П. Н. Милюков как историк русской исторической мысли

На протяжении веков историческая рефлексия проделала громадную эволюцию от накопления несистематизированных, отрывочных знаний к выработке целостных концепций и схем развития истории исторической мысли. Постепенное развитие историко-научных представлений шло от эмпирических исследований к теоретическим обобщениям, основное внимание которых обращено на выяснение причин и закономерностей развития исторического познания.

Подобный путь характерен для всех стран, в том числе и для России. Здесь зарождение историко-научных знаний в XVIII столетии привело в XIX веке к становлению историографии как самостоятельной научной и учебной дисциплины. На конец века пришелся процесс институционализа-ции историографии в России, а с 1880-х гг. в университетах появились самостоятельные курсы по русской историографии. Среди первых университетских преподавателей, прочитавших подобный курс, был Павел Николаевич Милюков (1859−1943), известный русский историк и политик конца XIX — первой трети XX вв. Одной из существенных составляющих его творчества было изучение истории русской исторической мысли. Историографическая деятельность П. Н. Милюкова интересна тем, что она длилась сравнительно большой промежуток времени, более полувека. Первое историографическое произведение П. Н. Милюкова появилось в 1886 г., последнее было закончено незадолго до смерти. П. Н. Милюков оказался чрезвычайно плодовитым ученым, из-под пера которого вышло около 200 историографических произведений разных жанров. В своих трудах он создал масштабную картину зарождения, развития и исчезновения теорий и систем, определявших работу по русской истории, прежде всего, в XVIII-XIX столетиях.

П.Н.Милюков не только изобразил конкретные явления исторической мысли, но и постарался ответить на ряд теоретических вопросов историографии. По хронологическому охвату и по тематике труды П. Н. Милюкова представляют собой уникальное явление русской историографии конца XIX — первой трети XX вв.

Актуальность темы

Масштаб и результаты деятельности П. Н. Милюкова как историка русской исторической мысли вкупе с достаточно широким распространением и популярностью (иногда — ожесточенной критикой) его историографических сочинений обусловили признание заслуг ученого при жизни и достаточно пристальный интерес в последующие годы. Между тем, взгляды П. Н. Милюкова на историю русской исторической мысли не могут быть признаны досконально изученными. Выход из создавшейся ситуации видится в привлечении более расширенного комплекса историографических и иных источников, в снятии механического деления историографической деятельности Милюкова на дои послереволюционную, в преодолении ряда факторов вненаучного характера.

Перечисленные выше обстоятельства обусловили научную актуальность темы диссертации.

Объектом исследования является изучение истории русской исторической мысли в конце XIX — начале XX вв. Предметом рассмотрения стала историографическая деятельность П. Н. Милюкова и его взгляды на историю русской исторической мысли.

Хронологические рамки исследования. Нижняя хронологическая граница исследования (вторая половина 1870-х гг.) определяется тем, что в это время начался процесс формирования взглядов П. Н. Милюкова на роль идей в истории человечества. Верхняя хронологическая граница датируется 1955 годом, моментом публикации последнего оригинального произведения ученого, «Воспоминаний», где содержится ряд оценок явлений русской исторической мысли конца XIX — начала XX вв.

В работе использованы следующие специально-научные методы: ис-торико-генетический и историко-сравнительный.

Историография темы. Изучение взглядов П. Н. Милюкова как историка русской исторической мысли прошло ряд этапов, первый из которых длился с 1890-х гг. до 1920;х гг. Начало этому периоду положили отклики на историографическое произведение Милюкова, появившееся анонимно. Библиографический указатель, равно как и составленный для него Милюковым отдел по русской истории (1892 г.), подвергся резкой критике в таких консервативных изданиях, как «Московские ведомости» и «Новое время».1 Подобным же образом отреагировали правые публицисты на статью Милюкова «Разложение славянофильства. Данилевский, Леонтьев, Вл. Соловьев» (1893 г.). Либеральная общественность, напротив, отнеслась к работе Милюкова сочувственно, признав объективный характер его оценок.2 Исключительное внимание к общественно-политической проблематике стало причиной того, что суждения об истории русской исторической мысли, содержавшиеся в трудах Милюкова, остались без рассмотрения со стороны оппонентов.

Журнальная публикация «Главных течений русской исторической мысли» (1893−1895 гг.) дала повод высказать свои суждения собственно ученым. Одним из первых, кто отметил появление исследования Милюкова, был А. Н. Пыпин. Он охарактеризовал «Главные течения» как прекрасный «подробный обзор нашей историографии с начала прошлого века», выделив спорную характеристику Г.-Ф.Миллера. А. Н. Пыпин был первым исследователем, использовавшим работу Милюкова в своих статьях по истории русской литературы. На излишнюю строгость милюковской оценки труда Н. М. Карамзина указал К.Н.Бестужев-Рюмин.3.

В неопубликованном отзыве С. Ф. Платонова (1896 г.) курс Милюкова был охарактеризован, как доступный для понимания широкой публики. Ученый признавал, что «это единственный в своем роде цельный курс». Петербургский историк отмечал, что «курс Милюкова субъективен, может вызывать возраженияно это серьезный, многодающий труд, окончания которого надо желать». Платонов утверждал, что «свой субъективизм Милюков никогда не превращает в тенденцию, и этим объясняется широта его научного понимания, позволяющая ему без измены самому себе отдавать справедливость, например, старым славянофилам в их заслугах перед нашей исторической наукой или выше, чем другие историографы, ставить Историю русского народа Н. Полевого за стремление его освежить старые исторические взгляды». В некрологе К.Н.Бестужева-Рюмина (1897 г.) Платонов отметил, что классическая характеристика «Истории русского народа» НАПолевого, данная покойным, может быть заменена лишь недавно напечатанным очерком Милюкова. С подобной оценкой Платонова согласился Е. Ф. Шмурло.4.

Отдельное издание «Главных течений русской исторической мысли» вызвало появление ряда рецензий, в которых работа оценивалось весьма высоко. К числу основных достижений Милюкова рецензенты относили развенчание легенды о «титаническом» труде Н. М. Карамзина. Явное исключение составил отзыв правого публициста Н. Н. Овсянникова, вставшего на защиту Историографа.5 Рецензий на второе и третье издания книги было гораздо меньше. В них положительные оценки работы были сохранены.6 Систематический анализ историографических взглядов П. Н. Милюкова, фактически, отсутствовал в рецензиях и отзывах. Основное внимание их авторов привлекали новые, для того времени, трактовки явлений русской исторической мысли, содержавшиеся в трудах ученого.

Параллельно текущим откликам на работы П. Н. Милюкова его произведения становятся достоянием ученой общественности, которая весьма активно использует их в учебном процессе. В ходе исследования удалось выявить некоторые оценки трудов Милюкова, высказанные историками в лекциях по историографии.

Рассмотрим выявленные данные по научным центрам (Москва, Санкт-Петербург, Харьков). Ю. В. Готье в лекциях по историографии, датированных примерно 1916;1920 гг., высоко оценил «Главные течения», отметив несколько пристрастный разбор труда Н. М. Карамзина. В качестве одного из пособий «Главные течения» были указаны Ю. В. Готье для всех разделов русской историографии конца XVII — начала XIX вв. М. К. Любавский в лекциях по историографии (1903/4 уч. г) рекомендовал студентам «Главные течения» как учебное пособие, однако, никаких оценок труду не дал. А. И. Яковлев в лекциях (1908/9 уч. г.) свое изложение истории русской исторической мысли построил, преимущественно, по «Главным течениям». А. И. Яковлев дал оценку таким статьям Милюкова как «Юридическая школа в русской историографии» и «Славянофильство». Первая, по словам Яковлева, «едва ли не лучшая работа Мил[юкова]- совмещающая недостатки и достоинства его работ: страсть к схемам и умелое [умение?] выделять их и упрощать дело». Как писал Яковлев, «местами очень глубоко продумано». Яковлев отметил влияние языка В. О. Ключевского: «Местами не разберешь, чья это статья — не Ключевского ли?» Вторая статья также была высоко оценена Яковлевым.

В близкой связи с оценками работ Милюкова в курсах лекций стоит историографический обзор А. А. Кизеветтера, в котором «Главные течения» охарактеризованы как строго научное сочинение в противоположность тенденциозной книге М. О. Кояловича.7.

Глава петербургской исторической школы С. Ф. Платонов в своих многократно издававшихся «Лекциях по русской истории» рекомендовал «Главные течения» в качестве пособия для ознакомления с историей русской исторической мысли. Развернутая оценка историографических трудов Милюкова принадлежала другому лидеру петербургского научного сообщества, А.С.Лаппо-Данилевскому. Последний относил «Главные течения» к четвертому периоду развития русской историографии, который характеризовался научным беспристрастием. Лаппо-Данилевский называл «Главные течения» «едва ли не лучшее пособие по русской историографии», «лучшее сочинение по русской историографии». Вместе с тем Лаппо-Данилевский выделил ряд недостатков работы Милюкова, таких как отсутствие определения терминов «русская историческая мысль» и «историография», отказ от попытки выяснить причины зарождения историографии, неудачное деление истории русской исторической мысли на два периода, когда «Синопсис» оказывался «приклеен отдельно», «искусственное построение XVIII в.», несколько поверхностное изложение теоретических приемов и результатов специальной работы, в результате чего они «мало приняты во внимание», неверная, с точки зрения Лаппо-Данилевского, оценка М. М. Щербатова и Н. М. Карамзина (деятельность князя была представлена неполно, обойден вопрос о его публицистических сочинениях, а оценка Карамзина, данная «с современной точки зрения», была чересчур строга).

Среди недостатков другой работы Милюкова, статьи «Источники русской истории и русская историография», Лаппо-Данилевский выделял такие как неудачное, с его точки зрения, рассмотрение исторической науки 1860−1870-х гг. сквозь призму борьбы консерваторов и либералов, и искусственное деление историографии по университетам в последующие годы, пропуск влияния позитивизма и возражений против него В. С. Соловьева, теории эволюции и зарождения социалистического направления, спорная характеристика деятельности А. П. Щапова.8.

Профессор Харьковского университета Д. И. Багалей безоговорочно превозносил историографические труды Милюкова, которые, по его словам, стояли «на высоте требований современной исторической науки».9.

В целом, ограниченные рамками преподавания ученые и не пытались проанализировать историографические взгляды Милюкова, давая лишь краткие оценочные характеристики его работам. Исключение составил лишь А.С.Лаппо-Данилевский, попытавшийся дать комплексную оценку двум основным трудам Милюкова. Правда, имея целью охарактеризовать сочинения Милюкова как учебные пособия, Лаппо-Данилевский сделал упор исключительно на показе их недостатков.

В первый период появляются и биографические, преимущественно энциклопедические, заметки об ученом как на русском, так и на иностранных языках. Подобного рода статьи, как правило, ограничивались указаниями на чтение Милюковым историографического курса в Московском университете и перечислением его основных трудов (в том числе, по истории русской исторической мысли).10 Рост известности П. Н. Милюкова, прежде всего, как общественно-политического деятеля стал причиной появления первых, весьма несовершенных, попыток его биографии. В них (работы Н. И. Афанасьева, Ж. В. Бинстока, Г. В. Вернадского, Л. Винера, А. А. Кизеветтера, В.А.Розенберга) содержались формальные указания на присутствие в творчестве Милюкова историографии, перечислялись сочинения ученого по истории русской исторической мысли, изредка сопровождаемые оценочными суждениями лапидарного характера.11 Указанные сочинения невозможно отнести к исследованиям. Они представляли собой компиляцию из общеизвестных фактов, воспоминаний и некоторых собственных размышлений и оценок.

Подводя итоги изучения историографических взглядов П. Н. Милюкова, необходимо отметить, что текущими откликами на труды ученого, упоминаниями в разного рода историографических обзорах и курсах лекций, биографическими (преимущественно, энциклопедическими) справками и исчерпывается литература первого периода. Историографические работы Милюкова вошли в повседневный научный обиход российских (изредка иностранных) ученых, активно использовались в учебном процессе и для создания собственных синтетических трудов, служили поводом для полемики представителей различных течений и направлений и.

4 г т.д. Анализ собственно историографических взглядов Милюкова сведен к минимуму, и, как правило, подчинен практическим целям.

Начало второму периоду (1920;е — середина 1950;х гг.) положили общеисторические события, расколовшие Россию и ее народ. Победа большевиков в гражданской войне и постепенное противопоставление СССР странам капиталистического мира способствовало тому, что эмигрировавшие буржуазные ученые и политики (к ним принадлежал и П.Н.Милюков) автоматически начинали восприниматься как враги Советской власти. Это и предопределило отношение первых советских историков к научным достижениям своих оппонентов.

Как переходное явление от первого ко второму периоду следует рас-сматривать книгу В. И. Пичеты «Введение в русскую историю: (Источники и историография)». Она уже издана в СССР, но еще содержит признание заслуг П. Н. Милюкова перед русской исторической наукой, в том числе и в историографии.12 В дальнейшем советские историки пошли по пути прямой дискредитации взглядов П. Н. Милюкова. Показательны в этом отношении статья О. А. Лидака и книга С. А. Пионтковского, основная цель которых свелась к попытке представить Милюкова эклектиком, взгляды которого явились отражением кризиса буржуазной науки. О. А. Лидак и С. А. Пионтковский вообще не упоминают о трудах Милюкова по истории русской исторической мысли.13.

На фоне произведений О. А. Лидака и С. А. Пионтковского монография.

Русская историография" Н. Л. Рубинштейна (1941 г.) действительно могла казаться достижением советской науки, хотя, как выяснилось чуть позже, не избежавшим критики и гонений. Н. Л. Рубинштейн открыто использовал труды Милюкова при изложении почти всех явлений русской исторической мысли от В. Н. Татищева до так называемой «государственной школы» включительно. Н. Л. Рубинштейн дал «Главным течениям» характеристику, которая, фактически, надолго предопределила оценку в советской науке центральной работы Милюкова. К числу основных недостатков «Главных течений» Н. Л. Рубинштейн отнес приверженность Милюкова позитивизму и с" объективизму, оторванность исторической мысли от «исторических основ ее формирования», общественного сознания и общественного бытия, в результате чего развитие науки преподносится как замкнутый логический круг, как смена одних идеологических схем другими, куда изредка врываются философские влияния Запада. Статья «Юридическая школа в русской историографии» была для Н. Л. Рубинштейна ярким примером порочной методологии Милюкова, когда развитие науки и исторической мысли превращалось в схоластическое сопоставление последовательных изменений одной условной схемы.

Н.Л.Рубинштейн отметил и неверные, с его точки зрения, выводы Милюкова о схеме развития русской науки в XVIII в., спорную трактовку взглядов И. Н. Болтина, ошибочное выведение идеологии Н. М. Карамзина не общественных отношений его времени, а из исторической теории XV в. Единственную положительную черту «Главных течений» Н. Л. Рубинштейн видел в том, что Милюков начинал изложение истории русской исторической мысли ранее XVIII в., с «Синопсиса».14.

Противоположная ситуация сложилась среди русской либеральной эмиграции. Там П. Н. Милюков рассматривался как представитель лучшей части интеллигенции, временно оказавшейся вдали от Родины. В общих историографических обзорах А. А. Кизеветтера и Л. М. Сухотина содержалась высокая оценка «Главных течений», правда, без какой-либо аргументации.15 Состоявшееся в 1929 г. празднование семидесятилетия П. Н. Милюкова дала повод многим авторам, прежде всего, историкам, высказаться о значении работ юбиляра для науки (в том числе, для историографии). Во всех статьях и выступлениях «Главные течения» были оценены очень высоко.16.

В эмиграции П. Н. Милюков создал одно из своих последних историографических произведений, очерк «Источники русской истории и русская историография» для «Истории России» на французском языке. На коллективный труд было дано несколько рецензий, в которых милюковский очерк оценивался весьма хорошо. Диссонансом прозвучало мнение Д. М. Одинца, расценившего характеристику петербургской исторической школы как несколько упрощенную.17.

Тенденция включать биографию П. Н. Милюкова, как видного политика и ученого, в разного рода энциклопедии и справочники сохранялась. Заметки подобного рода, фактически, ничем не отличалось по содержанию и от таковых предшествующего периода.18 Вместе с тем в 1920;е гг. С. А. Смирновым был создан биографический очерк о П. Н. Милюкове, по полноте превосходивший все бывшие до него.19 Но и в нем вопросы историографии в творчестве Милюкова получили лишь отрывочное освещение.

Русская эмиграция дала толчок иностранным исследованиям по истории русской исторической мысли. Более того, именно из эмигрантов вышли первые американские историографы. В 1937 г. А. Г. Мазур опубликовал свой труд по истории русской исторической мысли. Восторженные оценки «Главных течений», характерные для русских либеральных ученых, перешли и туда, и сохранялись автором при всех последующих переработках. Собственно американский труд, посвященный Милюкову, появился только в 1942 г. и принадлежал перу Р. П. Черчилля. Он лишь повторил уже ставшую общим местом высокую оценку «Главным течениям», не сопроводив ее разбором историографические взгляды П. Н. Милюкова.20.

Последний всплеск второго периода был связан с кончиной П. Н. Милюкова (1943 г.). В появившихся некрологах и посмертных статьях высокая оценка его историографических трудов, и, прежде всего, «Главных течений русской исторической мысли», была сохранена.21.

Результаты второго периода также были неутешительными. По сути, исследований историографических взглядов П. Н. Милюкова не велось ни в одной стране мира. Советские ученые, делая упор на ошибочности исходных установок Милюкова, его взгляды объявили отражением кризиса буржуазной науки. Критика работ Милюкова по истории русской исторической мысли велась, исходя из иных (марксистских) оснований. Не лучше была ситуация среди эмигрантских и иностранных историков, чьи суждения о ценности историографических трудов Милюкова не сопровождались конкретным анализом его взглядов.

Третий период начался в середине 1950;х гг. и продолжался до начала 1990;х гг. Среди факторов, предопределивших возбуждение интереса к П. Н. Милюкову были как объективные (нормализация обстановки после войны и относительная либерализация в советской исторической науке, вызвавшая интерес к теоретическим вопросам, в том числе, и к историографии), так и субъективные (публикация мемуаров П. Н. Милюкова, давших целостный образ ученого, созданный им самим, и 100-летие со дня его рождения).

Последние обстоятельства были наиболее актуальными для русских эмигрантов. Наряду с правыми деятелями, отказавшимися видеть в трудах Милюкова какие-либо заслуги перед исторической наукой, либеральная часть эмиграции декларативно провозгласила ценность его взглядов и работ, в том числе, и по историографии. Чем было вызвано игнорирование «Главных течений» Милюкова в масштабном труде Г. В. Вернадского («Очерки по истории науки в России»), сказать сложно.22.

Возникший интерес к П. Н. Милюкову также не привел к появлению иностранных исследований об историографических взглядах ученого. Преимущественным вниманием пользовалась политическая биография Милюкова, тогда как научная деятельность оставалась на периферии. Далее упоминания о чтении лекций и перечисления трудов Милюкова по историографии не пошел даже биограф ученого, Т.Риха. В очередном переиздании обобщающего обзора русской историографии (1975 г.) А. Г. Мазур повторил свои оценки работ Милюкова, что прозвучали еще в 1937 г. 23.

Иначе обстояло дело в СССР. Относительная либерализация в стране сильно повлияла на историческую науку. В тот год, когда появились «Воспоминания» П. Н. Милюкова (1955 г.), из печати вышел первый том «Очерков истории исторической науки в СССР». В разделе, посвященном Н. М. Карамзину, И. К. Додонов согласился с мнением, что Историограф создал не научную «Историю», а занимательный исторический роман, сославшись при этом на работы С. М. Соловьева и П. Н. Милюкова. М. А. Алпатов, критикуя Милюкова за стремление видеть в Т. Н. Грановском популяризатора науки, а не ученого, воздавал ему должное за публикацию выдержек из лекций Грановского.24.

В вышедшем в 1957 г. курсе лекций по историографии Л. В. Черепнин указал на центральный недостаток «Главных течений» Милюкова: идеалистическое мировоззрение автора стало причиной рассмотрения истории исторической мысли в отрыве от общественного развития. По мнению Череп-нина, Милюков незаконно противопоставлял теоретические предпосылки научного исследования и его объективные результаты. Фактически, претензии Черепнина повторяли обвинения в адрес Милюкова, высказанные еще.

Н.Л.Рубинштейном. С конца 1950;х гг. оценка «Главных течений» Милюкова.

4 начинает присутствовать в обобщающих работах по русской историографии, курсах лекций и учебниках. Почти в тех же выражениях, что и Л. В. Черепнин, оценил «Главные течения» В. И. Астахов, признав, что книга Милюкова «более полный историографический обзор», чем труд М. О. Кояловича.25.

Отрицательная оценка трудов Милюкова была повторена и даже усилена в учебнике по историографии (1961 г.). Наряду со стандартными обвинениями в неверных методологических установках, оторванности развития исторической мысли от общественного развития, преувеличением влияния Запада и принижением достижений русской исторической мысли, авторы учебника (И.К.Додонов и И.А.Кудрявцев) вменили Милюкову в вину затушевывание классового характера исторических теорий, игнорирование развития революционной мысли. В учебнике в духе времени впервые отчетливо была проведена мысль о том, что Милюков все явления русской историографии оценивал с космополитических позиций («с точки зрения закоренелого космополита», от его трудов «веет беспросветным пессимизмом»). В качестве положительной характеристики работ Милюкова авторы учебника указали на использование большого количества важных историографических источников, в том числе из архивов. Вместе с тем авторы учебника утверждали, что Милюков не сумел их научно истолковать, многое заимствовал у своих предшественников, в результате чего его труды представляли собой методически порочные работы. Во втором издании учебника (1971 г.) столь пространная характеристика «Главных течений» была значительно сокращена.

С оценками учебника историографии и, прежде всего, с обвинениями Милюкова в космополитизме, созвучен историографический обзор в монографии С. Л. Пештича. Исследование исторической науки XVIII в. привело последнего к утверждению, что Милюков дал скептические характеристики трудов русских историков, умаляющие их заслуги, ушел от «классового анализа исторических произведений», придерживался откровенно космополитических трактовки закономерностей развития русской исторической мысли.26.

Попытки советских историков дать обобщающую характеристику историографическим произведениям Милюкова нашли свое полное воплощение в обзоре В. Е. Иллерицкого (1963 г.). Развернуто и аргументировано автор показал Милюкова в историографическом окружении (влияние и опора на С. М. Соловьева, споры с М.О.Кояловичем) и дал краткий пересказ его основного труда, «Главных течений русской исторической мысли». Из его положительных черт В. Е. Иллерицкий указал на значительное внимание, уделенное Милюковым, теоретическим вопросам развития русской исторической мысли, и более развернутую, по сравнению с предшественниками, аргументацию «низвержения» Н. М. Карамзина. Соотношение достижений и недостатков милюковского произведения, как и следовало ожидать, было явно в пользу последних. По мнению В. Е. Иллерицкого, идеалист Милюков придал развитию русской исторической мысли абстрактный характер, оторвав от ее общественного развития и превратив в условную схему, преувеличил западноевропейские влияния на русскую историческую мысль, что привело к отрицанию ее самостоятельного характера, дал неверное изображение социальных и идейных истоков различных направлений. Как результат, Милюков принижал вклад русских историков XVIII в. в науку, необоснованно возвеличивая заслуги немцев (вообще, В. Е. Иллерицкий негативно относился к делению науки на «иноземные» и «национальные» течения), приходил к абсурдному умозаключению, что единство исторической схему для русских и немецких историков XVIII — начала XIX вв. было обусловлено использованием одних и тех же искаженных источников. По В. Е. Иллерицкому, «классовое единство воззрений историков» стало причиной сходства общей схемы у разных ученых. Кроме сделанных ошибок В. Е. Иллерицкий перечислил то, чего не доставало труду Милюкова. В вину ученому ставилось игнорирование классового характера воззрений историков, историографии первой четверти XVIII в., русской просветительской идеологии, предшественников буржуазной историографии, революционной мысли, отсутствие исследования расширения проблематики исторических трудов. Подводя итоги, В. Е. Иллерицкий писал, что книга Милюкова «по своему значению и содержанию стояла выше работ историков официального направления, но вместе с тем ее слабые стороны, связанные главным образом с методологическими принципами Милюкова, отражали уже назревавший кризис буржуазной исторической науки».27.

Оценка трудов Милюкова В. Е. Иллерицким сильно повлияла на последующие работы советских историков. А. Н. Цамутали (1977, 1986 г.) повторил основные мысли В. Е. Иллерицкого об отрицательных сторонах концепции Милюкова. Вместе с тем список положительных достижений Милюкова был пополнен А. Н. Цамутали в работе 1986 г.: ученый давал общее представление о большом периоде истории исторической мысли, чем его предшественники, показывал связь исторических концепций с философскими теориями, подчеркивал близкие стороны славянофилов и западников, рассматривал историко-юридическую школу отдельно от западников и славянофилов (явная ошибка А.Н.Цамутали), отказывался видеть в либералах продолжателей западников, а в консерваторах — славянофилов.28.

Попытки доказать тезис о кризисе буржуазной науки вызвали у советских ученых пристальный интерес к теоретическим вопросам в трудах дореволюционных ученых. В статьях Е. Н. Городецкого был сделан упор на сознательной борьбе Милюкова с материализмом в общественных науках, что вело к оторванности науки от общественного развития. Да и сама система организации науки и политика государства в этой области, указывал Е. Н. Городецкий, полностью игнорировалась Милюковым. Ответ на вопрос, почему «Главные течения» не были завершены, виделся Е. Н. Городецкому в том, что кризис науки вызвал падение интереса к историографии, в результате чего Милюков банально забросил книгу. Сходные мысли присутствуют в работах А. М. Сахарова. Более того, Милюков, по мнению А. М. Сахарова, в статье «Историография» для энциклопедического словаря Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона признал этот термин как «недостаточно определенный». Указанное мнение советского историка имело бы значение, если бы Милюков действительно написал эту статью. Темы преувеличенного влияния Запада на русскую историческую мысль в работах Милюкова коснулся В. И. Дурновцев.29.

В 1970;х гг. тенденция разбирать и давать оценки работам Милюкова в общих историографических обзорах сошла на нет. В учебниках по историографии А. М. Сахарова (1978 г.) и А. Л. Шапиро (1982 г.) труды Милюкова вообще не упомянуты и не охарактеризованы.30.

Наряду с общими характеристиками трудов Милюкова с 1960;х гг. начинается комплексное изучение его взглядов на историю русской исторической мысли. Несколько расширив источниковую базу, Р. А. Киреева в це-<�ф лом ряде работ рассмотрела как Милюков оценивал тех или иных деятелей русской исторической мысли. Более того, она затронула теоретические аспекты историографических построений Милюкова. Исследовательница постаралась проанализировать термин и предмет «историографии» в понимании Милюкова, его периодизацию русской исторической мысли и существование отдельных историографических направлений.31 Общая концепция Р. А. Киреевой оформилась к началу 1980;х гг. Ее последующие работы (1990;х гг.) содержат уже высказанные ранее мнения. Указанные обстоятельства предопределили отнесение трудов Р. А. Киреевой к третьему периоду.

Достигнутые Р. А. Киреевой результаты представляются спорными.

Прежде всего, ограниченная источниковая база не позволила ей показать оценки Милюковым деятелей исторической науки в динамике. Это же обстоятельство стало причиной несколько одностороннего изображения историографической деятельности Милюкова, изложения им истории русской историографии, причин, побудивших ученого заняться историей русской исторической мысли, предмета историографии в его понимании, причин перехода от «этического» периода исторической мысли к «научному».

С нашей точки зрения, Р. А. Киреева придает словам историка смысл, отличный от авторского, когда трактует понятие «приемы изучения» в трудах Милюкова как «литературный стиль», приписывает ученому пре-Ъ имущественное внимание к историографии XIX в. и пренебрежительное отношение к науке предшествующего столетия, заявляет, что с 1840-х гг. Милюков начинал новый период истории русской исторической мысли. Вместе с тем исследовательница ошибочно утверждает, что у Милюкова отсутствовали высказывания о раннем периоде истории исторической мысли и народнической историографии, необоснованно включает «Синопсис» в «этический» период исторической мысли и делит историографию XVIII в. на три эпохи, находит мнимые противоречия в разграничении «этического» и «научного» периодов по фигуре Н. М. Карамзина, а также в поиске «духовных отцов» поколения 1830-х гг. К этому добавляется при-^ страстное отношение Р. А. Киреевой, выразившееся в том, что в вину Милюкову ставится отсутствие изложения ряда явлений историографии XVIII в., тогда как сам историк указывал четкие границы своего труда, аргументируя выбор тех или иных деятелей исторической мысли для рассмотрения. Не обошлось и без фактических неточностей. Так, пробная лекция Милюкова «Юридическая школа в русской историографии» датирована 1885 г., статья «Источники русской истории и русская историография» -1900 г.

Р.А.Киреева впервые изложила комплекс взглядов Милюкова на большинство явлений русской исторической мысли XVIII — XIX вв. и отметила ряд теоретических вопросов в его историографических работах. Но, на наш взгляд, изложение Р. А. Киреевой взглядов Милюкова на историю русской исторической мысли не может быть признано исчерпывающим вследствие ограниченности источниковой базы. Трактовка теоретических построений Милюкова в работах Р. А. Киреевой также не лишена ряда противоречий.

Развитие исследований историографических взглядов Милюкова в 1950 — начало 1990;х гг. видится следующим образом. Эмигрантская историография сошла на нет по естественным причинам. Внимание иностранных ученых к фигуре П. Н. Милюкова обуславливалось преимущественным вниманием к его политической деятельности и, соответственно, игнорированием остальных сфер. Стабильным оставалось присутствие биографии Милюкова в разного рода энциклопедиях и справочниках.32 В советской науке возросший интерес к Милюкову нашел свое выражение в характеристике его трудов в общих историографических обзорах и в собственно изучении взглядов П. Н. Милюкова на историю русской исторической мысли и анализе поднятых им теоретических вопросов. В первом случае на сочинения Милюкова смотрели с марксистских позиций и достижений советской науки. Наряду с этим в общих очерках возобладала критика Милюкова не за то, что он исследовал, а за отсутствие изложения ряда явлений русской исторической мысли (просветители, зарождение буржуазной историографии, революционная мысль). Предпринятая Р. А. Киреевой попытка комплексного исследования взглядов Милюкова не может быть признана удачной, равно как и разбор ею теоретических построений ученого.

Четвертый период изучения историографических взглядов П. Н. Милюкова начался в 1990;х гг. и был обусловлен общеисторическими факторами (крах советской системы, восстановление нормальных отношений с Западом, переход России к рыночной экономике). В науке перемены выразились в колоссальном процессе заполнения «белых пятен» истории, начавшемся еще в последние годы существования СССР. П. Н. Милюков был среди возвращенных фигур прошлого. Естественно, что первыми трудами о нем стали заметки в разного рода энциклопедиях и сжатые биографические очерки34. В энциклопедиях сведения об историографии, как одной из составляющих его творчества, почти не изменились с начала XX в. В биографических работах положение было немногим лучше. Для подтверждения тезиса рассмотрим какие аспекты историографической деятельности и взгляды П. Н. Милюкова разбираются в посвященных ему наиболее значимых работах отечественных историков 1990;х гг.

В книгах и статьях М. Г. Вандалковской упомянуто о пробной лекции и чтении Милюковым курса по историографии, в основу изложения содержания которых и обстоятельств появления положены исключительно данные «Воспоминаний» ученого. Создание «Главных течений русской исторической мысли» ошибочно датировано 1896 г. Статья Милюкова о юридической школе пересказана без попытки соотнести это историографическое явление с другими. Перу Милюкова безосновательно приписаны все передовые статьи из «Последних новостей», в которых идет речь о критике им евразийцев, тогда как статьи с разбором взглядов последних, о принадлежности которых Милюкову существуют абсолютно достоверные свидетельства, полностью игнорируются. Рецензент книги Вандалковской, А. Д. Степанский, в качестве критического замечания справедливо указал на не вполне обоснованный отказ исследовательницы от рассмотрения историографических взглядов Милюкова.

В книге и статьях Н. Г. Думовой эпизоды с пробной лекцией Милюкова и чтением курса по историографии также изложены исключительно по мемуарам ученого. Перечисляя работы Милюкова по историографии, созданные в Рязани (1895−1897 гг.), Думова ошибочно относит к ним «Скептическую школу». Пересказ Н. Г. Думовой содержания двух произведений Милюкова, «Главных течений русской исторической мысли» и «Разложения славянофильства», предпринят без каких-либо попыток анализа.

Не лучше сложилась обстановка в зарубежной исторической науке. у Основное сочинение, посвященное биографии Милюкова, принадлежит перу американской исследовательницы М. К. Стокдейл (1996 г.). Упор на политическую деятельность в ее труде сохраняется, в результате чего о курсе историографии лишь упоминается, «Главные течения» кратко пересказываются, а краткие оценки Милюковым ряда русских историков даются исключительно по заметкам мемуарного характера. (Заметим, что указание М. К. Стокдейл на перепечатку статьи Милюкова «Юридическая школа в русской историографии» в сборнике «Из истории русской интеллигенции» неверно, в чем легко убедиться, обратившись к данному изданию).35.

Интерес к фигуре П. Н. Милюкова отразился в ряде общих историографических работ. Правда, далее указаний на занятия Милюковым исто-* риографией и перечисления его основных трудов дело не пошло.

А.Л.Шапиро, 1993 г.- И. Л. Беленький, 1996 г.). Лишь В. А. Китаев попробовал соотнести понятие «историческая мысль» у Милюкова с современным значением этого термина и разобрал некоторые теоретические построения ученого.36.

Собственно изучение историографических взглядов Милюкова мы связываем с именами В. П. Корзун, Т. М. Бона и А. В. Макушина.

Работы В. П. Корзун, посвященные Милюкова, начали появляться еще во второй половине 1980;х гг. Наряду с критикой Милюкова с традиционных марксистских позиций в них наблюдается попытка реабилитировать Ф некоторые положения ученого. В последующих трудах В. П. Корзун затронула многие аспекты воззрений ученого. К положительным достижениям исследовательницы следует отнести относительное расширение источни-ковой базы своих работ (в том числе, привлечение эпистолярных материалов и рецензий на произведения Милюкова), постановку новых вопросов с пристальным внимание к науковедческой проблематике. Из разработок конкретных вопросов, ранее не затрагивавшихся в литературе, надо выделить рассмотрение истории русской исторической мысли до XVIII в.37 Вместе с тем приходится констатировать наличие некоторых спорных положений и неточностей. Даже расширенное, по сравнению с предшест-венниками, привлечение новых источников, не избавило В. П. Корзун от постулирования ряда односторонних положений. По мнению исследовательницы, Милюков якобы рассматривал явления исторической мысли прошлого Ф исключительно с позиций достижений науки конца XIX в., связь историка и общества виделась ему лишь в «сфере идейного влияния», развитие славянофильской доктрины определялось только политическими аспектами. Кор-зун придает части высказываниям историка смысл, отличающийся от авторского. Например, исследовательница приписывает ученому пренебрежительное отношение к науке XVIII в., характеризуя этот период как «практическое и эстетическое понимание задач истории». К числу более чем спорных утверждений надо отнести выделение восстания декабристов как фактора, непосредственно повлиявшего на развитие науки, приписывание схеме Милюкова такого фактора прогресса науки как «накопление источников и методы их обработки», попытку механически перенести хроноло-гическую грань между «этическим» и «научным» периодами, выделяемую Милюковым, с 1826—1827 на 1825−1826 гг. К высказанным, но оставшимся без доказательств тезисов, надо отнести мнение В. П. Корзун о попытке Милюкова проследить преемственную связь русской буржуазной историографии «через деятельность румянцевского кружка, московского исторического общества и митрополита Евгения». Необоснованным выглядит отнесение В. П. Корзун к петербургской исторической школе К.Н.Бестужева-Рюмина, со ссылкой на работы Милюкова, М. А. Дьяконова, А. Е. Преснякова, А.С.Лаппо-Данилевского и Н.П.Павлова-Сильванского, и полное игнорирование С. Ф. Платонова, Е. Ф. Шмурло и др. Собственный Ш анализ высказываний Милюкова не дает оснований разделять точку зрения В. П. Корзун по ряду вопросов.

В работах В. П. Корзун присутствует ссылка на литографированное издание лекций под названием «Русская история» (Б.м., б.г. 4.1. VII, 291, IV е.- 4.2. 244, II е.- Ч.З. 368 е.), единственный экземпляр которого хранится в ИНИОН и атрибутирован сотрудниками библиотеки как принадлежащий перу Милюкова. На наш взгляд, это ошибка. Милюков никогда не читал общий курс русской истории, построенный по хронологическому принципу, а философские установки неизвестного автора близки гегельянству, чем позитивизму. Соответственно, рассматривать взгляды Милюкова на основании ** литографии «Русская история» нельзя. Вызывает недоумение способы работы с другими источниками. Так, В. П. Корзун, цитируя переписку.

П.Н.Милюкова и С. Ф. Платонова, приводит неверное чтение фамилий ряда ф историков (Самохвалов — вместо Д. Я. Самоквасов, Драгомиров — вместо.

М.П.Драгоманов, Н. Г. Дружинин — вместо В.Г.Дружинин). К этому стоит добавить намеренные искажения В. П. Корзун показаний источников. В ее изложении А.С.Лаппо-Данилевский отмечал нечеткость дефиниции «русская национальная наука» у Милюкова, тогда как реальный текст выглядит следующим образом: «Отсутствие определения историографиичто такое: рус[ская] историческая мысль? Отсюда колебание в плане» (ПФА РАН. Ф.113. Оп.1. Д. 245. Л.285). В другом месте В. П. Корзун утверждает, со ссылкой на «Воспоминания» Милюкова, что тот рассматривал 1880−1890-е гг. как период «безвременья» и прихода в историческую науку нового поколения. Прочтение указанного места мемуаров не оставляет сомнения, I что речь идет об оценке Милюковым общественных настроений и русской художественной литературы того периода (Милюков П. Н. Воспоминания. Т.1.С.173).

Результаты исследования историографических взглядов П. Н. Милюкова, достигнутые В. П. Корзун, представляются неоднозначными. Наряду с положительными моментами (некоторое расширение источнико-вой базы исследований, постановка новых вопросов) в ее трудах присутствует ряд спорных трактовок, зачастую не вытекающих из наличного материала.

Коренной перелом в научном изучении взглядов П. Н. Милюкова как историка русской исторической мысли наметился в середине 1990;е гг. Здесь необходимо отметить труды немецкого историка Т.М.Бона38 и российского исследователя А.В.Макушина39. Указанным работам присуще стремление рассмотреть весь спектр взглядов Милюкова с привлечением как можно большего числа произведений историка. Стоит оговориться, что детальное изучение взглядов П. Н. Милюкова на историю русской исторической мысли не было исключительной целью работ этих исследователей, а было лишь составной частью изложения ими исторических взглядов ученого наряду с историей финансов, методолого-теоретическими вопросами и т. д. Вместе с тем, оба автора уделили определенное место рассмотрению историографической деятельности, правда, и у Т. М. Бона, и у.

А.В.Макушина изложение последней носит чересчур отрывочный харак-" тер.

В своей диссертации Т. М. Бон сделал попытку рассмотреть ряд теоретических вопросов историографии в трудах Милюкова (ее предмет, периодизацию, проблему существования историографических направлений). Исследование взглядов Милюкова на историю русской исторической мысли у Т. М. Бона сведено к рассмотрению лишь одного эпизода — критика трудов и деятельности Н. М. Карамзина. Отметим, что Т. М. Бон придает некоторым высказываниям Милюкова смысл, отличающийся от авторского. Например, соотносит «национальное» течение с М. П. Погодиным при том, что сам Милюков четко называет деятелей этого направления славянофиламиотносит конец существования школы К.Н.Бестужева-Рюмина к 1870щ м гг. и др. Трактовка Т. М. Боном ряда теоретических вопросов также вызывает возражения. В качестве основного недостатка работы Т. М. Бона следует указать на ограниченность источниковой базы при рассмотрении всех вопросов.

А.В.Макушин более, чем кто бы то ни было другой, расширил источ-никовую базу своих исследований, что позволило ему рассмотреть взгляды Милюкова на историю русской исторической мысли с конца XVII по начало XX в., проследить ряд изменений в милюковских оценках, коснуться теоретических вопросов историографии в работах ученого. Вместе с этим у А. В. Макушина наблюдается жесткое подчинение хода изложения струк-туре «Главных течений русской исторической мысли», что несколько снижает качество его труда. Неверным представляется отнесение.

A.В.Макушиным к либеральным славянофилам А. Д. Градовского,.

B.И.Сергеевича и В. Н. Латкина, со ссылкой на работы П. Н. Милюкова, равно как и игнорирование «народнического» направления. Негативно как на общих выводах, так и на изложении частных вопросов сказалась известная неполнота источниковой базы. Все же работы А. В. Макушина представляют на сегодняшний день наиболее полное изложение указанной темы в отечественной и зарубежной литературе.

В целом, развитие исторической науки со всей очевидностью ставит в Ш повестку дня вопрос о детальном рассмотрении историографической деятельности П. Н. Милюкова, а также его взглядов на историю русской исто-ц рической мысли40 и теоретических проблем историографии в его трудах.

Цель исследования состоит в том, чтобы выявить обстоятельства историографической деятельности П. Н. Милюкова, рассмотреть ее результаты, выразившиеся в системе взглядов ученого на генезис и развитие русской исторической мысли. Для достижения поставленной цели необходимо решить ряд конкретных задач:

— изучить на основании привлечения широкого круга источников, в том числе ранее неиспользовавшихся исследователями, обстоятельства историографической деятельности П. Н. Милюкова и показать место последней в творческом наследии ученого;

— проанализировать разбор в трудах П. Н. Милюкова теоретических вопросов историографии, таких как ее определение и предмет, начало и этапы развития исторической мысли в России, ее периодизацию, формирование и существование историографических направлений и школ;

— рассмотреть взгляды П. Н. Милюкова на конкретные результаты развития русской исторической мысли, создание общих схем русской истории, место, отводимое П. Н. Милюковым отдельным ученым в истории науки.

Источники исследования. Весь комплекс опубликованных и неопубликованных источников ниже будет рассмотрен по двум направлениям: источники, относящиеся к биографии П. Н. Милюкова, и источники, в которых получили отражение его историографические взгляды. Неопубликованные ¦ источники извлечены из 16 архивов России, Болгарии и США (АДП. ОРРК.

РНБАРАНАрхив СПб ФИРИ РАНГАРОГАРФДАСНА БАННИОР РГБОПИ ГИМОРРК РНБПФА РАНРГАЛИРГИАРО ИРЛИ (ПД) — ЦИАМBakhmeteff Archive). За копирование и предоставление материалов из Бахметьевского архива (США) мы благодарны П. Ц. Насцименто.

Первая группа источников, в которых содержатся сведения о биографии Милюкова, — делопроизводственные материалы. Сюда относятся документы официального характера, связанные с учебной и научной деятельностью П. Н. Милюкова (переписка и постановления о принятии его в число приват-доцентов Московского университета, материалы о разреше-Ф нии чтения лекций по историографии, документы об увольнении из университета, переписка о приглашении историка в Софийское Высшее училище, контракт с болгарским правительством о предполагаемых курсах по ц истории и т. д.). Делопроизводственные источники также представлены официальными материалами, имеющие опосредованное отношение к историографической деятельности Милюкова. Это, прежде всего, всевозможные «отчеты» и «обозрения преподавания» по различным российским университетам, в которых отмечены факты использования работ ученого в качестве пособий для курсов лекций. К особой разновидности делопроизводственных материалов относятся документы судебно-следственной системы. В данном случае это материалы следствия об участии Милюкова в деятельности нелегального Союзного Совета объединенных землячеств и так называемого «академического дела» в отношении С. Ф. Платонова.

Небольшая вторая группа статистических источников представле на материалами официальной книжной статистики, которые дают представление о тиражах работ П. Н. Милюкова.

К третьей группе источников относятся материалы периодической и повременной печати (информационные заметки в газетах, журналах и трудах о собраниях и заседаниях научных и иных обществ, съездов, отчеты о прочитанных лекциях и т. д.). К ним примыкают хроники, составленные по журналам и газетам (прежде всего, хроники, посвященные культурной и научной жизни русской эмиграции).

Четвертая группа — это источники личного происхождения, представленные эпистолярными материалами и мемуарами. В них отразились раз-личные эпизоды историографической деятельности П. Н. Милюкова. Среди эпистолярных материалов встречаются как опубликованные (письма Милюкова М. А. Осоргину, Я. Б. Полонскому, переписка В. И. Вернадского с Н.Е.Вернадской), так и до сих пор неопубликованные источники, сохранившиеся в российских, болгарских и американских архивах, перечисленных выше (переписка с Я. Л. Барсковым, К.Н.Бестужевым-Рюминым, М. М. Богословским, С. А. Венгеровым, В. А. Гольцевым, М. А. Дьяконовым, М. М. Ковалевским, В. Г. Короленко, В. М. Лавровым, А.С.Лаппо-Данилевским, С. П. Мельгуновым, В. А. Мякотиным, С. Ф. Платоновым, В. И. Семевским, П. С. Уваровой, И. Д. Шишмановым, Е. Ф. Шмурло, С.Н.Шубинским). В работе также используются дневники и мемуары (М.М.Богословский, И. Е. Забелин,.

А.А.Кизеветтер, Ч. Р. Крейн, Н.Н.Платонова), в которых те или иные аспек-ц ты историографической деятельности Милюкова нашли свое отражение.

Историографические источники, представленные авторскими произведениями, ниже рассматриваются по группам, разделение которых основано на принципах классификации, предложенных Р. А. Киреевой при рассмотрении ею взглядов В. О. Ключевского как историка русской исторической науки.

К первой группе относятся обобщающие работы П. Н. Милюкова по истории русской исторической мысли, в которых изложение ведется на протяжении достаточно большого периода времени. К подобным источникам принадлежит рукопись курса «Русская историография» для Московского университета и подготовительные материалы к ней, литографированное издание лекций, «Главные течения русской исторической мысли», курс лекций для Софийского Высшего училища, энциклопедическая статья «Источники русской истории и русская историография», выступление на ежегодной встрече Американской исторической ассоциации, черновик и окончательный вариант очерка «Источники русской истории и русская историография» для «Histoire de Russe».

Вторая группа включает в себя историографические статьи и заметки П. Н. Милюкова исследовательского характера по частным вопросам, опубликованные в энциклопедиях, сборниках, журналах, трудах научных обществ и т. д. К этой группе примыкают записи выступлений Милюкова в * протоколах заседаний ученых обществ и на разного рода съездах.

В третью группу источников входят рецензии и отзывы П. Н. Милюкова на историческую литературу (1886−1938 гг.). Большинство произведений подобного рода опубликованы, хотя встречаются оставшиеся в рукописи и сохранившиеся в личном фонде ученого в ГАРФ (например, отзыв на диссертацию И. Н. Миклашевского, рецензия на вторую часть учебника П.Г.Виноградова).

Четвертую группу источников составляют материалы, в которых историографические взгляды П. Н. Милюкова получили лишь частичное отражение (отчеты о подготовке к магистерским экзаменам, рукописи курсов ^ лекций по исторической географии и источникам XVI—XVII вв., предисловие к диссертации «Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого», обзоры русской литературы в английском журнале «The Athenaeum», «Очерки по истории русской культуры», лекция в Христиании и др.).

В пятую группу источников входят некрологи и памятные речи, произнесенные П. Н. Милюковым. Подавляющее большинство источников этого рода напечатаны в русскоязычной периодической печати, хотя в личном фонде ученого в ГАРФ сохранился черновик неопубликованной речи о К.Н.Бестужеве-Рюмине и план выступления о В. Я. Яковлеве (Богучарском). Все эти материалы объединены тем обстоятельством, что основное внимание в них было уделено не столько научному анализу творчества покойных, сколько попыткам дать целостные портреты исследователей, граничащие с воспоминаниями. К такого рода источникам примыкают мемуары Милюкова, отличительной особенностью которых была большая временная дистанция между временем их создания и описываемыми событиями, а также полемическая заостренность суждений историка о тех или иных деятелях науки.

Шестая группа источников представлена эпистолярными материалами, в которых встречаются оценки, порой резкие и пристрастные, исследователей и явлений русской исторической мысли XIX—XX вв. (переписка с С. А. Венгеровым, А.С.Лаппо-Данилевским, С. Ф. Платоновым,.

В.И.Семевским, Е.Ф.Шмурло).

Определенная трудность в ходе работы над темой заключалась в том, что до сего дня не составлена полная библиография сочинений П. Н. Милюкова. Первый перечень книг и статей Милюкова был представлен им самим в начале 1896 г. Он был использован при попытке смягчить возможное наказание для Милюкова по делу о Союзном Совете объединенных землячеств. Следующая попытка подготовить библиографический указатель работ Милюкова относится к 1910;м гг. В его личном фонде сохранились подготовительные материалы, самые поздние из которых датируются 1913 годом.41.

Наконец, в 1930 г. в сборнике юбилейных материалов, посвященном П. Н. Милюкову, была опубликована составленная Б. А. Евреиновым библиография печатных работ юбиляра за 1886−1930 гг. Библиография была оценена высоко, правда, некоторые рецензенты говорили о пропусках, что в условиях эмиграции было делом вполне объяснимым.42 На долгие годы составленный Евреиновым указатель стал незаменим для любого исследователя, занимающегося биографией и творчеством П. Н. Милюкова. В последующие годы краткие списки трудов ученого публиковались в работах, посвященных его деятельности и взглядам (О.А.Лидак, Т. Риха, М. К. Стокдейл, М.Г.Вандалковская)43 Французская исследовательница С. Брейар несколько лет назад объявила о том, что она практически завершила составление полной библиографии работ Милюкова, 44 но до сих этот указатель не опубликован. На сегодняшний день наиболее полный указатель работ Милюкова содержится в приложении к диссертации Т. М. Бона, 45 но и ему свойственен ряд существенных недостатков.

Поэтому в ходе диссертационного исследования было проведено самостоятельное выявление историографических произведений П. Н. Милюкова. Кроме того, определенное внимание было уделено, во-первых, атрибуции анонимных рецензий в «Русской мысли» и ряда статей без подписи, принадлежащих перу ученогово-вторых, поиску работ, ранее не попадавших в поле зрения исследователей.

По упоминанию в одной из работ Милюкова была выявлена его рецензия на очередной выпуск «Материалов по истории Воронежской и соседних губерний».46 В рецензии на первый выпуск книги М.Ф.Владимирского-Буданова Милюков упомянул о скором появлении своего отзыва и на вторую часть 47 В неопубликованной рецензии на вторую часть учебника всеобщей истории П. Г. Виноградова Милюков отметил свое рецензирование первой части этого издания.48 Из переписки Милюкова и В. А. Гольцева стало известно о некоторых анонимных рецензиях ученого в «Русской мысли» за 1895 г., не попавших в поле зрения Б. А. Евреинова 49 Помимо этого, мы посчитали возможным приписать Милюкову рецензию на шестую книгу исследования Н. П. Барсукова «Жизнь и труды М.П.Погодина» в «Русской мысли» (1892. № 11). Милюков традиционно рецензировал это многотомное издание, тон его возражений был достаточно резок, а манера рецензирования — легко узнаваема. При этом в рецензии наблюдается, как и во всех обзорах предыдущих и последующих книг, положительное отношение автора рецензии к введению Н. П. Барсуковым нового материала в научный оборот, и вместе с тем — критика методов исследования и языка монографии.50 В личном фонде П. Н. Милюкова сохранились черновики двух биографических очерков для «Исторической записки о деятельности имп. Московского археологического общества за первые 25 лет существования», что позволило четко атрибутировать две анонимные заметки о жизни и ученых трудах Н. Я. Аристова и О. М. Бодянского.51.

Выявление работ Милюкова, ранее не привлекавших внимание исследователей, велось как по пути изучения разного рода справочников, указателей и материалов, 52 так и по пути сплошного просмотра изданий периодической печати (прежде всего, журналов «Русская мысль», «Мир Божий» «Этнографическое обозрение», «Современные записки», «Русские записки», газет «Русские ведомости», «Речь» и «Последние новости»).

Псевдонимы П. Н. Милюкова и других лиц установлены по справочнику И. Ф. Масанова. Статья М. Д. Эльзона помогла выявить авторов анонимных рецензий на работы Милюкова в «Русском богатстве».53.

Научная новизна исследования. Впервые в науке детально рассмотрена историографическая деятельность П. Н. Милюкова на протяжении более полувека, обозначены ее основные этапы и достижения, выявлены случаи использования трудов ученого в учебном процессе в дореволюционной России. В работе на широком круге опубликованных и неопубликованных источников изучены взгляды П. Н. Милюкова на такие теоретические вопросы историографии, как термин «историография», ее предмет, история историографии, периодизация истории исторической мысли, существование направлений и основания для их выделения. В диссертации систематически исследованы и проанализированы воззрения П. Н. Милюкова на историю русской исторической мысли с эпохи средневековья до 1930;х гг. В научный оборот введены неизвестные ранее источники, выявлены историографические произведения П. Н. Милюкова на всем протяжении его творчества.

Практическая значимость. Материалы диссертации могут быть использованы в научных трудах по историографии, при подготовке вузовских курсов по истории русской исторической мысли и разработке учебников и учебных пособий по историографии.

Апробация результатов работы. Основные положения исследования изложены в монографии, подготовленной в соавторстве, а также в четырех статьях и девяти докладах и публикациях на конференциях различного уровня в 1998;2001 гг. (Арзамас, Ярославль, Санкт-Петербург, Омск, Рязань, Саратов, Ставрополь, Ярославль, Москва). Кроме того, подготовлена и находится в печати статья объемом 0,5 п.л.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, приложения, списка использованных источников и литературы.

Заключение

.

Историография занимала в творчестве П. Н. Милюкова видное место. С 1886 года и до конца жизни им было создано около 200 произведений разных видов, имеющих то или иное отношение к истории русской исторической науки. Милюков был среди немногих ученых, сумевших не только дать изложение частных вопросов, но и предложить общую оригинальную концепцию развития исторической мысли от средневековья до XX в.

Формирование взглядов П. Н. Милюкова на историю русской исторической мысли относится ко второй половине 1870-хпервой половине 1880-х гг. Влияние работ С. М. Соловьева сказалось на трактовке отдельных явлений историографии, тогда как выработка общих представлений о развитии русской исторической мысли должна быть отнесена к личным заслугам Милюкова. Важной особенностью милюковской схемы стало то, что ее основные черты присутствовали уже в его ранних работах, откуда перешли в последующие труды лишь с незначительными изменениями.

Историографическая деятельность П. Н. Милюкова, как и многих его современников, находилась в тесной связи с историей России конца XIXпервой трети XX в., и, прежде всего, с ее политическим аспектом. Стабильная внутриполитическая обстановка благоприятно сказалась на педагогической карьере и на ученых трудах Милюкова. Начав с разработки курса по русской историографии, представлявшего собой один из первых систематических курсов в высших учебных заведениях, Милюков вскоре стал присяжным рецензентом «Русской мысли» и обозревателем «The Athenaeum». Помимо этого, перу Милюкова принадлежал ряд произведений, появившихся как результат его участия в деятельности научных учреждений и общественном движении. К началу XX в. за Милюковым в глазах специалистов и широкой публики прочно закрепилась репутация ведущего историка русской исторической мысли, придерживавшегося либеральных взглядов.

Постепенно политическая деятельность Милюкова оттеснила научную на второй план. Не стала исключением и историография. Лишь в годы эмиграции он смог вернуться к работам по истории русской исторической мысли, среди которых центральное место заняли многочисленные некрологи и мемуары коллег, изредка перемежавшиеся собственно научными ф изысканиями.

Большим вниманием П. Н. Милюкова пользовались теоретические вопросы историографии. Ученый был знаком с двумя толкованиями термина «историография» («историческая наука» и «история исторической науки»), однако, последний он употреблял с большой осторожностью. Для Милюкова предмет «историографии» («истории науки») имел два толкованияширокое и узкое. В первом случае предмет истории науки состоял из «истории положительных приобретений в каждой отдельной области исследования, из истории изучения каждого мельчайшего факта, относящегося к известной группе». Во втором — история науки изучала генезис «различных взглядов на науку, на ее приемы исследования, историю тех запросов, с ф которыми обращались в разное время к науке, и историю систем, которыми думали ответить на эти запросы». Принципиальная позиция Милюкова, считавшего, что специальная работа по истории всегда бывает обусловлена некими теоретическими взглядами, вкупе с задачами учебного процесса предопределили выделение в качестве предмета изучения исключительно «главные течения».

Русская историческая мысль" трактовалась П. Н. Милюковым значительно шире, чем собственно историческая наука. Вероятно, она виделась ему как составляющая общественной мысли. Изменение общего мировоззрения создавало, по мнению Милюкова, теории и системы, определяв-# шие направление и движение русской исторической науки. Процесс обратного влияния науки на умственную атмосферу общества он специально не выделял, хотя, без сомнения, считал таковой возможным.

П.Н.Милюков оценивал труды отечественных историков прошлого двояко. С одной стороны, он рассматривал явления историографии в «их временном и местном значении», т. е. исторически. С другой, ученый, признавая закономерность развития историографии, ее продукты рассматривал с точки зрения их соответствия/несоответствия уровню знаний конца XIX в., т. е. практически. Подобный подход позволял, по мнению Милюкова, не только показать истинное содержание теорий, определить их значение Щ в истории науки и овладеть орудиями для их критики, но и вычленить те аспекты, что возможно было использовать для развития собственных кон-ф цепций.

По мнению П. Н. Милюкова, обработка источников, построенная на ка-кой-либо системе или обусловленная некими целями, была фактом в истории науки. Он разграничивал подобную обработку от простой компиляции. Ученый относил зарождение исторических знаний к эпохе средневековья, четко не датируя этот процесс. В трудах П. Н. Милюкова содержится два варианта периодизации истории русской исторической мысли. В первом развитие исторической мысли делится на три периода: «вступительный» (до XVIII в.), «этический» (XVIII — первая четверть XIX в.) и «научный» (с первой четверти XIX в. до современного Милюкову момента). Отказавшись рассматривать первый период, Милюков, по собственному призна-^ нию, поступил «произвольно». Преимущественное внимание он всегда обращал на второй и третий периоды истории русской исторической мысли. В основу первого варианта была положена разница во взгляде на задачи исторического изучения («этический» — «научный»).

Второй вариант исходил из подобных оснований, однако, был менее прямолинейным, развивая (в чем-то отвергая) первый вариант периодизации. Во втором варианте развитие исторической мысли также делилось на три периода: «прагматический» (1730−1870-е гг.), «критический» (1770−1830-е и с 1870-х гг.), «органический» (с 1840-х гг. и до современного Милюкову момента). В указанном варианте «прагматический» период закан-# чивался С. М. Соловьевым. «Критический» период П. Н. Милюков связывал с деятельностью A.-J1.Шлецера, «скептической» школой, а его своеобразным продолжением стала петербургская школа К.Н.Бестужева-Рюмина. Третий период обнимал течения русской исторической мысли, начиная со славянофилов. Происхождение второго варианта было связано как с продолжавшимися размышлениями П. Н. Милюкова над историей русской исторической мысли, так и с особенностями появления того произведения, где данный вариант был приведен (выступление на ежегодной встрече Американской исторической ассоциации, 1904 г.).

Ученый не проводил четкой грани между понятиями «школа», «на-Щ правление», «течение» и зачастую использовал их как синонимы. Основой для выделения историографического направления для Милюкова была приверженность некоей теоретической идее, которая, в свою очередь, ф обуславливала методы изучения прошлого, источники и преимущественное внимание к тем или иным аспектам истории.

Отказываясь разбирать «вступительный» период русской исторической мысли, Милюков автоматически снимал проблему направлений для времени до XVIII в. Единственным направлением исторической мысли «этического» периода Милюков считал «риторическое», основой для выделения которого был литературный взгляд М. В. Ломоносова, Ф. А. Эмина и И. П. Елагина на задачи историка, приложение к области истории «ложноклассических теорий», «протяжный и пухлый стиль», а также мысль об истории как средстве прославления предков и нравственного назидания для современников. Остальных русских историков XVIII — начала XIX в. Милюш ков не включал в какие-либо историографические направления, ибо они представляли собой ученых-одиночек, не имевших последователей.

В третьем периоде П. Н. Милюков отмечал ряд историографических направлений. Первой по времени возникновения была «скептическая» школа (1820−1830-е гг.). Являясь неудачным соединением идеи исторической критики и романтической философии, школа не дала положительных результатов в деле изучения и осмысления русской истории. Сомнения М. Т. Каченовского имели исключительно воспитательное значение. Следующее направление, славянофильское, (1830−1850-е гг.) характеризовалось синтезом националистического настроения с шеллингизмом и вос-точным мистицизмом. Основной задачей славянофилов стало развитие и обоснование положений о всемирно-исторической роли православной идеи и о закономерном развитии этой идеи в истории русского народа. Попытка славянофилов обосновать разницу национальных идей Запада и Востока как конфессиональное различие окончилось неудачей, а поиск другой коренной черты в народном характере привел их к идее «общины», что и подтолкнуло их к изучению истории. Среди заслуг славянофильства Милюков числил возрождение интереса к социальной (внутренней) истории России, этнографии, разработке архивных источников, отвергая представления о своеобразном пути страны, попытки найти особый нацио-№ нальный дух русского народа, определить всемирно-историческую роль.

России. Протест против славянофильской концепции русской истории вызвал в 1840-х гг. появление западнического направления (юридическая ф школа). Идее неизменности западники противопоставили идею прогресса.

Основой для подобных построений западников послужили теории Ф. В. Шеллинга и Г. В. Ф. Гегеля. В дискуссиях и славянофилы, и западники «удачнее критиковали основные тезисы своих противников, чем защищали свои собственные». К позитивным достижениям западнического направления Милюков относил утверждение в науке идеи закономерности, первую попытку дать «динамическое представление» о русской истории, гармонировавшее с идеей закономерности, уничтожение славянофильской доктрины. Вместе с тем, Милюков отмечал у западников преобладание схе-матизаторства над реальным изучением прошлого.

Обозначив в исторической науке 1860−1870-х гг. ряд направлений, Милюков дал характеристику только некоторым. Представители славянофильского консерватизма попытались обновить славянофильскую доктрину на данных естествознания (Н.Я.Данилевский), тогда как собственно историки, принадлежавшие к этому направлению, были немногочисленны и объединялись Милюковым лишь на основании националистических симпатий. Течение либеральных западников в изображении Милюкова не было чем-то единым. Наиболее сплоченной группой в нем были сторонники сравнительно-исторического метода, недостатки которого были более многочисленны, чем его достоинства. Либеральное славянофильство (народники) делало упор на исследовании любых проявлений жизни народ-# ной массы, осуществлении народного «идеала». В стороне от этих явлений историографии находился А. П. Щапова, представлявший, по мнению Милюкова, «реалистическое» направление, характеризовавшееся употреблением естественноисторических методов и экономическими вопросами по содержанию.

Для 1880−1890-х гг. Милюков выделил университетское направление, развивавшееся независимо от общественной жизнью. Он указал на зарождение определенных традиций в Санкт-Петербургском, Московском, Киевском и Харьковском университетах, обратив преимущественное внимание на два первых. Петербургская школа, ограничив свою деятельность Ш исключительно источниковедческими и историографическими работами, полностью отказалась от обобщающих трудов и, по мнению.

П.Н.Милюкова, оказалась в стороне от прогрессивного развития исторической науки. Московская школа, наоборот, пошла по пути синтеза исторического материала. Исходным пунктом ее было изучение социальной структуры общества (на экономической «подкладке»), а в основу была положена схема В. О. Ключевского. Московская школа виделась Милюкову как высшее достижение русской исторической мысли. Отрывочные занятия историографией не позволили Милюкову дать подробные характеристики всем направлениям исторической мысли первой трети XX в. Он лишь остановился на школе М. Н. Покровского (марксисты) и евразийском направлении.

Рассмотрение П. Н. Милюковым конкретных явлений истории русской исторической мысли находилось в органической связи с его теоретическими воззрениями. Он специально не изучал историю русской исторической мысли до XVIII в., почему его взгляды и не сложились в законченную концепцию. Его наибольшее внимание привлекало создание первой русской исторической концепции ввиду ее важности для историографии XVIII — начала XIX в., иностранные влияния на отечественные сочинения, хроника Ф. Софоновича и «Синопсис» И. Гизеля, как труды, резюмирующие развитие исторической мысли в допетровское время. Ученый крайне низко оценивал качество последних. Он приписывал указанным работам ряд негативных черт, борьба с которыми, по его мнению, была первоочередной задачей историков XVIII в.

П.Н.Милюков рассматривал XVIII — первая четверть XIX в. («этический» период) как время становления исторической науки в России. За столетие историки прошли путь от летописной манеры изложения к самостоятельному исследованию, усвоили (самые передовые из них) приемы исторической критики, разработали ряд специальных вопросов и вспомогательных дисциплин, издали большое количество источников по древнейшему периоду. Сравнивая результаты исследовательской работы русских и немецких ученых, Милюков признавал преимущество последних. Схема истории была единой для всех историков, повторивших ее, с некоторыми изменениями, вслед за московскими книжниками XV—XVI вв. Честь создания единственной органической схемы русской истории принадлежала, по мнению Милюкова, И. Н. Болтину, не имевшему продолжателей. Борясь с панегирической оценкой роли Н. М. Карамзина в развитии русской исторической мысли, Милюков предпринял попытку доказать, что первый лишь завершал собой развитие историографии XVIII в., придерживаясь далеко не самых передовых традиций. Преимущества А.-Л.Шлецера перед Историографом были очевидными, и именно воззрения первого определяли движение русской науки начала XIX в., тогда как роль Карамзина в этом процессе была пассивной. Запросам тогдашней исторической науки более соответствовали занятия современников Карамзина, сторонников критической истории Шлецера.

Научный" период русской исторической мысли, по мнению П. Н. Милюкова, начался в 1820-х гг. с появления представлений об истории как науке, и первых попытках найти в прошлом России некоторые закономерности развития событий. Между «этическим» периодом и попытками приложить шеллингианскую схему к русской истории находилась «скептическая школа», не давшая конкретных результатов, но подготовившая почву для усвоения идей западной философии. Неудачные попытки шеллингианцев объяснить русскую историю сменились славянофильством, выдвинувшем на первый план идею самобытности. Протест западников привел к выдвижению идеи прогресса и рассмотрению русской истории как варианта всемирной. Обоюдная критика разрушила фактические основания двух течений. В целом, теоретические схемы славянофилов и западников были весьма далеки от реального изучения русской истории. В 1850-х гг. наметился протест против абстрактных концепций указанных течений, выразившийся в обращении историков к конкретной разработке социальной истории. Историография 1860−1870-х гг. оказалась под сильным влиянием общественной борьбы. Лишь у А. П. Щапова Милюков предлагал искать «научно-методического исходного пункта».

Прогрессивное развитие русской исторической мысли в последующие годы Милюков отождествлял с В. О. Ключевским и его учениками, отмечая политический подтекст исследований киевской школы и гиперкритицизм и бесплодность работ петербургских историков. Ключевский смело синтезировал все, что было лучшего в учениях западников и славянофилов, вокруг идеи изучения социальной структуры общества. Схема русской истории была перестроена и наполнена новым материалом. Политическая и социальная история рассматривалась Ключевским на экономической подкладке в процессе эволюции. Однако постепенное развитие науки было прервано. Крах старой России вызвал возрождение в эмиграции устаревших теорий эпигонов славянофилов (евразийцев). Марксистские историки не вызывали симпатий Милюкова своей политической ангажированностью. По мнению П. Н. Милюкова, «в роли серьезной науки. должно. быть восстановлено. московское направление» (т.е. школа В.О.Ключевского).

Дальнейшее изучение вопросов, связанных с личностью и произведениями П. Н. Милюкова, видится следующим образом. Его сочинения по истории русской исторической мысли оказали существенное влияние на формирование историографических взглядов многих российских историков конца XIX — начала XX вв. Степень указанного влияния нуждается в самостоятельном изучении, равно как и формы использования его работ последующими учеными для создания синтетических трудов по историографии. Своего исследования ждет и выяснение места П. Н. Милюкова в связи поколений, в развитии русской историографии XIX—XX вв.