Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Публицистические штампы как отражение ментально-языковых установок социума

ДиссертацияПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

В общем, эпистемологическое влияние может проявляться в языке и спонтанно как следствие бытующих в ту или иную эпоху представлений о сущности мироздания, о природе и назначении человека и общества (ср. характерное для Нового Времени уподобление человеческого коллектива муравейнику или пчелиному рою) — эпистемологические представления могут носить явно выраженный моделирующий характер и даже… Читать ещё >

Публицистические штампы как отражение ментально-языковых установок социума (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Содержание

  • Глава 1. Понятие эпистемы и её роль в языковых реализациях
    • 1. 1. Эпистемологические модели как регуляторы культурно-языковых явлений
    • 1. 2. Понятие и сущность штампов
    • 1. 3. Метафорические штампы как средство реализации эпистемологических установок
    • 1. 4. Функции метафоры в публицистическом дискурсе
    • 1. 5. Метафорические штампы как средство идеологического воздействия
    • 1. 6. Когнитивно-прагматическая функция метафоры
  • Выводы
  • Глава 2. Эпистемологические особенности публицистических штампов послереволюционной эпохи
    • 2. 1. Изменение эпистемологической ситуации и роли языка
    • 2. 2. Публицистические штампы с военной метафорой
    • 2. 3. Публицистические штампы, основанные на зоометафоре
    • 2. 4. Мифологема и идеологема в публицистике
    • 2. 5. Роль метафоры в создании эзопова языка
  • Выводы
  • Глава 3. Потенции технической метафоры в эпистемологическом моделировании
    • 3. 1. Особенности функционирования технической метафоры в послереволюционный период
    • 3. 2. Техническая метафора в немецком языке периода
  • Третьего Рейха
    • 3. 3. Техническая метафора и технократизм
    • 3. 4. Техническая метафора в современном политическом дискурсе
    • 3. 5. Компьютерная метафора — новый виток развития технической модели
  • Выводы

Каждая историческая эпоха характеризуется определенными предпочтениями в выборе «моделей репрезентации» когнитивного опыта в форме тех или иных представлений и образов воплощения и интерпретации актуальных для нее понятий и концепций. Такие доминирующие системы представлений принято, вслед за М. Фуко, называть эпистемами (или, в более развернутом варианте, культурно-историческими зпистемами или эпистемами лшшпачыюсти). Будучи особым образом связанными с общими мировоззренческими установками социума, подобные эпистемы проникают практически во все сферы жизни соответствующей эпохи: в искусство, в научное мировоззрение, в правовой и политический дискурс и т. д. Однако, прежде всего, они проявляются в национальном языке в форме устойчивых выражений, языковых штампов, распространенных метафор, то есть в тех языковых образованиях, которые не ограничиваются случайным употреблением, но воспроизводятся с относительной регулярностью. Выступая, с одной стороны, продуктами ментальных стереотипов социума, эпистемы сами несут в себе суггестивное начало, оказывая программирующее воздействие на все новых и новых членов данного языкового коллектива.

В общем, эпистемологическое влияние может проявляться в языке и спонтанно как следствие бытующих в ту или иную эпоху представлений о сущности мироздания, о природе и назначении человека и общества (ср. характерное для Нового Времени уподобление человеческого коллектива муравейнику или пчелиному рою) — эпистемологические представления могут носить явно выраженный моделирующий характер и даже выступать основой некоторой научной парадигмы (например, концепция языкового древа в языкознании XIX века). В подобных случаях, разумеется, нет оснований говорить о сознательном манипулировании метафорическими возможностями для искажения реального положения дел и внедрения в сознание (подсознание) человека угодной для кого-то картины мира. Более того, можно утверждать, что доминирующие в ту или иную эпоху представления о подобии разнородных явлений выполняют функцию, совершенно необходимую для поступательного развития науки. Таковой, к примеру, в течение длительного времени выступала «организмическая» парадигма, уподоблявшая социальные, психологические и др. явления жизнедеятельности природных организмов.

Ситуация в корне меняется тогда, когда определенная парадигма искусственно внедряется в сознание членов общества в угоду политической элиты, которая при этих условиях может эффективнее проводить угодную ей политическую линию. Ярким примером здесь может служить «техническая» модель социума и государства, усиленно эксплуатировавшаяся как в нацистской Германии, так и в Советской России послереволюционного периода. Вполне очевидно, почему такая модель была по душе вождям тоталитарных режимов: здесь все «разложено по полочкам», функции каждого строго регламентированы, каждый является «шестеренкой» или «винтиком» некоего единого механизмаудобно осуществлять тотальный «учет и контроль». Другими излюбленными моделями социума в условиях тоталитаризма могут выступать, например, организации с фиксированным функциональным назначением и жесткой иерархией (армия, завод, спортивная команда). Указанные сферы выступают основными источниками метафорических штампов, усиленно распространяющихся посредством СМИ.

Таким образом, в круг вопросов, связанных с эпистемологическим статусом языка и речевой деятельности, неминуемо вовлекаются проблемы, касающиеся условий и предпосылок формирования в языке устойчивых (воспроизводимых) выражений, а также роли метафоризации как важнейшего способа создания образности, причем нередко с целью идеологического или манипулятивного воздействия на членов социума.

Актуальность данного исследования обусловлена тем, что в условиях демократизации российского общества необходимо сделать прозрачными механизмы идеологического воздействия на потребителя печатной продукции, осуществляемое посредством СМИ, и выработать критерии распознавания соответствующих суггестивных приемов. Появляющиеся в последнее время научные публикации с подобной установкой направлены, например, на выявление скрытых механизмов пропаганды ксенофобии, национальной розни, рекламирования наркотиков и т. д., что необходимо, в частности, для проведения соответствующей экспертизы материалов СМИ.

Объектом исследования является, соответственно, корпус образцов текстов СМИ и словарных единиц, подпадающих под определение публицистического штампа.

Предметом исследования выступают особенности публицистических штампов как механизма суггестивного 'воздействия СМИ, а также особенности функционирования метафорических моделей в различной историко-культурной перспективе.

Практическим материалом исследования послужили устойчивые метафорические выражения, извлеченные методом сплошной выборки из периодических изданий советского периода («Молодая гвардия», «На литературном посту», «Мировое хозяйство и мировая политика», «Красный Орел», «Коммунист», «Правда» и др.) и современных газет и журналов («Комсомольская правда», «Аргументы и факты», «Краснодарские известия» и др.), художественных произведений («Мы» Е. Замятина, «Котлован», «Чевенгур» и «Ювенильное море» А. Платонова), а также стихотворений и текстов песен, телепередач, Интернета.

Цель работы заключается в том, чтобы показать культурно-историческую обусловленность доминирующих эпистем и зависимость реализующих их субъектно-предикатных корреляций от идеологических установок соответствующего политического устройства обществажесткость политической системы, как правило, предпочитает жесткость и функциональную определенность метафорических моделей интерпретации концептов гуманитарной природы.

Данная цель предполагает соответствующий ряд задач: — проанализировать научные источники, в которых рассматриваются проблемы, касающиеся тематики настоящей диссертации и на этом основании сформулировать свой теоретический аппаратиспользуя образцы прессы, публицистики, примеры из художественной литературы, данные соответствующих словарей, собрать достаточно репрезентативный иллюстративный материал;

— проанализировать собранный материал с точки зрения его политических, идеологических, общественно-исторических установок и выявить статистически подтверждаемые корреляции между формой политического устройства соответствующей эпохи и доминирующими средствами метафорического представления явлений гуманитарной или социальной природы;

— сделать выводы о закономерностях и характере соответствующих корреляций.

Теоретическая база исследования складывалась под влиянием идей и работ Дж. Вико,. В. фон Гумбольдта, А. Потебни, Г. Штейнталя, О. Шпенглера, Й. Хейзинги, М. Бахтина, М. Фуко, 10. С. Степанова, А. Я. Гуревича, С. А. Мегентесова и многих других. В контексте работ последнего времени нам по духу особенно близки четыре последних из названных авторов, непосредственно рассматривавших вопрос об эпистемах ментальности. Если в самых общих чертах обозначить основную установку исследования, можно сказать, что в ее основе лежит тезис о перманентном влиянии друг на друга доминирующих в разных эпохах установок культуры и менталыюсти и моделей и шаблонов языка.

Научная новизна исследования обусловлена, в частности, тем, что в современной лингвистике имеется недостаточное количество работ, посвященных анализу влияния на язык определенной эпохи эпистемологических установок, связанных с доминирующей в ней системой общих представлений и господствующим «мифом», выступающим как мерило всех основополагающих ценностей. Исследования, посвященные данной проблематике, носят, как правило, частный характер. В нашей работе предпринята попытка создания общей теоретической базы, основывающейся, в частности, на разграничении «субъектных» и «предикатных» элементов культурно-языковой компетенции.

Теоретическая значимость определяется расширением теоретических подходов к описанию метафорических моделей в рамках когнитивного и прагматического направлений, изучением мало исследованной специфики влияния ментальных установок определенной эпохи на языковые реализации, а также углублением представления о механизмах воздействия СМИ на реципиента метафорических штампов в СМИ.

Практическая значимость работы заключается в том, что материал исследования и полученные результаты могут быть использованы в учебной практике для самостоятельного исследования в курсовых и дипломных работах, а также при разработке лекционных курсов по общему языкознанию, социои психолингвистике, стилистике, для проведения экспертизы печатных изданий.

На защиту выносятся следующие положения:

1) Эпистемы как доминирующие ментальные установки характеризуются культурно-исторической спецификой, которая проявляется в языке соответствующей эпохи в форме постоянных эпитетов, сравнений, метафор, шаблонов и языковых штампов, оказывающих обратное влияние на мировоззренческие установки представителей данного социума. В культурно-языковом пространстве той или иной эпохи можно выделить семантические области, выступающие в качестве целевых установок языковой интерпретации (субъектное начало), и области, специализирующиеся в роли самих средств интерпретации (предикатное начало).

2) Предикатные элементы языка и культуры выступают моделями репрезентации мира в соответствии с доминирующими представлениями данной эпохи. Основными источниками метафорических интерпретаций социально-психологических понятий являются биологически-природные явления и область механических артефактов.

3) Идеологический дискурс авторитарных режимов отдает явное предпочтение «механистической» модели метафоризации для выражения концептов социального плана. Это обусловлено, прежде всего, тем, что механическое представление социума выступает наиболее удобной моделью для его контролирования. Активными источниками метафоризации служат также организации с четким функциональным предназначением и жесткой иерархией (типа армии или фабрики). «Биологическая» же модель, ассоциирующаяся с идеями спонтанности, саморегулируемости, в большей степени свойственна периодам свободомыслия.

4) Суггестивное воздействие идеологических метафор на членов социума обусловлено их широкой тиражируемостью посредством СМИ. Таким образом, идеологические метафоры становятся факторами массового сознания, в языковом плане проявляющими себя в форме публицистических штампов. Сознательно тиражируемые, публицистические штампы служат действенным средством манипулирования общественным сознанием.

5) Характер соотношения субъектных и предикатных элементов в языке и культуре социума изменяется с появлением новых знаний о мире (географические или научные открытия), в связи с чем возрастает количество предикатных компонентов. Так, в настоящее время широчайшее распространение приобретает «компьютерная» метафора, несущая с собой действительно новые и действенные возможности интерпретации определенных явлений действительности.

Методы исследования. При исследовании публицистического материала с учетом его специфики применялись компонентный, сопоставительный, текстологический методы анализа. В основе общенаучного подхода находились описательно-сопоставительный и гипотетико-дедуктивный методыотбор материала производился приемом сплошной выборки.

Апробация работы. Основные положения диссертации докладывались и обсуждались на заседаниях кафедр общего и славянорусского языкознания и французской филологии Кубанского Государственного университета. Результаты исследования были представлены на научных и научно-методических конференциях: «Современные направления в обучении иностранным языкам в неязыковом вузе» (Краснодар, 1998, 1999) — на научно-практических конференциях аспирантов и преподавателей факультета романо-германской филологии (Краснодар, 2003,2004, 2005).

Опубликованные статьи. По теме диссертационного исследования опубликовано 7 работ.

Структура работы определяется её исследовательскими задачами. Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения и Библиографического списка.

ВЫВОДЫ ПО ТРЕТЬЕЙ ГЛАВЕ.

Публицистический стиль тоталитарных политических режимов невозможно представить без технической (механической) метафоры, исключительно подходящей для выражения их основополагающих постулатов по отношению к обществу, государству и человеческой личности (субъектный компонент). Источниками технической модели метафоризации в публицистике послереволюционной эпохи служили термины из самых различных областей техники (предикатный компонент): наименование инструментов (ключ, тиски, молот, пресс, приводной ремень, рычаг), производственные механизмы и средства транспорта (машина, локомотив, агрегат, двигатель), технологические операции в различных видах производства (зажим, ковать, перегиб, штамповать, цементировать) и т. д. Техническая модель метафоризации, прежде всего, позволяет представить общество и государство в виде жесткой системы с четко определенной функциональной ролью ее составных частей, включая человека как ее конечное звено. Механическая метафора внедряет в общественное сознание представление о том, что человек — это «винтик», составная часть огромного механизма, управляемый «рычагами» и «приводными ремнями». Человек-винтик не должен задумываться над приказами, он должен лишь четко исполнять команды, следовать инструкциям и предписаниям. В период индустриализации был выдвинут лозунг «Техника решает все» — машинная техника стала выступать критерием моральных и гуманитарных ценностейчастные интересы личности игнорировались перед лицом «великих» революционных идей и целей государственного механизма, — отдельный человек как «винтик» обесценивался. Метафора о «колесиках и винтиках» способствовала растворению личностной творческой инициативы в «коллективном творчестве масс». Идя «под знаменем научно-технической революции», неся на своих плечах «машину государственности», наш народ формировал «щит страны», спрессовывался в «прослойку» или «группу ИТР» — и все это под влиянием технократического дискурса авторитарной власти.

Сравнение публицистического языка в послереволюционной России с официальным дискурсом Третьего Рейха позволяет предполагать, что отмеченные закономерности не являются следствием национального менталитета отдельной страны, но присущи тоталитарным режимам как таковым. Исследователи официального языка нацистской Германии отмечают в нем те же основные тенденции, что были свойственны языку послереволюционной России. Это, прежде всего, касается приверженности обоих режимов к технической метафоре.

В целом технократизм в мышлении оказывается благодатной почвой для создания тоталитарной системы управления. Научно-технический подход к реальности формирует иллюзию, что человек, держа под контролем средства и продукты производства, может научно-рационально обустроить жизнь, подчинить природу и социальную среду. Усовершенствование общества и государства представляется как усовершенствование механизма, машины.

Смена эпистемологических универсалий может быть вызвана не только социальными изменениями, но и новейшими открытиями в разных областях. В настоящее время после изобретения компьютера техническая метафора получает новое наполнение, так как с развитием техники расширяются предикатные составляющие культурно-языкового моделирования. Выступая новым витком развития технической модели, «компьютерная» метафора не является прерогативой какого-либо социально-политического направления, но между тем предлагает новые переосмысленные варианты реализации действительности: виртуализация жизни, языковая игра в культуре постмодернизма, нейро-лингвистическое программирование.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Любые значительные изменения в человеческой жизнедеятельности обуславливают изменение культуры, которая представ тяется сложной корреляцией между знаниями, предписаниями, нормами и образцами деятельности, идеями, верованиями, обобщенными видениями мира и т. п. Мировоззренческие представления и установки, формирующие целостный образ человеческого мировидения и определяющие способ осмысления, понимания человеком мира не локализуются в какой-либо сфере, а пронизывают все области духовной и материальной культуры общества: феномены нравственного сознания, художественное освоение мира, представления о социальных отношениях, развитие техники, языковое моделирование. Преобразования, касающиеся одной области и начавшиеся под влиянием новых социальных запросов, непременно через определенный промежуток времени вызовут резонанс во всех других областях.

На этом основании для характеризации определенных этапов культурно-языковой динамики социума вводится понятие эпистемы, под которой понимаются «основополагающие коды любой культуры, управляющие ее схемами восприятия, её ценностями, иерархией её практик» (М. Фуко). Эпистема детерменирует устремления общества, интеллектуальную атмосферу эпохи, задает характер осмысления и эмоционального переживания мира человеком.

Культурно-языковое пространство той или иной эпохи определяется семантическими областями, то есть сферами, на которые направлено познание, и которые нуждаются в разработке и интерпретации (субъектное начало) — формирование эпистемологических ментальных установок осуществляется посредством семантических сфер, которые осуществляют данную интерпретацию (предикатное начало). К сфере субъектной семантики относятся культурные составляющие, которые выступают как духовное, идеальное, моральное и эстетическое начала любой эпохи (вера, надежда, любовь, добро, зло, счастье). Сфера предикатной семантики определяется миром материального и чувственно ощутимого, выступающего в качестве наглядно-символьной репрезентации элементов первого типа. Сюда относятся природные явления, различные виды практической деятельности, биологические организмы, механизмы и артефакты, животный мир, игровая деятельность. Таким образом, эпистемы в подобном понимании формируются из устойчивых корреляций субъектных и предикатных составляющих ментальности определенной эпохи.

Распространенные эпитеты, метафоры, литературные и публицистические штампы являются отражением эпистемологического воздействия в языковом плане. Наиболее яркие из них широко употребляются за пределами сферы и времени появления, формируя фактически языковое достояние определенного культурного социума. К примеру, такие метафорические штампы, как рыцарское поведение, бросить перчатку, с открытым забралом и т. п., появившись в эпоху рыцарского средневековья, по-прежнему активно употребляются в современной фразеологической речи.

Основным языковым средством, участвующим в познании мира является метафора. Используя принцип возможности определенного, фиктивного соотношения, метафора устанавливает связь между совершенно различными, относящимися к разным сферам и отрезкам действительности сущностями и конструирует подобные отношения в виде метафорических образов, обладающих когнитивной или эмоциональной насыщенностью. Стандартизированная метафора выступает, по существу, идеальной формой проявления эпистемологически обусловленных способов интерпретации мира.

Стандартизованность метафорического проектирования, проявляющаяся в языке в форме устойчивых воспроизводимых выражений (т.е. штампов) придает ему статус узуального языкового явления, способного посредством навязывания стереотипов и мыслительных схем непосредственно воздействовать на когнитивные структуры представителей данного социума. Таким образом, помимо эмоциональной, коммуникативной, моделирующей, когнитивной функций стандартизированных метафорических выражений, констатируется их прагматическая особенность.

Успешное использование метафорического уподобления разноплановых сущностей в психотерапевтической практике и методах НЛП свидетельствует о его суггестивном воздействии. Являясь базовым средством вербальной манипуляции, метафора позволяет, «мягко» обходя цензуру сознания, добиться прогнозируемых изменений в поведенческой структуре личности, корректировать оценку происходящих событий, моделировать мыслительные процессы. Суггестивное воздействие метафоры заметно возрастает в связи с возникновением метафорического штампа, широко распространяемого средствами массовой коммуникации. В данном случае объектом воздействия выступает не отдельный индивид, но целое общество или социальная группа, а тиражируемые публицистические штампы становятся действенным средством манипулирования общественного сознания.

В политическом дискурсе метафоричность выполняет огромное значение: метафоры создают свои «семантические плацдармы» в общественно-политическом окружении. Задачей публицистической метафоры является создание оценочного эффекта — позитивного или негативного, а также придание дискурсу динамических характеристик (например, посредством спортивной метафоры), конфронтационного напряжения (военная метафора), воплощение идеологических компонентов.

В советской публицистике активно используются метафорические штампы, основанные на военной метафоре, переносное значение которой оптимально соответствует задачам данного стиля: оценочное воздействие, пафосность, торжественность, динамизм, стойкость по отношению к оппоненту и т. п. Источником экспансии «вооруженного слова» выступают прецендетные тексты ярких политических деятелей (В.И. Ленин, И. В. Сталин), а также признанных властью поэтов, писателей и журналистов, которые и разрабатывали «бранную» политическую фразеологию (А. Ф. Лосев). В создании публицистических штампов участвует широкий семантический ряд военной терминосистемы: наименование воинов (часовой, страж, командир: часовой мирового пролетариата, командир сельского хозяйства) — наименования воинских подразделений (отряд, гвардия, сотня: передовой отряд молодежи, гвардия юных ленинцев, агентура западного империализма).

Продуктивной метафорической моделью в русском языке послереволюционного периода выступает зоометафора, построенная на уподоблении внешности, характера, взглядов людей определенным чертам и повадкам животных. Основное предназначение зоологической метафорической модели заключается в характеризации субъектов классовой борьбы, а также внешних врагов социализма: буржуазные волки, мировые стервятники, социал-демократические ослы. Слова акула и хищник являлись наиболее употребительными и участвовали в создании целых серий штампов: империалистические акулы, антантовские акулы, акулы мирового капитала', мировые хищники, хищники японского милитаризма, капиталистические хищники. Активно используются также существительные зверь, волк, тигр, паук, которые имеют ярко негативную окраску и в связи с тиражированием образуют самостоятельные идеологемь., сохраняющие однонаправленный концептуальный вектор политического инвиктива.

Помимо названий животных в создании штампов участвуют наименования частей тела зверей: лапы, щупальца, клыки, хвосты.

Использование клишированных метафор с компор’ентом-зоонимом ведет к мифологизации сознания и мышления. Имея глубокие психологические корни, мифологичность массового сознания базируется на стремлении к идеалу и преодолению фундаментальных противоречий человеческого бытия, на стремлении к гармонизации личности, общества и природы. Так, к примеру, А. Ф. Лосев рассматривал как миф концепцию построения социализма в отдельно взятой стране, идею о мировой революции, о сплоченности пролетариата, о нерушимой дружбе рабочих и крестьян и др. Богатый на мифологемы политический дискурс советской эпохи имеет много общего с ритуальным языком заклинанил в первобытном обществе.

Метафорические штампы, обладающие идеологическим зарядом, способствуют формированию идеологем, т. е. идей обобщенного характера, имеющих целью ориентацию массового сознания в необходимом идеологическом направлении. Подобные постулаты политического мировоззрения воссоздавались и тиражировались посредством СМИ, что обуславливало их быстрое проникновение в ментальные структуры социума. В отличие от мифов общественного сознания, идеологемы являются более явными единицами системы политического мировоззрения. Среди идеологем, активно разрабатываемых послереволюционной публицистикой, выступают, к примеру, идеологемы сплочения, самопожертвования, разрушения старого и создания нового мира. В разработке каждой идеологемы участвуют определенные, характерные для неё серии метафор. Так, к примеру, идеологема сплочения широко использует терминосистему родства (духовный отец, материнская забота партии, братство рабочих и крестьян). Идея прочности подобного сплочения осуществляется посредством метафорического употребления прилагательных железный, стальной, нерушимый, а также существительных цепь, кольцо, смычка.

Метафорические штампы и идеологизированные языковые клише участвовали в создании и разработке господствующего дискурса, активное использование которого негативно отразилось на состоянии русского литературного языка. Но в тоже время, метафора использовалась и оппозиционной публицистикой, литературой и поэзией для создания «эзопова языка», в котором с учетом тотальности цензурных барьеров создавалась система образов, бичующих спорные ценности социалистического строя.

Посредством технической (механической) метафоры в публицистическом жанре тоталитарных политических режимов разрабатываются основополагающие постулаты, касающиеся общества, государства и человеческой личности (субъектный компонент). Источником формирования публицистических штампов, основанных на технической метафоре, являлись термины из самых различных областей техники (предикатный компонент): наименование инструментов (ключ, тиски, молот, пресс: экономические тиски, духовный пресс, пропагандистский молот) — производственные механизмы и средства транспорта (машина, локомотив, агрегат, двигатель, рычаг: рычаги воздействия, приводной ремень воспитания, локомотив истории)', технологические операции в различных видах производства (зажим, перегиб, ковать, цементировать: зажим критики, перегибы коллективизации, смычка города и деревни, цементировать рабочий класс) и т. п.

Техническая метафорическая модель формирует представление общества и государства в виде строгой системы с ясно обрисованной функциональной ролью её составляющих, в том числе и человека как её конечного звена. Механическая метафора способствует внедрению в общественное сознание представления о том, что человек — это «винтик», составная часть огромного механизма, управление которого осуществляется при помощи «рачагов» и «приводных ремней». Человек-винтик не должен, да и не может задумываться над приказами, он обязан лишь четко исполнять команды, следовать инструкциям и предписаниям. Выдвинутый в эпоху индустриализации лозунг «Техника решает все» позволил машинной технике занять главенствующие позиции в шкале моральных и гуманитарных ценностейв ущерб частным интересам личности прославлялись «великие» революционные идеи и цели государственного механизма. Роль человека-винтика сводилась к минимуму. Метафора о «колесиках и винтиках» обуславливала растворение личностной творческой инициативы в «коллективном творчестве масс», которые «под знаменем научно-технической революции» спрессовывались в «прослойку» или «группу ИТР», посредством манипулятивного воздействия технократического дискурса авторитарной власти.

Исследователи официального языка нацистской Германии находят в нем языковые тенденции, подобные русскому языку послереволюционной эпохи. Данные сравнения позволяют предположить, что отмеченные закономерности использования технической метафоры в немецком языке Третьего Рейха и русском постреволюционном языке не являются следствием национального менталитета отдельной страны, но свойственны тоталитарным режимам как таковым. В отличие от технической метафоры «биологическая» модель метафорического переноса в основном соотносится с идеями спонтанности, саморегулируемости, эволюционным характером характерных феноменов, в большей степени присущих периодам свободомыслия.

Технократическое понимание роли человека в обществе, технократизм в мышлении являются благодатной почвой для формирования тоталитарной системы управления. В русле научно-технического подхода к действительности формируется иллюзия, что человек в состоянии научнорационально обустроить жизнь, подчинить природу и социальную среду, но для этого необходим его контроль над средствами и продуктами производства. Вопрос об усовершенствовании общества и государства рассматривается как проблема усовершенствования механизма, машины.

Смена эпистемологических универсалий может быть инициирована не только социальными изменениями, но и новейшими открытиями в различных сферах человеческого познания. В настоящее время после изобретения компьютера техническая метафора переживает некоторую трансформацию в связи с тем, что развитие техники расширяет количественный состав предикатных компонентов культурно-языкового моделирования. Выступая новым витком развития технической модели, компьютергая метафора не является прерогативой какого-либо социально-политического направления, но между тем предлагает новые переосмысленные варианты реализации действительности: виртуализация общества, языковая игра в культуре постмодернизма, нейро-лингвистическое программирование.

Показать весь текст

Список литературы

  1. Д. Новые славянские слова и метафоры в Интернете. М., 1999.
  2. А. А. Современная психотерапия. СПб., 1997.
  3. В. М. История одного мифа. Марр и Марризм. М.: Наука, 1991.
  4. Ю. Д. О регулярной многозначности // Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. 1971. № 6.
  5. Н. Д. Языковая метафора (синтаксис и лексика) // Лингвистика и поэтика. М., 1979.6. Багрицкий Э. Стихотворения и поэмы. М., Правда, 1987.
  6. Е. Комментарии // Е. Замятин Сочинения. М., «Книга», 1988, с.524−575.
  7. А. Н., Казакевич Е. Г. Парламентские дебаты: традиции и новации. М.: Знание, 1992.
  8. А. Н., Караулов Ю. Н. Русская политическая метафора: материалы к словарю. М.: Ин-трус.яз. АН СССР, 1991.
  9. А. Н., Паршин П. Б. Языковые механизмы вариативной интерпретации действительности как средство воздействия на сознание // Роль языка в средствах массовой информации. М.: Наука, 1986, с.100−143.
  10. А. Н. О типах сочетаемости метафорических моделей // Вопросы языкознания, 2003, № 2, с.73−92.
  11. М. А. Эпохи и идеи. Становление историзма. М., 1987.
  12. Ф. Использование метафор в психотерапии. Воронеж, 1996.
  13. Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1994.
  14. М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.
  15. Э. Общая лингвистика. М., 1974.
  16. Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990.
  17. Р. М. Язык как инструмент социальной власти // Язык и моделирование социального взаимодействия. М.: Прогресс, 1987, с.88−120.
  18. Большой энциклопедический словарь. Языкознание // Гл. ред. В. П. Ярцева. М.: Большая Российская энциклопедия, 1998.
  19. Р. Психологические вирусы. М., 2002.
  20. Е. В. Фразеологическая активность военной лексики: Дис.. канд. филолог, наук. Саратов, 1993.
  21. Р. 451° по Фаренгейту // О скитаниях вечных и о Земле. М.- Правда, 1987.
  22. Е. Ю., Стексова Т. И. Проявление языковой агрессии в СМИ.wwvv.cies.ru/about/тар/ Архив. 29.07. 2004.
  23. А. Н. Историческая поэтика. М., 1989.
  24. Г. О. Язык газеты. М., 1923.
  25. Т.Г. Говорящий и слушающий. М., 1993.
  26. Л. Философские работы (часть 1). М., 1994.
  27. Д. Ленин. Политический портрет. Т.2, М., 1997.
  28. А. А. Лингвориторическая парадигма: теоретические и прикладные аспекты. Сочи, 2000.
  29. Л. С. Мышление и речь // Избранные психологические исследования. М., 1956.
  30. Гак В. Г. Метафора: универсальное и специфическое // Метафора в языке и тексте. М., 1988.
  31. М. Машина и винтики. История формирования советского человека. М., 1994.
  32. Ф. Цемент. Краснодар, 1982.
  33. А. А. Общественно- политическая лексика и фразеология рус. яз. 1900−1917 г. г.: Дис. .канд. филолог, наук. М., 1974.
  34. А. Б. Утешение филологией. Послесловие // В. Клемперер. Язык Третьей Империи (LTI): Записная книжка филолога. М., 1998.
  35. Д. М. Идеологизированные устойчивые словесные комплексы именного типа в газетно-публицистической речи (на материале советской прессы 1920-х 1980-х годов): Автореф. дис.. канд. филолог, наук. Львов, 1986.
  36. Д., Бэндлер Р. Формирование транса М., 1994.
  37. Л. Д. Метафора и рациональность. М., 1994.
  38. В. фон. Характер языка и характер народа // Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. М., 1985.
  39. А. Я. Послесловие // Цивилизация средневекового Запада. М., 1992.
  40. Т. А. ван. Язык. Понимание. Коммуникация. М., 1989.
  41. Т. Ф. Речевые стереотипы в языке газеты: Автореф. дис. .канд. филолог, наук. М., 1990.
  42. И. М. Журналистское мышление как развивающаяся система // Вестник МГУ, 1989, № 6.
  43. Дж. Ментальные пространства с функциональной точки зрения // Язык и интеллект. М., 1996.
  44. Е. JI. Психология манипуляции. М., 1996.
  45. Д. Ю. Метафора в юридической деятельности: сущность, функции и техника использования // http: www.yurclub.nj Архив. 23.11.2004.
  46. К. К. Мысль, слово, метафора // Проблемы семантики в философском освещении. Киев, 1984.
  47. Е. Сочинения. М.: Книга, 1988.
  48. Е. А. Клише новояза и цитации в языке постсоветского общества // Вопросы языкознания. 1996, № 3, с.23−31.
  49. Е. Не гиком единым // «Компьютерра», 2004, № 10.
  50. Иванов Вяч. Наш язык // Из глубины. Сборник статей о русской революции. М.: Изд-во Моск. Ун-та, 1990.
  51. Н. Ностальящее. Смена языка// Знамя, 2001, № 10.
  52. А. Метафизические корни коммунизма // Вопросы философии.1994, № 2.
  53. Из глубины. Сборник статей о русской революции. М.: Изд-во Моск. Унта, 1990.
  54. В. И. Культурные доминанты в языке // Языковая личность: культурные концепты: Сб. научных трудов, Волгоград-Архангельск, «Перемена», 1996.
  55. Ю.Н. Язык и личность. М., 1989.
  56. Ю. Н. О состоянии русского языка современности. М., 1990.
  57. В. Язык Третьей Империи (LTI).Записная книжка филолога. М.: Прогресс Традиция, 1998.
  58. Н. И. Семантические и стилистические изменения в лексике современной газеты: Дис. .канд. филолог, наук. М., 1995.
  59. В. Г. Русский язык на газетной полосе. М., 1971.
  60. В. И. О внеязыковом и внутриязыковом аспектах исследования метафоры. М., 1971.
  61. Краткий политический словарь. М., 1989.
  62. Е.С., Александрова О. В. Виды пространств текста и дискурса //Категоризация мира: пространство и время: Материалы науч. конф. М., 1999, с. 19.
  63. В. Ю. Философия языка и непрямая референция. М., 2001.
  64. Н. А. Тоталитарный язык: Словарь и речевые реакции. Екатеринбург-Пермь, 1995.
  65. С. Что придет на смену индустрии информационных технологий или кто не успел, тот опоздал // «Компьютерра», 2000, № 28 (357).
  66. Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем // Теория метафоры. М., 1990.
  67. Дж. Когнитивная семантика//Язык и интеллект. М., 1996.
  68. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992.
  69. Р. Язык рисует Интернет // «ИнтерНЕТ», 1998, № 4.
  70. А. Ф. Миф. Число. Сущность. М., 1994.
  71. А.Ф. Диалектика мифа. М., 1930.
  72. Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек текст — семиосфера -история. М., 1996.
  73. К., Лэнктон С. Волшебные сказки: ориентированные на цель метафоры при лечении взрослых и детей. Воронеж, 1996.
  74. МакКормак Э. Когнитивная теория метафоры. М., 1990.
  75. А. Г. Язык и метафизика. Ереван, 2001.
  76. М. К. Мысль под запретом // Вопросы философии. 1992, № 5.
  77. Г. Одномерный человек. Киев, 1994.
  78. В. В. Полн. собр. соч. в 13 т. М., 1985.
  79. С. А. Семантический перенос в когнитивно-функциональной парадигме. Краснодар, 1993.
  80. С.А. В пространстве субъектно-предикатных форм // Философия языка: в границах и без границ. Харьков, 1994.
  81. С.А., Хазагеров Г. Г. Очерк философии субъектно-предикатных форм в языковом и культурном пространстве. Ростов-н-Д., 1995.
  82. С. А., Ибрахим Мохамад. Лингвистические аспекты психического воздействия и приемов манипуляции. Краснодар, 1997.
  83. Е. М. Чувство меры // Наше наследие. 1992, № 2.
  84. Метафора в языке и тексте: Сб. ст. М.: Наука, 1988.
  85. А. К. Русский Сократ. Лекции по сравнительно-исторической риторике. М., 1996.
  86. А. В. Язык тоталитарного общества // Вестник АН СССР 1991, № 8, с.130−137.
  87. В. М., Никитина Т. Г. Толковый словарь языка Совдепии. Спб.: Фолио-пресс, 1998.
  88. А. Ю. «Слово» и «оружие» в поэзии 1920-х годов (к понятию стилевой рефлексии). Иваново, 1997.
  89. О. А. Процессуальное поле передачи информации: структурно-семантический аспект: Дис.. канд. филолог, наук. Краснодар, 2004.
  90. Дж. «1984» и другие эссе разных лет. М.: Прогресс, 1989.
  91. Г. «Contrl + Alt + Delete» // «Gazeta. Ru.», 2002, № 10 // http// www.plutovstvo. ru / articles/ php part=news //Архив 2.05.2004.
  92. В. Рассказы. М, 2001.
  93. В. В. Понимание метафор: на пути общей модели // Метафора в языке и тексте. М., 1988.
  94. А. Государственный житель. Проза. Ранние сочинения. Письма. Минск: Мастацкая лггаратура, 1990.
  95. А. Чевенгур. Рига, 1989.
  96. В. И. Судьба как ключевое слово культуры и его понимание А. Ф. Лосевым // Идея судьбы в контексте разных культур. М., 1994.
  97. Р. К., Потапов В. В. Семантическое поле «наркотики». М., 2004.
  98. А. А. Мысль и язык. Одесса, 1922.
  99. Г. Г. Информационные войны. М., 2001.
  100. В. Психология масс и фашизм. СПб.- М., 1997.
  101. Е. В. Основные идеи когнитивной семантики //Фундаментальные направления в современной американской лингвистике. М.: Изд-во Моск. Ун-та, 1997, с.370−389.
  102. А. А. Философия риторики // Теория метафоры. М., 1990.
  103. Ю.В. Что такое «теория клише»? // Послесловие к кн.: Пермяков Г. Л. От поговорки до сказки. М., 1970.
  104. Н. Н. Система идеологем тоталитарного языка (по данным газетных демагогических текстов): Автореф. дис. .канд. филолог, наук. Екатеринбург, 1995.
  105. А. Н. Политическая мифология и политическая технология // М., 1998, № 8, с. 160−170.
  106. Сан Лайт. Вирусы сознания. СПб., 2003.
  107. А. М. Язык революционной эпохи. М., 1928.
  108. С. Идея жизни Андрея Платонова. Вступ. статья // А. Платонов. Чевенгур. Рига, 1989.
  109. Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М., 1993.
  110. П. О языке власти: критический анализ //Философия языка: в границах и вне границ. Т.1. Харьков: Око, 1993, с.83−100.
  111. П. Деревянный язык и его двойник. М., 1999.
  112. С.В. Пословично-поговорочные паремии как фактор структурно-смысловой организации дискурса. Ростов-н/Д., 2003.
  113. Л. И. Идеи новые штампы старые. М., 1989.
  114. Г. И. Языковая метафора как объект лексикологии и лексикографии. Л., 1989.
  115. Т. Г. Американская школа когнитивной лингвистики. СПб., 2000.
  116. Г. Я. Системный анализ газетной лексики и источники её формирования: Дис. .док. филолог, наук. М., 1976.
  117. Ю. С. Исторические законы и исторические объяснения // Гипотеза в современной лингвистике. М., 1980.
  118. Степанов 10. С. В трехмерном пространстве языка: семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства. М., 1985.
  119. В. С. Эпоха перемен и сценарии будущего. Httm //ш/ library/stepin/epoc. Архив 23.02.05.
  120. И. А. Лексическое значение слова в речи. Воронеж, 1995.
  121. М. И. Образные ресурсы публицистики. М., 1982.
  122. Л. В. Техноморфизм: социокультурный феномен. М., 1992.
  123. В. Н. Семантика связных значений слов и их сочетаемости // Аспекты семантических исследований. М., 1980.
  124. В. Н. Метафора и её роль в создании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке. М., 1988.
  125. Теория метафоры. Сб. // Пер. с англ., фр., нем., исп., польск. яз. Вступит, ст. и сост. Н. Д. Арутюновой. М., 1990.
  126. Толковый словарь русского языка конца XX века. Языковые изменения // Под редакцией Г. Н. Скляревской. СПб., 1998.
  127. . Язык в конфликте // Проблемы языковой жизни Российской Федерации и зарубежных стран. М., 1994.
  128. Ф. Метафора и реальность // Теория метафоры. М., 1990.
  129. С. Стилистика и семантика // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1990.
  130. А. А. Типы словесных знаков. М., 1974.
  131. Е. Ю. Применение метафоры для развития самосознания младших школьников // httm/ ^vw.li"nnmities.ediiJTi/db/3iisa46160 Архив 25.11.2004.
  132. Философский энциклопедический словарь. М., 1989.
  133. М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. М., 1977.
  134. М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет / Пер. с фр. М.: Касталь, 1996.
  135. Й. Осень средневековья. М., 1988.
  136. Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. М., 1992.
  137. В. «Нечаянное» и вечное совершенство Андрея Платонова. Вступ. статья // А. Платонов. Государственный житель. Минск: Мастацкая лггература, 1990.
  138. И. Ю. Дом колдуньи (Начала суггестивной лингвистики). Пермь, 1995. Часть 1.
  139. А. П. Россия в метафорическом зеркале: когнитивное исследование политической метафоры (1991−2000). Екатеринбург, 2001.
  140. Р., Абельсон Р. Сценарии, планы и знания // Труды 4-й
  141. Международной объединенной конференции по искусственному интеллекту. М., 1975.
  142. Е. И. Семиотика политического дискурса. М.-Волгоград: Перемена, 2000.
  143. Д. И. Очерки по семасиологии русского языка. М., 1964.
  144. О. Закат Европы. М., 1988.
  145. Л. В. Языковая система и речевая деятельность. JT.: Наука, 1974.
  146. Эко У. От интернета к Гуттенбергу: текст и гипертекст // Отрывки из публичной лекции на эконом, фак-те МГУ 20.05.1998 // http: vvwwjwifM’u. Архив. 2февраля 2005.
  147. А. Новый историзм, русская версия // «НЛО», 47, 2001.
  148. Beal М. Essai de semantique. P., 1924.
  149. Darmesteter A. La vie des mots etudiee dans leurs significations. P., 1925.
  150. Dumarce C. De tropes. P., 1918.
  151. Ghyczy T. Fruitful Flavs of Strateg Methaphors. Harvard, 2003.
  152. Harris Z. S. Discourse analysis // Language. 1952. V. 28.
  153. Jung C. G. Bewusstes und Unbewusstes. Beitrage zur Psychologie. Frankfurt a/M. 1957.
  154. Korzibski A. An Introduction to Non-Aristotelian-Systems and General Semantics. Likeville, CT, 1933.
  155. Lakoff G., Jonson M. Metaphors we live by. Chicago, 1980.
  156. Rudinow J. Manipulation. // Ethics, Vol. 88, 1973.
  157. Shank R. Knowledge Representation in People and Machines // Meaning and Mental Representations. Bloomington, 1998.
  158. Steele Ross. Civilisation progressive du francais. CLE International, P., 2002.
  159. Weisgerber Z. Die geistige Seite der Sprache und ihre Erforschung. Dusseldorf, 1971.
  160. Wundt W. Volkerpsychologie. Eine Untersuchung der Entwiclungsgesetze von Sprache, Mythos und Sitte. Leipzig, 1990. Bd. 1.
Заполнить форму текущей работой