Саморепрезентация смысла социальной реальности в мифо-логическом дискурсе

Актуальность исследования. Актуальность избранной для исследования темы связана с общим кризисом классической рациональности с ее ориентацией на научность и универсальность описаний социального мира в терминах объективной истины. Данная установка в рамках «постсовременной» философии квалифицируется как логоцентристский миф западноевропейской культуры, исчерпавшей собственные возможности и подошедшей к пределу своего бытия. Вместе с тем, альтернативная научной рациональности постмодернистская деконструкция нацелена на уничтожение рациональности и субъективности, что приводит к порождению условий для возникновения современных мифов, то есть к мифологизации социальной дискурсивности.

Философская рациональность, таким образом, полностью «обнуляется» и замещается потоком чувствующего переживания, воспринимающего пограничное состояние культуры в общей атмосфере негативности и деструк-тивности. На границе собственного существования логос становится не отличимым от мифа, философия превращается в мифологию. На смену универсалистскому мифу «социального прогресса» приходит эсхатологический миф наступившего «конца социального». На этом фоне остро заявляет о себе необходимость введения в философский процесс саморефлексивного мышления, основанием которого является понимающий субъект как носитель смысла дискурсивности. Сохранение осмысленности социально-философских построений на базе мыслящей субъективности позволяет остаться в рамках социальной рациональности, не выходя в пространство мифологических представлений.

Степень изученности проблемы. Целостный подход к исследованию саморепрезентации смысла социальной реальности определяет ее рассмотрение в аспекте самоконструирующейся системы социального знания через точку социального субъекта. Самопредставление социальной реальности задается двумя способами, исходящими из имманентной либо трансцендентной перспективы описания общества. Имманентная позиция подходит к изучению социальной реальности в аспекте тождества как целостному образованию, в конструктах которого осуществляется самоопределение мышления исследователя. К авторам, в чьих текстах реализуется имманентный подход или, по крайней мере, прослеживаются попытки его придерживаться, можно отнести П. Бергера, П. Бурдье, Г.-Г. Гадамера, Ж. Делёза, К. Касториадиса, Ф. Коркюфа, Т. Лукмана, Н. Лумана, Ж.-Л. Нанси, П. Рикёра, М. Хайдеггера, Ф. Шеллинга, У. Эко, Н. Элиаса, А. Бикбова, О. Бушмакину, Ю. Качанова, В. Малахова и др.

Попытки выйти из замкнутой на саму себя имманентной системы и сделать ее доступной для рассуждений предпринимаются с позиций трансцендентного подхода, основывающегося на введении в изучаемую социальную систему различий как бинарных оппозиций и вынесении за ее пределы теоретика-наблюдателя. Данная методологическая установка четко прослеживается в работах Р. Барта, Ж. Бодрийяра, М. Вебера, В. Виндельбанда, Г. Гегеля, Ж. Деррида, Э. Дюркгейма, К. Леви-Строса, Ж.-Ф. Лиотара, К. Ман-хейма, Г. Риккерта и др.

Второй блок, относящийся к тематике смысла социальной дискурсив-ности, включает в себя тексты постмодернистов и постструктуралистов Р. Барта, Ж. Бодрийяра, Ж. Делёза, Ж. Деррида, Ж. Лакана, а также философов, работающих в русле герменевтической традиции, — Г.-Г. Гадамера, В. Диль-тея, Ж.-Л. Нанси, П. Рикёра, П. Серио, О. Бушмакиной, В. Налимова, В. Руднева и др.

Фундаментальные исследования по мифам, релевантные для данного диссертационного исследования, представлены третьим блоком публикаций. Это классические труды по теории мифа Э. Кассирера, Дж. Кэмпбелла, К. Леви-Строса, В. Тэрнера, Ф. Шеллинга, М. Элиаде, Я. Голосовкера, Ф. Кес-сиди, А. Лосева, А. Пятигорского, О. Фрейденберг. Психоаналитические гипотезы формирования мифов предлагаются Э. Нойманном, 3. Фрейдом, К. Г. Юнгом.

Миф как литературная конструкция рассматривается в четвертом блоке, в работах по семиологии, нарративности и текстуальности. Сюда можно отнести исследования Р. Барта, П. Рикёра, У. Эко, Ю. Лотмана, Е. Мелетин-ского, В. Проппа.

Пятый блок объединяет публикации по социальной мифологии. В работах К. Флада, П. Гуревича, Р. Зобова, Г. Осипова, С. Кара-Мурзы, В. Ке-ласьева, В. Пивоева, Г. Почепцова, В. Шестакова социальный миф понимается как субъективно-иллюзорная форма восприятия объективной социальной действительности и как эффективное средство легитимации политической власти.

И, наконец, шестой блок публикаций содержит исследования, позволяющие рассматривать возможность самопредставления социального в структурах мифо-логичности. Это тексты Р. Барта, Ж. Бодрийяра, С. Жижека, Ж. Лакана, К. Леви-Строса, П. Рикёра, X. Уайта. •.

Объект и предмет исследования. Объектом исследования является самопредставление социальной реальности в структурах субъективности, предметом — конструирование мифо-логического дискурса как способа самопредъявления смыслов социального.

Цель и задачи исследования

Цель диссертационной работы — предъявить самопредставленис смысла социальной реальности в структурах саморефлексирующей социальной субъективности, манифестированной в конструкциях мифо-логического дискурса. Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

— показать способы рационализации субъективности в структурах социального;

— определить парадоксальные основания социального логоса на границе социальной дискурсивности;

— установить объективацию смыслов настоящего в мифологических структурах;

— выявить мифологизацию социальной реальности в эссенциализме;

— обосновать позицию субъекта смысла мифо-логического дискурса.

Теоретико-методологическая основа исследования. Поскольку социальная реальность утверждается в данной работе как реальность дискурсивная, постольку социальная субъективность понимается как самопредъявляющаяся в осмысленных структурах языка. Целостность смысла как его неразложимость на составные элементы требует привлечения целостного подхода к изучению социальной реальности на основе герменевтической онтологии, реализуемой методом субъект-объектного тождества.

Онто-гносеологическая направленность диссертационного исследования обусловила необходимость обращения к корпусу философских текстов, написанных в аспекте современной герменевтики и представленных, прежде всего, именами Г.-Г. Гадамера, Ж.-Д. Нанси, П. Рикёра, М. Хайдеггера, в работах которых социальное бытие понимается в тождестве с языком, мышлением и временем. Использование метода субъект-объектного тождества потребовало тщательного анализа классических трудов по философии, особенно Г. Гегеля, Р. Декарта и Ф. Шеллинга. Р. Декарта можно рассматривать как основоположника философствования в категориях субъективности и объективности. Кроме того, именно у Р. Декарта впервые произошло закрепление представления о самоосновности человеческого мышления, которое стало базисным положением, открывающим возможность самостоятельной философской дискурсивности, исходящей из убеждения о невозможности мыслить о мышлении, выходя за его пределы в акте трансценденции. Здесь обнаруживается принципиальная имманентность философских объектов, тождество объекта и субъекта процесса мышления. У Г. Гегеля и Ф. Шеллинга осуществляется дальнейшее развитие картезианского тождества субъекта и объекта по двум противоположным направлениям в русле позитивной и негативной онтологии. Гегелевская система исходит из принципа противоречия, кладя в основу бытия не-бытие, ничто. Шеллингианская традиция построения философского дискурса позволяет представить социальную реальность как сконструированную систему социального знания, в языковых структурах которой происходит самоопределение мыслящей субъективности. В этом смысле методологически значимой представляется герменевтическая онтология М. Хайдеггера, поскольку предпосылает всем философским исследованиям фундаментальный вопрос («почему, существует, собственно, бытие, а не ничто?»), проблематизирующий логическую равноценность выбора «бытия» или «не-бытия» в качестве отправного пункта рассуждений. Решение данной проблемы осуществляется в работах О. Бушмакиной, рецепция которых позволила автору концептуально оформить собственное диссертационное исследование.

Поскольку в данной работе социальность анализируется в качестве самоконструирующейся реальности системы знания, постольку большое внимание было уделено обстоятельному изучению философских проблем, связанных с конструктивизмом. Вопросы конструирования социальной реальности излагаются в работах П. Бергера, П. Бурдье, Ф. Коркюфа, Р. Ленуара, Т. Лукмана, Н. Лумана, Д. Мерлье, Л. Пэнто, П. Шампаня, А. Щюца, Н. Элиаса, Ю. Качанова, В. Малахова.

Необходимость в установлении пределов социальной рациональности потребовала обращения к текстам Ж. Батая, Г. Башляра, Ж. Бодрийяра, Ж. Делёза, Ж. Деррида, К. Леви-Строса, 3. Фрейда, М. Фуко, Н. Автономовой.

Выбор концепции Ж. Лакана и его последователя С. Жижека в значительной степени послужил основой выявления дискурсивных механизмов формирования социального мифа как воображаемой фантазматической конструкции, призванной заполнить «разрыв» в системе социального знания вследствие элиминации из нее конструирующего субъекта-исследователя. Прояснение вопросов относительно мифов о социальной истории было осуществлено благодаря работам Р. Анкерсмита, А. Данто, Б. Кроче X. Уайта.

Научная новизна основных результатов исследования заключается в следующем:

— показаны способы рационализации субъективности в структурах социального через полную объективацию социального смысла в мифологических конструктах дискурса «абсолютного субъекта», или «социальной действительности» как объективной данности, либо чистую субъективацию социальности в непрерывном неопределенном потоке внутричувственного переживания, что приводит к необходимости самоопределения социального в структурах субъект-объектной целостности;

— определена парадоксальность социального логоса на границе социальной дискурсивности, основанием которой является субстанциализация субъективности и объективности, вследствие чего возникает тавтология логоса и мифа как нерефлексируемого тождества, приводящая к парадоксу существования не-существования социального бытия, «место"-положение которого оказывается пустым, продуцируется миф о «конце социального»;

— установлена объективация смысла «настоящего» в мифологических структурах, манифестирующихся во времени как социальная идеология, а в пространстве — как социальная утопия;

— выявлена мифологизация социальной реальности в эссенциализме, реализующаяся через гипостазирование социальных понятий, реификацию социальных отношений и эссенциализацию социальных сущностей;

— обоснована позиция субъекта смысла саморефлексирующего мифологического дискурса на границе самоопределяющейся социальной реальности в точке субъект-объектного тождества, предъявляющей тождество социального бытия, языка и мышления как тождество мифа и логоса.

Положения, выносимые на защиту:

— пределы рационализации целостности социальной субъективности показываются в мифологических конструктах дискурса «абсолютного субъекта» и в непрерывном неопределенном потоке внутричувственного переживания;

— основания социальной дискурсивности определяются на границе через тавтологию и парадокс мифа и логоса;

— пространственная и временная объективация смысла «настоящего» устанавливается в структурах мифологического дискурса;

— мифологизация социальной реальности выявляется в принципах гипо-стазирования, реификации и эссенциализации;

— саморефлексия социальной субъективности обосновывается как позиция субъекта самоопределяющегося смысла мифо-логического дискурса на границе социальной реальности.

Научно-практическая значимость диссертационного исследования. Теоретическая значимость работы заключается в построении целостной модели саморепрезентации социальной реальности в структурах саморефлексирующей мифо-логической дискурсивности. Практическая значимость состоит в том, что полученные в результате исследования выводы могут быть положены в основу дальнейшей разработки ряда тем по современной социальной философии, культурологии, эпистемологии, а также использованы в учебном процессе в виде различных спецкурсов.

Апробация работы. Основные положения диссертации были представлены в публикациях, неоднократно обсуждались на кафедре социологии коммуникаций и кафедре философии УдГУ, на аспирантских семинарах, излагались в выступлениях на V российской университетско-академической научно-практической конференции (Ижевск, 2001), VI Всероссийской научно-практической конференции «Современные социально-политические технологии в сфере развития межрегиональных связей» (Ижевск, 2001), VII научно-практической конференции «Современные социально-политические технологии в сфере формирования толерантного общественного сознания» (Ижевск, 2002), Международной научно-практической конференции «Международная политэкономия и политические науки в аспекте глобализации» (Ижевск, 2003), Всероссийской научно-практической конференции «Современные социально-политические технологии и информационное пространство российских регионов: история, проблемы, перспективы» (Ижевск, 2004), Шестой российской университетско-академической научно-практической конференции (Ижевск, 2004), Всероссийской научно-практической конференции «Современные социально-политические технологии: проблемы теории и общественной практики» (Ижевск, 2005). Основные идеи диссертации использовались автором при разработке курсов «Психоанализ рекламы», «Манипулятивное воздействие массовой коммуникации», «Семиотика», а также спецкурса «Мифология массового сознания», читаемых студентам Института социальных коммуникаций УдГУ, обучающихся по специальностям «связи с общественностью» и «реклама».

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и библиографического списка. Общий объем диссертации представлен 128 стр. основного текста и 17 стр. библиографического списка, включающего 251 наименование использованных источников.

Заключение

.

Проведенное исследование было предпринято в связи с тем, что в настоящее время констатируется исчерпанность классической парадигмы мышления с ориентацией на нерефлексируемые идеалы научной объективности. Возникает необходимость социальной саморепрезентации в структурах осмысленной субъективности.

Исключение саморефлексивности социального мышления сталкивает исследователя с проблемой мифологизации социальной реальности в структурах объективации, функционирующих как социальная идеология и утопия. Их ориентация на идеалы научности и претензия на истинность «в последней инстанции» приводят к полной объективации системы социального знания и элиминации мыслящего субъекта за пределы описываемой социальной реальности, что приводит к ее нигилизации и обессмысливанию. В этой связи и на общем фоне кризиса объективистского подхода одной из самых значимых задач современной социальной философии становится проблема возвращения смысла и субъективности в лоно социально-теоретических построений, не прибегая к мифологическим конструкциям.

Сущностная субъективность и целостная «природа» смысла требуют использования в теоретических рассуждениях о социальной реальности целостного подхода на основе принципа самоопределяющейся социальной субъективности в дискурсивных конструктах языка.

Социально-философский дискурс, традиционно ориентирующийся на идеалы научной истины и объективности, сталкивается в своих границах с проблемой субъективности. В данном случае поиск оснований социальной рациональности сводится к поиску объективных оснований, удостоверяющих истинность, общезначимость социального познания.

Поиск объективных оснований социальных наук осуществляется через отсылку к Разуму как инстанции абсолютной субъективности, обладающей объективной истиной непреходящего свойства. Трансцендентализм предъявляется как миф о всемирной истории, который прокламируется абсолютным субъектом, объективирующим собственную субъективность в структурах социальной истории, имеющей трансцендентный смысл. Здесь осуществляется полная объективация социальной субъективности в конструктах истории «как она есть», или как данности.

Отказ от научно-объективистской рационализации в рамках системы социально-гуманитарного знания в результате его полной субъективации приводит к тому, что социальность подвергается дескрипции через психологические структуры индивидуального внутреннего опыта и приводит к психологизации общества. Возникает миф о социальности как непрерывном потоке внутренней чувственности. При этом появляется предпосылка для введения в социальный анализ имманентного подхода, который не может полностью актуализироваться ввиду того, что исчезает объективность, а вместе с ней и возможность самоопределения субъективности в структурах языка и мышления.

Как полная субъективация познавательного отношения, так и его полная объективация по своим конечным результатам совпадают, ибо равным образом реализуют отказ от мышления в пользу не-мышления. Полная объективация мышления в трансцендентальном субъективизме инвестирует в систему знания в качестве ее основания абсолютное, или чистое, бытие, «абсолютная очищенность» которого от мышления делает его бессодержательным, пустым, а поэтому бытие становится тождественным с «ничто». Тезис о разумности всего действительного превращается в противоположный тезис иррациональности и иллюзорности всего существующего, требующего своей рациональной реконструкции, что приводит к парадоксализации и нигилиза-ции социального бытия.

Это адекватно представлению о том, что непосредственное существование социального индивида в потоке переживаний возможно без мышления: «Я мыслю там, где я не существую, и существую там, где я не мыслю». Возникает ситуация парадоксального существования «отсутствия в присутствии и присутствия в отсутствии». Существование отождествляется с бессознательным состоянием «без-мыслия», исходя из чего процесс социального бытия рассматривается как сущностно детерминируемый бессознательными структурами психического. Существование «свободной субъективности» как континуальной текучести социальной семантики оказывается нонсенсом.

Поскольку миф изначально связывается в западноевропейской традиции философствования с запредельной для смысла и разума сферой иррационального и бессмысленного, постольку в результате доведения до логического предела интенций по субстанциализации субъективности и объективности возникает парадокс тождества логоса и мифа. Следствием мифологизации социального логоса является утверждение в качестве структурирующей социальное бытие инстанции нонсенса. «Апофатизм» сущности социального бытия приводит к антиномии существования не-существования общества, «место-положение» которого оказывается пустым, порождая миф о «конце социального».

В аспекте времени это равнозначно тому, что настоящее полностью опустошается и обнуляется. Поток чистой субъективности трансформируется в поток не-бытия, или чистой объективности. Чистая перцепция, не опосредуемая в знаках языка, не несет в себе определяющего начала и потому неспособна отразиться в исторических структурах социального бытия как текста. Это адекватно полному растворению субъективности в потоке нерефлек-сируемой повседневности, в которой ничего не происходит ввиду ее нераз-личенности, то есть как бы изо дня в день повторяется одно и то же. С одной стороны, повтор является условием для структурирования через типизации, с другой стороны, неизменность социального существования приводит к тому, что социальное время в структуре повседневного существования объективируется и отождествляется с пространством социальных типизации.

Полная объективация социальной субъективности связана с трансцен-денцией смысла настоящего. Эта процедура является следствием гипостази-рования «прошлого» и «будущего», выступающих конституентами социальной истории. Настоящее тогда трактуется исключительно отрицательно — как «не» прошлое и «не» будущее — и, подвергаясь удвоенной негации, предельно опустошается. Смысл настоящего отсрочивается, откладывается во времени, проецируется либо в прошлое, либо в будущее, продуцируя парадоксально-временные модусы присутствия «настоящее-в-прошлом» и «настоя-щее-в-будущем». Время интерпретируется как объективное образование, независимое от социального субъекта, и представляет собой определенным образом структурированный поток, в русле которого и осуществляется историческое существование общества. История общества понимается в этом случае как социальный прогресс, каждый этап в процессе которого является лишь подготовкой к последующей, более совершенной ступени общественно-исторического развития. Смысл социальной истории связывается с представлениями о ее конце, эсхатологизируется.

Таким образом, объективация смысла настоящего выводит его за пределы актуального социального текста, превращая тем самым в трансцендентную точку зрения, в позиции которой располагается абсолютный субъект как носитель абсолютного смысла. С абсолютной позиции вневременного смысла трансцендентального наблюдателя социальный мир в настоящий момент времени не совершенен, не такой, каким должен быть, требует постоянной доработки. В этом случае тавтологическое состояние «общество есть то, что оно есть» заменяется парадоксальным, согласно которому «общество есть то, что оно не есть». Репрезентация социальной реальности предстает как объективистский дискурс абсолютного субъекта, регистрирующего собственные наблюдения в системе высказываний о социальном мире как объекте. Текст абсолютного субъекта о социальной реальности выступает как социальная идеология. Поскольку место-положение смысла в пространстве актуального социального текста здесь установить невозможно, необходимо говорить о том, что он а-топичен, то есть буквально существует в «нигде». В этом случае речь идет о социальной утопии. Следовательно, социальный миф в аспекте времени манифестирует себя как идеология, а в аспекте пространствакак утопия.

Попытки понимания социальности через отнесение ее к данности как объективному референту, определяющему основания социальной рациональности, приводит к мифологизации социально-философских построений через гипостазирование социальных понятий, реификацию социальных отношений и эссенциализацию социальных сущностей.

Согласно научному рационализму, вырастающему на почве естественной установки повседневного опыта, субъект-объектные отношения не могут быть опосредованы ничем «третьим», поэтому язык выступает здесь абсолютно прозрачным и потому не просматриваемым средством, индифферентно фиксирующим результаты деятельности познающего разума. Мир описывается, якобы, таким, каким он есть на самом деле, поскольку предполагается, что между разумом и миром существует отношение «естественной» сиг-нификации. Это совпадение является следствием господства номинативной, или репрезентативной (репродуктивной), теории языка. В силу такой установки из поля зрения выпадает радикальная произвольность и перформатив-ность любой номинации, исчезает условие саморефлексивности языковых структур.

Социальный субъект, применяющий различения для осуществления конструирующей операции наблюдения за социальной реальностью, исключает самого себя из того, что он наблюдает, становясь тем самым «исключенным третьим» своего наблюдения, безотносительным к тому, какое он использует языковое различение. Таким образом, сама практика обозначающего различения не проявляется, не рефлектируется в этом различении. Она существует как «слепое пятно» системы социального знания, как «место» отсутствующего субъекта. Объективирующее исключение социального субъекта как единства различений из познавательного отношения приводит к пара-доксализации системы социального знания, блокирующей ее целостное (непротиворечивое) и осмысленное выстраивание. Системный «разрыв» заполняется мифологическими конструктами, которые не столько соединяют, сколько увеличивают «разрыв», субстанциализируя структуры мышления и объективируя смыслы социального.

Для того, чтобы избежать подмены социально-философской дискур-сивности социально-мифологическим дискурсом, необходимо утвердить субъекта мифо-логического дискурса, рефлектирующего собственные основания и критически рассматривающего социальный миф как дискурс, произведенный тем или иным субъектом. Это позволяет не только установить имя анонимного субъекта мифологического дискурса, но и установить теоретические основания его конструкций. Возникает возможность для «до-полнения» социального текста до осмысленного целого через именование автора. «Пустующее» место социального субъекта оказывается заполненным саморепрезентирующей субъективностью социального дискурса как мифо-логического конструкта. Здесь самоосновность социального субъекта проявляется в акте самообусловленной рефлексии и предъявляет его как мыслящего субъекта социальной дискурсивности, выступающего гарантом ее целостности и осмысленности. Социальную «мифо-логию» тогда можно понимать как «слово» (дискурс) о «мифе» (определенном социальном повествовании). Самоположение социальной субъективности в качестве мыслящего и смыслопола-гающего основания социально-философской дискурсивности позволяет сохранить ее рациональность, не прибегая при этом к социально-мифологическим допущениям.