Анализ почерка

Еще на заре становления современной психологической науки непроизвольные рисунки использовались для изучения психологии поведения (Торрей Д., 1999)

Сейчас, изучение и диагностика различных графических изображений выросла в целую науку. Появилось большое количество графических и рисуночных тестов, в психологии возникло такое направление как арт-терпия.

Однако такого рода проективные методики не лишены определенных недостатков.

Основной проблемой рисуночных методов является относительно низкая надежность получаемых результатов, связанная с субъективностью интерпретации. Рисуночные тесты, как правило, не позволяют количественно измерить оцениваемые психические свойства. В связи с этим появилась необходимость выявить нейропсихологическую базу для выделения значимых признаков в рисуночных и графических тестах. Это позволит понять механизмы их работы, и повысит точность диагностики при помощи рисуночных тестов.

Данная проблема сейчас особенно актуальна, т.к. рисуночные тесты стали широко распространенным и значимым инструментом психологов-практиков. Однако учитывая специфику данных методик нельзя забывать об ограничениях в их применении, нарушение которых может привести к нежелательным последствиям.

Предмет — рисуночные и графические методы

Объект — диагностически значимые признаки фиксируемые в рисуночно-графических тестах.

Целью данной работы является нахождение и изучение диагностически-значимых признаков в рисуночно-графических методах.

Исходя из поставленной цели нами решаются следующие задачи

1 Изучить графические и рисуночные методы;

2 проанализировать их надежность;

3 проанализировать рисунки и почерк в возрастном контексте;

4 проанализировать рисунки и почерк в патонейропсихологическом контексте.

1. Графический метод

Возможности психодиагностики с течением времени неизменно расширяются. Эта область психологической науки, тесно связанная с практикой, по сути, совершенствует инструмент, позволяющий выявить особенности психики человека, измерить уровень его способностей и создать прогноз поведения.

Методы и методики, составляющие разветвленную структуру психодиагностики, модифицируются и осваивают новые технологии, с помощью которых можно было бы получить сведения об индивидуальных чертах человека. Такой «новой» формой по, сравнению с опросниками, беседами, наблюдениями, в свое время стали графические методики. Теперь они вошли в разряд известных и привычных приемов психологической диагностики.

И в тексте, и в рисунке, выполненном от руки, сохраняются индивидуальные особенности их автора, убеждает весь опыт человеческой культуры. На примере этого же опыта можно объяснить и соотношение свободы и правил в той или иной графической деятельности. Постепенная стандартизация, которую проходили в своем развитии и письмо и рисунок (от первой пиктограммы, до алфавитного начертания, и от первой наскальной схемы до картины, подчиняющейся законам композиции, перспективы и колористики), сопровождалась распространением субъективной манеры исполнения (в силу того, что индивид зачастую не способен в точности воспроизвести норму). Это дало импульс к Формированию почерковедения, графологии, а так же к возникновению анализа живописной манеры и к использованию графического материала в психологической работе В соответствии с видами графического продукта методы психодиагностики можно поделить на 2 вида:

1) психодиагностические рисуночные тесты;

2) методы психографического анализа текста.

Поговорим о них подробней.

1.1 Рисунок в психологической диагностике

психографический рисунок текст диагностический По рисункам человека можно определить склад его личности, понять его отношение к разным сторонам действительности. Рисунки позволяют оценить психологическое состояние и уровень умственного развития, диагностировать психические заболевания. Во всем мире рисуночные тесты стали главным инструментом практических психологов. Среди диагностических средств, используемых в мировой психологической практике, рисуночные методы стоят на первом месте[6].

Применение рисуночных тестов для выявления личностных особенностей человека основано на принципе проекции, т. е. на вынесении вовне своих переживаний, представлений, стремлений и т. п. Рисуя тот или иной объект, человек невольно, а иногда и сознательно передает свое отношение к нему. Вряд ли он забудет нарисовать то, что кажется ему наиболее важным и значимым; а вот тому, что он считает второстепенным, будет уделено гораздо меньше внимания. Если какая-то тема его особенно волнует, то при ее изображении проявятся признаки тревоги. Рисунок — это всегда какое-то сообщение, зашифрованное в образах. Задача психолога состоит в том, чтобы расшифровать его, понять, что говорит ему обследуемый[6].

Рисунок, как и все другие произведения исскуства-это самовыражение очень личного характера, содержащее сознательные и бессознательные планы[15].

Зачастую «откровения» изобразительного продукта не осознаются или сознательно скрываются автором на вербальном уровне, но невольно становятся графическим свидетельством для подготовленного специалиста[10].

Для диагностического использования рисунков очень важно, что они отражают, в первую очередь, не сознательные установки человека, а его бессознательные импульсы и переживания. Именно поэтому рисуночные тесты так трудно «подделать», представив в них себя не таким, какой ты есть в действительности[6].

Психологический принцип проекции обнаруживается в основе всех видов художественного творчества: субъект отражает, проецирует на изобразительный продукт свои неосознанные или скрываемые потребности, комплексы, вытеснения, переживания, мотивы[11].

Диагностика основанная на анализе изобразительной деятельности, применима при обследовании различных возрастных групп.

Это позволяет использовать ее для контроля динамики состояния и для наблюдения за ходом психического развития в течение длительного периода[6].

Дополнительным достоинством рисуночных методов является их естественность, близость к обычным видам человеческой деятельности. Наиболее близко это занятие детям. Ребенку легко понять тестовую инструкцию, для выполнения методик не нужен высокий уровень развития речи. Вместе с тем, рисунки — удобный повод для того, чтобы непринужденно завязать клиническую беседу[6].

Видимо поэтому большинство психологов и терапевтов склоняются к мнению о незаменимости проективных рисуночных методов в работе с детьми, начиная со старшего дошкольного возраста.

Далее, говоря о плюсах проективных рисуночных методик, заметим следующее: как и прочие проективные тесты, рисуночные методики очень информативны, т. е. позволяют выявить множество психологических особенностей человека. При этом они просты в проведении, занимают немного времени и не требуют никаких специальных материалов, кроме карандаша и бумаги[6].

В отличие от большинства других тестов, рисуночные методики могут проводиться многократно и сколь угодно часто, не утрачивая своего диагностического значения[6].

Рисунок освобождает спонтанность у маленьких детей, а заторможенным взрослым помогает преодолеть препятствия в собственном развитии. Рисунок так же способен облегчить для пациентов идентификацию мотивов, которые повторяются в его поведении, и обратить внимание на его проблемы[15].

В последние годы все больше подчеркивается психотерапевтическое значение рисования, как и художественной деятельности вообще. Таким образом, благодаря применению рисуночных методик стирается грань между психологическим обследованием и психотерапевтическим сеансом[6].

В проективных графических методах изобразительный образ диагностический материал для специалиста. Производится структурное (или формально-структурное) расчленение рисунка, качественный и количественный анализ характерных деталей, интерпретация с целью выяснения индивидуально-личностных характеристик автора графического продукта[11].

Приоритетными формальными составляющими принято считать линию, форму, цвет в их взаимосвязи и динамике, а так же другие аспекты и способы символического выражения средствами изобразительного творчества. К примеру отслеживаются особенности оформления, композиции, перспективы, пропорций, штриха, освещения (Хайкий Р.Б., 1992 и др.); формально стилевые особенности изображения (Бурно М.Е. и др., 1989), учитывается частота встречаемости определенных параметров и т. д.

Установить автора, который первым предложил использовать рисунки для выявления психологических особенностей не представляется возможным. Попытки реализовать эту идею предпринемались многими исследователями в разных странах, но до Ф Гуденаф, создавшей в конце 20-х годов первую стандартизированную рисуночную методику-тест «нарисуй человека», — никто не разработал достаточно однозначных и обоснованных критериев оценки рисунков.

Впоследствии диагностическая интерпретация тех или иных показателей выполнения заданий пересматривалась и существенно видоизменялась. Было обнаружено много новых критериев оценки рисунка. Наряду с толкованиями, разработанными ранее, стал развиваться подход, опирающийся на более общие представления о формах самовыражения человека в художественной деятельности, в частности в рисовании.

Начиная с 50-х годов XX века и до настоящего времени разрабатывается множество различных рисуночных тестов. Как новые, так и ранее созданные методики постоянно совершенствуются. Предлагаются оригинальные варианты процедуры проведения тестов, дополнения и поправки к принципам интерпретации результатов.

Из работ, проведенных в этом направлении отечественными исследователями, нужно особо выделить созданный М. З. Дукаревич оригинальный и чрезвычайно информативный тест «Несуществующее животное». В последние годы он приобретает все более широкое признание как в нашей стране, так и за рубежом[6].

Помимо изучения рисуночных тестов, при разборе графических методов, нас так же интересуют диагностически значимые признаки фиксируемые в почерке людей. Данному вопросу будет посвящен следующий параграф.

1.2 Методы психографического анализа текста

Учение, которое исследует взаимосвязь почерка и индивидуальных особенностей личности получила название — графология.

Как наука, она существует недавно; правда, первые попытки в этом направлении относятся к 17 веку, но творцом графологии считается Аббат Мишон (род. 1806 г., ум. 1881 г.); по его инициативе в конце прошлого столетия образовались графологические общества, возникли специальные журналы по графологии. Он написал несколько сочинений по этому предмету, создал школу и имел много последователей[8].

После смерти Мишона главой графологического движения выступил его ученик Адриан Варинар. Написанный им учебник графологии переведен на различные языки, в том числе и на русский. Варинар принял на себя обязанности президента Графологического общества, к нему же и перешло редакторство журналов.

Отдельные последователи (д-р. Швидланд, Лангебрух и др.) занялись также распространением этой новой науки путем специальных графологических отделов в различных популярных журналах, но все это были единичные и не систематизированные мнения и наблюдения.

Научных заслуг в этой области неизмеримо больше оказал Крепье-Жамен. В своем большом труде «Почерк и характер» он дал вполне научное изложение графологических законов. В Италии выступил со своим графологическим трудом мировой ученый, знаменитый Ломброзо, в германии проф. Пейер выпустил ряд значительных, по своим достижениям, графологических соченений[8].

Проверка надежности графологических данных изучалась методом гипноза, когда человеку внушали различные состояния и свойства, например хитрый, скрытный веселый, Беззаботный и т. д., при этом заставляли испытуемых писать под диктовку[16].

Примечательно, что почерки в каждом случае получались разные и совсем не похожие на почерк данного субъекта в нормальном состоянии, соответствующие существующим графологическим признакам.

Испытуемых также возвращали к тому детскому возрасту, в котором они только начинали учиться, и почерк в связи с этим мгновенно менялся, становился неуверенным, человек уже не писал, а с трудом выводил букву за буквой. Так же реагировал почерк и на последовательное (внушенное) повышение возраста, письмо становилось увереннее, рисунок принимал уже более определенный характер[8].

Все это говорит о том, что письмо — есть проекция нашего сознания в форме определенного рода фиксированных движений[8].

«Каждый почерк характеризуется определенным комплексом признаков, отличающих его от всех остальных. Бывают сходные, родственные почерки, но одинаковых не бывает — каждый человек уже с первых шагов обучения письму имеет собственный почерк, если даже и сознательно старается не отступать от прописей-образцов. При этом необходимо отметить, что всякий отдельный почерк, как бы типичен и ярок он ни был, вовсе не представляет собой что-то застывшее, раз и навсегда определившееся, а напротив, может претерпевать изменения, и иногда довольно существенные».

Так, в своей книге «Почерк и личность» пишет крупнейший русский графолог Дмитрий Митрофанович Зуев-Инсаров. Опираясь на это высказывание, мы можем высказать предположение, о том, что существует связь почерка и индивидуальных качеств личности. С течением жизни человек неизменно меняется, эти изменения отражаются и на его почерке. Последний способен менять свои характеристики, приобретать новые элементы, лишаться старых. Так, например почерк старого человека физиологически изменен. Письмо выводится на бумаге медленно и обдуманно. Почерк почти не отклоняется от прямой линии: в нем постепенно стушевываются резкие штрихи, резкие переходы в нажимах, уравнивается величина отдельных букв. В почерке проявляется, свойственная старости, вуалированность индивидуальных особенностей письма.

Однако, как бы с течением времени не менялся почерк, в нем сохраняются мотивы характерные для человека в течение всей его жизни.

В настоящее время задачей почерковедения становится: найти законы зависимости между функциями органов, воспроизводящих письмо и результатов этих функций — почерком, а так же выяснить, как отражаются на почерке определенные психические особенности.

С постановкой графалогии на научной базе, она приобретает первостепенное значение как объективный метод самопознания и человекознания.

Профессор Шнейдемиль, говоря о научных основах графологии, указывает, что, поскольку процессы высшей нервной деятельности человека проявляются внешне, то это происходит путем известных волевых актов, конкретизирующихся через движения[8].

«Психические процессы мы не можем наблюдать непосредственно и познаем их только через органические движения», — говорит он далее, — «если же выражения желания надлежит рассматривать, как результаты рефлекторного последствия постоянно разыгрывающихся процессов мышления или чувствований, то и через них возможно судить о характерных особенностях человека. Следовательно, движения при ходьбе, выражение лица при разговоре и, наконец, также и упражнения в письме могут быть использованы для изучения внутренних процессов организма».

Существуют некоторые графологические категории, построенные на гармоничности, геометрической выдержанности и графологичности письма. Оценивая по ним почерк мы получаем возможность судить о степени одаренности пишущего, степени его волевого развития и работоспособности, степени самобытности личности, личной инициативы, степени обилия, сложности и разнообразия (или наоборот однообразия) психических проявлений человека.

Степень грамотности письма определяется: гармонией в сочетаниях составных элементов письма (рисунки отдельных букв могут казаться иногда в таких почерках и некрасивыми; в них могут наблюдаться неправильности, изломы, но они образуют одно гармоничное целое); степень гармоничности письма определяет собою степень одаренности личности, развитие умственных способностей, присутствие вкуса, степень внутренней культурности человека.

Степень геометрической выдержанности письма определяется: ровностью линий строк и полей, равномерностью интервалов между словами и строками (междустрочным интервалом), равномерностью нажима и общей выдержанностью письма.

Степень геометрической выдержанности письма определят собою: степень волевого развития человека, запаса нервно-психической энергии, работоспособности; тут можно говорить об обдуманности (или необдуманности) волевых актов, устойчивости или неустойчивости чувствований, определенности и неизменности отношений как к отдельным явлениям, так и ко всей окружающей жизни, степени общей уравновешенности психических проявлений, способности (или неспособности) к системному труду, развитии задерживающих импульсов, состоянии нервной системы.

Степень графологичности письма определяется степенью отклонения от каллиграфического образца и тем противопоставляется каллиграфичности письма, так как безукоризненный каллиграфический почерк безличен.

Степень графологичности письма определяет собою: степень самобытности личности, личной инициативы, степень разнообразия (или, наоборот, однообразия) психических проявлений личности. И чем ярче и выпуклее рисуются эти отклонения, чем больше мы имеем право думать, что в каких бы областях ни проявляласьв духовной или материальной, в области общественной жизни, науки, искусства, практической жизни и т. п., — всюду человек не довольствуется одним только приспособлением к условиям своей деятельности, но и стремится внести в жизнь что-то свое, новое и оригинальное.

Получив, таким образом, характерологические данные путем оценки почерка по основным графологическим категориям, необходимо далее перейти уже к детальному исследованию, которое заключается в выяснении характера нажима почерка, направления строк, наклона, построения связи, штрихообразований, преобладания дуговых или угловых линий в письме, характера конфигурации слов и отдельных букв и, наконец, в исследовании рисунка подписи.

Такое исследование производится с целью установления характера отклонений почерка от каллиграфического образца, так как каждое отклонение[8].

Изучая почерк и рисунки человека, мы можем получить о нем некоторые сведенья. Однако вопрос о возможности ошибки остается открытым. О том, насколько надежен графический метод, поговорим в следующем параграфе.

1.3 Проблема надежности графических методов

При всем разнообразии графических методов их возможности еще не достаточно широко раскрыты. В практической сфере пока используется лишь незначительное количество вариантов заданий и тем изображения и вместе с тем отсутствует внимание к проверке их на валидность, надежность получаемых данных и их интепритаций[17].

В настоящее время нет единства взглядов на интерпретацию результатов психографического исследования. Чаще всего каждый психолог," набивая руку" на какой-то одной методике или группе методик, выделяет свои собственные параметры для построения интерпретации. (приметр из энциклопедии признаков) при этом крайне редки попытки анализировать рисунок в контексте художественной культуры, накопившей богатый опыт оценки самых разных видов творчества.

Можно смело утверждать, что такая «узость» разработки феномена сужает и возможности психодиагностического применения графических методов, сдерживает их развитие, обогащение, верификацию.

«Измерить надежность, валидность проективных тестов трудно, поскольку они обрабатываются, интерпретируются и используются самыми различными способами, в зависимости от принятых теоретических допущений. Внутренняя согласованность здесь не играет роли. Нельзя также положиться на ретестовую надежность, ибо известно, что люди меняются со временем и в разных ситуациях.

Как измерить валидность этих тестов — вопрос весьма сложный еще и потому, что приняты различные теоретические допущения. Должна ли валидность строиться на содержании ответов или на том, что они предположительно символизируют, или еще на каком-то критерии? И потом: что, в конце концов, должны измерять эти проективные тесты?

«Критиковать валидность графических тестов сравнительно легко, поскольку их толкование зависит от теоретических позиций тестирующего.

Также «следует учесть, что на степень раскрытия личностных особенностей большое влияние оказывают ситуация, в которой предлагается тест, и особенности отношений между исследователем и испытуемым.

Как отмечает Шехтел, испытатель с авторитарной манерой общения может оказывать тормозящий эффект на многих субъектов, и наоборот, теплое отношение испытателя увеличивает количество ответов. Исследователь должен знать тот постоянный фактор, который вводит его личность в тестовую ситуацию, и учитывать его в своей интерпретации".

Вопрос о том, в какой степени проективные методики позволяют проникать во внутренний мир личности, остается еще открытым.

«В 1939 г. Франк выдвинул понятие проективных методов исследования личности. Согласно его положениям, при встрече с малоструктурированным полем личность проецирует на него свой способ видения жизни, свои стремления, комплексы, чувства. Необходимость организовать и интерпретировать поле создает проекцию частного мира индивидуальной личности. Цель проективной методики — добиться от субъекта того, «что он не может или не хочет сказать, часто потому, что не знает сам и не осознает, что он скрывает в себе за своими проекциями».

Одним их главных недостатков рисуночных тестов является относительно низкая надежность получаемых результатов, связанная с субъективностью интерпретации. В отличие от более формализованных тестов, таких как тесты интеллекта или личностные опросники, рисуночные тесты, как правило, не позволяют количественно измерить оцениваемые психические свойства. Термины, в которых проводится интерпретация рисунков, обычно лишены той строгости и однозначности, которая характерна для формализованных тестов. Из-за этого трудно научными методами подтвердить надежность и валидность рисуночных методик.

Отмеченные особенности этих методик приводят к тому, что многие авторы отказываются считать их подлинными тестами. Другие, хотя и признают рисуночные методики психологическими тестами, отводят им подчиненное положение. Например, в фундаментальном двухтомном труде А. Анастази «Психологическое тестирование» этим методикам уделена лишь одна страница текста.

При интерпретации рисунков принято обращать внимание на такие формальные составляющие, как линия, цвет, форма и т. д.

при этом, по словам Г. Ферса (2000), один из главных недостатков проективных методик, заключается в опасности не распознать исключительную индивидуальность каждой работы. В каждом графическом изображении, которое можно рассматривать как невербальное сообщение, «послание кому-то другому», остается нечто специфически индивидуальное. Это и создает трудность объективного «прочтения» рисунков в проективных тестах.

К примеру, часто встречающийся признак-изображение солнца на детских рисунках, по мнению Дж. Алланаа (1997), обычноолицетворяерт теплотуи обеспечивает рост; нередко символизирует человека, сердечность и понимание которого помогает ребенку в психологическом развитии. А по опыту Г. Ферса (2000), солнце может символизировать сильный авторитет значимого человека, оказывающего влияние на ребенка, причем ребенок, возможно, его боится.

«Действительно ли солнце следует ассоциировать с авторитетом, потому что оно „царит“ на небе, дарит всем свет, тепло и связано с представлением о боге? Это не означает что подобные толкования образов являются неверными. Просто они далеко не всегда верны. И даже если верны, то можно ли это как-то проверить?» — размышляет арт терапевт Р. Гудман (1998).

И так, специфику рисуночных тестов нельзя недоучитывать. Она порождает определенные ограничения в их применении, нарушение которых может привести к нежелательным последствиям.

Во-первых, следует крайне осторожно относиться к их использованию в статистических научных исследованиях. Необходимым условием такого использования является привлечение нескольких (как минимум, двух) независимых экспертов, хорошо владеющих интерпретацией применяемых тестов.

Во-вторых, делать окончательные выводы о психологических особенностях субъекта на основе одних лишь рисуночных тестов не рекомендуется. Эти тесты дают основания для обоснованных предположений, но не для безапелляционных суждений. Окончательное заключение может быть вынесено лишь при сопоставлении особенностей рисунков с другими данными (например, с результатами наблюдений, данными клинической беседы или дополнительных, более строгих тестов).

И, наконец, заключение ни в коем случае не должно основываться на отдельных признаках рисунка, взятых изолированно, вне их связи друг с другом. Интерпретация может быть относительно надежной лишь в том случае, если она базируется не на одном отдельном признаке, а поддержана, по меньшей мере, двумя-тремя признаками, обнаруживающимися в рисунках.

И так, мы рассмотрели рисуночный и графологический подход в психологической диагностике. Бес сомнения, графические методы являются действенным инструментом в руках психолога-практика. Также, мы выявили проблемы использования проективных тестов и описали возможность их разрешения. теперь перед нами стоит задача определить диагностически значимые признаки фиксируемые в рисуночно-графических методах, и в следствие чего повысить надежность получаемых результатов. Об этом будет следующая глава данной работы.

2. Диагностически Значимые признаки фиксируемые в рисуночно-графических методах

2.1 Возрастной контекст

Чтобы попытаться понять принцип работы графических методик, исследуем развитие графической деятельности человека начиная с первых лет его жизни.

Повсеместно считается, что индивидуальное развитие является отражением развития вида. Одним из ранних анализов детских рисунков является работа Кирила Барта (Cyril Burt, 1921) Опираясь на собственные наблюдения и на ранние исследования, Барт выделил в детском творчестве определенные стадии[11].

Развитие графической деятельности детей происходит одновременно с их возрастным развитием. Ребенок уже на первом году жизни знакомится с карандашом, пытается понять, что это такое. В первой половине второго года жизни дети проводят первые линии карандашом. В этот период нельзя говорить о направлении линий. Это скорее штрихи, которые образуются в результате наименьшего физического усилия. Такие рисунки характерны для первой стадии развития графической деятельности-стадии марания. Ребенок «играет» карандашом по бумаге, он выводит какие-то линии и его это радует[17].

В.В. Зеновский характерезует эту стадию, как «доэстетическую»: значительная часть детского рисования в этот период подчинена отнюдь не красоте, поскольку эстетическая задача как таковая еще отсутствует (Зеньковский В. В. Психология детства. Лейпцинг, 1924).

А.А. Смирнов отмечал, что стадия марания — это «стадия лишенных смысла штрихов» (Смирнов а.а. Психология ребенка и подростка. М., 1976). Такими штрихами ребенок еще не пытается выражать что-либо определенное. Черточки — только результат подражания тем действиям, которые ребенок видит у взрослых.

На данном этапе ребенок осваивает базовый набор графических средств так же, как несколько ранее он овладевает «звуковой материей», на все лады повторяя разные звуки. Именно поэтому марание часто соотносят с гулением ребенка, возникающем до появления речи[17].

Некоторые авторы придерживаются мнения, что детский рисунок возникает на основе подражания и имеет спонтанное движение. Они описываоют первую стадию графической деятельности — марание — как колебательное движение руки из стороны в сторону и оценивают его прежде всего с точки зрения сенсомоторного развития. Вместе с тем эти специалисты признают, что уже первое марание может иметь собственное содержание.

Детское марание окрашено эмоционально положительно: ребенок получает удовольствие как от движения, так и от того, что возникает перед ним на бумаге. Удовольствие, несомненно, поддерживает неутомимое, спонтанное повторение первых попыток. Наиболее тщательное изучение элементарной графической деятельности провели Г. Бейкер и Р. Келлог. В течение 1945;1965 гг. они собрали 400 000 детских мараний, полученных от 2000 детей в возрасте от 1 года до 5 лет. Келлог дифференцировала 20 основных элементов марания у двухлетних детей. Примерно на третьем году жизни ребенок начинает применять контурные формы, которые складываются изосновных элементов. Келлог выделила 6 основных форм.

Возможно, на этой стадии еще рано говорить о проекции. Рисунок ребенка, на данный момент, не несет смысловой нагрузки и представляет собой скорее ресурс для получения удовольствия от процесса созидания, нежели некоторый текст. Однако, безусловно, в дальнейшем развитии ребенка рисунок будет выполнять именно функцию передачи информации, которую ему проще выразить по средствам изображения.

За первой следует вторая стадия — стадия примитивных изображений (или, как определяет А. А. Смирнов, «стадия бесформенных изображений»). Овладение графическими формами происходит медленно, гораздо сложнее и запутаннее, чем развитие словесного творчества.

Первые рисунки детей относятся не к области изображения, а к области представления. Они являются попыткой осуществить что-то видимое, чего еще не было прежде.

Ранние рисунки детей не обнаруживают ни ожидаемых деталей, ни перспективных деформаций. По мнению ряда авторов, дети не могут технически воспроизвести то, что воспринимают. Их глаза и руки еще не имеют определенного навыка нанесения карандашом и кистью правильных линий. Многие рисунки детей свидетельствуют о несовершенном моторном контроле. Иногда их линии имеют странные зигзагообразные формы и совсем не совпадают в тех местах, где им, казалось бы, положено встретиться.

«Девочка двух лет рисует множество изображений, похожих на круги, и определяет: „это камушки“. Спустя несколько месяцев „камушки“ становятся крупнее, у некоторых появляются два огромных глаза и две отходящие линии, а так же рот. „Это мама и Таня“, — говорит девочка». Приблизительно с четвертого — пятого года жизни ребенок вступает в третью фазу развития изобразительной деятельности — стадию схематических изображений В этот период дети работают со схемой. Переход к профилю совершается постепенно. При этом ребенок непродолжительное время задерживается на промежуточной ступени: только часть фигуры рисуется боком, а остальное прибывает в том же положении — лицом к наблюдателю. В некоторых случаях эта «деятельность приводит к удвоению отдельных органов — носа, рта и т. д. «Правильные» профили обнаруживают новую особенность: на них отмечаются те части тела, которые в действительности не видны. Ребенок обычно не соблюдает действительные пропорции человеческой фигуры.

Хотя детские рисунки чрезвычайно несовершенны, ребенок смело берется за передачу на бумаге наиболее трудных предметов, в основном это люди и животные. В своем отборе ребенок, очевидно, руководствуется свойством предмета, которое в это время вызывает у него наибольший интерес, — движением, динамичностью[17].

Л.С. Выготский утверждает, что детский рисунок — это своего рода «графическая речь» и раннюю, мнемотехническую, стадию этой «речи» можно считать предвестницей будущего письма.

Таким образом, на третьем этапе формирования, рисование правомерно рассматривать как знаковую деятельность.

Дальнейшая, четвертая стадия — это стадия правдоподобных изображений. Она характерезуется постепенным отказом от схемы и попытками воспроизвести действительный вид предметов. Руки находят себе применение — они держат какой нибудь предмет. Голова обрастает волосами. Шея наделяется значительно меньшим объемом, появляется округлость плеч, весь человек облачается в какую-либо одежду.

Происходит значительное тематическое обогащение рисунков: появляются пейзажи, интерьеры домов и т. д.

На данной стадии изобразительной деятельности дети еще не исправляют ошибки в своих рисунках или делают это очень редко. Самый обычный способ исправления для данного возраста — прекращение начального рисунка и переход к новому изображению на новом листе бумаги.

«Желая усовершенствовать рисунок, — пишет Е. И. Игнатьев, — ребенок не исправляет линию контура, а присоединяет к уже сделанному все новые и новые детали. В свободных рисунках детей этого возраста очень легко используются быстро возникающие ассоциации. Ребенка увлекает процесс рисования в большей степени, чем выполнение определенной задачи изображения. Первый период рисования в начальных классах можно назвать периодом повествовательного изображения» (Игнатьев У.И.).

На следующей стадии правильных изображений встречаются рисунки различной степени совершенства. Вместе с тем в этот период изображение в значительной степени теряет свою «детскость» — те специфические особенности, которые свойственны именно детскому рисунку.

Соотнести каждую из названых стадий детского графического творчества со строго определенным возрастом трудно. Здесь сильно сказываются индивидуальные особенности развития ребенка, и влияние на него тех образцов, которыми он пользуется. Однако приблизительную закономерность все же можно получить, руководствуясь статистической обработкой больших коллекций детских рисунков. В этом отношении весьма показательны результаты, полученные Г. Кершенштейнером, которые позволяют судить о степени распространенности различных типов рисунка в разном возрасте. (табл.)

Представленность различных типов изображения детей 6 — 13 лет

Черты рисунков, не характерные для данной возрастной группы, в другой могут быть распространены. именно описательные исследования детских рисунков подтверждают теорию о том, что художественное развитие наступает этапами и дают основу для использования рисунков в таких целях, как определение интеллекта и диагностика личности[15].

Навык письма в своем развитии так же проходит ряд этапов. Е. В. Гурьянов и М. К. Щербак (1952) отмечают четыре основных этапа в процессе воспитания навыка письма. На первом, элементарном, этапе внимание ученика во время письма сосредоточивается на правильном выписывании элементов букв и соблюдении технических навыков. На втором этапе, буквенном, основное внимание ученика сосредоточивается на правильном написании букв. Задача же правильного написания элементов букв и соблюдение технических правил отходит при этом на второй план. На этом этапе уже имеет место начало автоматизации движений при письме. На третьем этапе, когда ученик начинает писать связно, основное внимание уделяется правильному соединению букв в слова и соблюдению правильного соотношения их по величине, наклону, нажиму, расстановке и положению на линейке. Постепенно овладевая умением определять звуковой и буквенный состав слов и соблюдать орфографические правила, ученик по мере развития у него графического и технического навыков все большее внимание уделяет смысловой стороне письма, что постепенно приводит к автоматизации технических и графических навыков. На четвертом, высшем этапе освоения навыка письма, технические и графические навыки приобретают высокую автоматизацию[24].

Образование навыка письма происходит при тесном взаимодействии анализаторов коры головного мозга — слухового, речедвигательного, зрительного и двигательного. При этом роль отдельных анализаторов в формировании навыка письма на определенных этапах различна.

На первых этапах обучения письму зрительный, слуховой и речедвигательный анализаторы играют решающую роль в формировании этого навыка, так как начертание букв и контроль правильности изображения букв и слов осуществляется при самом непосредственном участии этих анализаторов. В дальнейшем, по мере обучения письму, главную роль приобретает двигательный анализатор, проприоцептивная чувствительность. Это, конечно, не значит, что остальные анализаторы выключаются из участия в осуществлении акта письма. Большая роль зрительных представлений на первых этапах обучения письму заключается не только в том, что именно они являются основной опорой в письме, но и в том, что только лишь посредством зрительных представлений и может устанавливаться характерная для сформированного навыка письма ассоциация слухо-речедвигательного представления с рукодвигательным. В этот период происходит включение зрительного звена в уже имеющиеся слухоартикулярные связи[24].

К старости почерк физиологически изменяется и характеризуется дрожанием, заменой прямых линий волнистыми. Он замечателен тем, что в волосяных штрихах, а также и в основных, вместо ровных линий, получается везде много маленьких изгибов и отклонений в стороны. Письмо выводится на бумаге медленно и обдуманно. Почерк почти не отклоняется от прямой линии: в нем постепенно стушевываются резкие штрихи, резкие переходы в нажимах, уравнивается величена отдельных букв. В почерке проявляется свойственная старости вуалированность индивидуальных особенностей письма. Современными физиологами замечено, что после произвеенной над человеком операции" омоложения" старческое дрожание почерка исчезает.

2.2 Патонейропсихологический контекст

О связи между рисунком и характером человека дают особо яркое и наглядное представление рисунки, исполненные душевно-больными. Например, при разрыве ассоциативности мышления у больного, примитивные рисунки (фигуры) из 2−3 связанных между собой линий, разлагаются на отдельные элементы (в изображении дома, крыша, двери и стены исполнены совершенно отдельно и не связаны друг с другом); в более сложных случаях рисунки становятся беспредметными. На бумаге появляются темные пятна, кляксы. Врач по рисунку больного, по окраске, нажиму штрихов часто диагностирует характер заболевания, предугадывает наступление припадка, кризиса[8].

В настоящий момент можно считать твердо установленный факт непременного изменения почерка при всяком расстройстве нервной системы, проявляющегося притом ранее всех других симптомов болезни[8].

Легкие расстройства письменной речи, уккзывает Буринский, на которые, обычно, не обращает внимание сам пишущий, крайне распространены, и едва ли найдется много людей, никогда не подвергавшихся, хотя бы временно этому. Незначительные неправильности в кровообращении, в питании мозга, неизбежно отражаются в почерке, и если мы этого не замечаем, то только потому, что привыкли вообще не следить за своим почерком. Первые признаки усталости также отражаются в почерке, который становится крупнее; при сильной утомленности появляется дрожание в волосяных штрихах букв. Отсюда видно, какую роль может сыграть графология в вопросах гигиены мозгового и физического труда[8].

Установлено, что существует связь между нервно-мозговыми заболеваниями и нарушением обычного вида письма. Какие формы может принять это нарушение письма, с большой наглядностью показывает проф. Сикорский в своем труде: «Всеобщая психология». Его основные положения сводятся к следующему. Автор говорит: «При прогрессивном параличе наиболее наглядными и наиболее поучительными представляются изменения в письме и речи. Анализ автографов больных должен войти в состав симптоматологии болезни, подобно другим данным».

Письма прогрессивных паралитиков обращают на себя внимание содержанием и внешностью. Паралитики пропускают слова, забывают о том, что нужно писать, и все их письмо представляет бессмысленный набор букв. Почерк параличных характеризуется умственными ошибками: пропусканием букв и знаков и прибавлением лишних букв; при общем параличе эти признаки являются черезвычайно рано, гораздо раньше остальных симптомов болезни.

По наблюдениям доктора Люци, в начале болезни замечается лишь незначительное дрожание в нижних закруглениях букв и линиях, выходящих за строку. Подобное, а также автографы паралитиков мы можем найти в руководствах по нервным болезням проф. Оппельгейма, Крепелина, д-ра Образцова и др[16].

Наблюдения многочисленных авторов (А.Р. Лурия, 1947, 1948, 1950; Э. С. Бейн, 1949; О. П. Кауфман, 1949, и др.) показали, что поражение (опухоль, кровоизлияние, ранение) почти каждого из участков коры левого полушария головного мозга — височной, нижнетеменной, нижнелобной и затылочной областей, может вызвать нарушение процесса письма и практически вызывает такое нарушение в очень большом проценте случаев. Это свидетельствует о том, что каждая из только что упомянутых областей входит в состав той функциональной системы коры головного мозга, которая обеспечивает осуществление процесса письма.

Установлено, что каждая область головного мозга имеет свое особое строение, и их работа связана со специальными функциями (А.Р. Лурия, 1947). При этом левое полушарие головного мозга является ведущим, и заложенные в нем аппараты связаны с правой рукой и обеспечивают нормальное протекание речи (устной и письменной) и мыслительных процессов. Правое полушарие носит подчиненный характер и не имеет прямого отношения к регуляции речи. У левшей, наоборот, правое полушарие является ведущим, а левое подчиненным.

Звуковой анализ в процессе письма осуществляется при помощи слухового анализа подлежащих написанию слов и их последующего проговаривания. Слуховой анализ является непосредственной функцией височной области коры больших полушарий головного мозга. Одна из зон этой области, расположенная в задних отделах верхней височной извилины левого полушария, имеет прямое отношение к обеспечению восприятия звуков речи и возможности их анализа (А.Р. Лурия, 1950).

Как показали исследования ряда авторов (Р.М. Боскис и Р. Е. Левина, 1948; А. Р. Лурия, 1947, 1948; Э. С. Бейн, 1949), слуховой анализ участвует в процессе письма не только на начальных этапах его развития, когда ребенок активно вслушивается в каждое диктуемое слово и сознательно анализирует его звуковой состав, но он также необходим и на тех ступенях развития навыка, на которых письмо уже достаточно автоматизировано и на которых, казалось бы, оно исчерпывается привычными движениями руки, записывающими нужное слово. Вследствие этого поражение левой височной области у человека не только ведет к нарушению сложного дифференцированного слуха (вплоть до потери способности узнавать смысл слов, до «сенсорной афазии»), но неизбежно приводит к распаду процесса письма. Такие больные обычно теряют способность сохранять звуковой образ слава, не могут точно указать, из каких звуков оно состоит, не могут осознать последовательность звуков в слове и поэтому оказываются не в состоянии самостоятельно писать. В ряде случаев у таких больных сохраняется лишь возможность списывания какого-либо текста и иногда написание нескольких привычных слов, например своей подписи. Считают, что указанные действия сохраняются потому, что не требуют для своего осуществления акустического анализа и протекают как простые, двигательные или оптико-моторные идеограммы.

Кроме слухового анализа, в уточнении звукового состава подлежащих написанию слов большая роль отводится рече-двигательным движениям, или проговариванию. Работами А. Р. Лурия (1947, 1950), Р. Е. Левиной и Р. М. Боскис (1948), Л. К. Назаровой (1954) и др. было доказано, что четкое проговаривание позволяет уточнять звуковой состав слова, дифференцировать близкие звуки и тем самым делать слышимое слово готовым для записи. Такой анализ и синтез речевых движений, позволяющих уточнять звуковой состав слов, осуществляется специальным анализатором, расположенным в заднецентральной области больших полушарий головного мозга.

Повреждение заднецентральной области коры больших полушарий неизбежно отражается на строении тонких артикуляторных движений, из которых состоит речевой акт, приводя в тяжелых случаях к полному распаду речевых артикуляций, к так называемой «афферентной моторной афазии» (А.Р. Лурия, 1947). Такой больной не может ни повторить, ни спонтанно произнести нужное слово. Пытаясь произнести нужный звук, больной делает бесплодные попытки найти нужные позиции губ и языка и нащупать те координации, которые необходимы для произнесения звука. В наиболее грубых случаях больной вообще не может произнести ни звука, в менее выраженных случаях он оказывается не в состоянии сразу найти нужные артикуляции и нередко соскальзывает на звуки, артикуляторно близкие к тем, которые он ищет.

При таких нарушениях речи, сопровождающихся нарушением четких артикуляторных схем, наблюдаются заметные дефекты письма, выражающиеся в спутывании при письме близких по своей артикуляции букв и слов. Следовательно, поражение заднецентральной области коры больших полушарий головного мозга лишает человека возможности опираться в письме на те тонкие и скрытые внутренние артикуляторные схемы, которые помогают расчленить сложный звуковой образ слова и точно установить его состав.

Вслед за звуковым анализом слова для правильного процесса письма необходима перешифровка подлежащих написанию звуков в графические образы, в буквы, иначе говоря, «фонем» в «графемы». В букве закрепляется значение не отдельных звуковых вариантов, а значение того общего, что имеется во всех вариантах одной фонемы, т. е. буква является оптической формой фонемы и в таком ее значении называется сейчас графемой.

Установлено (А.Р. Лурия, 1947; Е. К. Сепп, 1955, и др.), что основная роль в такой перешифровке принадлежит затылочно-теменной области левого полушария головного мозга, являющейся тем центральным аппаратом, который позволяет осуществлять целостное зрительное восприятие человека, переводя зрительные ощущения в сложные оптические образы, сохранять и дифференцировать зрительные представления. В этой области головного мозга анализируются движения по плоскости предмета, оставляющего след, т. е. здесь происходит выработка стереотипной траектории движущейся точки по плоскости, но не движения руки, держащей определенным образом орудие письма (Е.К. Сепп, 1955). Следовательно, при наличии такого абстрактного движения на плоскости оно может быть осуществлено самым разнообразным способом через двигательный анализатор. Так, например, когда человек обучится писать буквы карандашом или ручкой, то он может написать их испачканным пальцем руки или пяткой на песке.

При поражении затылочно-теменной области коры левого полушария человек утрачивает выработанные стереотипные траектории движения пишущей точки и происходит нарушение его способности ориентироваться в пространстве, что неизбежно отражается на письме. Нередко это приводит к распаду пространственной, организации письма и к тому, что больной отказывается изобразить четко ориентированные в пространстве буквы. Объясняется это тем, что большинство симметрично построенных букв пространственно ориентированы либо сверху вниз («т, ш, п»), либо справа налево, а во многих несимметричных буквах правая сторона непохожа на левую и вследствие этого их правильное написание возможно лишь при сохранении четкой ориентации в пространстве. При нарушении ориентации правильное написание становится невозможным. Такие больные всегда знают, из каких элементов построена та или иная буква, однако при письме они не знают, как именно следует ее написать, или, точнее, как именно нужно соотнести в пространстве ее отдельные элементы. Они не в состоянии сообразить, куда именно нужно вести данный штрих. Получается распад графического изображения буквы, который иногда принимает характер полной зеркальности или же потери всякой пространственной ориентации.

Изолированное поражение затылочной области, являющейся высшим аппаратом зрительного синтеза, вызывает в ряде случаев не распад пространственной ориентации, а гораздо более тяжелые нарушения письма, выражающиеся в нарушении оптических образов букв (О.П. Кауфман, 1949). Такие больные забывают буквы, обозначающие звуки, и при письме нередко заменяют одну букву другой или случайными графическими начертаниями. Вследствие такого нарушения образов графем письмо принимает «отчужденный» характер.

Таким образом, затылочно-теменная область коры левого полушария принимает участие в формировании двигательных представлений букв и слов и создает соответствующие схемы будущих движений, реализующихся затем посредством двигательного анализатора в движения руки при письме:

Движения руки при письме анализируются двигательным анализатором, корковый, конец которого расположен в передней центральной извилине левой теменной области головного мозга. И. М. Сеченов и И. П. Павлов первыми показали, что двигательная область коры головного мозга также является анализатором — двигательным, в котором происходит синтез и анализ энергии собственных движений. «Важнейшим из внутренних анализаторов, — писал И. П. Павлов, является двигательный анализатор, анализатор движения. Все мы знаем, что от всех частей двигательного аппарата — суставных сумок, суставных поверхностей, сухожилий и т. д. идут центростремительные нервы, которые сигнализируют каждый момент, каждую малейшую подробность акта движения. Все эти нервы, как в высшей инстанции, собираются в клетках больших полушарий. Разнообразные периферические окончания этих нервов, сами они и нервные клетки, в которых они кончаются в больших полушариях, и составляют собой особый анализатор, который разлагает двигательный акт в его огромной сложности на большое число мельчайших элементов, чем и достигается огромное разнообразие и точность наших скелетных движений» (И.П. Павлов. Избранные произведения, 1951, стр. 260−26.).

Двигательный анализатор ничем не отличается от внешних анализаторов по характеру работы, но отличается от них по роли, которую он выполняет в высшей нервной деятельности, так как через пирамидную систему он связан со скелетной мускулатурой. Поэтому произвольные движения, т. е. такие движения, которые обусловлены работой всех анализаторов коры больших полушарий (в том числе и движения руки при письме), осуществляются через двигательный анализатор.

Во время письма от кожи и мышц движущейся руки к двигательному центру по центростремительным нервам идет непрерывная сигнализация малейших деталей акта движения. Эта сигнализация видоизменяется по характеру вместе с изменениями движения и определяет этим направление дальнейших двигательных актов, так как поступающие сигналы вызывают раздражение определенных кинестетических клеток в двигательном анализаторе, что вызывает определенное движение по причине связывания этих клеток с соответствующими двигательными клетками, от которых начинается пирамидный эфферентный путь. При этом начертание отдельных элементов букв, слов и т. д. является длинной цепью движений, где каждое предыдущее движение как бы оживляет последующее. Таким образом, в двигательном анализаторе происходит непрерывный анализ результатов движений руки при письме и контроль за ними, осуществляющийся в порядке цепного рефлекса. Все это приводит к тому, что поступающая в двигательный анализатор схема предстоящего движения при письме передается для исполнения через пирамидную систему с учетом того состояния, в котором находятся в данный момент мышцы руки, и протекает в дальнейшем с учетом предстоящих в этих мышцах последующих изменений.