Специфика повседневности и пути формирования ее структур

Актуальность темы

исследования. Слом повседневного жизнеустройства огромного количества людей, произошедший в СССР — России в 90-е годы, привлек внимание гуманитариев к повседневности, одновременно выявив ее зависимость от состояния массового сознания. Слово «повседневность», отсюда, обозначает одно из базовых состояний сознания и соответственно ему формируемый образ реальности. Человеческая жизнь разнообразна в плане проживаемого опыта: от длящихся, необычных и однократных событий (личностное становление, выбор жизненного пути, первая любовь, рождение первенца и пр.) до повторяющихся и привычных, от лишь приблизительно интересного до приоритетно значимого, от «близкого» и знакомого до «далекого» и малоизвестного. Решение подобных задач и усвоение этого опыта требуют и различных усилий. При этом человек не может жить в непрерывном напряжении, постоянно проблематизиро-вать и рефлексивно отслеживать свои поступки. Общечеловеческий интерес заключается в том, чтобы, упорядочивая опыт, экономить силы. Иными словами, чтобы была такая сфера опыта и такой режим жизни, которые не требуют регулярной рефлексии, а жизнь течет плавно — в русле понятности, непротиворечивости и привычности.

Это обстоятельство является источником ряда противоречий в человеческом существовании: человеческая жизнь вынужденно рассредоточена между «полюсами» необычности и обычностихотя многие высшие духовные обретения связаны с напряжениями измененных состояний сознания, именно обыденность составляет основу стабильности человеческой жизниповседневное воспринимается как норма реальности, но повседневность не присуща самой реальности изначально — повседневным нечто не является, а становится, повседневное для одного часто не является таковым для другого.

Все сказанное делает актуальным выделение в многообразном человеческом опыте сферы повседневного (обыденного) опыта. Тематизация повседневности, выявление ее специфики и механизмов производства представляются плодотворными в плане разрешения указанных противоречий. Категориальное исследование повседневности помимо ее содержательных контекстов, безотносительно к ним, актуально и в том смысле, что позволило бы лучше понять переходные периоды в развитии обществ с их вынужденной нестабильностью.

Степень разработанности темы. Темой предметного анализа повседневность стала сравнительно недавно. В классической и неклассической философии повседневное не эксплицируется в качестве предмета исследования, оценивается за редким исключением негативно-критически. За повседневностью закрепляется статус «низкой», профанной сферы деятельности, «доморощенной мудрости» — смутного, дилетантского, некритичного сознания, в противоположность ясному, специализированному, методичному (Платон, Кант, Гегель, Маркс и др.). Н. А. Бердяев, А. Камю, Г. Маркузе, Э. Мунье, Ф. Ницше, X. Ортега-и-Гассет, Э. Фромм, М. Хайдеггер, О. Шпенглер, К. Ясперс и др. отождествляют повседневное с «массовым», обывательским и рассматривают его под знаком культурного упадка, выхолощенности, обезличенности, механицизма. Положительные ценностные коннотации связаны с такими значениями повседневного, как «общепонятное», «здравое», «естественное», «практическое» в противоположность «эзотерическому», «специальному», «абстрактному». Поэтому позитивное значение за повседневностью сохранено в философских направлениях, апеллирующих к донаучному здравому смыслу, одинаковому у всех и во все века (томизм и неотомизм, прагматизм) или «естественному языку» (аналитическая философия).

Философскую разработанность темы повседневного можно обобщенно представить в виде трех блоков.

1. Исследования повседневности в отечественной философии советского и постсоветского периода в гносеологически-мировоззренческом аспекте — как особой формы знания и общественного сознания — «обыденного сознания», основывающейся на обыденном — практическом — опыте и отражающей его в абстрактно-идеализированном виде «народной» или «житейской» мудрости и «здравого смысла». Обыденное сознание синкретично и противоречиво, содержа наряду с относительными истинами явные предрассудки и неправомерные обобщения. Его характеризуют также случайность и бессистемность содержания вследствие эмпиричности, практичности, сложность, многослойность, аморфность, непоследовательность, иллюзорность, ненаучность, нерефлексивность, инертность, эмоциональность, стихийность и т. п. Сосуществуя с другими формами общественного сознания в диалектическом единстве, обыденное сознание не образует замкнутой абсолютной сферы, а представляет собой подвижную форму рациональности: содержит вкрапления научных сведений, открыто научному воздействию, но и любая наука содержит элементы обыденного опыта в виде «научно-популярных» данных и вульгаризованных («оповседневленных») сведенийочевидности обыденного сознания, здравого смысла выступают и концептуальной основой для различных форм знания в обществе (идеологии, морали, политэкономии, религии, искусства, философских и научных теорий), в связи с чем постижение и критика этих форм связаны с выявлением их обыденных корней. Указанный взгляд на повседневность более или менее ясно выражают большинство отечественных авторов: Н. С. Автономова, С. С. Гусев и Б.Я. Пук-шанский, Е. В. Ермакова, В. В. Журавлев, В. Ж. Келле и М. Я. Ковальзон, Е. И. Кукушкина, В. А. Лекторский, Ф. Т. Михайлов, М. Е. Миронов, Т. И. Ойзерман, А. К. Уледов, В. А. Черняк и К. Т. Талипов, B.C. Швырев, и др.

Под впечатлением философского интереса к «естественному» языку, исследований архаического сознания и жизни локальных культур (Дж. Фрэзер, Э. Эванс-Причард и др.) повседневность некоторыми философами полагается в качестве замкнутой коммуникативной, символической «формы жизни», нередуци-руемой к другим ее формам (знанию, науке) и достойной самодовлеющего интеpeca (JI. Витгенштейн, П. Уинч и др.). В отечественной философской литературе последних лет в контексте общего усиления интереса к вненаучным формам опыта наблюдается акцентирование своеобразия, самобытности повседневного, которое понимается не только как форма знания, сознания, но и как форма жизни. Часто повседневное, обыденное номиналистически рассматриваются в качестве общих имен для обозначения практического опыта (Е.К. Быстрицкий, И. Н. Лосева, С. П. Щавелев и др.), массового сознания (Б.А. Грушин, В. Г. Федотова и др.), фольклорно-мифологического сознания (Е.И. Корев, В. М. Найдыш, Л. И. Насонова, В. М. Пивоев и др.), социально-коммуникативного опыта (В.Г. Завод-нюк, Е. К. Макарова И.М. Попова и др.). Большинство авторов согласны с тем, что содержание обыденного знания — накопленный индивидуальный и социальный повседневный опыт, может быть, скорректированный опытом науки и специализированной практики. А. И. Донцовым и О. Е. Баксанским недавно предпринята интересная попытка реконструкции категориальных структур понимания мира обыденным сознанием на основе анализа мифов.

Изучению обыденного сознания посвящена также обширная психологическая и социально-психологическая литература. Обыденное сознание уподобляют здравому смыслу (Ф. Хайдер), общественной психологии (М.Е. Миронов), менталитету (И.Г. Дубов, И.М. Попова), неопредмечиваемым социальным представлениям (С. Московичи). Обыденное сознание в качестве принадлежности индивидуальной психики рассматривается как гибкое и вариативное, нерациональное, но открытое элементам научного знания, с трудом поддающееся рефлексии, но не являющееся полностью бессознательным, выполняющее в основном функцию адаптации личности к окружающей среде и социуму — через упрощение воспринимаемой картины мира, сохранение уже сложившегося мнения и создание стереотипов, сохранение единства с группой и т. д. (М. Лернер, С. Московичи, Е. Уолстер, Т. Н. Березина, Ф. Е. Василюк, И. А. Джедарьян, В. В. Знаков, А. И. Донцов и О. Е. Баксанский, H. J1. Мусхелишвили и Ю. А. Шрейдер, Е. В. Улыбина и ДР-).

2. Зарубежные и отечественные исторические, этносоциологические и социально-антропологические исследования структур повседневности (жизнеобеспечения, институтов, представлений, верований), повседневных взаимодействий и их языка на материале отдельных культур и субкультур («школа Анналов», И. Гофман, А. Я. Гуревич, А. А. Зиновьев, С.Г. Кара-Мурза, Р. Корнифф, К. Леви-Строс, Б. В. Марков, А. Н. Олейник, У. Уорнер, Й. Хейзинга, Т. Б. Щепанская, Э. Эванс-Причард и др.), многочисленные исследования отдельных повседневных практик (моды, юмора, отношения к телу, наказаний, проституции, секса и т. д.). Повседневным взаимодействиям и представлениям в исследованиях данного типа свойственны функции производства традиций, установлений (общественных институтов, правил, норм, ценностей), статусов, человеческих свойств (экономических, этических, эстетических, интеллектуальных, телесных и пр.).

3. Тематизация повседневности в контексте предметной интенции социологии (экспликации «социальной реальности») в качестве формы знания (дотео-ретического) и бытия, выявление ее конституирующего общественную реальность потенциала в «гибридных» ответвлениях феноменологии Э. Гуссерля и «понимающей» социологии М. Вебера: символическом интеракционизме (Дж. Мид, Г. Блумер и др.), этнометодологии (Г. Гарфинкель, А. Сикурел и др.), социальной феноменологии (А. Шюц, Д. Силвермен, М. Филипсон и др.), социологии знания (П. Бергер и Т. Лукман) и др. Критическому анализу неклассических направлений зарубежной социологии посвящен значительный объем отечественной литературы (В.У. Бабушкин, Ю. Н. Давыдов, Е. Д. Руткевич, Л. Г. Ионин, Б. С. Сивиринов, Н. М. Смирнова и др.). В последние годы повседневность как тема эксплицитно рассматривалась Е.В. Золотухиной-Аболиной, В. Н. Сыровым, Б. Вал ь денфел ьсом.

Для формальной экспликации повседневного важно понимание этого последнего как опыта и осознание не естественной и абсолютной, а конститутивной, смысловой природы человеческой реальностипри этом повседневная жизнь, повседневное знание понимаются как конституирующая сфера. Такое понимание отсылает к работам представителей прагматизма Ч. Пирса и У. Джемса (полагание самостоятельности и фундаментального значения для философии смыслов повседневной жизнидействительность как плод человеческой заинтересованности), А. Бергсона (временная природа опыта), методологическим исследованиям теоретиков «наук о культуре» В. Дильтея и Г. Риккерта (своеобразие концептуализации опыта методами «гуманитарных наук»), М. Вебера (экстраполяция методов гуманитарных наук на социальное, «понимающее» взаимодействие), Э. Гуссерля (смысловой, относительностный характер реальности наук, проблематика «эгологического» конституирования «реальности», интерсубъективная природа опыта, «жизненный мир» как псевдоонтологический коррелят многообразного человеческого опыта).

Разработанность темы повседневного можно суммировать в виде нескольких экспозиций:

— тематизация повседневного в отечественной философии советского и постсоветского периода и ряде зарубежных исследований: повседневное рассматривается как естественный и очевидный, относительно самостоятельный элементобыденное сознание или естественный язык («форма жизни»);

— психологические и социально-психологические исследования: тематизация повседневного сужается до изучения обыденного сознания как принадлежности индивидуальной или (и) коллективной психики;

— содержательные экспликации социальной повседневности и ее языков на материале жизни конкретных социальных сообществ, включающие как элемент описания, так и анализ социообразующей функции повседневного;

— тематизация повседневности в феноменологической социологии: повседневное впервые рассматривается формально — в отвлечении от содержательных предметных объективаций и способов представленности повседневного (в знаниях, интересах, общественных структурах и институтах) — исследование повседневного ограничено задачей объяснения социальной реальности через интеракцию.

Анализ указанных направлений разработки темы повседневного позволяет выявить в таковой проблемные моменты и пробелы:

— повседневное рассматривается либо слишком широко и отвлеченно, либо слишком узко и конкретно;

— недостаточное внимание к формальной стороне повседневного — повседневности как таковой в отвлечении от любых конкретных содержаний последней — и его механизмам, откуда вытекает.

— декларативность в приписывании адаптивной функции обыденному опыту;

— повседневное или психологизируется (индивидуализируется) или социоло-гизируетсясоциальное качество повседневности чаще всего не проблематизиру-ется;

— обыденная сфера рассматривается вне связи с проблемностью индивидуально проживаемой жизни.

Проблема исследования определяется противоречивостью статуса повседневности в человеческой жизни: с одной стороны, она формируется социально-спонтанно, с другой — «конструируется» социальными субъектамиона, одновременно, есть сфера нерационального и нерефлексивного, вместе с тем, осознаваема. Подобная противоречивость требует концептуального прояснения.

Объектом исследования является повседневная жизнь.

Предмет исследования — условия и пути формирования значений повседневности как опыт социального конструирования.

Цель диссертационной работы заключается в раскрытии основных смыслов повседневности как особой формы жизни и формирующих ее структур. Цель определяет постановку следующих задач:

— рассмотрение предпосылок экспликации темы повседневности в версиях неклассически понимаемого научного опыта;

— локализация повседневности, в формальном и содержательном отношениях, в многообразии человеческого опыта;

— анализ временной природы повседневного опыта и механизмов повседневного смыслообразования;

— исследование механизмов экстернализации индивидуальных значений повседневного опыта и интернализации социальных значений;

— рассмотрение интерактивного механизма производства мира повседневности.

Методологические основы исследования включают в себя: категории и методологические подходы классической феноменологии (рассматривать факты жизни как значения, полагаемые претерпевающим опыт субъектом, и так, как они даны «чистому сознанию» то есть вне всякого онтологического отнесения, объективаций), феноменологической социологии (рассматривать опыт в «естественной установке» то есть с позиции не «чистого», а «обыденного» сознания, обыденного деятеля, дополненной рефлексией), метод «понимающей социологии» М. Вебера (вносимый субъектом действия смысл — конечное и неустранимое основание социальной реальности), постмодернистский принцип онтологической относительности, концепция «репрезентативной культуры», герменевтические категории и процедуры («вживание», «схватывание», «интуиция», «понимание», «интерпретация» и т. д.). Обыденный опыт рассматривается как в синхроническом срезе (системные отношения), так и диахронически — в его становлении.

Научная новизна исследования заключается в следующем:

1. Предложены формальная и содержательная версии повседневности. В формальном отношении — это то, что привычно, значимо, естественно и бесспорно. В содержательном отношении — это интерсубъективная часть множества индивидуальных повседневностей.

2. Описана область общей повседневности или «повседневности для всех». Она включает в себя, прежде всего, коммуникативные практики (правила и схемы взаимодействия, ролевая идентификация), значения телесно-бытовых практик и взаимодействия по их поводу. Абсолютными «границами» повседневности как коллективно непроблематичной сферы жизни выступает состояние и доступность основных систем жизнеобеспечения.

3. Выявлены основные механизмы производства повседневных значений опыта индивидуальным сознанием и их экстернализации. Это рефлексия в модусах сравнения, апплицирования прошлого опыта на текущий опыт, опривычива-ние при повторении, типизация, социальный обмен ролевыми атрибутами и ожиданиями, социальная экспертиза, мониторинг рутинной деятельности социальными агентами.

4. Определены основные способы интернализации значений социального опыта или представленности другого субъекта и знания о нем в сознании обыденного деятеля: а) нетематический способ: в виде фона, социального контекста значений опыта любого индивидуального сознания, нерелевантных «других» или в виде «отслеживания» рутинной деятельности — своей и «других» — в релевантных социальных практикахб) тематический способ: в виде знания релевантных «других» как субъектов самостоятельной интенциональной активности (аналоги-зирующим конституированием) и в виде объектов, размечивающих персональное пространство социального опыта (типизацией и идеализацией).

5. Представлена структура понимания действий другого субъекта, формирующаяся через рутинные и нерутинные практики общения. В первом случае интересует — что делает социальный агент («отслеживание» деятельности как суть обыденной компетентности). Во втором случае интересуют основания деятельности другого субъекта (намерения и внешние причины, цели, желания, мотивы). Мир «других» в сознании обыденного деятеля оказывается стратифицированным на смысловые зоны в соответствии с их релевантностью.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Жизненная задача обыденного деятеля — редукция нового и проблематичного — к привычномупринципиальных проблем своего существования — к рутинным.

2. Повседневность — зона устойчивости человеческой жизни, она есть место производства реальности, характеризуемой привычностью и непроблематичностью.

3. В самой повседневности существует ее инвариантная интерсубъективная часть, «ядро», которое можно охарактеризовать как консенсусную сферу жизни многих взаимодействующих и обменивающихся опытом людей. Она включает в себя значения собственно взаимодействия (правила и схемы действий, ролевая и групповая идентификация, типы ситуаций, событий, участников и пр.) и опирается на фундамент социальных значений телесно-бытовых практик. «Абсолютной» границей повседневности является состояние и доступность основных систем жизнеобеспеченияза ее пределами человек не может формировать мир привычного.

4. Основными механизмами «нормализации» необычного в жизненном опыте и, таким образом, его «оповседневнивания» являются игнорирование, исключение из сферы привычного (чудо, трюк, галлюцинация), переинтерпретация через отсылку к уже известным значениям или авторитету «экспертов». Помещение нового опыта в категориальные структуры «прошлого» и «устойчивого» осуществляется посредством памяти, рефлексии, механизмов уподобления, различения и типизации.

5. Типизация и типологическое понимание — основные структурообразующие матрицы складывания повседневности. Стереотипное действие, автоматизм являются конечным выражением типизации.

6. Мир повседневности следует понимать как результат сопряжения усилий индивидов в производстве значений опыта, обусловленный социальными механизмами их экстернализации, а не как среднеарифметическое или детерминацию индивидуального всеобщим.

Теоретическая значимость диссертационной работы заключается в развитии элементов антинатуралистического мировоззрения — выработке взгляда на человеческую жизнь как на многообразный индивидуальный и коллективный опыт производства значений реальностив разработке категориального аппарата и развитии методов феноменологического исследования повседневной жизни как сложной скрупулезно организованной и самовоспроизводящейся формыв прояснении методологических тенденций естествознания и обществознания, разграничении «классического» и «неклассического" — в переориентации философской рефлексии на исследование реального многообразия человеческого опыта.

Практическая значимость исследования определяется тем, что его методология, основные сюжеты и экспозиции, положения и выводы могут быть использованы для более углубленных исследований темы и ее отдельных аспектов, могут стать основой разработки вузовских курсов по философии, социологии, культурологии и смежным дисциплинам.

Апробация работы. Основные положения исследования были представлены в форме докладов и сообщений на научных конференциях — международных (Классика и модернизм в научной мысли. Новосибирск, 2004; Социальная агрессивность. Третьи Кузбасские философские чтения. Кемерово, 2004), Всероссийской («Язык культуры и культура языка». Тюмень, 2001), региональных (II Областная научная конференция «Молодые ученые Кузбассу». Кемерово, 2003; IV Региональная научно-практическая конференция студентов и аспирантов, посвященная 50-летию КемГУ. Новокузнецк, 2004). Диссертация обсуждалась в полном объеме на кафедре философии и социологии Кемеровского института (филиала) Российского государственного торгово-экономического университета, на кафедре философии КемГУ. Результаты исследования были использованы при чтении курса философии в Кемеровском институте (филиале) РГТЭУ.

Структура работы: диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы. Общий объем диссертации — 183 с.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Человеческая жизнь, понятая как опыт сознания, проживающего свои значения реальности, крайне многообразна, из чего вытекает, как ее противоречивость, так и ее главный интерес — обеспечение нормального качества жизни то есть латентной осмысленности ее ситуаций и обстоятельств, делающей жизнь в общем непроблематичной. Опыт, кроме того, новационен по своей сути, что также препятствует нормальному течению жизни, достижению определенности в ее обстоятельствах. Поэтому, сколь теоретической, столь и практической задачей является нахождение и поддержание особого режима (формата) жизни, который мы назвали «обыденным» или «повседневным», имея в виду то существенное в повседневном, что не зависит от его конкретного содержания у разных людей и в различные эпохи, но всегда создает прочный «тыл» новому опыту, задает жизни регулярность, понятность и привычность.

Исследование общей формы повседневного (то есть повседневности как таковой, а не конкретных феноменов обыденной жизни — моды, трудовой деятельности, секса и т. п.) и путей, механизмов складывания ее регулярностей реализует путь философского, умозрительного, на основе анализа опыта сознания решения поставленной проблемы, предполагая и адекватную методологию, в основе которой — наблюдение с позиции агента повседневности, обыденного деятеля, дополненной рефлексией.

В первой главе повседневность эксплицируется среди многообразия жизненного опыта и его значений. Выявление философско-методологических предпосылок исследования повседневного в качестве темы предполагает анализ классической и неклассической познавательных парадигм в естествознании и обще-ствознании. Именно в рамках второй из них повседневность получает суверенное значение конституирующей реальность сферы — дотеоретического знания того, что взаимодействующие социальные субъекты полагают реальным.

Повседневное формально локализуется в жизненном мире субъекта как сфера приоритетно значимых (релевантных), а потому привычных и безвариантных значений реальности. Эта реальность, как и сами организующие ее приоритетные значимости, индивидуальна, полагая в своих пределах жизнь как непроблематичную и рутинную, регулируемую не рефлексией, а образцами-стереотипами. Социальность, интерсубъективность значениям повседневности придается коллективностью их конституирования — тем, что люди обмениваются опытом и ожиданиями друг от друга, которые стараются удовлетворять. Поэтому содержательно повседневные значения в любом социуме — прежде всего значения взаимодействия, коммуникации (правила, роли, приемы), фундаментом которых являются значения взаимодействия в быту. Сама возможность регулярно-стей, нормализации жизни в сфере быта является абсолютной границей повседневности как коллективно непроблематичной сферы жизни и цивилизованного существования. Такая широкая интерсубъективность немыслима для относительно нерелевантных сфер значений («миры» наук, игр, секса, безумия, абсолютистски понимаемой морали и пр.), в которых индивид не участвует (вследствие незаинтересованности в них) или участвует изредка и которые, таким образом, занимают в социуме традиционно маргинальные смысловые ниши. Именно социальность значений реальности придает им прочный характер и в глазах индивида.

Во второй главе описываются принципы, механизмы и сам процесс (характерные ситуации) производства и поддержания смысловых регулярностей, задающие жизни обыденный формат. Рефлексивные акты придают значения, определенность данностям индивидуального опыта, полагая отношение к чему-либо в опыте и таким образом выхватывая фрагмент из его потока. Обычно такие акты неотличимы от припоминания. Набрасывая припоминаемое на будущее, рефлексия в модусе воображения-ожидания выступает основой проективного поведения. Объединяя ретроспективные и перспективные пласты опыта в единый континуум внутреннего сознания-времени, рефлексия задает единство опыту и «я» как принцип этого единства. Апплицирование (набрасывания) уже осмысленного прошлого опыта на наличную ситуацию и перспективу формирует типические ожидания как устойчивые смысловые структуры опыта, нерелятивные к новым ситуациям. Поскольку же новый опыт, всегда неся зерно абсурда, неизбежно корректирует и изменяет ожидания, а требование нормального, непроблематичного хода жизни предполагает инвариантность ожиданий опыта, последние (в виде типических конструктов, ролей, поведенческих схем) выступают условными конструкциями. Рефлексия, логические процедуры сравнения, уподобления, различения, отождествления и др. задают осмысленность фрагментам и целому индивидуального жизненного опыта, который предстает в основном привычным, предсказуемым, типическим. Повседневный режим жизни организуется индивидуальным сознанием на основе «встроенной» идеализации, согласно которой то, что было, будет происходить и впредь без всяких исключений и модификаций.

Типизация и типологическое понимание означают, что обыденные деятели не просто фиксируют в значениях характеристики объектов, но вычленяют значимые, подкрепляя их поведением: из всего спектра характеристик объекта отбираются строго определенные интересом и предпочтениемпоследние критерии являются социальными по своему происхождению. Повседневное взаимодействие не встречает затруднений именно потому, что фактически имеющие место различия жизненных миров несущественны в повседневном формате взаимодействия, где люди ведут себя так, будто миры их интересов совпадают, выступая не как индивидуальности, а как «интересы», «роли» то есть типы.

Производство обыденного формата жизни — неизбежно социальное предприятие. Обыденная реальность — реальность социальных агентов, то, чему они придают значение. Собственно, акты придания значений, тетические акты и характеризуют онтологический статус полагаемых этими актами объектов и отношений в качестве социального. Предпосылкой и ресурсом экстернализации индивидуальных типологических значений является их общезначимость: люди заинтересованы в одинаковом понимании мира, стремятся выстраивать свои действия подобно тому, как, по их мнению, ожидают от них другие участники взаимодействий, «обучают» друг друга определению ситуаций. Арсенал механизмов типологического понимания включает речевые и ситуативные знаки (стиль, жанр, «аура», первое впечатление, аллюзии и пр.) — взаимную демонстрацию сте-реотипизированных и институциализированных ролевых атрибутов, свидетельствующих об избранных значениях и ценностях, маркирующих как актеров, так и акты взаимодействийсоциальную экспертизу — определение аномальных для обыденности ситуаций авторитетными суждениями специалистов «со стороны», для которых эти ситуации нормальнынеявный мониторинг деятельности — чужой и своей — обыденными агентами в случае рутинной деятельности, позволяющий, следуя правилу, продолжать рутину социальной жизни. Институционализация обыденных значений — высший уровень их экстернализации — заключается в отражении видимых последствий индивидуальных или межсубъектных значений в «зеркале» опыта других (особенно значимых), для кого эти значения изначально являются не условными, а носят внешний характер жесткого факта (для детей — отношения родителей). Прежде всего, опривычиванию, экстернализации и институционализации подвергается сам процесс коммуникации.

Несмотря на то, что индивиду всегда преддан социальный мир (в виде языка, упорядоченных в пространстве и времени форм деятельности и коммуникации), индивидуальное производство значений реальности относительно автономно от институционализированного в обществе знания: последнее недоступно индивиду в терминах его опыта. Интерсубъективность значений повседневной реальности — результат совместности их выработки, обусловленной механизмами их экстернализации, а не результат детерминации индивидуального всеобщим.

Интернализация значений социального опыта рассматривается как вопрос о способах присутствия «другого» в опыте индивида и их влиянии на жизненный формат. «Другой» представлен в повседневном опыте индивида двояко. Во-первых, как своеобразный со-субъект производства реальности: нетематическив социальном генезисе любого доступного индивиду знания, тематически — в повседневной реконструкции субъективности «другого», его самого как субъекта интенциональной активности. Во-вторых, как объект «мира» повседневности: нетематически — как агент рутинных социальных взаимодействий, тематически — в различного рода определенностях, от телесной до психической, отражающих специфику значимости «другого» для индивида. Все люди, на поведение которых мы можем повлиять, или способные повлиять на наше релевантны для нас в каком-то отношении. При этом тематический интерес к субъективности «другого» имеет тенденцию уменьшаться по мере опривычивания, типизации, институ-ционализации взаимодействия с ним. Основой житейской компетентности людей выступает деперсонифицированное и слабо рационализированное знание практик деятельности и взаимодействия то есть особая роль в производстве обыденного формата жизни принадлежит «другим», которые релевантны для нас именно в роли адресатов и контекстов наших рутинных действий и практик, выступая в них «такими же, как мы». «Нормальная» — латентно осмысленная — социальная жизнь предполагает относительную свободу от рефлексии (только в виде «отслеживания» действий «другого») и проблематизации, а следовательно, типичность и привычность ситуаций взаимодействия, постоянство значимостей релевантных «других», рутинизацию социальных практик. Оба вида присутствия «другого» — тематическое и нетематическое — формируют жизненный мир индивида, включая область его релевантных значений — повседневную реальность социального. Экстернализованные индивидуальные и интернализованные социальные значения опыта задают жизни обыденный (нормальный, непроблематичный) формат.

Интерес обыденного деятеля — чтобы жизнь протекала нормально то есть была латентно осмысленной в своих обстоятельствах, поставляя только рутинные, следовательно, решаемые проблемы. Это вынуждает постоянно воспроизводить идеализированный обыденный режим жизни, оповседневнивая и объективируя значения опыта в регулярности существования. Оповседневниванию значений способствует их каждодневная практической значимость, подкрепляемая поведением. Постоянное повторение ситуаций делает их типичными. С другой стороны, обыденные деятели, будучи заинтересованными в правильном распознавании ситуаций взаимодействия (одинаковом понимании мира) взаимно демонстрируют друг другу свои определения ситуаций в виде атрибутов играемых ролей. В ходе повторяющихся взаимодействий последние приобретают отчужденный от личностей «исполнителей» самодостаточный характер. Поэтому для повседневных действий не нужна изощренная рефлексия, а достаточно знания типов людей, объектов, ситуаций и «рецептов» действий.

Издавна признано, что строй повседневной жизни и деятельности, обычаи, мода оказывают влияние (и даже определяющее) на душевную и духовную жизнь (верования и желания, мыслительные привычки и стереотипы, идейные системы и общественные установления). Вполне привычны также апелляции к обыденному здравому смыслу как «третейскому судье» в спорах на темы, затрагивающие всехроль такого — «мирского» — судьи издавна препоручена философии как умозрительному коммуникативному испытанию любых знаний и интересов на обыденный и коллективный здравый смысл. Два распространенных способа позитивного задействования повседневности в общественной практике важно дополнить теоретическим исследованием повседневности как таковой, подходом к ней как к сложной, скрупулезно организованной и самовоспроизводящейся форме жизни.

Исследование повседневности в контексте многообразия человеческого опыта позволяет преодолеть односторонние рационалистические, биологизаторские и прочие редукционистские трактовки человека, развивает подход к феноменам человеческого бытия, как к практикам, имеющим главной целью производство порядков существования — индивидуальных и социальных. Данный подход видится перспективным и может быть экстраполирован на близкие области знания. Феноменологическое исследование повседневности значимо в наши дни повсеместного манипулирования мышлением тем, что дисциплинирует сознание, позволяя ему идентифицировать предлагаемые «реальности» жизни в качестве навязываемых «симулякров». Неклассический взгляд на реальность с позиции ее конституирования субъектами в ходе их повседневных практик, являясь продолжением критической традиции мышления, изобличает любые попытки выдавать за благо проекты, образцы, соблазны социальной, культурной или экономической моды как конъюнктурные и, по своему существу, манипуляторные. Рефлексивное проникновение в социальную повседневность как тайную «фабрику» значений реальности символически высвобождает человека из-под ее безликой власти. Это означает безусловную эмансипацию индивида, может быть, единственный смысл доступной нам свободы.