Раннемонгольские племена: Этногенет. 
изыскания на основе уст. 
истории

Изучения этногенеза и этнической истории монголов имеет важное научное и общественно-политическое значение.

Актуальность темы

проистекает из того положения, что в современном монголоведении нет единого мнения по таким фундаментальным вопросом, как происхождение этнонима <<монгол>>, первоначальное место обитания племени <<монгол>>, процесс формирования хамуг-монгольского племенного объединения и его этнокультурные связи с соседними кочевыми племенами и их объединениями. Разные мнения исследователей о родоплеменной организации средневековых монголов настоятельно требует изучения вопроса с акцентом на этнические процессы. Последний аспект не получил должной разработки в исторических исследованиях по Монголии и в ретроспективном плане становится более важной задачей чем поиски предков монголов среди кочевников хуннского и сяньбийского политического объединения. Существующее положение требует дальнейшего всестороннего исследования этногенеза монголов по всем аспектам /историческим, этнографическим и т. д./ с максимальным использованием разных источников. Среди источников по информативности не последнее место занимает устные исторических предания монголов. Ценность^устных исторических преданий и расказов как источника по этногенезу монголов тем выше, что они неразрывно связаны с этническим самосознанием и освещают начальные этапы формирвания общности.

Одной из малоисследованных тем в монгольской историографии является устное историческое творчество, ставшее непосредственной основой и предпосылкой возникновения письменной истории у монголов. Исследования по данной теме представляют большой интерес потому, что они могут дать дополнительную информацию и при соответствующем подходе открывают новые возможности для расширения источниковой базы в изучении этногенеза и этнической истории монголов.

Устное историческое творчество монголов представлено в письменных источниках разнообразными преданиями об их происхождении, об их выдающихся предводителях и племенных вождях, родословными ханов и рассказами об отважных бахадурах. Все эти повествования позволяют воссоздать исторические события прошедших веков, выяснить их происхождение, этнические связи, расселение и численность кочевых племен, исследовать родословные правящих родов, жизненный уклад, традиции кочевников, их мировоззрение и психологические особенности. Поэтому нами предпринята попытка исследовать этногенетические и родословные предания монголов по данным средневековых монгольских, персидских, тюркских и китайских источников.

Впервые устные исторические предания монголов исследовал Х. Пэрлээ и опубликовал в 1969 г. свою работу <<По следам устной истории монголов трехречья>>, которая до сих пор остается единственной специальной работой по данной теме. В ней автор использовал устные исторические предания как источник для исследования этногенеза монголов, а также сопоставил эти предания с археологической культурой, фольклором и этнографическими данными.

Важным шагом в его работе стало обсуждение достоверности и признание их историчности. Другие монголоведы, хотя и не изучали специально устные исторические предания, но частично использовали их для исследования. Д. Гонгор использовал устные предания при исследовании истории халхасского ханства и происхождения халхасцев.

Д.Гонгор, 1970, с.43−46). Вслед за ним («.Сухбаатар обращался к ним в ходе исследования тобаской историографической традиции и сопоставил их предание с монгольскими (Г.Сухбаатар, 1971, с.59−61,135). Ш. Бира при исследовании историографической традиции монголов проводил сравнительный анализ устных исторических преданий всех центральноазиатских кочевников, известных по письменным источникам (Ш.Бира, 1978, с. 15−35).

Из зарубежных монголоведов Л. Р. Кызласов (Кызласов, 1975, с.171−173) и Е. И. Кычанов (Кычанов, 1980, с.139−141) частично использовали устные предания для выяснения средневековой культуры, первоначальной родины монголов и путей миграции их. Если перечислить те труды, которые более или менее коснулись устного исторического предания монголов средневековья, исключая работы Х. Пэрлээ, то список их в основном ограничивается вышеперечисленными публикациями.

Другим аспектом нашей работы является исследование родословной Чингис-хана, которая непосредственно соприкасается с этногенетическими преданиями монголов. Советский монголовед Л. Л. Викторова при исследовании раннего периода этногенеза и происхождения народа рассматривала родословную Чингис-хана, как <<имеющую значение первоисточника" (Викторова, 1980, с. 11). Наш историк Х. Пэрлээ посвятил специальную статью хронологическим вопросам родословной Чингис-хана (Х.ПэрлээД956,с.З-5). Тем не менее, родословная вместе с устным историческим преданием составляет одну из слабоизученных мест в монголоведении.

Словесная устная наука родословий (С.Козин), устная история монголов (Х.Пэрлээ), отраженные в «Сокровенном сказании>> и <<Сборнике летописей>>, рассматривались учеными, как исключительно важный свод сведений о кочевых племенах Центральной.

Азии (Владимирцов, 1934, с.6−7- Козин, 1941, с. 35,46- Петрушевский, 1952, с.21- Пэрлээ, 1969.с.85−88).

Такая оценка требует от исследователей пристального внимания к устному историческому творчеству монголов. Однако этому до сих пор уделяется крайне мало внимания и вопрос этот все еще ждет дальнейшего всестороннего анализа. Между тем, советские ученые В. Д. Греков, В. И. Жирмунский, Ю. А. Рыбаков, Е. М. Мелетинский, А. Я. Гуревич и другие на огромном фактическом материале из прошлого различных народов мира показали как художественную ценность устного народного творчества, так и его глубокий и разносторонний историзм (Урсу, 1983, с.23). И изыскания последних лет в этом направлении демонстрируют возможности использования исторической информации, содержащейся в устных преданиях, генеалогических и фольклорных произведениях, хотя авторами отмечается необходимость критического к ним отношения. Научный анализ устного народного творчества и генеалогических преданий разных народов, проводимый советскими и российскими специалистами на базе сравнительного использования методов и данных различных наук, показывает, что во многом они имеют достоверные основы.

Обычным сроком, обобщает Л. С. Толстова, в пределах которого исторические события могут жить в памяти народа, в его преданиях, легендах, песнях, подчас в весьма преображенном виде, является 200, 300, 500 лет>> (Толстова, 1983, с.14). Генеалогические предания, уходящие на сравнительно небольшую глубину, нередко, почти полностью соответствуют исторической реальности у разных народов (Липец, 1977, с. З). Эта закономерность особенно отчетливо проявляется у кочевых и полукочевых в прошлом народов Средней Азии и многократно привлекалась советскими учеными для исторического исследования и для тех или иных выводов по этногенезу народов данного региона. В современной советской этнографической литературе принято теоретическое положение о том, что проблема использования устного народного творчества в качестве исторического источника не является дискуссионной. Устное историческое творчество — один из существенных источников для выяснения этногенеза народов, стоящий на одном уровне с археологическими, антропологическими, лингвистическими и этнографическими источниками.

Еще в 1932 году советский этнограф Г. Ф. Ксенофонтов доказал историческую достоверность одного предания якутов 250-летней давности по архивным материалам того времени и отметил, что «. якуты в своем коллективном и преемственном сознании способны воспроизвести с поразительной точностью, которая не уступает точности писанных документов, а в тех случаях, где составители последних были очень слабо ориентированы о внутренней жизни якутского народа, устные предания последнего свидетельствуют гораздо точнее и вернее» (Ксенофонтов, 1937, с. 121−127). Эту же оценку, если не целиком, то с большей долей вероятности, можно перенести на устные предания монголов средневековья. К такой мысли приводит то обстоятельство, что у монголоязычных и тюркоязычных народов Центральной Азии, Южной и Северной Сибири одинаковая форма устного народного творчества (Гуревич, 1983, с. 154,168). Можно добавить и оценку С. Ю. Неклюдова о том, что дистанция между историческим фольклором и героическим эпосом (олонхо) ух якутов оказывается несравненно большей — это совершенно различные жанры, имеющие сравнительно мало точек соприкосновения, а у монгольских народов она еще больше. У монгольских народов эта линия приводит к зарождению летописной литературы, первым образцом которого является знаменитое «Сокровенное сказание» (Неклюдов, 1986, с.67−68).

Среди письменных источников по своей фиксированности устного исторического творчества монголов особое место занимает <<Сокровенное сказание>> и <<Сборник летописей>> Рашид-ад-дина. Особенность этих двух источников состоит в том, что они самые ранние исторические произведения, написанные самими монголами или с их участием. Как известно, «Сокровенное сказание» было написано в 1240 году, а части <<Сборника летописей", посвященные истории монголов были закончены в 1303 году. В этих ценнейших источниках вся вводная часть написана по устной родословной и этногенетическим преданиям, бытовавшим, как коллективная память о своем происхождении, об общих предках. Поэтому они служат основными источниками в нашей работе, а позднейшие монгольские, тюркские, персидские и китайские источники использовались для дополнения и проверки.

Из монголоязычных источников мы выбрали те, которые содержат полную родословную Чингис-хана и этногенетическое предание. Среди них важное место занимает «Алтан тобчи» Лубсанданзана, написанный в конце XVII в., или в начале XVIII в. (Вира, 1978, с.232). С. А. Козин убедительно доказал, что из 282 параграфов Сокровенного сказания в Алтан тобчи вписаны 233, причем лишь очень немногие из них подверглись незначительным сокращениям или изменениям (Козин, 1941, с. 19). Следующим источником служил «Эрдэнийн тобчи» («Драгоценный свод») Саган Сэцэна, написанный в" 1662 г., являющийся крупнейшим памятником монгольской историографии конца XVII в.

Другим источником служил «Асарагчи нэрту-ийн тэуке» («История Асарагчи»), написанный в 1677 г. Летопись Асарагчи была создана в окрестностях Онги в Хангайских горах (северная часть современного Убур-Хангайского аймака) (Вира, 1978, с.276). Для нашей темы очень важно то, что эти источники написаны на основе старой историографической традиции Сокровенного сказания, причем История Асарагчи основывалась главным образом на его устной традиции, а Алтан тобчи Лувсанданзана и Эрдэнийн тобчи Саган Сэцэна были написаны на основе его письменной традиции (Бира, 1978, с.226).

Привлекает к себе внимание и происхождение авторов вышеназванных трудов. Саган Сэцэн является потомком Чингис-хана в 22-ом поколении, родился в 1604 г. в аристократической семье с титулом «Сэцэн хунтайджи>>, а Асарагчи или Жамба — прямой потомок Чингис-хана происходил из рода Нукунуху, третьего сына Гэрсэндза Хун-тайджи Джалайрского, являлся правнуком Тумэнкина, носивший титул Хундулун Чухухур Сайн-нойон (Вира, 1978, с.276). Поэтому имеется основание называть их продолжателями и хранителями чингисидской историографической традиции, а их труд в некотором смысле может быть, как и «Сокровенное сказание», сокровенным источником рассказов о мрачных событиях, происшедших внутри одного рода, одной семьи, одной кости (Владимирцов, 1934, с.62).

Другой особенностью исторической литературы Монголии данного периода стало усиление буддийского влияния, отражающееся, прежде всего, в родословной Чингис-хана. Начиная со второй половины XVI в. в монгольскую историографию прочно вошла буддийская историко-религиозная концепция, согласно которой родословная монгольских ханов, начинающаяся от Буртэ-Чино, возводится дальше, к древнеиндийским и тибетским царям. Важными источниками служили «Алтан тобчи» Мэргэн гэгэна, написанный в 1765 г. и «Болор толь» («Хрустальное зерцало») Жамбадоржи, написанный в начале XIX в. Они выгодно отличаются хронологической информацией. «Родословное древо тюрков», написанное Абу-л-гази бахадур ханом (1603−1664) на тюркском языке, по своей историографической характеристике может быть отнесено к чингисидской исторической литературе. Автор труда Хивинский хан, прямой потомок Чингисхана, по предположению исследователей должен был иметь при своем дворе историю своего рода (Вира, 1978, с. 109−111). Может быть, поэтому этот источник дает некоторые хронологические подробности Эргунэ-кунского предания, которые не очень ясно изложены в Сборнике летописей. Круг наших источников в основном ограничивается вышеперечисленными историческими трудами. Методологической основой нашей работы служили основные положения советских этнографов и фольклористов, сформулированные по результатам исследований устного творчества различных народов мира.

В настоящей работе предпринята попытка проанализировать информацию, заключенную в устном историческом творчестве монголов, и проверить методами и данными антропологической науки. Для сравнительного анализа привлечены разные источники, содержащие устное историческое творчество монголоязычных и тюркоязычных кочевых племен, различные версии, заключенные в них.

ЧАСТЬ I. УСТНАЯ ИСТОРИЯ МОНГОЛОВ КАК ИСТОЧНИК ДЛЯ ЭТНОГЕНЕТИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Итак, начальные части «Сокровенного сказания>> и «Сборника летописей>>, повествующие о раннем периоде истории монголов написаны по устным историческим рассказам, переданиям и на основе знания родословной правящего рода эргунэ-кунского и других племен. Центральное место в исторических рассказах монголов XIII — начала Х1У вв. занимает эргунэ-кунское предание и родословная Чингис-хана. Эргунэ-кунское предание как конкретное знание потомков монголо-дарлекинской племенной группировки и историческое воззрение большинства монгольких племен заслуживает большего доверия исследователей и признания его историчности. Анализ предания показывает его сравнительно узкое значение, в том смысле, что в истоках этнонима <<монгол>> и племенной группировки монголов-дарлекинов стояло лишь одно племя со своими подразделениями. Тем не менее, предание дает возможность воссоздать общий ход этнических процессов и дает представление об этногенезе монголов в целом. В частности из него можно заключить, что нельзя отождествлять эргунэ-кунское племя, даже монголо-дарлекинскую группировку со всеми монголоязычными племенами, а этническую историю монголов с эргунэ-кунским преданием. Вместе ч тем, отчетливо прослеживается процесс формирования племенной группировки, создавшей ханство Хамуг-Монгол улус. В свою очередь, кочевые племена^{хамуг-монгольского} ханства играют роль консолидирующего ядра в формировании исторической общности монголов ХШ-Х1У вв. Контекст предания ясно указывает на местонахождение Эргунэ-куна как современный Аргунский хребет, находящийся в Читинской области России. Исторические рассказы потомков монголо-дарлекинских кочевников раскрывают этимологию этнонима <<монгол>> как тунгусскую кальку названия главного племени <<кият» и одновременно тунгусского слова «поречане». Также в них содержится хронологическая информация о начале истории монгольского племени. Судя по информации, монголы начала Х1У в. имели два разных представления о хронологическом истоке родоначальников Кияна и Нукуза. Одно из них, под влиянием китайских летописей сообщает неправдоподобную древность — 2000 лем назад от времени Рашид-ад-дина, т. е. УН в. до н.э. Другое свидетельствуют о том, что их потомки жили на Эргунэ-куне 400−450 лет и за этот срок возникло племя со своими подразделениями. Если рассчитать, используя другие хронологические информации заключенные в двух главных и других источниках, то поражение и бегство произошло в первой половине 1У в. Последнюю датировку мы предлагаем как наиболее вероятную. Примечательность первой информации состоит в том, что монголы начала Х1У-ХУН вв. прямо свызывали свое происхождение с древними кочевыми племенами дохуннской эпохи, отмеченные в китайских летописях, в частности с «ди», и через них с хунну.

Событие выхода из Эргунэ-куна оставило глубокий след в исторической памяти монголов. Среди вышедших оттуда был Буртэ-Чино, что позволяло хронологически состыковать родословную Чингисхана с эргунэ-кунским периодом истории племени. Анализ родословной Чингис-хана по данным шести источников свидетельствует о том, что она имеет четырехсотлетнюю историю. Генетико-демографические методы расчета показывают возможную достоверность количества предков — 20, данные «Алтан тобчи» («Золотой свод») Мэргэн гэгэна. По названному источнику составлена заново хронологическая таблица предков Чингис-хана, а также транслитерационная корректировка их имен. Нужно отметить, что годы рождений предков.

Чингис-хана не противоречат с объективным ходом смены одного поколения.

Устные исторические рассказы, запечатленные в <<Сокровенном сказании>> и <<Сборнике летописей" неоспоримо свидетельствуют о социальной сущности обока. Совокупность социально-экономических условий центральноазиатских кочевников средневековья вынуждала их объединиться в группы по названию «обок». История возникновения новых обоков, социально-экономические отношения внутри них показывают резкую социальную и имущественную дифференциацию, вместе с ним, хозяйственно-экономическую и военно-политическую их функцию. Источники свидетельствуют о том, что обок — не род и не племя первобытно-общинного строя, а специфическое социальное образование кочевников-скотоводов Центральной Азии Х-ХШ вв., играющее первостепенную роль в этнических процессах населения указанного региона. Специфичность обока обусловлена особенностью экономического базиса, которого нельзя прямо сопоставить ни с одной оседлой культурой. Имеется полное основание идентифицировать обок с племенной организацией общества кочевников Монголии У1−1Х вв. Сравнение с китайскими летописями свидетельствует о возможности существования сходной социальной структуры в хуннскую эпоху. Следуя за современной историографической традицией мы называли обок-племенем, а уруг и ясун (средн. монг. — кость) — родом, хотя существует противоречие с этнографическим определением термина. Слов" а обок, уруг, ясун, улус и ирген в контексте источников заключают в себе разные этносоциальные понятия. Племенная организация была характерной особенностью общества не только монголов Х-ХН вв., но и всех кочевников монгольских степей того периода. Все социальные и этнические процессы опосредствованы и в значительной мере обусловлены племенной организацией по названию «обок».

Структура и функционирование обока характеризуется единством преемственности и изменчивости на протяжении многих столетий, то этнический облик всегда находился в состоянии изменения по мере пополнения людьми разной этнокультурной принадлежности и его дальнейшего разделения. Обок был микроячейкой и первичной средой этногенетического процесса населения Монголии средневековья.