет Дориана Грея».

В качестве непосредственных задач исследования мы определяем следующие:

— осуществить системный, целостный, целенаправленный анализ основных художественных особенностей сказок О. Уайльда, с точки зрения единства и творческой оригинальности их стиля, включающего черты межжанрового взаимодействия;

— охарактеризовать внутреннюю логику и динамику сказочного творчества писателя;

— выявить эстетические, фольклорно-мифологические, литературно-аллюзивные коды (ключи) в поэтике уайльдовских сказок;

— исследовать поэтологическое своеобразие пространственной структуры сказок;

— изучить авторскую литературно-критическую рефлексию сказочно-мифологических концептов и мотивов;

— определить наличие сказочно-мифологической составляющей в романе «Портрет Дориана Грея»;

— проанализировать содержательные и поэтологические особенности романа Уайльда, с точки зрения проблем соотнесенности сказочного и романного жанров.

Совокупность поставленных задач определяет структуру и композицию диссертационного исследования.

Методологической основой работы послужили труды Д. Д. Фрэзера, А. Н. Веселовского, О. М. Фрейденберг, В. Я. Проппа, Е. М. Мелетинского, М. М. Бахтина, Ю. М. Лотмана, В. И. Топорова, А. Д. Михайлова, Д. С. Лихачева, А. Ф. Лосева, К. Г. Юнга, X. Дикмана, Г.-Г. Гадамера, Р. Барта, А. Хансен-Леве28 и др.

В качестве методов исследования использованы системно-целостный, дискурсивный, мотивный, лейтмотивный, тематический, концептологиче-ский анализы художественной прозы Уайльда. По мере необходимости используются элементы интертекстуального и контент — анализа, позволяющие более полно выявить художественные нюансы исследуемых текстов.

Теоретическая значимость диссертационного исследования. В исследовании найдены подходы и определена система поэтологических категорий, позволяющих рассмотреть сказочное и романное творчество Уайльда как художественно-единую, обладающую внутренней логикой развития систему.

Фрэзер Д. Д. Золотая ветвь: Исследование магии и религии. — М.: Политиздат, 1980. -831 е.- Веселовский А. Н. Историческая поэтика. — М.: Высшая школа, 1989. — 406 е.- Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. — М. Лабиринт, 1997. — 448 е.- Пропп В. Я. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. — М.: Лабиринт, 1998. — 512 е.- Пропп В. Я. Поэтика фольклора. -М.: Лабиринт, 1998. — 325 е.- Пропп В. Я. Русская сказка. — Л.: изд. ЛГУ, 1984. — 535 е.- Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. — М.: Художественная литература, 1975. — 500 е.- Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. — М.: Художественная литература, 1986. — 543 е.- Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. — М.: Советский писатель, 1963. — 364 е.- Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. — М.: Искусство, 1979. — 424 е.- Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. — М.: Языки русской культуры, 1996. — 448 е.- Лотман Ю. М. Избранные статьи. 3 т. — Т. 1. — Таллинн: Александра, 1992. — 479 е.- Лотман Ю. М. Об искусстве. — СПб.: Искусство-СПб, 1998. — 704 е.- Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследование в области мифопоэтического. -М.: Прогресс, Культура, 1995. — 623 е.- Топоров В. Н. Пространство и текст. // Из работ московского семиотического круга. — М.: Языки русской культуры, 1997. — С. 455−515- Михайлов А. Д. Роман и повесть высокого средневековья. // Средневековый роман и повесть. — М.: Художественная литература, 1974. — С. 5−28- Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы./УЛихачев Д. С. Избранные работы в 3 т. — Т. 1. — Л.: Художественная литература, 1987. — С. 261−654- Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. -М.: Политиздат, 1991. — 525 е.- Юнг К. Г. Психологические типы. — СПб.: ЮвентаМ. Прогресс-Универс, 1995. — 716 е.- Дикман X. Юнгианский анализ волшебных сказок. — СПб: Академический проект, 2000. — 256 е.- Га-дамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. — М.: Искусство, 1991. — 367 е.- Барт Р. — М.: Ас! Ма^пет, 1994. — 304 е.- Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика.- М.: Прогресс, 1994. — 616 е.- Хансен-Леве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Мифопоэтический символизм начала века. Космическая символика. — СПб.: Академический проект, 2003. — 816 с.

Научно-практические результаты проведенного исследования могут быть использованы для изучения творчества Уайльда в курсах лекций по истории литературы Великобритании рубежа Х1Х-ХХ веков, при подготовке вузовских курсов истории зарубежной литературы, спецкурсов, спецсеминаров, при составлении учебников и учебных пособий для высшей и средней школы.

Апробация работы. Основные положения диссертации отражены в опубликованных статьях и монографии «Литературные сказки Оскара Уайльда и сказочно-мифологическая поэтика романа «Портрет Дориана Грея» «(В. Новгород, 2007 г., 15, 2 п. л.), докладах на всероссийских и международных научных конференциях, съездах и симпозиумах 2000;7 гг.: всероссийская конференция «Забытые и второстепенные критики и филологи Х1Х-ХХ вв.» (Псков) — V международная конференция «Новая Европа — старые мифы. Проблемы социокультурного общения в современном мультикультурном пространстве» (Санкт-Петербург) — ХХХШ-ХХХУТ международные филологические конференции Санкт-Петербургского государственного университетаXI всероссийская научно-практическая конференция «Изучение творческой индивидуальности писателя в системе индивидуального образования наука-вуз-школа» (Екатеринбург) — ежегодные международные конференции и съезды англистов (Киров, Рязань, Великий Новгород) — ежегодные научно-практические конференции Новгородского государственного университета им. Ярослава Мудрого и др.

По теме диссертации опубликована 21 работа общим объемом 22 п. л. (в том числе монография объемом 15, 2 п. л.).

Положения, выносимые на защиту:

— Сказки Уайльда демонстрируют устойчивую тенденцию к усложнению различных уровней произведения: сюжета, композиции, персонажной системы. Их отличает присутствие эпических (скорее, свойственных романному жанру) зачинов, нарушение линейности в развитии событий (ретроспективные экскурсы в прошлое героев), а также усложнение и философиза-ция сказочной коллизии.

— Трансформируется нарратологическая структура сказок за счет включения эстетического дискурса, литературной аллюзивности, развития диало-гичности, сопряжения нескольких вступающих в перекрестный диалог персонажных пар, что создает условия для перерастания диалога в полилог.

— Наблюдается расширение образно-персонажной системы уайльдовских сказок, протекающее на фоне редуцирования традиционных сказочно-фантастических образов.

— Пространство приобретает повышенную вариативность и усложненность. Идет процесс переосмысления традиционного пространственного канона, а также появляются несказочные виды пространств (эстетизированное, дискурсивно осложненное, мнемоническоепространство, наделенное аксиологическими, характерологическими функциями). Художественное пространство в сказочных произведениях Уайльда приобретает характерный для романного жанра полифонизм.

— Метажанровые аллюзии делают литературные сказки «открытым» жанром. Сказочность при ослабленности чуда проявляется в «оживлении» неживого, использовании концепта сна, который, однако, приобретает более широкие функции, свойственные развитой литературе, «вочеловечивании» персонажей животного мира и предметов неживой природы и в обратном процессе — «омертвлении» антропоморфных персонажей, вынужденно актер-ствовующих в жизни и утрачивающих живое начало души под давлением де-гуманизированной социальной реальности («марионеточность» Инфанты, «статуарность» Принца). Сказочные произведения характеризует «несказочный» конец, сочетающийся с открытостью, вариативностью финала.

— Романизация сказки осуществляется по двум направлениям. С одной стороны, проявляется тенденция «развертывания сказки в роман» благодаря чему сказочные произведения могут восприниматься как «роман в миниатюре». С другой — параллельный процесс «свертывания» романа в романную матрицу, которая присутствует в сказке в качестве семиотически значимого фрагмента. Двунаправленный процесс межжанрового взаимодействия приводит к появлению сказок романного типа, объединенных в «Гранатовом домике».

— Сказки Уайльда свидетельствуют о соединении реалистических черт романной техники с многообразными разновидностями художественной условности (зеркало, игра, широкий спектр литературных аллюзий, разнообразие фантастических приемов).

— В романе «Портрет Дориана Грея» более активна по сравнению со сказками смыслообразующая роль основных сказочных концептов — 'чуда', 'тайны' и 'очарования'. В сказках концепты художественно претворены, но «теоретически» не обсуждены, тогда как в романе эстетическая рефлексия не исключается.

— Проникновение сказочно-мифологического начала в роман определяет наличие в нем сквозных мотивов: вечной молодости, искушения, дарения, инициации (выполнение трудных заданий).

— Содержательные и поэтологические особенности романа, связывающие «Портрет Дориана Грея» с произведениями двух сказочных сборников, позволяют выявить соотнесенность сказочного и романного жанров в творчестве писателя. Авторская стратегия предполагает расширение жанровых границ за счет введения в сказочные произведения романных «матриц» и обратное явление — осмысление романных коллизий во фрагментах, имеющих сказочно-мифологическую природу.

Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, трех частей, подразделяющихся на главы, заключения и библиографии.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Проведенное исследование позволяет подвести некоторые итоги и сделать обобщающие выводы.

Сказочные сборники О. Уайльда «Счастливый Принц и другие истории» и «Гранатовый домик» пользовались широкой известностью в свое время, они привлекали внимание самых разных исследователей, однако в современном уайльдоведении они остались не исследованными как внутренне единая художественная система. При том, что некоторые видные литературоведы отмечали связь романа «Портрет Дориана Грея» со сказкой и сказочностью, этот очевидный аспект поэтики произведения также остался вне поля зрения ученых. Представленная работа направлена на целостное изучение литературных сказок Уайльда, с точки зрения выявления определяющих черт их содержательного и формального уровней. Как показало исследование, в уайльдовских сказочных произведениях нашли отражение основные категории эстетической теории писателя, получившие оригинальное мифологически-сказочное перевоплощение. Так, в сказках первого сборника художественно осмыслена проблема Красоты, жизнетворчества Искусства и его непростых взаимоотношений с Природой и Жизнью, особая роль Художника и его творческого воображения, а также Художника и его творения, в связи с чем подвергаются критической рефлексии проблемы наррации и диалогизма, игры автора с читателем и др. Прослежена тенденция, направленная на выработку собственной авторской «мифологии», строящейся из концептов, мотивов, осколочных сюжетов различных фольклорно-мифологических систем (античная, кельтская, библейско-христианская и др.).

Черты, определяющие оригинальность и своеобразие первого сказочного сборника писателя, получили творческое развитие в произведениях «Гранатового домика», дополняясь новыми. В процессе исследования мы пришли к выводу о наличии внутреннего движения сказок, вектор которого прослеживается и во втором сказочном сборнике. Главная тенденция, на наш взгляд, может быть определена как проблема романизации литературной сказки, что объясняет логику развития авторского творчества от сказочногок романному жанру. Нами выявлено наличие романных «матриц» в поэтике сказок «Молодой Король» и «День рождения Инфанты», благодаря которым в сказку проникают сюжеты, характерные для romance, исторического романа, появляются вставные конструкции (сны, путешествия, вставные рассказы и т. д.), усложняющие структуру и композицию сказки. Переосмыслению подвергается сказочное пространство, которое дифференцируется под воздействием процессов ментальной рефлексии (память, мечта, сон), психологизации, эстетизации. Оно приобретает оценочность, становится характерологическим. В некоторых сказках пространство приобретает черты парадоксальности (перевернутая пространственная вертикаль в «Рыбаке и его Душе»). Особое качество получает и само пространство текста произведения. Кроме того, в сказочной поэтике диалектически взаимодействуют память сказочного жанра и противоположная тенденция разрушения сказочной идиллии.

Процесс романизации сказки, выявленный в ходе нашего исследования, глубинная логика исторического развития европейской жанровой системы, а также представления о творчестве писателя как о внутренне единой художественной системе подсказали мысль о возможности обратного воздействия сказки на роман. Кроме того, общность сказочной и романной прозы подтверждается, в том числе и наличием широкого пласта авторских аллюзий.

В поэтологической системе «Портрета Дориана Грея» обнаруживается целый комплекс элементов сказочной мозаики. Это — концепты счуда 'очарования'тайныбез которых непредставима сказка. Они — не только элементы романного сюжетостроения ('оживший портрет', 'нестареющий герой'), но и предмет многократной персонажной рефлексии. Особой отличительной чертой уайльдовского романа оказывается органичный синтез аде-терминированности 'чудаприсущего сказке, с социально-исторической детерминированностью, свойственной романному повествованию.

Нами выявлено присутствие в «Портрете.» сквозных сказочно-мифологических мотивов: 'вечной молодости', 'искушения', 'дарения', 'инициации' ('выполнения трудных заданий'). В поэтике романа особую актуализацию приобретают мифологические, сказочные (фольклорные и литературные) аллюзии и реминисценции, которые вписываются в романный текст дискретно, однако придают ему повышенную семиотичность.

Подход с точки зрения жанрового генезиса позволил открыть новые стороны в интерпретации образов трех центральных персонажей романа: Бэзил Холлуорд — 'добрый, но самонадеянный волшебник-демиург'- лорд Генри Уоттон — 'волшебник-Дудочник', совместимый с ролью сказочного 'злого колдуна'- Дориан Грей — 'Прекрасный Принц', который, тем не менее, несет зло и разрушение.

Своеобразие поэтики уайльдовского романа проясняет и анализ вставных эпизодов, содержащих внутренне целостные и завершенные сказочно-мифологические сюжеты (например, эпизод 'встречи двух душ', 'похвала прихоти / причуде' и др.).

Обнаруженная тенденция романизации сказки и мифопоэтическая сказочность романа позволяет сделать вывод о единстве художественного творчества писателя, отражающего сложные процессы постижения мира, в котором есть место как реальности, так и фантастике. Многие отмеченные особенности и тенденции, заключенные в поэтике сказок и романа Уайльда оказались инновационными и вышли за пределы завершавшегося XIX столетия.