Осетинская русскоязычная литература

Постановка вопроса. Цель и гипотеза. Проблема формулировки. Объект, предмет и материал исследования. Задачи исследования. Методологическая и теоретическая база. Структура исследования. Актуальность исследования. Теоретическая и практическая значимость исследования.

Существование осетинской литературы так же бесспорно, как существование осетинского народасуществование осетинской русскоязычной литературы (ОРЯЛ) требует защиты, — в этом состоит один из современных филологических парадоксов и важнейший вопрос осетинского литературоведения. Попытки его решения приводят зачастую к радикальным взглядам, основывающимся на мнимых этических дилеммах. «Давно пора, -пишет, например, С. Д. Рамонов, — вынести четкое определение: осетинский (или какой-либо другой) писатель потому и называется осетинским, что творит на своем родном языке. Ни в коем случае нельзя уравнивать „русскоязычных“ и исконно-национальных писателей, тем самым обесценивая творчество последних. Любая попытка дать русскоязычному произведению статус национального должна рассматриваться как серьезная угроза злокачественного перерождения национальной литературы» [Рамонов 1996: 98].

Формой доказательства существования ОРЯЛ должно служить, помимо прочего, и комплексное рассмотрение вопросов генезиса и исторического развития ОРЯЛ, включающее частные вопросы, связанные с категорией выражения национального в иноязычном (транслингвальном) литературном тексте.

Обоснование культурно-исторической реальности указанной литературы должно быть минимальной программой подобного исследования, которая может быть реализована прежде всего в рамках рассмотрения генеалогических предпосылок и источников ОРЯЛ. Только по решении этого ряда вопросов становится логичным и правомерным системно-исторический взгляд на предмет исследования.

Общая цель диссертации — осветить генезис русскоязычной осетинской литературы, выявить логику ее эволюции на протяжении всей ее истории и специально охарактеризовать ее развитие на первом этапе, с середины XIX до начала XX века.

Характерно, что литература, о которой идет речь, никогда не подвергалась системно-историческому рассмотрению, — как раз потому, что не было общего мнения ни по поводу ее источников, ни по поводу ее «достоверности» и «аутентичности». В практическом исследовании немыслимо базироваться на скептических оценкахрабочая гипотеза должна носить положительный характер.

Прежде всего, следует исходить из того предположения, что русскоязычная осетинская литература — это объективное явление мировой литературной истории, обладающее своим индивидуальным и неповторимым генетическим кодом, системностью и процессуальностъю.

Мы предполагаем также, что русскоязычная осетинская литература — это органическое явление осетинской культуры и произведение осетинского духа, осетинского мировосприятия. Ибо языковой признак литературы, при всем его безусловном значении, не может однозначно регулировать решение вопроса, и многие исследователи склонны критически относиться к «прямолинейным суждениям» в том роде, что «на каком национальном языке написано произведение, к той национальной культуре оно и относится. (.) Как тут не вспомнить о тех порой излишне затянутых спорах, которые разгораются по вопросу о том, в культуру какого народа вносят вклад писатели-билингвисты: в культуру народов своих или русского народа. (.) Вероятнее будет полагать, что наиболее выдающиеся произведения русскоязычных национальных писателей могут быть достоянием как своих национальных культур, так и русской культуры. В объяснении подобных явлений, на наш взгляд, следует отходить от привычных представлений и искать новые пути толкования нарождающихся фактов культурной жизни народов» [Галазов, Исаев 1987: 2829].

Уже сама по себе современная литература во всем ее языковом, стилистическом и тематическом разнообразии показывает, что совершенное владение языком не гарантирует искусства', подлинная литература произрастает только из этнокультурного корня. И даже если «русскоязычное творчество нельзя рассматривать как необходимое звено в развитии осетинской литературы» [Джусойты 1980: 12] (курсив наш — И.Х.), то ничто не мешает рассмотреть его как возможное звено и компонент осетинской литературной истории и культуры. Мы допускаем, что-то, что казалось возможным и случайным, при специальном рассмотрении может оказаться необходимым и закономерным.

В последние десятилетия социалистического литературоведения, в условиях дефицита специальных исследований в соответствующей области, каждое попутное и механическое прикосновение к вопросу русскоязычия национальных литератур народов России только вносило дополнительную путаницу и заостряло проблему. Совершенно закономерно начинал давать сбои собственно филологический (в первую очередь литературоведческий) научный аппарат. Так, неубедительность в вопросах национального и интернационального в части диалектических отношений формы и содержания литературного текста привела к тому, что проблема иноязычных литератур требует в высшей степени деликатного обращения даже на уровне ее общих формулировок и самой необходимой описательной лексики. Только на рубеже XX и XXI веков вполне сформировался ряд соответствующих условий (геополитических, идеологических, культурных), и вопросы культурного и литературного билингвизма и транслингвизма начинают наполняться содержанием «суверенной» научной проблемы: возникла возможность специального, системного и диахронического взгляда на русскоязычную литературу младописьменных народов России.

Очевидно, что проблема формулировки исследуемого объекта (равно как и скепсис в отношении существования нашей литературы) связана в первую очередь с понятием «русскоязычия», которое всегда мыслилось в рамках альтернативы: русскоязычная литература — или русская литература? Казалось бы, можно предложить «паллиатив» этой дефиниции, обозначив объект как русскоязычную литературу Осетии. Такое определение более гибко, но и менее конкретно. Если литература произрастает исключительно из этнокультурного корня, то и фиксироваться она может только в национальном определении. Топонимическое же определение оставляет неясными контуры предмета: с одной стороны, оно предполагает рассмотрение русскоязычной литературы, созданной в Осетии, но не осетинамис другой — упускает из поля зрения литературу, созданную осетинами за пределами Осетии.

Наиболее адекватным определением объекта представляется именно «русскоязычная осетинская литература». Только такая формулировка уточняет ее специфику: русскоязычная осетинская литература — это результат определенного культурно-исторического синтеза и конфликта, единства и борьбы (!) России и Кавказа, в известном смысле она возникает по поводу отношений Запада и Востока, Европы и Азии (1), и занимает, выражаясь схематически, некое промежуточное положение в контексте более широких (методологически) отношений между собственно русской литературой и собственно осетинской литературой (литературой на осетинском языке).

Поскольку ОРЯЛ берет свое пространственное и временное начало в точке соприкосновения русской и осетинской национальных культур и, таким образом, является феноменом русско-осетинской пограничной культурной зоны, исследование проблемы предполагает постоянное внимание, с одной стороны, к русской литературе, с другой — к осетинской осетиноязычной литературе (ОЛ). Таким образом, большое значение в исследовании подобного рода явлений имеют категории «пограничной культуры» и границы как важнейшего семиотического механизма.

Термин «осетиноязычная» литература правомерен только с формальной точки зрения, и исследователям ОРЯЛ этого не достаточномы не можем позволить себе употреблять его всякий раз, имея в виду осетинскую литературу на осетинском языкес другой стороны, и термин «осетинская» литература в условиях наших задач, при фиксации частных положений, будет, вероятно, требовать уточнения в отношении того, имеются ли здесь в виду обе ветви этой литературы или только одна.

Поэтому в целях прозрачности аналитического аппарата — именно в виду необходимости разграничения всех актуальных понятий — нам приходится-таки использовать и категорию литературы Осетии вообще (ЛО), которая объединяет две указанные (русскоязычную и осетиноязычную) ветви литературной традиции.

Категория ЛО актуальна там, где важно формально-логическое и экономное, оперативное указание осетино-русского билингвизма литературы и культуры Осетииво всех остальных случаях позволительно говорить о билингвизме собственно ОЛ (русскоязычие является в данном случае конкретизацией и уточнением осетинского, причем препозиция уточняющего определения обусловлена исключительно интонационными, а не логическими или этическими, соображениями).

При изучении младописьменных литератур (каковой и является осетинская литература) особое внимание необходимо уделить национальной культуре с точки зрения «метаморфозы» из устной в письменную (вопрос разграничения ОРЯЛ и ОЛ здесь не стоит, поскольку русскоязычные тексты Осетия начинает производить прежде осетиноязычных) и в эпоху утверждения собственной литературной традициидетальному анализу подлежит литературная деятельность первых образованных осетин (мы еще не говорим «писателей», поскольку далеко не все просвещенные осетины указанной эпохи соответствуют этому понятию).

В виду «генеалогических» задач для нас неактуальна конкретизация материала по каким-либо онтологическим, жанровым и стилистическим признакам: нас интересуют все (в первую очередь опубликованные в печати) русскоязычные осетинские тексты, — но при этом, конечно, с точки зрения их значения в формировании и становлении лтофътутрпо-художественной традиции.

Задачи исследования обусловливаются следующими основными, в соответствии с формулировкой проблемы и гипотезы, направлениями работы: необходимостью выявления, во-первых, объективных и субъективных предпосылок возникновения ОРЯЛ, во-вторых, ее источниковв-третьих, логики и динамики ее развития в известном культурно-историческом и социально-политическом контексте, в-четвертых, структурной специфики объекта.

Первое направление обязывает рассмотреть ряд вопросов до-литературной истории Осетии. Это спектр в первую очередь генеалогических вопросов, вопросов «происхождения» ОРЯЛ. Следует выявить исторические, культурные, геополитические и, что самое важное, языковые предпосылки зарождения данной литературы.

Второе направление актуализирует понятие источников ОРЯЛ. В широком смысле источниками ОРЯЛ являются осетинская и русская культурыв более узком — русская литература и осетинское устное «священное предание» (Веселовский). Выявление и разграничение имманентного (внутреннего) и внешнего факторов в развитии всякой литературы представляется крайне желательными оно становится необходимым, когда речь идет об иноязычной младописьменной литературе, историческая траектория которой детерминирована, с одной стороны, внутренними законами культурного саморазвития народа, с другой — доходящим до прессинга влиянием целого комплекса вполне оформившихся идеологических тенденций и эстетических систем. Речь идет о взаимодействии внутренних и внешних этнокультурных архетипов, дающих жизнь новой литературе и задающих ей ее индивидуальную историческую динамику.

Третий аспект, таким образом, актуализирует спектр исторических вопросов, временное измерение бытия объекта, — его историческую динамику на разных, от жанра и метода до языка и стиля, уровнях. Здесь приобретает особую важность оговоренный выше вопрос процессуальности ОРЯЛ, к которой мы относим следующие основные категории: динамизм (способность к развитию, трансформации, новации), инертность (способность к формированию традиции), регулярность (не-спорадизм), степень и качество влияния на общественное сознание и, самое главное, внутренние и внешние литературные связи на разных уровнях.

Положительное решение вопросов этого ряда будет означать подтверждение гипотезы исследования в части историчности рассматриваемой литературы, доказательство ее обладания собственной историей. Ибо история литературы — как большой литературный процессесть категория качественнаяне всякий язык имеет собственный литературный опыт, свою литературуи не всякая литература имеет свой исторический опыт, свою историю.

Коль скоро объект получает развитие, можно говорить и о его структуре. Четвертое направление включает в себя задачи изучения объекта — русскоязычной литературы Осетии — как некоего достаточно «автономного» художественного мира, как единого текста, вполне способного «стоять на своих собственных ногах», как идейно-эстетической системы методов, стилей, изобразительных средств, жанров, конфликтов, сюжетов, тем, характеров, типов и т. д.

Это спектр теоретических (по преимуществу) задач исследования. Они направлены на то, чтобы описать объект в имманентных ему свойствах и общих филологических параметрах. (Данная точка зрения требует поправки на то обстоятельство, что объект представляет собой субстанцию, то есть в отношении своего контекста выступает уже как субъект, приобретает характеристики действительного залога в культурно-историческом процессе.) При этом системные отношения внутри объекта рассматриваются в срезах условной единовременности, — поскольку всякая теория есть попытка фиксации процесса и опыта. Иначе говоря, это «пространственное» измерение объекта анализа.

Рассмотрение относящихся к нему частных вопросов должно, помимо всего, показать, что мы имеем дело не только и не столько с «литературой Осетии», сколько именно с осетинской художественной литературой, с ее особой, русскоязычной «ветвью» [Салагаева 1970: 4], с одной из коренных форм общественного сознания современных этнических осетин. «Двуязычие, -писал В. И. Абаев, — это не нечто навязываемое нам (осетинам — И.Х.) извне, а наша внутренняя, осознанная необходимость, наше естественное состояние, наша судьба» [Абаев 1995: 294]. Русскоязычие не может препятствовать наличию и выражению наг{ионального в тексте произведения и литературы в целомнациональное воздействует на «матричную» форму русского текста подобно тому, как языковой субстрат влияет на различные уровни того или другого языка.

Проблематика исследования требует широкой методологической базыпервостепенное значение имеют здесь труды по исторической поэтике и сравнительно-историческому языкознанию Ф. И. Буслаева, А. Н. Веселовского, А. А. Потебни, О. М. Фрейденберг, Ф. Соссюра, В. Гумбольдтапо сравнительному изучению индоевропейских языков и осетиноведению В. Ф. Миллера, В. И. Абаева, Ж. Дюмезиля и др.- по истории русского литературного языка А. А. Шахматова и В. В. Виноградовапо истории Алании-Осетии В. А. Кузнецова, В. Б. Ковалевской, Б. В. Скитского, М. М. Блиева и др., по истории России и славянства Б. А. Рыбакова и Л. Н. Гумилева, работы Ю. М. Лотмана по семиотике и типологии культуры (теория семиосферы и «семиотических механизмов»), исследования по литературной истории Ю. Н. Тынянова, М. М. Бахтина, Д. С. Лихачеватруды по сравнительному литературоведению В. М. Жирмунского и М. П. Алексеевапо современной теории языковых контактов У. Вайнрайха, Л. В. Щербы, А. Мартине, Э. Кассирера, В. В. Виноградова, Е. М. Верещагина, современные исследования различных аспектов литературного билингвизма и транслингвизма У. М. Бахтикиреевой, А. А. Гируцкого, Ч. Г. Гусейнова, Н. Г. Михайловской, Б. Хасанова, Т. К. Черторижской, К. В. Балеевских, Р. О. Туксаитовой, С. Г. Николаева, этическое учение В. С. Соловьева, в частности, то, что мы называем его теорией «положительной глобализации» и значения войны в мировой историитеория «архетипов» К. Юнга и исследования «пограничных культур» и «пограничного сознания» в современной социологии и геополитике С. Хантингтона, В. Цымбурского, О. В. Журавлева, И. В. Кондакова, В. Е. Багно и др.

Успешное решение поставленных в исследовании задач немыслимо также без строгого учета достижений осетинской гуманитарной наукинеобходимо актуализировать работы первых профессиональных осетинских критиков и литературоведов — Г. Дзасохова, Ц. Гадиева, А. Тибилова, А. Алборова, И. Джанаева (Нигера) и др., исследования по осетинской лингвистике, фольклористике, истории Осетии, этнографии, осетинской культуры, литературы и отдельным вопросам русскоязычной осетинской литературы Л. П. Семенова, М. С. Тотоева, В. Б. Корзуна, Н. Г. Джусойты, 3. М. Салагаевой, С. Б. Сабаева, А. А. Хадарцевой, 3. Н. Суменовой, X. Н. Ардасенова, Б. А. Калоева, Т. А. Гуриева, Ш. Ф. Джикаева, К. Ц. Гутиева, X.-М. Дзуццати, В. Н. Цаллагова, Ю. В. Хоруева, Н. Д. Цховребова, Л. А. Чибирова, С. Ш. Габараева, Т. А. Хамицаевой, Р. Я. Фидаровой, А. X. Галазова, М. И. Исаева, Г. И. Кусова, В. 3. Гассиевой, Т. К. Гальченко, В. А. Блажко, Р. 3. Комаевой, Б. В. Кунавина, Ю. Д. Каражаева, Л. Б. Келехсаевой и других ученых.

Принципиальное значение имеет для нас то обстоятельство, что указанная здесь научно-критическая литература в абсолютно подавляющем большинстве исследований представлена русскоязычными текстамиона — как осетинское литературоведение, осетинская литературная критика и историография — есть ни что иное, как законная и органичная часть ОРЯЛ, результат ее исторического развития в определенном направлении и жанре.

Эта литература, несмотря даже на ее русскоязычие, не решила вопроса ОРЯЛ, хотя, казалось бы, именно его-то она и должна была решать едва ли не и в первую очередь. Весьма нерешительные указания на ОРЯЛ как на органичную часть ОЛ и явление осетинской культуры (2) в определенной мере обусловлены и специфичностью гуманитарного знания вообще, в частности, литературоведческого гносеологического аппаратав связи с этим представляется крайне желательным преодоление целого ряда филологических комплексов, особенно ярко проявляющих себя именно в «периферийной» филологической науке.

Осетинскому литературоведению следует поверить в собственную полномочность в решении вопросов, касающихся осетинского литературного русскоязычия (3), помня при этом, что действенность филологического анализа гарантируется обстоятельствами более тонкими, нежели точность собственно точных дисциплинв основе скептических взглядов на филологический инструментарий «лежит неверное понимание подлинного смысла филологии. Они исходят из ложной предпосылки, будто филология познает суть вещей. Но хорошая филология тем-то как раз и высвечивает подлинные суть и смысл, что не претендует на их познаниеона как раз защищает это существенное ¦ от смешения с филологически познаваемым, составляющим ее непосредственную тему. За всеми передними планами, реалиями, источниками, контекстами, зависимостями, мыслительными схемами, по мере того, как филология их выявляет, все более ясно проступает существенный смысл, субстанция, если, конечно, она есть, и, конечно, только для того, кто способен ее увидеть. Филологическое знание разрушает лишь ложное видение, и там, где оно поработало всего интенсивнее, оно открывает суть, ибо она одна остается в области подлинного незнания» [Ясперс 1994: 22].

Приступая к работе, мы отдавали себе отчет в том, что в известной мере обобщения и «ярлыки» неизбежны в силу жанровой обязательности обобщений, всегда сомнительных в историко-литературном отношении, с точки зрения текучести материала. При исследовании истории ОРЯЛ предполагается компенсировать эту неизбежность специально хронологическим подходом, единственно при котором текст исторического исследования сам становится выражением этой истории. Чтобы исследовать процесс, надо ему сначала следовать, и хронологический порядок — здесь самый предпочтительный принцип, при котором у исследователя нет другого времени для обобщений, кроме пауз самой истории.

Признавая, что «произведение — это звено в цепи речевого общения» [Бахтин 1986: 286], мы и литературный процесс как таковой уподобляем пьесетеоретик и критик только пишут ремарки на ее полях.

Общая структура исследования определяется следующим тезисом. Мы говорим, что, с учетом гетерогенного происхождения ОРЯЛ, отраженного в ее формулировке, взаимодействие имманентных и внешних генеалогических компонентов или источников в реальных условиях XIX века в Осетии дают сначала осетинскую литературу (или литературу Осетии) на русском языке и — несколько позже — осетинскую литературу (литературу Осетии) на осетинском языке.

Рассмотрение вопросов генезиса ОРЯЛ должно быть сопряжено с анализом, во-первых, свойств культурной границы и пограничной культуры, во-вторых, культурных процессов на умозрительной границе русского и осетинского миров, явлений борьбы и синтеза указанных выше внешних и внутренних «архетипов», порождающих первые собственно литературные формы (в рамках осетинского билингвизма), в-третьих, предварительного рассмотрения динамики ОРЯЛ.

Вопросам генезиса предполагается отвести три первые главы работы и часть четвертой, в которой целесообразно рассмотреть образцы ранней, спорадической письменности осетин. Эта глава должна служить переходом от генезиса к истории — первым образцам ОРЯЛ, именно поскольку первые опыты младописьменной кириллической литературы осетин лежат в одном ряду с имевшими в их истории место до-литературными письменными прецедентами с использованием других график.

Далее последуют «исторические» главы, структурно соответствующие решению вопросов исторической периодизации в рамках избранного «хронотопа» (до начала XX в.).

Периодизация литературы возможна в силу более или менее ярко выраженного стадиального характера литературного процесса и всегда организована критерием отграничения одного качественного состояния объекта от другого. Наиболее целесообразным углом зрения на любую литературную историю был бы, вероятно, тот, что соединил бы в себе, или комбинировал «объективно-социологическую» и «имманентную» оптику. Литературу следует видеть «и как чудо, живущее по своим собственным законам, и как явление, взаимодействующее с другими» [Архангельский, Вайнштайн, Новиков 1994: 6]. Это тем более относится к ОРЯЛ в силу ее пограничного (в указанном выше культурном смысле) происхождения (социологический критерий в данном случае синонимичен вектору внешнего влияния и внешней оценки, поскольку до присоединения к России Осетия «не знала» сословного вопроса и классового антагонизма). Мы достаточно ясно видим обе опасности: и опасность «подмены литературной истории историей страны, увиденной через литературу» [Там же], и опасность «спецификаторства формализма» [Там же], которым чреват сугубо имманентно-литературный подход к вопросу периодизации ОРЯЛ.

Сопряжение полярных по своей сути критериев не только не является помехой, но, напротив, гарантирует стереофоническое освещение объекта и иммунитет от вульгаризаторских тенденций. В строгом смысле слова ОРЯЛ следует рассматривать и как осетинскую литературу, и как русскоязычную литературу (как видим, все вопросы в конечном счете регулируются дефиницией исследуемого явления).

Основные закономерности и характеристики литературного процесса в России в значительной мере корректируют литературное движение Осетии и, разумеется, в наибольшей степени — развитие его русскоязычной ветви. Общность языка должна обусловливать особую интенсивность влияния. Следует выявить «алгоритм», или важнейшие принципы соотношения хронологической (исторической) шкалы развития ОРЯЛ с периодизацией русской классической литературы и осетинской литературы, а так же принять в строгий учет динамические параметры осетинского национального билингвизма как естественной социолингвистической базы литературного осетинского билингвизма и исторические формы и степени сбалансированности осетинского и русского языков в индивидуальном творческом сознании.

При таком подходе простой, однолинейной последовательности качественных этапов (со сколько-нибудь четкими границами, отделяющими одну фазу от другой) в истории ОРЯЛ не наблюдается. Мы предполагаем, что задача диахронического взгляда на ОРЯЛ заключается в выявлении ее условных «синхроний», «блоков» (или, по Ю. Н. Тынянову, «эпох-систем»), которые частично накладываются одна на другуюа что касается творчества крупнейших представителей ОРЯЛ XIX века — И. Д. Канукова и К. Л. Хетагурова — то они вообще не могут быть локализованы в соответствии с рамками возможных к выделению этапов, — но сами представляют важнейшие вехи исторической эволюции ОРЯЛ.

Тем не менее, в истории ОРЯЛ налицо свои причинно-следственные отношения, свои экспозиции и завязки, свои периоды развития действия (т.е. количественных накоплений в рамках и формах метода, стиля, жанра), свои кульминационные вехи идейной интенсивности и эстетического качества литературы, наконец, свои развязки и эпилоги. Иначе говоря, динамика литературного движения в Осетии сама по себе имеет структуру сюжета, и здесь налицо своя коллизия и интрига. Помимо прочего, мы надеемся показать, в чем заключается интрига развития ОРЯЛ.

Сегодня ничто не препятствует объективному взгляду на исторический и литературный процесс прошлого. Актуальность исследования заключается, однако, не в том, чтобы примирить здесь различные концепции или выдвинуть новую, — а именно в том, что таковых — еще раз подчеркнем это — в принципе нет: осетинская русскоязычная литература (ОРЯЛ) до сих пор не была объектом специального монографического исследования.

В случае положительного решения поставленных задач исследование расширит и углубит представления о механизмах зарождения младописьменных литератур России и алгоритмах их эволюции, о природе культурного билингвизма и национального литературного транслингвизма («русскоязычия»), о формах и векторах влияния русской культуры и литературы на литературы народов Российской Федерации, — в этом видится теоретическая значимость работы.

Практически результаты исследования могут быть внедрены в учебный процесс гуманитарных вузов Осетии. Специальный курс по генезису и становлению ОРЯЛ решительно дополнил и «уплотнил» бы образовательный процесс в части литературоведческих, лингвистических, журналистских и педагогических дисциплин на факультетах осетинской и русской филологии.

Необходимость методического решения поставленных здесь вопросов вызвана не только собственно филологическими обстоятельствами: наступает качественно новая геополитическая и культурная эпоха, требующая, в виду глобальных процессов, новых знаменателей для давно знакомых величин.

1. Противопоставление Нартовского общественного строя — родовой демократии — «уже оформившимся феодальным порядкам соседей» Абаев 1982: 91. (33) говорит об имманентной, исторически традиционной приверженности осетин и их предков демократическим принципам.

2. Исторически открытый характер осетинского языческого пантеона, который для самих осетин необходимо символизирует их религиозную свободу и выступает императивом великодушия, открытого нрава и толерантности.

3. Путевые (этнографические) очерки «По Востоку» (1897).

4. Рассказы об аборигенах: «Кореец-носильщик и лошадь» (Уличные картинки) (1890), «Ирбо» (1894).

5. Теория «единой локализации и единого источника» (т.е. родства) в советском литературоведении подвергалась критике, но методологически историческая поэтика советского периода оставалась на той же платформе.

6. Дабы как-то поддерживать в носителях языка способность «священного трепета», включаются в работу критика и литературоведение, чем иногда и ставятся крест на всем священном.

7. Известны, как мы увидим ниже, ранние прецеденты грузиноязычной осетинской литературы, а также средневековые памятники докириллической- < осетинской письменности.

8. Семиотика имеет универсальный методологический характер, потому что по-своему апеллирует к атомистической теории мира, иллюстрируя сложнейшие процессы элементарными моделями.

9. Как говорит Лотман, «исконная предначертанность цели снимает вопрос о свободе» Лотман 2001: 348.

10. Исходна, пожалуй, в пределах опытно обозримой историиво всяком случае, миф о разделении языков при вавилонском столпотворении тоже имеет отношение к вопросам глоттогенеза.

11. Имеются в виду «мифы» о романах К. Хетагурова и других писателей, якобы до нас не дошедших.

12. Впредь мы увидим, что осетинская литература характеризуется не только в строгом смысле языковым (осетинский и русский), но и диалектно-литературным билингвизмом.39 «Ирон агдау» «осетинский обычай» (традиция, порядок, путь, метод, стиль).

13. В 30-х годах А. Кубалов в предисловии к своему драматическому либретто «Амазонки на Тереке» (по Геродоту)" скажет: «.Для нас важно, что у осетин, хотьи смутно, сохранилось предание или, вернее, понятие о царстве женском» Кубалов 1978:301.

14. Исключительный в геральдике горских народов факт. Больше того: и волка, и арийские свастики перенесли на свои знамена соседние осетинам народы, которые к началу рассматриваемой эпохи как раз входили в стадию пассионарного толчка.

15. В свое время понятие будет прояснено.

16. Во всяком случае, едва ли не первыми они перевели на свой язык «Манифест коммунистической партии», «Интернационал» и «Марсельезу».

17. Осетия, как мы сказали в 1-й главе, уже на заре своего Просвещения имела Библию на грузинском, осетинском и русском языках, что ярко выразилось уже в первых опытах осетинской письменной литературы.

18. Специально термин будет разъяснен в свое время.

19. Очевидно, что нравственно и психологически народы отличаются друг от друга все же меньше, нежели их языки, в звуковом и письменном, собственно коммуникативном выражении.

20. Афхард «оскорбленный», анамонд — «несчастный» (осет.).

21. Строго говоря, «гора», «осетин», «бурка», «кинжал», «кровник», «абрек» и т. п. для осетинского слуха звучат иначе, нежели для русского, и вызывают оригинальный ряд ассоциаций, тоже ведущих творческое сознание по неразведанным в русской литературе путям.

22. Это общий вектор субстратного развития на умозрительно далекую перспективу, актуальный только теоретически.

23. В этом смысле ОРЯЛ представляет собой билингвистический текст в строгом смысле слова, характеризующийся толерантностью как «категориальным статусом» Туксаитова 2007. Об этом специально в следующем параграфе.

24. Так, на научной конференции РГГУ «Бахтинские чтения: Проблемы научного языка М. М. Бахтина» (2005) А. Гайван выступила с докладом «Проблемы литературного билингвизма в аспекте функциональной асимметрии головного мозга».

25. Даже Сека Гадиев, не говоривший по-русски, был все же рецептивным билингвом. Как, кстати говоря, и последнее (современное) поколение осетинских писателей-транслингвов (мы вернемся к этому вопросу 3-й главе).

26. Молчание это, однако, бывает в высшей степени плодотворным для культуры, ибо настоящее искусство, свободное от национальной идеологии, зачинается тем открытием, «что чужая песня может доставить такое же удовольствие, как своя» Абаев 1995: 33.

27. Впрочем, не всегда анонимным: широко известны, например, образы Курм Бибо (Слепой Бибо) А. Кубалова, Кубыды К. Хетагурова и Кудайнат Г. Цаголова.

28. Не случайно этот момент синхронизируется с изданием в Московской синодальной типографии первой книги на осетинском языке («Катехизис» 1798 г.).

29. К борьбе не в последнюю очередь: активное участие осетин в русских революциях было бы немыслимо вне письменного образования и литературного развития: «все великие революции предполагают литературу» Там же: 157.

30. Имеются в виду концепции Ц. С. Гадиева, А. X. Бязырова, М. С. Тотоева, X. Н. Ардасенова, Ш. Ф. Джикаева, Н. Г. Джусойты, 3. М. Салагаевой.

31. Дата публикации «Осетинской лиры» («Ирон фандыр») Коста Хетагурова как начала осетинской национальной литературы.

32. Русский язык был усвоен первыми осетинскими писателями в юношестве, на базе полностью сформированной родной речи.

33. Собственно осетинская литература не имеет отношения к генезису ОРЯЛ, поскольку, как уже сказано выше, ОЛ возникает после ОРЯЛ. Не ОЛ для ОРЯЛ, но ОРЯЛ для ОЛ выступает одним из условий генезиса (об этом специально в 7 главе).

34. Во всяком случае, писатели этой волны знакомятся с русским языком в более раннем возрасте, при более развитой системе образования и в более благоприятствующих тому социальных условиях.

35. Не случайно «стилистическая интерференция не характерна для первой изоглоссы русской речи адыгейцев (горцев вообще И. X.). Она обнаруживается во второй и третьей изоглоссе, то есть на более высоких ступенях овладения русской речью.» Багироков 2004.

36. Аналогично тому, что «лингвистическая сущность понятия «русский язык как средство межнационального общения» рассматривается и обосновывается в одной цепи понятий «русский язык русский литературный язык — русская речь нерусских — родной язык» Там же.

37. Аналогичные процессы наблюдаются и у других горских народов.

38. Значительная часть современной печатной продукции дает наглядное представление о такого рода «литературе».

39. Сословный вопрос в Осетии особая тема, которая интенсивно дискутировалась в ОРЯЛк ней мы обратимся неоднократно.

40. Лучше сказать, выбора как такового у первых осетинских писателей не было, что позволяет характеризовать исходный транслингвизм как своего рода стихийный транслингвизм. Заслуга Коста состоит и в том, что он дал своим соплеменникам возможность выбора.

41. Это не относится к Туганову и Цаголову: они тоже писатели в строгом смысле слова, но они больше принадлежат XX веку, нежели XIX, и не только хронологически, но и по содержанию творчества.

42. Заметим, что к началу X века относится и образование Аланской архиепископской кафедры.

43. Соответственно, к 1366 году относится последнее упоминание в источниках об Аланской епархии.

44. В" 1809 году Финляндия была присоединена к России: на северном «фронте» Просвещения проходили аналогичные процессы.

45. Ибо «очевидно, что народы, знакомые с письменностью, всегда миролюбивее тех, которые не имели возможности образовать для себя письменность» П.И. 1982: 42.

46. Аксо Колиев известен как автор нескольких религиозных стихотворений, которые стали первыми литературными произведениями на осетинском языке. Для нашей проблематики они неактуальны.

47. Тем самым мы, хоть и отступаем от хронологии, остаемся в рамках логической последовательности: этнография — и по задачам, и по существу прежде художественной литературы.

48. Дальше по тексту будут Ганимед, Рембрандт, Плиний, Потоцкий и все так или иначе по поводу осетинской темы.

49. Генерал-майор русской службы, в 60-х годах XIX века (с завершением Кавказской войны) он возглавил исход 5 тысяч осетин-магометан и порядка 20 тысяч чеченцев в единоверную Турцию.

50. Это отчасти касается и других осетинских писателей-этнографов первой волны: И. Тхостова, А. Гассиева, Ф. Натиева и др.

51. В дальнейшем И. Тхостов будет тесно сотрудничать с В. Ф. Миллером.

52. Д. Чонкадзе известный грузинский писатель, автор исторической повести «Сурамская крепость».

53. Следует подчеркнуть, что Южная Осетия таюке изначально включалась в русскоязычную литературную работу.

54. Известно, что Гассиеву принадлежит ряд статей по проблемам языкознания, которые до сих пор не опубликованы См. Кусаев, Елоева 1994: 39.

55. При этом полагаем, что они были написаны (во всяком случае, оформлены и отредактированы) между 1865 и 1877 (начало русско-турецкой войны на Балканах) годами.

56. Имеется в виду «Прокламация Чеченскому народу» (1860), в которой были оговорены права и обязанности горцев.

57. Показательно, в самом деле, что даже Кундухов, приложивший немало сил к искоренению этого обычая в народе, сам не сумел или не захотел воздержаться от убийства Бехо.

58. На это, в частности, указывают уже его «насекомые» псевдонимы. Отметим, что и «М. Иронов» не только «Миронов». «Ирон» — самоназвание осетин, что вызывает ассоциацию с иронией (русская «калька» Осетии), которую и обыгрывает Кануков-публицист и сатирик.

59. В известной мере Кануков остается этнографом и на Дальнем Востоке: в его сочинениях довольно широко представлен быт местных «инородцев» китайцев, корейцев и японцев.

60. Намеченной в «Двух смертях» каторжанской теме суждено было, таким образом, развиться в самостоятельный «трактат».158 «Кто поверил в систему, тот изгнал из своего сердца любовь» Ваккенродер 1990: 53.

61. В другой раз в очерке «Мотивы осени».

62. Все остальные носят общий и отвлеченный характер.

63. Любой критический реализм имеет своей основой романтическое мировоззрение, ибо и критика, возникает из сознания ущербности объективного мираостальные критерии служат не типологической, а другой, более частной классификации.

64. Под этим названием были опубликованы IV и V очерки из цикла. «Эхо журналов». Некоторые мысли, относящиеся к проблеме «войны и мира», содержатся в других очерках указанного цикла. В дальнейшем мы не будем конкретизировать ссылку.

65. Эта тема в общем рассмотрена в предыдущем параграфездесь мы позволим себе ее опустить.

66. Помимо «Галабу» следует иметь в виду и другие издания Г. Баева -«Осетинские пословицы» (1900), сборник народных преданий и стихотворений «Фарн» (1901), «Осетинские сказки» (Вл., 1901) в изложении Цоцко Амбалова и других собирателей фольклора.

67. Если «Алгузиани» Ялгузидзе мы ассоциировали со «Словом о полку Игореве», то правомерно, отвлекаясь от частностей, соотнести «Афхардты Хасана» с «Песней про купца Калашникова».

68. Мы, как и прежде, не настаиваем на подобных аналогияхони только одно из средств идентификации литературного явления.

69. Тут необходимо сказать, что первые пьесы на осетинском языке (М. Тхостова, М. Гарданова и Г. Сиукаева), которые ставились любительскими труппами, появились в 90-х годах См.: Хадарцева 1983: 42. Бритаев же в этом контексте осетинский Островский.

70. Так назовет свой сборник стихов 1907 года Георгий Цаголов.

71. Название сборника Сека Гадиева.

72. Название издания Г. Баева.

73. Коста Хетагуров учился в Петербургской академии художествон был и первым профессиональным (и народным) художником Осетии.

74. Курм Бибо (Дзугутов из с. Батакоюрт), которого Кубалов лично слышал и видел, был действительно слеп.

75. Впервые в осетинской литературев ОРЯЛ мы уже наблюдали это у И. Канукова.

76. М. Горький в этой связи предлагал для исторического рассмотрения литературы нечто весьма сходное с периодической таблицей химических элементов Д. Менделеева.

77. Соотношение условно и основано на том, что мы ассоциировали «Поэму об Алгузе» со «Словом о полку Игореве», а Коста с Пушкиным. Арина Родионовна, — первая демократическая «мать» и «муза» в русской поэзии.

78. У Коста, по замечанию А. А. Хадарцевой, «подчас трудно разграничить интимную лирику и гражданскую» Хадарцева 1955: 25.

79. Стихотворение арестовано только потому, что вместо пушкинского богатыря у Коста — повешенный ингуш.

80. Эту жанровую традицию продолжит в начале XX века Асламурза Кайтмазов.

81. Газеты «Ирон газет» («Осетинская газета») и «Ног цард» («Новая жизнь»), общественно-литературные журналы «Зонд» («Разум»), «Афсир» («Колос») и «Хуры тын» («Луч солнца»).

82. Поэтому при специальном рассмотрении творчества Хетагурова вопросы его литературно-критических позиций будут опущены.

83. Выше мы уже цитировали Саукудза в связи историей письменных прецедентов в Осетии.

84. Трудно сказать, что имеет в виду автор.

85. Реабилитация последовала только в период перестройкитогда прах Г. Баева был перевезен из Германии, где он скончался в 1939 году, и был захоронен во Владикавказе на кладбище Осетинской церкви, рядом с могилой Коста Хетагурова.

86. Б. А. Калоев называет эту брошюру «превосходным трудом», «не имевшим (для своего времени И. X.) себе равных по актуальности темы и глубине содержания» Калоев 2004: 83.

87. Псевдоним А. Г. Ардасенова.

88. Имеется в виду М. Ю. Лермонтов. Как видим, в этой части критики русского просвещения Кануков остается верен своим самым ранним впечатлениям и оценкам.

89. Что и послужило причиной двух высылок Коста за пределы Терской области.

90. Достаточно вспомнить образ толпы у русских поэтов XIX века.

91. Не подсказано ли данное «определение» А. Фетом («Шепот, робкое дыханье, // Трели соловья.»)?

92. Тоже весьма условная форма, которой бы не воспользовался русский поэтона употребляется у Коста неоднократно в разных произведениях.

93. Это самая общая, предварительная и гипотетическая оценкавсе необходимые оговорки содержатся в специальном анализе произведений.

94. Село (аул) и город, картины естественной и социальной природы в младописьменной горской эстетике более, чем в какой-либо другой, соотносятся как до-просветительское прошлое и современность, модерн.

95. В отношении «Чердака» будут в свое время введены необходимые коррективы.

96. Вероятно, и оценка поэмы И. Ялгузидзе не могла бы быть слишком высокой, коль скоро среди просветителей священного сана Коста выделяет только А. Колиева.

97. Эстетика «Фатимы» и «Перед судом» относится полемически к художественности «Хасаны».

98. Ценность хетагуровского «свидетельства» повышается известной двойственностью его положения: воссоздавая родную среду, он имеет, благодаря оптике чужого языка, и возможность отстранения.

99. Русские разночинцы с социологической точки зрения формально соотносимы с осетинскими кавдасардами.

100. Ибо и в рамках поэмы так же, как в лирике, социология Костанекрасовская, а антропология лермонтовская.

101. Вспомним Владимира (героя «Чердака»), которому бог был дан не в результате анализа и рефлексии, но в озарении, откровении.

102. Не беда, что он тем самым выводится за рамки собственно филологического анализа: он остается в русле проблем истории ОРЯЛ.

103. Пять, если иметь в виду не сохранившийся периода учебы в Ставропольской гимназии рассказ «Зима». См. Салагаева 1970: 7.

104. Коста, как мы уже видели, много писал для детей и на родном языке, и часто обращался к детям в русскоязычной лирике.

105. Один из параметров, обязавших нас начать рассмотрение прозы Коста именно с этого рассказа.

106. При этом вовсе не обязательно, что эти рассказы в каком-либо смысле служили Коста образцом: «Ванька» опубликован в 1886 году, а «Степь» в 1888. Над своим рассказом Коста мог работать раньше.

107. Ведь и у Канукова был, как мы помним, свой «отрывок из повести».

108. Что касается «остроты сюжета» то она не является обязательным критерием романа, если, конечно, заранее не ассоциировать «Предложение» с некоторыми тематическими аналогами — увидим ниже.

109. В конце рассмотрения мы специально обратимся к этому вопросу.

110. Даже в брюзжании старого Зураба «Детей никогда не надо спрашивать, они должны следовать за старшими» — есть определенная, с долей юмора, апелляция к детскому разумению.

111. Название аула буквально переводится как «каменистая пашня».

112. Цинизм' «Чердака» сгубил этот опыт на корню, именно потому, что Коста был слишком молод и не готов прикоснуться к болезням нового века.

113. A.A. Хадарцева считала, что в «Чердаке» мы имеем дело с «незавершенным творческим процессом при сюжетной завершенности» Там же: С. 54.

114. Как известно, в некоторых набросках поэмы «Чердак», не вошедших в основной текст, главный герой фигурирует под именем Борисэтот Борис может быть переходным звеном между концепциями «Чердака» и «Позднего рассвета».

115. A.A. Хадарцева также замечает, что Наташа."чем-то напоминает Ольгу из «Позднего рассвета» Там же: 53.

116. Не зря Ш. Ф. Джикаев делает специальное примечание: «По отрывкамнеизвестно, какую картину увидели персонажи» Там же: 516.

117. Хотя и смущает здесь местоимение «этой».

118. Образ художника вообще часто встречается у Хетагурова.

119. Точнее сказать, она обрывается на следующей за тем строке «Явл. IV», -из чего ясно, что 3-е явление исчерпано.

120. В «Дуне» фигурирует только один не-русский персонаж, и тот татарин.235 «Образ Дуни не был типичным для той социальной и национальной среды, в которой пребывала горянка того времени» Хадарцева 1983: 63.

121. Но и другое: «фантазия» музыкальная пьеса свободной формы, в том числе на темы из оперных балетов, на мелодии народных песен и т. п.- часто виртуозного характера.

122. В. Д. Дзидзоев не без оснований относит работы этого рода к «разряду классических образцов политологической мысли» Дзидзоев 2000: 59.

123. Выше (гл. 4), мы отмечали, что именно эти полярные оценки и послужили во многом провоцирующим фактором ОРЯЛ.

124. Опять-таки, аналогично И. Канукову («Заметки горца», «Горцы-переселенцы»).

125. Имеется в виду исследование В.Н.Л. (псевдоним А. Ардасенова) «Переходное состояние горцев Северного Кавказа» (1896), о которой мы говорили в связи с критическим отзывом на эту работу И. Канукова (гл. 5).

126. Таким образом, Коста четко разграничивает подлинное просветительство и «тлетворное влияние» Там же: 134.

127. Имеется в виду статья «Избави бог и нас от этаких судей.», которая рассмотрена в гл. 7, в связи с первыми литературными дискуссиями в ОРЯЛ.

128. Характеристика реальных осетинских типов соответствует образу Джамбулата из поэмы «Фатима».

129. Коста обращается к статьям Г. Баева «Осетинская письменность» («Казбек», 1896) и «Отрадное движение (Тяга осетин к образованию)» («Терские ведомости», 1896).

130. Полемика Коста с Г. Цаголовым по поводу его статьи «Культурное движение среди осетин» («Северный Кавказ», 1900) рассмотрена выше в связи с первыми общественно-литературными дискуссиями в осетинской печати (гл. 7).

131. Впервые очерк был опубликован (в неполном варианте) в газете Северный Кавказ в 1894 году.

132. Вспомним, что в периодизации осетинской литературы Н. Г. Джусойты 1902 год также признается концом 2-го периода именно в связи с завершением общественно-политической и литературной деятельности Коста Хетагурова.

133. Вероятно, это следует относить и к преданию о Хетаге, родоначальнике Хетагуровых, который, по преданию, был кабардинский княжич и пришел «из-за Кубани».

134. Поэтической интерпретацией материала этого параграфа является стихотворение «На кладбище» («Осетинская лира»).

135. В статье «Неурядицы Северного Кавказа» мы указывали аналогичное положение.

136. Формула, взятая Набоковым для обозначения социального критицизма Набоков 1996: 56.

137. Важно заметить факт тугановского билингвизма.

138. В своем анализе мы, тем не менее, считаем логичным придерживаться порядка, в котором расположил свои рассказы автор в сборнике «Батоноко Тембот».

139. Может быть, не столько сюжетная, сколько психологическая-, героев Андреева и Туганова поглотила одна и та же «черная бездна».

140. Первоначальный вариант текста под заголовком «Украл» впервые опубликован в газете «Казбек» (1896, №№ 24, 25).

141. Гуйман осетинский образчик Раскольникова: он тоже не смог преступить содеянное.

142. Рассказ опубликован впервые в газете «Казбек» от 16 июня 1896 г.

143. Тем самым, кстати, которым в рассказе И. Канукова «Две смерти» руководствовался Бечир, когда убивал Данела (см. пар. 5.2.).

144. Первый вариант рассказа под заглавием «Он глядел на вершину Казбека.» был опубликован в газете «Казбек» от 9 февраля 1897 года.

145. Действие в рассказе «Ханифа» длится вечер и ночь, в «Конокраде» ночь и утро, «По адату» — полдня.

146. Впрочем, и Фацбай возвращается: если не к самому себе, то, как мы сказали выше, в лоно традиции «особа».

147. Кстати говоря, в первых редакциях сюжета «Пастуха Баде» (известного под названием «он глядел на вершину «Казбека») герой назывался Гуйманом, а Гуйман «Конокрада» носил имя Беппа («Украл»).

148. Вспомним, что молодой Туганов сам некогда находился в аналогичном положении.

149. Второе, вслед за хетагуровским, упоминание буров в ОРЯЛ.

150. Известно, что Туганов специально изучал «Капитал».

151. Финал драмы не вполне ясен именно в смысле решения* Елены Далматовой, но в этой неразрешенности есть тонкое драматическое обаяние.279 «Дуня» Хетагурова аналогична «Параллелям» по всем основным параметрам, кроме жанрового.

152. Туганов был «казначеем» боевой революционной дружины, вместе с Ч. Баевым и Е. Бритаевым вел революционную агитацию среди солдат Осетинского дивизиона и рабочих Владикавказа.

153. Хотя в этой войне погибло немало осетин (в том числе и Б. Гурджибеков, писавший на осетинском языке).

154. Что, между прочим, позволяет сближать идею пьесы с «Антимилитаризмом» И. Канукова и его антивоенными стихотворениями.

155. Вспоминаются «Жизнь человека» (1906), «Черные маски» (1908) и «Анатэма» (1909).

156. Вспомним первое произведение писателя, относящееся к 80-м годам и рассмотренное в главе 5-й «Эпизод из времени бунта в Осетии 1806 года».

157. Дата написания не установлена, что впредь и будет означать отсутствие ее специального указания.

158. С предметно-изобразительной точки зрения такая же «готика», как «Ханифа» Туганова {башни, бойницы, склепы, совы, факелы и пр.).

159. Мы еще обратимся к нему в своем месте.

160. Насколько важен этот вопрос для Цаголова, мы увидим, когда обратимся к его прозе.

161. Речь идет о буржуазности вкуса и нрава в чистом виде, о вульгарном и пошлом.

162. Туганов над конокрадом посмеялся, Цаголов его оплакал: различия жанровые, в углах зрения, но не более.

163. Помимо специально рассмотренных здесь в этой связи произведений следует иметь в виду этюд «Бецал. Картинка из осетинской жизни» («Казбек», 1903, № 1617).

164. Дуню у Хетагурова только однажды «потянуло» к Неведа она и не была в строгом смысле осетинской героиней.

165. Известный народный мотив, один из архетипов национального (см. пар.21.).

166. То же мы видим и в «Цах-адага» и в целом ряде других произведений, выходящих за рамки данного исследования, наиболее ярким из которых представляется «Аг{амаз», где звучит песня дионисийски торжествующей весны.

167. Это тип цаголовского «паука» (восходящего к образу Темболата: из одноименного стихотворения). У Цаголова «пауки», у Хетагурова, как помним -«каннибалы».

168. Данный топоним не однажды возникает в текстах Цаголова (опосредованно сказалось тут,, вероятно, обстоятельство ссылки на остров отца' писателя).

169. Это уже третий образ «аульного писаря» (русского по происхождению) в произведениях Цаголова.

170. Имеется в виду рассказ «Абрек» («Тифлисский листок», 1905, № 165), в данном рассмотрении опущенный: он не дает концептуального материала, выходящего за рамки того, что уже сказано о цаголовском абречестве.

171. Налицо у Цаголова и горский аналог этого образа старик-осетин Гуго (тоже с трубкой), излагающий" предание о непонятом людьми пророке («Святая пещера», «Казбек», 1903, № 1654).

172. Фабула напоминает рассказ И. Канукова «Кореец-носильщик и-лошадь», где герой умер, объевшись огурцов (см. пар. 6.3.).

173. В то же время, если бы Цаголов заявил, что потерял рукопись романа, это не вызвало бы у нас сомнений, как соответствующее заявление Коста: жанр вызревал уже объективно.

174. Мы наблюдаем явление, отмеченное в свое время О. М. Фрейденберг: «История роста композиционной динамики есть история роста классового сознания и расширения поля его видения» Фрейденберг 1997: 270.

175. Хугаев И. С. Генезис и развитие русскоязычной осетинской литературы. Владикавказ: Ир, 2008. — 559 с. Научные статьи в изданиях, рекомендованных ВАК для публикации основных положенийдокторских диссертаций:

176. Хугаев И. С. От «сказительства» к «писательству»: динамика и комплексы младописьменной культуры // Обсерватория культуры, 2008, № 6. -С. 102−109.

177. Хугаев И. С. Общие методологические подходы к изучению русскоязычной осетинской литературы // Вестник РУДН (серия «Журналистика и литературоведение»). 2008. № 4. С. 12−20.

178. Хугаев И. С. О природе осетинской литературы с точки зрения теории билингвизма и транслингвизма // Вестник РУДН (серия «Лингвистика»). 2009. № 1.-С. 58−68.

179. Хугаев И. С. Казус Коста (интимный дискурс русскоязычной лирики Коста Хетагурова) // Вестник РУДН (серия «Журналистика и литературоведение»). 2009. № 3. — С. 19−20.

180. Хугаев И. С. Культурологическое значение младописьменной транслингвальной литературы (на примере осетинской русскоязычной литературы): актуализация и упразднение границы // Вестник МГОУ (серия «Русская филология»). 2009. № 2. С. 177−189.

181. Хугаев И. С. Имманентные и внешние этнокультурные архетипы как факторы генезиса русскоязычной осетинской литературы // Научная мысль Кавказа. 2009. № 3. С. 121−128.

182. Хугаев И. С. К проблеме этнокультурной идентичности транслингвального текста (этнический субстрат литературного осетинского русскоязычия) // Вестник МГОУ (серия «Русская филология»). 2010. № 1. С. 168−178.

183. Хугаев И. С. Образ Кавказа и Осетии в русской этнографии и беллетристике XIX века как фактор генезиса русскоязычной осетинской литературы // Обсерватория культуры. 2010. № 2. С. 110−115.

184. Хугаев И. С. Фатум Фатимы (о конфликтной основе поэмы Коста Хетагурова «Фатима» в аспекте идеологии горского Просвещения) // Известия ВГПУ (серия «Филологические науки»). 2010. № 2 (46). С. 166−171.

185. Хугаев И. С. «Предложение» и продолжение: миф об утерянном романе Коста Хетагурова // Вестник СОГУ. 2010. № 1. С. 208−213.Статьи в других изданиях:

186. Хугаев И. С. Возвращение Гайто. (О творчестве Гайто Газданова) // Дарьял. 1992. № 1.-С. 177−190.

187. Хугаев И. С. Осанна грядущему: жизнь и творчество Хаджи-Мурата Мугуева // Дарьял. 1994. № 3. С. 122−140.

188. Хугаев И. С. Человек и война в историческом романе Х.-М. Мугуева «Буйный Терек» // Ираф. 1995. № 4. С. 170−180.

189. Хугаев И. С. Мюридизм и декабризм Х.-М. Мугуева // Мах дуг. 1995. № 9.-С. 133−138.

190. Хугаев И. С. Дальше на Восток: к проблемам поэтики и стиля Дзахо Гатуева // Дарьял. 1997. № 4. С. 112−129.

191. Хугаев И. С. Некоторые вопросы поэтики Дзахо Гатуева // Ираф. 1997. № 3. С. 153−159.

192. Хугаев И. С. Неизвестный Мугуев, или «Свет погасшей звезды» // Дарьял. 1999. № 2. С. 176−185.

193. Хугаев И. С. Репортаж с Голгофы (заметки на полях очерка И. Д. Канукова «Казнь») // Дарьял. 2010. № 1. С. 198−219.

194. Хугаев И. С. Преступление и покаяние (сюжетная коллизия новеллы Б .И. Туганова «Ханифа») // Ираф. 2010. № 1. С. 262−269.